Я же лично для себя усвоил, что сражаться – это единственный доступный выход, когда против тебя весь мир. Кстати, мои волосы передают пламенный привет всем мамочкам, которые состоят в родительских комитетах и думают, что с их ребенком все отлично. Теперь же мне приходится беспомощно смотреть на бедную Поли, не в силах ничего предпринять. Кто я здесь? Всего лишь тень в ее сознании.

Она бы сама никогда не могла сказать, когда ее убивают изнутри. Ни директору, ни родителям, ни полиции. Ее детский мир представлял собой глубокое темное дно, где водятся страшные твари, скрытые от чужих людских глаз. Вот, например, один из них:

– Эй, кудрявая, – мальчик по имени Джек подал голос. – Ну-ка быстро скажи всем, что между нами нет ничего общего.

Поли растерянно переглянулась в поиске поддержки, но встретила только враждебные взгляды. Учитель французского, насколько я мог судить из воспоминаний детей, опаздывал на занятие.

– Кудрявая! – свистнул Джек. – Ты там оглохла?

– Иди сюда, тебя никто не обидит, – добавила девочка с редкими рыжими волосами, завидно поглядывая на локоны Поли. – Если не подойдешь, мы расскажем миссис Джардин, что это ты опрокинула ее любимую орхидею.

– Нет, – Поли отвела взгляд. – Я не хочу.

– Тогда пинай на себя.

Улыбнувшись мерзкой улыбкой, Джек медленно подплыл к подоконнику, взял в руки большой горшок, размером с собственную голову, и бросил с жутким грохотом вниз. Земля рассыпалась темным бисером по полу вплоть до входной двери, закатилась под парты, забилась в углы.

– О нет, что же ты натворила? – продолжая улыбаться, Джек обратился к Поли. – Миссис Джардин будет в ярости, когда узнает, что произошло.

– Да, ты подставила нас! – крикнул кто-то на заднем ряду. – Вместе со своим любовничком Джеки.

– Да! Джек, почему ты не следишь за своей любовью? Она испачкала дорогой линолеум, который твоя мама выбирала целых шесть месяцев.

– Тебе придется за ней убрать! Или миссис Джардин нас всех порешает.

Поли выдохнула, когда внимание переключилось на Джека. Цепная реакция с минуты на минуту могла привести к взрыву. Детям абсолютно неважно, кто станет их следующей жертвой, они не видят границ. Сегодня вы вместе гуляете и смеетесь, рассказыая забавные истории, а завтра лучший друг позорит вас на глазах у всех. Я сейчас имею в виду не всех детей. Подружиться с адекватным ровесником и, что гораздо важнее, сохранить эту дружбу, победа в лотереи.

Хватит с меня жестоких сцен. Я щелкнул пальцем, чтобы, как на лифте, переместится на следующий этаж жизненного пути Поли.

Воспоминание 7

Гэрри меня озадачил. Это был очень сдержанный светловолосый мужчина с крупными чертами лица, полная противоположность его жены: темноволосой алармистке, демонстрирующая всем своим ядовитым видом, что в воспоминаниях Поли она – главный антагонист. Только представьте, если бы вы узнали, что с самого рождения были нежеланным ребенком? Что может быть хуже? Только если мать говорит тебе это прямо в лицо. Несмотря на свою сдержанность, Гэрри был просто овощем, который лежит на диване. Типичный такой среднестатистический мужчина, который обзавёлся семейством и стабильной работой.

– Ты вновь прогуляла школу, – голос Сью звучал сдержанно, холодно, беспощадно. – В качестве наказания будешь стирать старое тряпье белизной. Голыми руками.

Тонкий указательный палец Сью (внешне напоминающий старую деревянную указку) упал в сторону огромного таза с грязным бельем.

– Я не прогуливала, – попыталась оправдаться Поли. – Всего лишь опоздала на несколько минут.

– Она опоздала! – язвительно повторила Сью и обвела взглядом Гэрри, читающего газету на диване, уверенная, что он разделит ее презрение. – Может тебе следует перед сном на голову привязывать будильник?

