– Я всю жизнь считал, что мне здесь не место. У твоего деда было золото, и он немало на меня потратил. Пусть никто не называл меня достойным, я знал, что вот здесь, – он постучал по лбу сухим тонким пальцем, – у меня не меньше, чем у любого вельможи. А то и побольше, чем у некоторых. Я был тихим, спокойным… почти как ты. Я смотрел на торгашей и думал: боги, ну почему я родился в семье лекаря?

– Да мне это и не нужно было, – старик сомкнул пальцы на ладони сына и слегка подался вперед. – Иначе, поверь, ты бы не здесь сидел, а в Старом городе! У меня водились деньги, я разъезжал по храмам и покупал свитки и книги. Я осел-то, лишь когда встретил твою мать. Но и тогда упрямился, и некому было меня разбудить. Чего уж… я все растратил. Береги Сахру, иначе закончишь, как я.

«Береги Сахру, как же! Для начала она должна изредка ко мне прислушиваться». Отец успокоился, сжимавшая руку юноши ладонь разжалась.

– Я запомню, – тихо произнес Джен, глядя в окно.

В небо над улицами выкатилась полная чванливая луна. Юноше вдруг стало ужасно одиноко рядом с отцом. Сахра была далеко, за полгорода отсюда. Старик же, пожалуй, сбежал и того дальше, блуждая в туманах своего мира грез. Сунув руку в карман, Джен сжал серебряный кеде́т, единственную нить между ним и сестрой. «Упрочившийся в свете, живущий вечно, Первый-в-Круге Аасим ас-Джаркал».

– Я обязательно запомню! – серьезно пообещал Джен, возвращаясь мыслями в тускло освещенную комнатку. И закусил губу.

Старик обессиленно откинулся на подушки и прикрыл глаза. Рот его приоткрылся, словно во сне. Спустя пару ударов сердца юноша решился коснуться его шеи, пощупать пульс. Зачем-то схватил дряблую руку, начал растирать. Как будто это могло помочь.

– Не уходи, отец, – все твердил парень. – Ну же, возьми тебя бесы! Ты ведь живой, живой, живой…

Потом он просто прижал старика к себе. Нечесаная седая борода щекотала шею, глаза горели. Сидя на краю постели, Джен раскачивался взад и вперед, вперед и назад, обнимая отца, баюкая, точно маленького ребенка.

– Ведь ты живой, папа… Ты живой.

Вот только Зейд, сын Зубара, уже не мог ответить.

2

Джамайя, Светлый город, 10-е месяца Пауни

– Боги воплотились в вас, мудрый!

Са́мер улыбнулся и вслед за распорядителем ложи торговцев склонился в поклоне. Но, стоило дверям закрыться, улыбка сползла с его лица. Верховный маг пнул расшитую яркими цветами подушку.

Во-первых, ритуальная фраза служила приветствием чародеев, а не прощанием, но что возьмешь с торгаша? Эта ошибка была забавной, в другой обстановке она повеселила бы Самера, но оставалось «во-вторых»: чиновник знал о его поездке больше, чем следовало.

Быстро же они! А ведь он едва приехал. В сущности, чародей еще осматривал отведенный ему покой, когда в дверях появился охранник. «От имени купцов города… поприветствовать в Джамайе…»

Вот уж приветствие так приветствие!

Ему отвели просторный дом на Дороге Богов, и с террасы открывалось зрелище, которое в самом деле стоило увидеть. Широкий, мощенный алым камнем тракт тянулся меж двумя рядами статуй. Некоторые имели человеческие черты, другие были людьми с птичьими и звериными головами, а иные и вовсе напоминали чудищ. Скульптор высек в камне каждого божка и духа, что почитались в этих краях.

