Последний дракон. Книга 1. Неисповедимы пути драконов

Я всё больше поражался разумности и выдержке моих родителей, которые прекрасно понимали, что останься я во дворце, то вряд ли доживу до утра. Но даже не это было главным, возможно, им удалось бы обезопасить меня от наёмных убийц, но вот от идеологии серых вряд ли. Они же хотели иметь наследника полностью свободного от заразы серой немочи.

Так на арене появляется Верховный жрец империи Ляргус, пожалуй, один из немногих, кому Повелители целиком доверяли. Повелители так ловко разыграли собственный Сенат, когда Повелитель предложил сохранить мне жизнь, отправив в какую-нибудь дальнюю обитель, а Повелительница требовала моей смерти. Тогда большинство Сенаторов выступило на стороне Повелительницы, и тем самым выдали себя с головой, за что впоследствии поплатились. Для того, что бы чаша весов качнулась в мою сторону, был пущен в ход прибережённый козырь – Ляргус выступил с заявлением, что им обнаружено древнее пророчество, где говорится о неисчислимых бедах, которые неминуемо постигнут империю в случае моего убийства. Так была спасена моя жизнь, где главным спасителем, всё же был мой отец, а вовсе не Ляргус.

Это осознание вовсе не добавило мне настроения. Оказывается с самого моего появления на свет, меня окружала ложь и неважно была ли эта ложь во благо или во зло. Зато я теперь гораздо лучше стал понимать Учителя и его недоверие людям, особенно малознакомым. Действительно, как можно доверять чужим, когда оказывается, что даже люди, которых ты знаешь с самого рожденья, тебе лгали, пусть даже с самыми лучшими намереньями. Надо будет об этом при случае поговорить с Учителем.

Когда Учитель закончил свой рассказ, я почувствовал, что стал совсем другим, во всяком случае, не таким, как до этого рассказа. Трудно остаться тем же, если вдруг рушатся привычные с раннего детства понятия и чёрное оборачивается белым, а белое – чёрным.

Закончив, говорить, Учитель попросил каждого высказаться о том, что нам делать дальше и стоит ли всё же мне встречаться с отцом. Лично я, если до этого ещё сомневался идти ли на встречу или нет, теперь был твёрдо намерен встретиться, смущало одно, как теперь, когда братья и жрец полностью разоблачены, осуществить эту встречу. Примерно в этом же духе высказались и остальные.

Выход, как всегда, нашёл Учитель. Он заявил, что договариваться о встрече отправится сам, а поведёт его вот этот лжежрец, при этом он так посмотрел на него, что тот весь сжался от страха, мне даже стало его немного жалко. Учитель попросил нас на пару минут оставить его наедине с пленными, а когда мы вернулись, братья были белыми, как мел и тихо подвывали от страха, а жрец, чем-то напоминал куклу, полностью лишённую собственной воли.

Наступило время прощаться. Учитель перед уходом поручил нам допросить братьев, что бы узнать, кто выдал им информацию о моём намеренье посетить столицу, а так же кто надоумил их устроить на нас ловушку, из которой мы с трудом вырвались.

Прощанье вышло коротким, Учитель очень не любил долгих проводов. Он просто крепко обнял каждого, затем повернулся к нам спиной и, приказав жрецу вести его, скрылся в подвале гостиницы.

Мы, что бы выполнить поручение Учителя, да и отвлечься от тревоги за него, всё же он отправился в логова наших врагов, решили заняться допросом братьев. Сказать по правде, с того момента, как я узнал, что они собой представляют, никаких родственных чувств я к ним не испытывал, скорее лёгкую брезгливость.

Вообще у меня с родственными чувствами, как говориться, не очень. Лишённый с самого рождения родственников по крови, я приобрёл родичей по духу. Сколько я себя помню, своей семьёй я считал Ляргуса, Азара, Марка, Яргуста, чуть позже в семью я включил Странника и Джона. Это был круг людей, которых я любил и которыми очень дорожил, и только их я мог и считал своими родственниками.