– Нет, – прошептала Поли. – Путь долгий, а школьный автобус не останавливается у нашего…

– Тебе что, пятьдесят лет, что ты не можешь вовремя добежать до школы? – грубо перебила ее Сью. – Миссис Джардин говорит, что ты напрочь отказываешься понимать математику.

– Зато французский у меня хорошо идет, – стеснительно проговорила Поли, опустив голову, готовясь поглотить следующий удар Сью.

– Гэрри, ты слышал? Говорит, что знает французский. Значит, будет тебе помогать на работе.

Гэрри лениво посмотрел в сторону жены, поправил подушку под головой, и выдал короткое:

– Превосходно.

Сью наклонилась к маленькой Поли и прошептала ей на ухо:

– А математика у тебя не идёт, потому что врач тебе в детстве поставил диагноз «энцефалопатия», это заболевание мозга. Гэрри подтвердит, можешь уточнить. Так что не обольщайся насчет французского, со временем ты сойдешь с ума.

Поли тяжело сглотнула, в глазах у нее стояли непролитые слёзы.

– А теперь иди в уборную и принеси на стирку оставшиеся вещи твоего брата.

Я попытался проникнуть в сознание Сью, чтобы понять причину такого отвратного отношения к родной дочери, но ничего толкового не узнал. Только навязчивые мысли о том, что Поли чужая и что она представляет опасность для семейства Мейденов.

Поли – противная заноза, от которой невозможно избавиться.

Поли – это раковая опухоль, живая смерть.

Мне стало не по себе после пребывания в голове Сью. Неужели в жизни Поли не было ни одного светового пятна? О чем только думал этот Юрген Лаос, когда выбирал ей это ужасное семейство? Вот что, в мире мертвых абсолютно все чокнутые.

Поли совсем маленькая, милая девочка, чистая душа, не знающая куда приткнуться. А Сью – это раздутая бочка, с трудом перекатывающаяся из угла в угол, готовая переехать любого на своем пути. Как же она растолстела за одиннадцать лет. Взять бы ее и растрясти как следует.

Спустя минуту Поли вернулась, держа в руках тазик с грязным бельем Бланки, пахнущем настолько отвратительно, что он мог вполне зайти за портал в мир мертвых. Вдохнул чудодейственный аромат – и исчез.

Тут Гэрри внезапно подал голос:

– Поли, оставь это дурацкое белье и подойди ко мне.

Она послушно подалась вперед, присела на корточки рядом с диваном.

– Мама с ума сошла, да? – спросил Гэрри.

Поли молча кивнула.

– Раньше она была гораздо мягче, женственнее. Что-то с ней произошло после родов. Мы ходили целый год к психотерапевту, ее каждую неделю штормило паническими атаками. Расстройство в итоге удалось приглушить, но все же иногда случаются заскоки. Я это рассказываю, чтобы ты понимала: мама любит тебя, просто иногда ведет себя неадекватно.

– Разве любит?

– Конечно.

Поли замялась.

– А мы не можем… – начала она и тут же замолчала, как бы осознавая бестактность будущих слов.

– Чего не можем? – сочувственно спросил Гэрри.

– Уехать от мамы, – выдохнула Поли.

Гэрри слегка усмехнулся, удивляясь наивности дочки.

– Нет, зайчик, не можем. Мы ведь полноценная семья, помнишь? Сью любит тебя, но иногда в ней просыпаются демоны и она ведет себя…немного странно. Мы через это пройдем, вылечим твою маму.

– Может и меня надо вылечить? Сью сказала, что у меня проблемы с головой, – продолжила Поли. – Энци…энци…

– Ах, энцефалопатия, – догадался Гэрри. – Такой диагноз ставят всем детям, чтобы родители лучше следили за своими детьми.

– То есть я здорова?

– Ты в полном порядке, зайчик мой, – улыбнулся Гэрри. – Расскажи-ка лучше, что у тебя с учебой? Все еще не понимаешь математику? Мы ведь в прошлом году занимались, помнишь?