Несмотря на сумерки, на Дороге Богов толпились люди: продавцы украшений, слуги, стража, паланкины богачей. Конечно, это не толчея столичных рынков, но тоже немало. Встречались здесь и чужаки. Южане из давно потерянных провинций – в кричаще ярких одеждах и высоких шапках. Варвары из Рассветных королевств – светловолосые и бледные. Кто бы ни стоял за кровавым происшествием в обители чародеев, он выбрал место правильно. Затеряться в Джамайе легче легкого.

Должно быть, он слишком увлекся – Самер не слышал шагов и вздрогнул от звуков голоса:

– Как вам джамайское гостеприимство, мудрый?

Округлый говор, правильные интонации – лишь гортанное «р» выдавало уроженца островов. Верховный обернулся к чернокожему капитану.

– Сказал бы, но без ругани не выйдет.

– О Джамайе только и говорить, что на языке трущоб, – Нда́фа пожал массивными плечами. – Но я не смею: и вы, и ваш батюшка годами учили меня манерам.

– Настанет день, когда ты меня превзойдешь. Ладно. Что ты узнал?

– Немного. Горожане ничего не знают. Сами понимаете: я не расспрашивал, просто ходил и прислушивался. И ничего.

– Как держат себя маги?

– Маги не толкутся в базарной толпе. Особенно теперь, – полные губы Ндафы изогнулись в ухмылке. – Наверное, сидят в обители и ждут. Как нашкодившие дети.

Самер фыркнул.

– Пока ты прислушивался, ко мне пришел гость из ложи торговцев. Говорит, я первый Верховный, посетивший их славный город. Заверил, как счастливы меня принять… – Ндафа сдвинул брови, и чародей кивнул: – Правильно хмуришься. Дальше он начал меня расспрашивать. Осторожно. Но купцы все знают. Слухи просочились за стены обители.

– Может, так оно и должно быть, – проговорил капитан. – Джамайя небольшой город, за пару дней слухи дойдут и до базаров.

– Наверное, – невесело согласился Самер. – Уладить по-тихому уже не получится.

– Давайте не будем загадывать, мудрый.

– Я не загадываю. Но ты должен знать об этом, потому и рассказываю.

Ндафа молча поклонился и направился к двери, однако в последний миг остановился.

– Думаю, вот что интересно. О чем в харчевнях толкуют, так это о вашем приезде. Чего я только не слышал! Что вы прижмете к ногтю местных колдунов. Что вы продались за золото здешних купчиков и проворачиваете для них дела. Нет, говорят третьи, Верховный колдун-то – давний друг Царя Царей, да продлятся его годы. Если он чьи дела и проворачивает, то лучезарного.

– Даже так? – Самер склонил голову набок.

– Вот и я решил, что вам понравится.

Еще раз поклонившись, капитан вышел и притворил за собой двери.

Значит, и эти слухи начали ходить. Что ж, этого следовало ожидать. Закусив губы, чародей устремил взгляд вдаль.

Неприятность в обители чародеев, так говорил распорядитель ложи. Так можно сказать о нерадивом челядинце или захворавшем родственнике, да и то о дальнем. Понимал ли чиновник, что неприятность джамайских магов – не просто преступление и не жестокое убийство шлюх и нищих?

Купцам-то какое дело до магов, чего может хотеть денежный мешок? Поторговаться с Кругом, запустить руку в дела обители? Самер дошел до того, что задумался: может, и бедняк на причале оказался там неспроста? Например, дожидался прибытия галеры, чтобы доложить, кому следует?

Чародей бросил взгляд вдаль, где восходящая луна вычертила силуэт башен обители. Не копья – колья, поджидающие неосторожного. «Они ждут меня», – внезапно понял маг.

Эту мысль он отогнал подальше.

Самер смутно помнил день, когда увидел Царя Царей впервые. К наставнику прислали мальчика с глубоко посаженными глазами и неловкой походкой человека, вымахавшего на локоть за последний год. Старик тогда поклонился, да и поздоровался необычно: слишком любезно для простого ученика. Лицо учителя, грубое, как лики статуй в деревенских храмах, редко бывало приветливым, и Самера это заинтересовало.