Что касается братьев, то при нашей встречи с ними, я с одной стороны был рад тому, что у меня нашлись кровные родственники, но всё же братских чувств к ним, как, например, к Марку или Джону, не испытывал. Это было скорее чувство некой жалости к ним, вынужденным страдать из-за тирании родителей, разлучивших их с семьями. Однако, когда с глаз моих спала пелена лжи, сдёрнутая рассказом Учителя, у меня к ним появилось чувство брезгливого презрения.

Допрашивать кого-либо никому из нас ещё не приходилось, хотя учитель провёл несколько теоретических уроков по технике проведения допросов, однако практических занятий пока не было. Поэтому, не знаю как другие, но я изрядно волновался, приступая к первому в своей жизни допросу.

Наиболее практичным оказался Джон Мильтон, видимо долгая дружба с Учителем оставила на нём свой отпечаток. Он достал из походной котомки учителя набор хирургических инструментов, которые тот всегда брал с собой в свои походы, и не спеша стал раскладывать на столе, так, что бы братья могли их хорошенько рассмотреть. При этом он во всех подробностях рассказывал ужасно заинтересованному Марку, что можно делать с тем или иным инструментом. Марк иногда переспрашивал его, требуя уточнений. Тогда Джон подходил к какому-нибудь из братьев и пальцем показывал, где и как следует сделать надрез или прокол, или ещё какую манипуляцию, что бы добиться максимального результата. Я понял, что Джон и Марк начали психологическую подготовку к допросу.

В голове всплыли наставления Учителя, который считал, что хорошая психологическая подготовка допроса, позволяет достичь быстрого результата, даже без применения специальных методов допроса, короче пыток. Я тоже включился в игру, заявив, что пока они готовят инструмент, выберу первую жертву, что бы подготовить её. Кроме того, я посоветовал друзьям снять куртки и рубахи, что бы не измазаться в крови жертв.

Я медленно осматривал братьев, так, словно покупатель на базаре выбирает необходимый ему товар. Под моим взглядом братья как-то сжимались, словно старались стать как можно незаметнее. Зрачки их были сильно расширены от охватившего их ужаса, а Селен был практически в предобморочном состоянии. Вот его-то я и выбрал в качестве первой жертвы. Ухватив за шиворот, я выволок его на середину комнаты и привязал к стулу.

– Поторопимся, друзья, – обратился я к Джону и Марку, закончив связывать Селена. – Нам надо успеть до возвращения Учителя. Не хотелось бы его огорчать нашей нерасторопностью.

– Не переживай, Кувай, – успокоил меня Джон. – Мы всё успеем. Жаль, конечно, придётся спешить, а значит, подследственным будет больнее. Мне, честно сказать, наплевать на их страдания, но я люблю получать от своей работы удовольствие, а спешка не даёт мне насладиться страданиями допрашиваемых в полной мере.

– Да, уж. Ты у нас большей эстет в этом деле, – поддержал его Марк. – Дай тебе волю, ты бы целую неделю мучал этих несчастных, пока они не рассказали бы даже то, что и сами не знают. Я прекрасно помню, что ты сделал с тем серым всадником. Если бы сам не видел, ни за что бы не поверил, что взрослый мужик может плакать как дитя.

– Ладно, хватит болтать, времени действительно мало, – заявил Джон. – Начнём потихоньку.

Он взял какой-то устрашающего вида кривой нож и шагнул к Селену, который при этом тонко завизжал, словно свинья, которую режут. С остальными братьями началась истерика.

– Кстати, а что он должен рассказать? – с хорошо разыгранной растерянностью в голосе спросил Джон. – Или это не важно?

– Да погоди ты, – сказал Марк. – Может, и резать не придётся. Может, они и так расскажут. Да, кстати, а что они должны рассказать?

– А, какая разница? – равнодушно сказал Джон. Начну резать, что-нибудь да расскажут. Давай не будем терять время.

– Нет, так не годиться, – запротестовал я. Давай сначала спросим, кто им рассказал о моём посещении столицы и кто надоумил их устроить нам ловушку, а уж если откажутся, тогда тебе и нож в руку, как говориться.