– Да, я помню. Просто не идет…я стараюсь, но ничего не выходит. Миссис Джардин говорит, что у меня лучше развито правое полушарие, которое отвечает за интуицию. А еще я неплохо рисую. Она это тоже отмечает.

– Да, я видел твои рисунки, – согласился Гэрри. – Может тебе и нужно знать в совершенстве математику? У каждого человека свое предназначение.

– Наверное, – Поли застенчиво подняла уголки губ. – Постараюсь не разочаровать вас с мамой.

– Умница. Но школу ты все-таки должна закончить, поняла? – серьезным тоном добавил Гэрри. – Посмотрим, может быть получится отправить тебя в художественную школу.

– Спасибо, папа!

Беру свои слова назад. Гэрри был не так уж плох по сравнению с его больной женой. Вот уж кого надо было отправить в дом слёз, так это Сью Мейден. Но, с другой стороны, кто я такой, чтобы судить незнакомых людей? Мне просто жаль маленькую Поли. Пока что она не замечает моего присутствия, но когда-нибудь ее способности проявятся. Если она нападет на меня, то я отправлюсь бродить по миру Юргена Лаоса в поисках маны, чтобы вернуться в дом слёз и сказать Поли большое спасибо. Винсент меня предупреждал, что пить чужие слезы опасно. Но я обязан выяснить, что произошло с бедной Поли, когда она вернула себе память и встретила Виктора Бормана.

Воспоминание 8

В две тысячи втором году Поли исполнилось пятнадцать лет. Несмотря на трудное финансовое положение семьи, она каждый понедельник, среду и пятницу посещала художественную школу. При этом успевала подрабатывать с восьми до десяти часов вечера уборщицей в небольшом продуктовом магазинчике напротив дома. Сью продолжала расти в размерах, пялясь в экран телевизора, где круглые сутки транслировали первый сезон «Клиники». Гэрри читал газеты, изредка заглядывая в новые выпуски журнала «Ридерз дайджест». Бланки играл в солдатиков (хотя, на секундочку, он был старше Поли на три года), отрывая конечности южноафриканским захватчикам, вознося американский флаг над сухим материком.

– Получайте! Получайте! Получайте, черные! – визгливо кричал он.

У этого юного и мерзкого расиста была отдельная комната на первом этаже, оборудованная старым телевизором и игровой приставкой «SEGA», что было непозволительной роскошью для малобюджетной семьи в то время. Поли же достался чердак, скромно обустроенный и мрачный, способный похвастаться лишь одинокой лампочкой на ветхой деревянной крыши и старым столом из ДСП, расположившимся в самом центре (в любом другом месте свет бы просто не смог дотянуться до стола).

– Ты чужая, – говорил Бланки. – У тебя темные волосы. А у папы и мамы каштановые. У индианок волнистые и блестящие волосы. Или у африканок. Тебе не место в нашей стране, проваливай!

Четыре года совместной жизни с Бланки не прошли бесследно. Время беспощадно впитывало в себя «давайте выгоним Поли из дома», и «отдай мне мой дневник, Бланки», и даже «смотрите, у Поли месячные, месячные, месячные, заткните кто-нибудь ее кран». Все четыре года, наполненные болью и унижением, готовы были вырваться из Поли наружу при первой же удачной возможности.

Она заметно изменилась за четыре года. В ее сердце уже вовсю горел огонь. Во снах она путешествовала по миру мертвых, пытаясь найти отца, подозрительно поглядывая в мою сторону, словно догадываясь, что за ней кто-то ведет слежку. Мне особенно отчетливо запомнился день, когда в милой и безобидной Поли зажглась искра злобы. Это случилось двадцать пятого декабря две тысячи второго года, в шесть вечера, когда часовая и минутная стрелки застыли на одном месте.

– Бланки! Отдай, это моё!

– Ха-ха, сними с себя одежду и покажи, что спрятано под ней. Тогда отдам.