Прошло несколько дней, пока он осмелился подступиться с расспросами.

Поначалу наставник на него наорал. Даже кулаком по столу грохнул. Но Самер назубок выучил повадки старого Газва́на и просто ждал.

– Возьми тебя Бездна! Иана́д ас-Абъязи́д, сын узурпатора. Ну что, доволен теперь?

Воцарилось молчание. Даром что юнец, Самер понимал, какое признание вытянул, а вытянув, не знал, что с ним делать. Наставник нарушил тягостную тишину:

– Это воля самого Черного Азаса.

Их класс был пустой голой комнатой, в которой стоял грубый стол и две тяжеловесные скамьи. «Все прочее ты можешь ненароком разрушить», – говорил старик. Юношу здесь знобило, и по полу тянул сквозняк, но мурашки по спине у Самера бежали не от холода.

– Узурпатор… свергший царей-чародеев… захотел сделать наследника магом?

Будь он понаглее, отметил бы: «И почему я не удивлен?» Да нет, непременно бы отметил, но наставник заговорил прежде, чем он успел открыть рот:

– А если и так? Ведь нам же с того сплошная польза! Впрочем, Дара у мальчишки нет.

– Это еще хуже! – горячо воскликнул Самер. – Он никогда не станет одним из нас! А все, что узнает, обратит против Круга.

– Ты еще поучи меня, – едко заметил старик. Потом скривился: – Не знаю, не знаю… Может, узурпатор так и хотел. Но ведь это такой случай, понимаешь? Мы сможем повлиять на мальчика.

– Почему… почему вы мне все рассказали?

– Так ведь это не тайна никакая. Ну да, я не показываю его кому попало. Горячих голов у нас полно. Но высшие чародеи единогласно решили. Для них это не тайна, да и ты… вроде не так глуп, как хочешь казаться. Пойми, такой случай выпадает раз в поколение. После всего, что пережил Круг, это подарок судьбы. Понимаешь?

Нет, Самер не понимал. Не раз и не два он слышал истории о резне в Амарре, Сака́ре, Ктуре, когда магов выволакивали из кроватей посреди ночи, а судили их нищие и пьяницы, набранные тут же, под зарево пожаров и крики «Азас!» и «Смерть!». В общем, чтобы возненавидеть выродка, у Самера было довольно поводов.

Во второй раз он столкнулся с владыкой спустя годы, наутро после того, как маги назвали его Первым-в-Круге.

Начавшаяся по календарю весна еще вступала в права. В сером небе громоздились тучи, словно сезон бурь и не заканчивался. Во дворец его не привезли даже – доставили, и стоило ему выбраться из носилок, припустил мелкий холодный дождь.

«Хорошее же знамение!» – помнится, подумал маг.

Несмотря на непогоду, первый внутренний двор отнюдь не пустовал: чиновники и гонцы спешили, не обращая внимания на морось. Сопровождавшие вельмож слуги несли промасленные пергаментные зонтики и фонари из цветного стекла. Самер впервые был во дворце и хотел получше все рассмотреть, но его спешно увлекли в лабиринт проходов и галерей, пока не вывели в садик, такой заросший, что чародей и не подумал бы, что здесь такие водятся.

– Самер сар-Алай, Первый-в-Круге и Верховный маг! – возвестил одетый в черное евнух.

Ответом ему была тишина. Или, может, дождь поглотил все звуки?

– Прошу, мудрый, – охранник говорил вежливо, но коснулся плеча чародея, недвусмысленно показывая, что ему следует идти. – Лучезарный ждет.

Да уж, не такого представления двору он ожидал. Но выбирать не приходилось. Маг думал, его ждет собрание: молодой царь редко появлялся на людях без советников, но владыка был один. Без маски, тот сидел в окружении трех жаровен, и красноватый свет бросал на его лицо диковинные тени.