Нашу перепалку прервал истеричный крик Ярила, который, заикаясь и плача, пообещал мне всё рассказать, только при условии, если я не подпущу к ним Джона. Я согласился, но тут возмутились Джон и Марк, искусно изображая возмущение, тем, что я лишаю их радости помучить негодяев. Мне пришлось какое-то время уговаривать их. Наконец они согласились, но при этом заверили меня в том, что если они начнут врать и изворачиваться, тогда в дело вступят они.

Уговаривать братьев не пришлось. Они наперебой, захлёбываясь слезами, рассказали, что незадолго до очередного приступа у Повелителей, он вызвал их к себе и приказал отправляться в охотничий домик, но прежде остановиться в том месте, где мы с вами встретились, и ждать вас. Он очень подробно описал вас всех. Ну, а дальше вы уже знаете.

– Что приказал вам Повелитель? – спросил я.

– Он велел нам встретить вас и пригласить в охотничий домик, а там ждать, его распоряжений, – ответил Ярил. – Мы так и сделали. Когда Странник, что бы не терять времени ушёл куда-то по своим делам, явился посол от Повелителя с требованием доставить вас в столицу. Но я, прекрасно понимая, что без учителя вы вряд ли согласитесь ехать, был вынужден отправить отцу депешу с описанием дел и попросил отсрочки до возвращения Странника. Спустя двое суток получил его согласие.

– Теперь последнее, – задал я вопрос, который особенно сильно интересовал меня. – Почему Рогг решил захватить нас, да и вас тоже, и угрожал при этом подземной тюрьмой под Обсерваторией?

– Ну, тут всё просто, – ответил Ярил, немного успокоившись. Рогг, будучи до твоего рождения законным наследником престола, хотел всё устроить так, что бы ты был убит по дороге в подземную тюрьму, а потом всё свалить на Повелителя. Марка же должны были убить мы, при попытке Странником освободить нас. Но, что-то пошло не так.

Мы узнали всё, что хотели, но радости это нам не прибавило. Что-то тут было не так, а вот что, ума не приложу. Зачем всё-таки Повелитель так хотел, что бы именно братья привезли меня в столицу? Ну, ладно, скоро увижусь с Повелителем, всё узнаю.

– Что же с нами теперь будет? – оторвал меня от моих мыслей голос Ярила, который несколько успокоился после того, как Джон убрал свои инструменты.

– Не знаю, это будет решать Учитель, – ответил я и, налив кубок вина, залпом выпил.

Мы заперли братьев в одной комнате, куда нам их пришлось перетаскивать (снимать сковывавшее заклятие, наложенное Учителем, никто не решился). Закончив с братьями, мы уселись за столом, ожидая Учителя и лениво потягивая вино.

Учитель пришёл только ближе к вечеру. С ним пришли Крон и совсем старый монах, судя по чёрному с серебром плащу, жрец Обсерватории. Все мы сначала напряглись, помня о первой встрече с представителем этого ордена, но внимательно присмотревшись к нему, я успокоился. От жреца исходила чистая и очень мощная сила, не идущая ни в какое сравнение с силой того серого самозванца, который выдавал себя за жреца Обсерватории.

Жреца звали Маргус, и он являлся главой ордена Обсерватории. Он рассказал очень интересную историю о неком младшем жреце Кирсе, который однажды захотел стать во главе ордена. Сил у него было маловато, да и в основные секреты Обсерватории он посвящён не был, зато были большие амбиции. На почве этого он сошёлся с эмиссарами Серой империи, которые всегда готовы помочь людям такого плана, в результате чего он стал послушным орудием серых. По их плану, главным проводником, которого стал Кирс, они должны были захватить по возможности вас всех, а на крайний случай хотя бы одного Кувая, дабы склонить его на свою сторону, а если это не удастся, то уничтожить. За это Кирсу было обещана их всемерная поддержка в захвате власти в нашем ордене, тем более, что в этом Серая империя была заинтересована не меньше, чем в Кувае. Власть в нашем ордене, это ключ к тайнам Обсерватории, а они давно стремятся подобраться к этому артефакту нашего мира. Если они завладеют Обсерваторией, то получат практически неограниченный источник силы и станут непобедимыми. Именно поэтому они так стремятся захватить империю Повелителей драконов, и только наш орден в купе с Мастерами Высокого Искусства сдерживает их агрессию.