– Ты с ума сошел?! Кретин!

– Я жду. Считаю до пяти. Один. Два. Неужели тебе не нужна эта бумажка?

– Бланки, пожалуйста, отдай мне мою картину. Я ничего тебе не буду показывать.

– Три. Четыре. Пять. Кто не снял одежду, я не виноват!

Чумазыми смуглыми лапами Бланки растянул бумажный лист с рисунком. Прозвучал сухой треск…и картина Поли разошлась на две одинаковых части. И тут малышка внезапно почувствовала сильное жжение в груди, как будто внутри нее зажгли факел. Невыносимая боль прошла по всему ее хрупкому женскому телу.

– Ты…мерзавец, – сквозь зубы выдавила Поли, упав на колени. – Я тебя ненавижу…

– Ненавижу! Ненавижу! И что ты мне сделаешь? – дразнил ее Бланки. – Все равно родители больше любят меня!

– Бланки…

– Заткни свою щель! – перебил ее Бланки. – Женщины из южноафриканских стран, между прочим, должны на коленях ползать и благодарить за право жить вместе с коренными неверонцами.

Он прыгал от радости и плясал вокруг Поли, как шаман возле костра, размахивая бумажным листом.

– За-ткни-щель. За-ткни-щель. За-ткни-щель.

И тут в глазах Поли загорелись таинственные огоньки, мана вспыхнула внутри и цепной молнией пробежала по каждому нерву. В следующую секунду Бланки подлетел в воздух, словно куча тряпья, и с грохотом упал вниз.

– Что это было?! – завопил Бланки. – Это ты сделала?! Я все расскажу матери!

Но внутри Поли уже вовсю горел огонь. Она быстро приблизилась к брату, взяла его за волосы и, подняв его над собой, ужасным, совершенно чужим голосом проговорила:

– Только попробуй еще раз прикоснуться к моим картинам или закинуться про одежду, я переломаю тебе все пальцы. – Она неожиданно удирала Бланки в область паха, отчего тот судорожно задрыгал ногами. – Ты уяснил?

Бланки хотел было закричать, но Поли резко выхватила у него клочок бумаги и грубо затолкала ему в рот.

– Заткни свою щель, – медленно проговорила она. – А теперь проваливай к своей мамочке.

В тот момент во мне заиграло приятное чувство. Поли – дочь короля мертвых – наконец проснулась, затмив собой милую пай-девочку, крохотную и беззащитную «поли». Я был этому несказанно рад. Добро должно быть с кулаками, как и девушка – с особым стержнем. Даже если откинуть магию, ману (все сверхъестественное), в наше время женский пол должен уметь защищать свои границы. И не стесняться бить в лицо каждому мерзавцу, который решит посягнуть на их свободу.

Даже в моем две тысячи восемнадцатом году мир все еще сотрясает громкое эхо патриархата, и нестандартное поведение женщин и мужчин подлежит всевозможной критике. Людей до сих пор вгоняют в рамки мужественного и женственного поведения. Постоянно кормят сомнительными ценностями. Заряжают нас с детства, как автоматы, чтобы мы потом шли и стреляли в своих друзей. Тра-та-та-та, ты вырядилась, как проститутка. Тра-та-та-та, ты зачем покрасил волосы. Тра-та-та-та, не смей самовыражаться. Как я писал в самом начале, жизнь – это форма времени. А люди живут прошлыми ценностями. Поэтому я надеюсь, что когда-нибудь культура изменится, и человеческий мир придет к равновесию.

Вскоре после случившегося, когда Бланки скатился задницей по крутой лестнице на первый этаж, а Поли, потеряв все силы, грохнулась на кровать и уснула, дом семьи Мейденов взорвался красной маной. Монстры Виктора Бормана пробудились, почуяв необычную, страшную силу, спящую внутри ребенка.

В маленьком городке «Калька».

Сто двадцать пятый квартал.

Дом на углу. Девушка с карими глазами. Мана Лаосов.