– Мир вашему дому…

Владыка пресек его на середине фразы:

– Прошу тебя, садись. У меня тут вино, чай и булочки с пальмовым сахаром. Советую начать с чая, по погоде. Я бы и сам не отказался.

Интересно. Чем дружелюбнее тон, тем меньше маг ему верил. Тем не менее взялся за тяжелый глиняный чайник, разливая дымящийся настой.

– Ты, верно, думаешь: что это владыка учудил? – Царь Царей неопределенно взмахнул рукой. – А еще тебе вряд ли нравится, как дворцовая стража явилась в обитель и без объяснений увезла Первого. Ну как, я угадал?

– Нового Верховного всегда представляют двору, – осторожно ответил чародей. Он опустился в плетеное кресло напротив. – На самом деле я ждал, что меня вызовут, лучезарный.

Юноша улыбнулся и указал на стоящие меж ними блюда с пирогами и прочей выпечкой. Точь-в-точь гостеприимный хозяин. Впечатление портил острый взгляд: Царь Царей буквально впился в лицо собеседника, словно надеясь прочитать на нем мысли мага.

– Ианад, – проговорил владыка. – Давай на один звон обойдемся без «мудрых» с «лучезарными». Попробуем. Ианад и Самер, идет? Кажется, старик звал тебя Сай.

Чародей молча кивнул. Разговор вился, как тропинка в джунглях, и уводил все глубже в дебри. Разумней всего пока помалкивать.

– Ну вот и славно. А меня он звал Надж. Беда в том, Сай, что я не смогу поговорить потом, отсюда и спешка. У меня утекает отпущенное время, поэтому я возьму быка за рога. Я хочу предложить тебе сделку.

Самер бросил взгляд в сырую мглу за пределами беседки. Он вдруг понял, что земля усыпана старой листвой и сухими ветками, подойти к ним бесшумно невозможно. Тень мокрых ветвей надежно укрыла собеседников от посторонних глаз, а дождь шумел и смеялся, скрадывая голоса. Ему все меньше нравились и сад, и разговор, но царь ждал ответа, и чародей разлепил губы:

– Ваш отец договаривался с Кругом, когда взошел на трон. Смута закончилась. Я выслушаю все, хотя не обещаю, что стану заключать сделки.

Владыка… нет, Ианад без стеснения разглядывал мага. Царь бесовски повзрослел за эти годы: некогда детское лицо похудело и вытянулось, прямой нос заострился, а вокруг полных губ залегли напряженные складки. Проклятье, а ведь он даже не молодой мужчина… всего семнадцать, почти ребенок. Видно, престол и впрямь старит. Престол – и еще особый воздух дворца.

– Яйца Шехха́на! – совсем не по-царски выдохнул вдруг Ианад. – Мы оба ждем подвоха, так? Я хочу понять, стоит ли начинать, а ты ждешь, чтобы я первым подставился. Ходим вокруг да около. А время идет.

– Старик бы рявкнул и приказал говорить, – усмехнулся маг, и Царь Царей вернул улыбку:

– Хотя сам был хитрющим старым шакалом. Ладно, слушай. Сделка очень простая. Мне нужны твой Дар и твоя поддержка. Я хочу вернуть трон. Взамен приложу все усилия, чтобы облегчить, а затем вовсе отменить эдикт о Правосудии. Вам ведь это нужно? Я помню уроки старика. Признайся, маги грезят о былой свободе!

Самер не принял приглашения порассуждать о Круге. Вместо этого он переспросил:

– Вернуть трон?

– Вернее, даже «получить», – юноша облизнул губы. – Я… не скажу про все Царство, но что говорят в столице, знаю. Новый царь еще так молод! Он недавно вступил в полную власть, мог наварить варева, но нет, он полагается на мудрых и опытных вельмож. Так вот, все не так. Я не полагаюсь, я вовсе ничем не управляю. Вообще. Или не так говорят? Скажешь, я не прав?

Конечно, признаваться вслух не стоило, но юноша не ошибся. В Круге говорили, что в Царстве правят три сановника, а вовсе не мальчик в золотой маске. И все же что ему сказать?