Чем дольше я слушал Маргуса, тем более грозные события недалёкого будущего вставали перед моим внутренним взором, события, противостоять которым предстоит мне и моим друзьям, а так же тысячам неизвестных мне людей из разных миров и времён, людей, о которых я, скорее всего, никогда не узнаю.

Когда Маргус закончил свой рассказ, все мы сидели задумавшись, не находя слов, что бы выразить свои чувства, да слов, в общем-то и не требовалось. Я сидел полностью отрешённый от сиюминутного, наблюдая картины не такого уж далёкого будущего, которое мне совершенно не нравилось, и я дал сам себе слово сделать всё, что смогу, что бы ни дать реализоваться этому варианту будущего.

От моих грустных мыслей меня оторвал Учитель, который осторожно тронул меня за плечо. Я вопросительно посмотрел на него, тогда он сделал мне знак идти за ним. Выйдя в коридор, мы прошли по нему до конца, где имелась малозаметная дверь, в которую Учитель аккуратно постучал. Услышав приглашение войти, он отворил дверь и, пропустив меня вперёд, шагнул следом.

Мы оказались в небольшой ярко освещённой комнате, в центре которой стоял круглый стол. За столом сидел высокий седой человек с благородными чертами лица, одетый в чёрный бархатный камзол с массивной золотой цепью на груди. На цепи висел знак Повелителя драконов, уникальный артефакт, принадлежащий роду Повелителей драконов. Перед нами был Повелитель, собственной персоной.

Когда мы вошли, он быстро встал и сделал шаг в нашу сторону.

– Я привёл вам сына, Ваше величество, с лёгким наклоном головы, сказал Учитель.

После этого он ещё раз поклонился и вышел, оставив нас наедине.

Несколько минут мы стояли, глядя друг на друга, не решаясь заговорить.

– Ну, здравствуй, сын, наконец прервал молчание Повелитель. Ты стал совсем взрослый.

– Здравствуй, отец, – просто ответил я.

И как бы зло ни лютовало на нами преданной земле,

Оно не властно что-то сделать, и что-то изменить во мне.

Оно способно только как-то утяжелить земной мой путь,

Но не способно, уж поверьте, заставить нас с пути свернуть.

Ты сам решил, куда идёшь ты, и что стремишься обрести,

Ведь крест твой тяжкий, что несёшь ты, куда-то надо донести.

Ведь нужно же во что-то верить, ведь не в пустые же слова,

А счастье обретенья цели доступно каждому, Бог даст.

Из тех, чьё сердце на прицеле, кто путь не выдаст, не продаст,

Чей взгляд исходит из души, и этот взгляд не затуманить ложью,

И сколько в жизни ни крути, но цель твоя всегда с тобою.

И сколько злобе ни кружить, ни возводить из лжи заслоны,

Нам остаётся только жить и жизни соблюдать законы.

Легка ли жизнь, иль тяжела, идёшь ты весел или грустен,

Нам жизнь оценку даст сама, насколько был в пути искусен.

Насколько правильно сумел ты цель души своей осмыслить.

Любовь свою в пути нашёл? И верно ль продолжаешь мыслить?

Сумел в дороге избежать соблазна пить до посиненья?

И искушения соврать, как говориться, во спасенье?

Сумел пройти в тумане лжи меж славой, властью и богатством?

Вот истинный забор из лжи, для душ заблудших крепкая ограда.

Коль был упорен ты в пути, и дорожил дорожным братством,

Надежда, Вера и Любовь – надёжная за труд награда.

Пусть путь извилист и далёк, но пусть не кончится во веки,

Пусть зло лютует, ложь пусть врёт – не велики у них успехи.

Надежда, Вера и Любовь – в пути надежнейшие вехи,

И для тебя они в пути друзья и крепкие доспехи.

(Конец первой книги).