Воспоминание 9

– Иди сюда, маленькая дрянь! – звонкий голос Сью разбудил спящую Поли. – Как ты посмела тронуть моего мальчика?!

Дом разрывался от криков Сью. Гэрри ошарашенно смотрел на Бланки, рыдающем в углу родительской комнаты, закрывая руками багровое лицо. Никогда Гэрри еще не видел сына в таком жалком состоянии.

– Открывай, мерзавка! – Сью навалилась стокилограммовой тушей на входную дверь. – Когда я тебя достану, ты ответишь за все страдания, которые принесла нашей семье. Гэрри! Помоги мне!

– Нет. – Гэрри попытался образумить Сью. – Давай узнаем у Бланки, что произошло. А потом спокойно выслушаем Поли.

– О Боже, с кем я живу! С мужчиной или куском бревна?! – взорвалась Сью. – Я ведь тебе говорила! Слезь, наконец, со своего дивана и помоги мне разобраться с этой тварью!

Внутри Поли сгущалась непривычная смесь страха, ненависти и любви к семье. За любовь отвечал Гэрри, за ненависть – Бланки, а за страх – Сью. И все это смешивалось, разливалось в грудной клетке, разгоняя горячую кровь.

Входная дверь внезапно открылась. Взгляд блеклых глаз Поли обнял возмущенную Сью, готовую насквозь пронзить свою дочь первым попавшимся предметом.

– Я здесь, мама, – спокойно произнесла Поли, уже привыкшая к семейным ссорам. – Ты хотела меня видеть?

Сью надулась, как красный воздушный шарик, готовая лопнуть от налившейся злобы. Гэрри застыл в нерешительности, кого же ему поддерживать?

– Я тебе не мама. Придушила бы тебя на месте, если бы позволял закон, – прошипела Сью с таким звуком, как будто кто-то «выпустил духа» из штанов. – Из-за тебя у моего ребенка теперь психологическая травма. Что ты сделала с ним?! Отвечай, мерзавка!

Бланки заливался слезами, однако ощущал внутри полное блаженство от происходящего. Какой мерзавец, вы бы только видели его.

– Не реви, – Гэрри обратился к сыну. – Тебя что, убивают?

– Она хотела, отец! Хотела! – запищал Бланки. – Я ведь вас предупреждал, что она что-то замышляет. И вот…позвала сегодня к себе, чтобы опробовать какую-то новую ловушку…а я подлетел в воздух…упал прямо головой на землю.

– Это ложь, – быстро ответила Поли. – Он сам пришел ко мне. Забрал рисунки. И начал шантажировать.

– Нет! Она все выдумала! Не верьте ей!

– Достаточно! – Сью стукнула ногой об пол с такой силой, что дом на секунду вздрогнул. Затем взяла огромными ручищами Поли за плечи и откинула в сторону двери.

– Сью! – вмешался Гэрри. – Ты с ума сошла?!

– Я больше не вынесу жить с ней, – Сью внезапно разрыдалась, речь ее стала совсем неразборчивой. – Она убивают нашу семью. Я ведь тебе говорила, Гэрри. С самого рождения убивает…разве ты не чувствуешь?

Мне с трудом верилось, что такое может быть. Поли несколько секунд лежала на полу, ощущая, как из ее жизни пропадает Гэрри со своей любовью, падает в необъятную пропасть, а за ним исчезает огромный, навислый страх перед Сью Мейден. И неспешно приходит осознание того, что ей отныне придется жить одной. Что в данный момент времени нет лучшего решения, чем уйти из дома и начать новую жизнь.

Поли, пятнадцать лет от роду, против целого мира, который ее ненавидит.

– Я уйду, – неспешно прошептала Поли, как бы все еще прожевывая эту мысль у себя в голове.

– Нет, – ответил Гэрри. – Мы никуда тебя не отпустим!

Он хотел было подойти к дочери, чтобы помочь ей встать, но Поли подняла руку вверх и неосознанно остановила Гэрри, так что он замер в пространстве, не в силах пошевелить даже бровями. Бланки направил растерянный взгляд на сестру.