– Прошло… – Первый примолк, подсчитывая в уме, – семь месяцев, как вы вступили в возраст. Даже самая полная власть не приходит сразу. И положа руку на сердце, вы и впрямь молоды.

– Ты, – поправил Ианад. – Мы договорились, а звона не прошло.

Все было как тогда, почти как в те времена, когда оба учились у сварливого старого мага. Но царская маска, даже снятая, не исчезла. Точно призрак, она незримо присутствовала в беседке, повисла между ними в воздухе.

– Хорошо, ты, – скрепя сердце чародей кивнул. – И в самом деле молод.

Царь Царей помедлил, словно колеблясь.

– Ладно, попробую иначе. Проклятье, вот за что ни возьмись, все упирается в отца! – Он даже ладонью хлопнул по тростниковому подлокотнику. – Как будто до него ничего не было!

Самер развел руками. Впрочем, Ианад не заметил.

– Отец… подбирал странных людей, видишь ли. Заключал странные союзы. Может, это из-за восстания: когда тебя поджарят, если только поймают, знаешь, не до щепетильности. Но и после… жрецы-фанатики, жадные до власти владетели, таков был его двор. Может, они всегда здесь были? Не важно, кто носит маску, как сменяются цари, такие люди никуда не денутся, ведь это столица. Не знаю, – скривился юноша. – Пока отец был силен и здоров, он держал всех в кулаке. Но когда ослаб… ты сам помнишь.

Да, Самер помнил. «Как сел на трон, так же с него и слез», – говорили в Круге. Черный Азас засел во дворце на долгие семнадцать лет, и за пару лун сладкая хворь свела его в костер. Самер был учеником, когда столица погрузилась в хаос: вельможи Царства выясняли, кому быть опекуном царевича.

Ианад, конечно, тоже вспомнил те дни. Он встал и отошел ко входу, вцепился в по-зимнему костистые плети винограда, точно вымещая на них злость.

– До семнадцати моим соправителем должен был стать Мау́з, смотритель казны. Наш старик на него рассчитывал, оттого и поддержал. Уверен, они заключили сделку, которую я сейчас предлагаю тебе, иначе с чего бы меня учили маги?

– Царь Мауз умер, – заметил чародей, задумчиво глядя на владыку.

– Мауз? Его убили. Хорошо хоть учитель не видел! Старый шакал ушел в мир теней, думая, что обстряпал все, что мог, что теперь и в Круге, и во дворце все пойдет как по маслу.

– Кто убил?

Ианад досадливо взмахнул рукой.

– Я не скажу, кто именно убил. Могу сказать, кто возвысился в считаные дни. Любезный дядюшка Ула́м, – начал он загибать пальцы, – князь нашего родового предела. Достойный Гарду́ш, дальний родич старой царицы. И Ми́зрах, сын прежнего высокого судьи. После кончины соправителя они стали моими опекунами и вручили себе посты советников Железного, Золотого и Бумажного дворов.

– Ты просто перечисляешь влиятельных сановников, – с невозмутимым видом сказал Самер.

– Погоди, я дальше расскажу. Это было пару лет назад, и я не сразу понял… просто однажды заметил, что мне никто не подчиняется. Даже слуги. Либо переспрашивают опекунов, либо выполняют, но докладывают. Я начал искать союзников и, знаешь, нашел много отзывчивых людей. Шутка ли, внимание Царя Царей! Пока мысли, которые я поверил старшему жрецу Великой Матери, не дошли до советников. Ну да, я хлопнул себя по лбу. Ясней ясного, искатели царской милости… они еще усердней ищут милость тех, кто действительно правит. Есть и те, кто готов поддержать меня, именно меня! Но как я их распознаю, со сколькими обожгусь? Я задумался, кому могу верить, и насчитал пятерых человек. Конюха, кормилицу и служанку матери отбросил сразу. Учитель истории умер. Не знаю, может, что и сам…

Юноша умолк, собираясь с мыслями.

– Пока что это четверо, – подсказал маг.

– У меня был старший друг. Вернее, Чедда назначили мне в товарищи, еще отец. Он из древней и надежной семьи, мы вместе учились верховой езде и бою. Как только я вступил в возраст, то тут же назвал его хлыстом столичной дружины. Глупец, я надеялся получить верные мне мечи. Он упал с лошади и сломал шею через две недели. Даже слуги во дворце сменились: кто уехал, кого поймали на краже… ну, ты понимаешь.

– Теперь ты Царь Царей, а они не опекуны. Всего лишь советники.

– Войска, казны и судов, – закончил Ианад. – Все прочее они тоже прибрали к рукам.

– Их можно снять. Просто выйди к народу. Вот увидишь, как…

– Да кто меня пустит? – всплеснул руками юноша. – Кто? Ты хоть знаешь, чего мне стоил этот разговор? Меня повсюду сопровождают восемь воинов. Четверо валятся в ноги: лучезарный, умоляем вас не идти. А еще четверо – загораживают проход. Лучезарный, режьте, казните, четвертуйте нас, но только мы не пустим!

Воцарилось молчание.

– Если со мной что случится, – уже спокойнее заговорил Ианад, – золотую маску наденут на дядю. Я даже гадал, почему не случилось-то, как они дотянули? Думаю, это потому, что их трое, а такой… поворот… разрушит их понимание напрочь…

Царь Царей вздохнул.

– Ну и вельможи тоже… они бы не проглотили. Ты пойми: все знают, что страной правит эта троица, за меня никто пальцем не шевельнет! К этому все привыкли. Но если один еще и станет царем, это будет через край. На месте советников я бы боялся перегнуть палку.

Самер молчал, не зная, что возразить.

– Не будь это глупо, я решил бы, что меня втягивают в заговор, – проговорил маг.

– А вербует заговорщиков сам Царь Царей, – юноша невесело рассмеялся.

– И ты решил, что можно верить мне?

– Старик… скажем, лестно о тебе отзывался, – Ианад пожал плечами. – Да, это было давно, а люди меняются, но у меня нет выбора. Да будь я проклят, ничего ведь не теряю!

– И что мне мешает отправиться к дядюшке?

– Попробуй, – владыка нехорошо усмехнулся. – Например, Мизрах ненавидит магов еще сильней отца.

Сквозь дождь пробился голос гонга в святилище Ата́мы, бога времени. Ианад скрестил на груди руки.

– Мое время кончается, мне нужно знать определенно. Да или нет?

– Из меня… выйдет плохой союзник, – решился на откровенность Самер. – Мой Дар силен, старик говорил, сильнейший за несколько поколений. Но Дар – еще не все. Высшие чародеи сошлись на маге без сторонников, чтобы не рисковать, а выдающийся Дар – всего лишь повод объяснить свой выбор. Мы в равном положении.

– У Первого-в-Круге развязаны руки, – отрезал Ианад. – Да или нет?

Чтобы потянуть время, Самер пригубил позабытый чай. В наступившей тишине пиала негромко звякнула о чеканный серебряный поднос.

Предложение было жестом отчаяния, а не западней – единственное, в чем маг не сомневался. В остальном же… Подставит он под удар весь Круг или найдет друга в так и так надвигающейся схватке? Насколько способен юноша, в свои-то годы: жизнь потрепала его и кое-чему научила, но выплывет он или потянет за собой на дно всех?

А главное, что это значит для него: не Верховного и не чародея, а Самера из рода Алаев, перевалившего за тридцать, из-за Дара лишенного всего, что он мог унаследовать?

– Ну так что, да или нет? – в третий раз спросил владыка.

На сей раз маг ответил.

– Ндафа? – глухо позвал Верховный. В свете факелов на шторки паланкина легла угловатая тень капитана. – Долго там еще?