– Я ведь вам говорил, – сказал он. – У нее какие-то странные фокусы!

Всего секунду Бланки смотрел на Поли, затем подлетел в воздух, как легкий целлофановый пакет, совершенно пустой внутри, кружась в невесомом вихре маны, не способный вернуться обратно на землю. Сью от увиденного завопила от ужаса, однако крик ее быстро прервался, споткнувшись о время. Окружающее пространство застыло. Комната поплыла перед глазами…

И тут во входную дверь кто-то тихо постучал. Поли испуганно оглянулась по сторонам. Все члены семьи смотрели на нее, с заставшим ужасом в глазах, и не моргали. Тук-тук. Тук-тук. Звук стал заметно смелее, четче.

Открыть дверь? А если там…полиция? Вдруг соседи услышали крики и решили позвонить по горячему номеру? Если они увидят, что здесь произошло…тогда ее точно посадят в тюрьму.

Нет, маленькая Поли. За дверью притаилось нечто гораздо хуже, чем полиция из вашего живого мира. Монстры Виктора Бормана. Я чувствовал их присутствие, как травоядные животные чувствуют резкие запахи хищников. Не открывай, Поли. Не вздумай!

Тук-тук. Тук-тук. Удары стали еще сильнее. Тот, кто стоял снаружи, явно терял терпение. Поли пустилась бежать, но не успела сделать и трех рывков, как входная дверь разлетелась в щепки. В дом вошли четыре загадочные фигуры, излучающие бело-голубой свет. Они будто были сотканы из чистой маны. Внешне они напоминали метаморфов из мертвого мира: полулюдей-полуживотных.

– Добрый день, – аккуратно перешагнув через порог, произнесло существо с длинным акульим носом и мертвенно-бледной кожей. Это был Виктор Борман, я его сразу же узнал. За ним вошли еще трое, полупрозрачных человекоподобных существа, напоминающих приведения из фильмов ужасов. Сияли они гораздо слабее Виктора. Видимо, маны в них хранилось немного. Поли зажмурилась от страха и попыталась поднять загадочных гостей в воздух. Однако Виктора, судя по всему, только позабавила эта попытка.

– Неплохо, дорогая, – с улыбкой произнес он. – Но мы тоже так умеем. Не бойся, мы не причиним тебе вреда. Лучше покажи нам свои прекрасные глазки.

Поли покорно открыла глаза, силясь унять дрожь. Что-то владело ею, управляло изнутри.

– Ах, вот они. – Виктор материализовался возле Поли и нежно отвел ее густые волосы, прилипшие к лицу. – Вы видите, господа? Обратите внимание на зрачки. Наконец-то зажглись наши огоньки.

– Любопытная аномалия, – произнес один из приспешников Виктора. – Она способна взаимодействовать с людьми, но не вписывается в их мир.

– Это человек? – спросил второй монстр. – Она сияет, как мертвая.

– Да, человек, – ответил Виктор. – Но маленькая Поли Мейден не так проста, как кажется на первый взгляд.

– Мейден? Из семьи того самого Галена Мейдена? – уточнил третий монстр.

– Именно так. Обратите внимание на брата Поли. Расист в семье Мейден. Какая ирония судьбы. После смерти ему предстоит встреча с Галеном Мейденом.

Монстры гулко зашумели.

– Не завидная участь его ждет. А что же касается нашей малышки. – Виктор улыбнулся. – Внутри нее пляшут красные огоньки! Течет смесь Мейден и Лаосов.

Монстры жадно оглядели Поли. Сияние их тел стало заметно ярче.

– Она опасна, – сказал один из монстров. – Ее нельзя оставлять в мире живых.

– И в мир мертвых отпускать нельзя. Ее нужно выпить, пока Юрген Лаос ничего не заподозрил.

– Господа, не нужно преувеличивать могущество короля мертвых, – вмешался Виктор. – Юрген Лаос не вернется в мир живых, так как его источник иссяк. Цикл подходит к завершению. Можете не сомневаться, ведь я вижу это. Мы будем выпивать его дочь постепенно, растягивая удовольствие.