– Квартала три-четыре, мудрый.

Самер сжал зубы, не давая стону сорваться с губ. Голова раскалывалась. Мерное покачивание носилок растревожило боль, пульсирующую по ту сторону глазных яблок. Над шпилями обители повисло невидимое, но оттого не менее зловонное облако выплеснутой на город силы – подобно монстру, вздернутому на пики.

Этого-то Самер и боялся.

Он догадывался, что чем ближе к месту преступления, тем хуже будет, в самом же обиталище магов боль грозила стать невыносимой. Но он должен видеть собственными глазами! Сегодня. Несмотря на поздний час. От расследования будет мало проку, если он не поторопится и о происшествии начнут судачить на каждой площади.

Глава обители ждала Верховного на ступенях своей вотчины. Едва Первый-в-Круге ступил наземь, она опустилась на колени и коснулась лбом каменных плит.

– Боги воплотились… – пробубнила чародейка сухим надтреснутым голосом, не то мостовой, не то пыли, но точно не Самеру. Она была седой и согбенной, будто бремя власти склонило ее к земле, и, когда она говорила, казалось, кто-то водит клинком по старому трухлявому дереву.

Маг понимал, что на самом деле это не приветствие и не знак почтения – скорее, покаяние, но виски ныли так, что впору завыть, и Самер не сдержался:

– Простирания ниц вышли из моды, Хора́н. Вместе с ас-Джаркалами, – ну вот, он начал с резкости. Верховный постарался сгладить тон: – Прошу тебя, вставай! Я, может, и стал Первым-в-Круге, но всего две луны назад. Я не привык, что мне кланяются старшие.

Она медленно поднялась, опираясь на протянутые руки.

– Когда мы узнали, что ритуальные убийства совершались здесь, прямо в нашем доме, все были не в себе. Наговорили друг другу глупостей. Я вас понимаю, Первый. Пойдемте же.

По широкой лестнице они вскарабкались в молчании. Лишь когда двери обители сомкнулись за ними, Самер спросил:

– Есть что новое? Что-то, что мне нужно знать?

Хоран посмотрела на него печальными выцветшими глазами.

– Должно быть, нет. Разве что ложа торговцев начала выпытывать, что происходит.

– Это я уже знаю. Очень не вовремя!

– Обитель не страшится торгашей.

– Боюсь, их не интересует, чего мы боимся, а чего нет.

После душной ночи в обители было зябко. Просторные коридоры и проходы пустовали, в нишах скрывались статуи царей и завоевателей, которых успели позабыть везде, кроме этих стен.

– В последние годы нас совсем немного, – проговорила Хоран, заметив любопытство Верховного. – Все больше магов стремятся попасть в столицу. Первое время там было безопаснее: мы боялись, что в провинции повторится резня. А после смерти Черного Азаса заговорили, будто юный наследник и царь Мауз благоволят Кругу. Молодые и способные едут туда, где больше надежд и краше будущность… Я помню, как здесь звенели голоса, Первый! Главой обители в те годы сидел брат самого лучезарного. Я была молода, много смеялась, а по ночам мы бродили вдоль набережных. Огни фонарей отражались в воде, как цветные бусы.

Морщины на ее лице стали глубже, и чародейка шумно вздохнула.

– Прошу меня простить, мудрый. Я уже не та бойкая женщина и все чаще живу минувшим. Наверное, преступники воспользовались тем, что нас мало. Столько помещений пустует, уследить за всеми невозможно. А вот мы и пришли.

Они добрались до просторной комнаты с окнами на реку. Низкий столик на гнутых ножках подобострастно присел меж креслами, свет колдовских огней играл на корешках книг в кожаных, парчовых и деревянных переплетах.

– Расскажи все, от начала и до конца, – попросил Верховный, устраиваясь в кресле. – Не забудь и то, о чем не сказала во время Зова.