– Мана Лаосов имеет невероятную ценность на черном рынке, – напомнил приспешник Виктора. – Архитекторы будут довольны.

– Отправим ее в дом? Или сразу же на рынок?

– Не так быстро, мои хорошие, – Виктор приобнял монстров. – Большая часть огоньков скрыта. Если Поли умрет раньше времени, ее мана перетечет в мертвый мир, так и не успев раскрыться. А нам она нужна. Вся. До последней капли.

– И что же раскрывает ману?

Виктор загадочно улыбнулся и медленно, по слогам произнес:

– Лю-бовь.

Монстры удивленно переглянулись между собой.

– Она зажигает невероятные чувства. Конечно, господа, вам любовь не знакома. Как, собственно, и мне. Но уверяю, что если мы обратим Поли Лаос сейчас, то потеряем огромный потенциал для наших архитекторов.

– Или если она не умрет прямо сейчас. Наша малышка задыхается, – монстр указал пальцем на дрожащую Поли, дрыгающую ногами.

– Ах, моя дорогая, прости нас за бестактность, – Виктор обратился к Поли. – Стоим здесь, как у себя дома, и обсуждаем твою дальнейшую судьбу.

Он щелкнул пальцами. Поли открыла рот, судорожно глотая воздух.

– Вы…кто вы такие? – все еще дрожа, немного заикаясь от страха, спросила Поли.

– Тени, – быстро проговорил Виктор. – Не бойся нас. Всего лишь маленькие тени.

– Тени? – недоверчиво переспросила Поли и пошатнулась. Невидимая сила сжимала ее ноги, пытаясь повалить на землю.

– Мертвые тени, не способные ощутить дуновение ветра, брызги солнца… и даже тепло женского тела. – Виктор осторожно дотронулся до нежной шеи Поли. – Лишь вечный голод терзает нас.

Поли боязливо попятилась назад, но тут же упала на пол.

– Когда-то мы были людьми. Но общество нас не приняло, выкинуло за борт, забило в угол, – продолжал холодным голосом Виктор. – И если бы ты только знала, моя дорогая Поли Лаос, как долго мы молили твоего отца о смерти. Как громко…что даже в мире живых был слышен наш отчаянный возглас. Бесслезный сухой плач.

– Бесслезный сухой плач, – хором повторили монстры, окружив Поли.

– Как долго мы желали вкусить запретный плод жизни. Попробовать божественную ману. Овладеть таинственными огнями.

– Таинственными огнями.

– И вот…после стольких пролитых слёз, наполненных страхом и отчаянием, милосердный Юрген Лаос все же решает отправить нам свою дочь. Маленькую беззащитную Поли.

– Маленькую беззащитную Поли.

– Чтобы мы, наконец, утолили свою жажду, – Виктор уткнулся длинным носом в шею Поли, обнажил острые зубы.

– Жажду!

– Ты не создана для мира живых, моя хорошая. Не переживай, мы это исправим. Как только разберемся со свидетелем, – Виктор направил на меня свои раскосые акульи глаза, налитые кровью. – Господа, верните нашего юного и любопытного друга обратно в дом слёз.

Монстры двинулись на меня. Путей для отступления не было, и я приготовился сражаться. Однако привычной драки, к которой я привык со школьных лет, не состоялось. Монстры Виктора задействовали странную магию. Пространство резко изменило обличие, стало зеркально-острым, твердым на ощупь. Стоит лишь пошевелиться, и меня разорвет в клочья слабый ветерок.

Ты как будто смотришь в зеркало через другое зеркало, будучи застрявшим в зеркальной комнате. А потом появляются монстры Виктора, и бьют тебя в каждое отражение. Бьют быстро и больно. Не продержавшись и пяти секунд против чудовищных противников, я падаю в пропасть, сквозь воспоминания Поли, возвращаясь в дом слёз.