– Я ничего не укрывала, – Хоран потянула за старый шелковый шнурок, призывая слуг, – хотя подробности могла запамятовать. Но я готова говорить часами, если это поможет, мудрый! Для нас это был такой удар…

Утомленный ее размеренной речью, Первый невольно нахмурился. Чародейка это заметила и сразу перешла к делу.

– То, что делали преступники, называется «кормлением кровью». Или нечто близкое, я не скажу наверняка. Все знают, что в миг смерти происходит выброс силы, и вовсе лишенный сердца маг мог бы ее использовать. Говорят, за морем, в закатных землях, древние колдуны пили силу и кровь своих жертв. Не знаю… в хрониках пишут, в годы Царя Царей Версива́ра Царство пришло на Благодатные берега, и тогда там были запрещены древние и кровавые ритуалы. Что именно умели варварские чародеи, сейчас уже никто не знает. Старое Царство рухнуло, провинции потеряны, а хроники похожи на легенды.

Хоран умолкла, стоило в кабинете появиться слугам. Двое юношей с мягкими движениями подложили под спины собеседников подушки и расставили фаянсовые чаши, кувшин с вином и сласти.

– Я перечитал, что нашел про кормление, и кое-что мне рассказывал наставник, – едва слуги скрылись, Самер кивнул. – Если убить человека, ты поймаешь слабую тень силы, большая часть просто рассеется.

– Потому я и говорю, что не уверена. Если под рукой нет загона рабов… – Старуха повела плечами, не закончив.

– Как это произошло?

– Совершенно случайно, – Хоран уставилась в пространство. – Я сама просила о помощи старших чародеев, нужно было очистить с полдюжины помещений. Им не пристало заниматься грязной работой, но на молодежь в таких делах лучше не рассчитывать, все сделают спустя рукава. Мы застали их за убийством, здесь не осталось сомнений. С ними был резервуар силы, который они… наполняли… тем, что взяли из жертв. Должно быть, они поняли, что это никак не объяснишь. Завязалась схватка. Один из моих людей вовремя заметил резервуар и разрушил его. Нас всех встряхнуло, а в небо выплеснулось облако силы. Когда старшие чародеи пришли в себя, один убийца уже погиб, сила выжгла его изнутри, а двое других в беспамятстве. Если желаете, наши маги расскажут все сами. Вы можете войти в их сознание и увидеть их глазами.

– Желаю, но позже, – Самер коснулся ноющего виска. – Ты говоришь, преступников было трое? Кто они, откуда? Сколько лет?

– Один постарше, около сорока, еще двое совсем мальчики, не больше тридцати лет, – вспомнив, что Первый-в-Круге сам едва перевалил за тридцать, чародейка совсем тихо, чуть ли не шепотом добавила: – Простите, мудрый. Все трое не отсюда, их привели Путники. Наши Путники выискивают детей с Даром от Та́бры до Мера́йи, а на север до предгорий. Один из крестьян, другой из семьи бродяг. Третий родился у шлюхи. Родичей в Джамайе у них нет. Все трое держались особняком.

– С кем общались из города?

Хоран разгладила на коленях складки белой ко́ввы.

– В этом-то и дело, что ни с кем. В последние две-три луны вовсе не покидали обители, а может, и дольше.

– Вас часто посещают горожане? В обители много простых смертных?

– Такое бывает, но изредка. Те, у кого родные в Джамайе, предпочитают бывать в городе, а не наоборот. У нас семеро слуг, все прочие – неофиты, как во время Азасова пленения, когда мы не могли покидать обитель. Я верю, что работа благотворно действует на учеников.

Опустив локти на подлокотники, Первый сложил руки домиком и коснулся губ кончиками пальцев.

– Видишь ли, Хоран, здесь у нас что-то не сходится. Преступники должны были с кем-то видеться, не сами же они все выдумали. За убийствами кто-то стоит.

– Кто-то стоит? – медленно повторила чародейка.

– Конечно. Есть обычное кормление кровью, знание, которое бездну лет считают запретным. Мы думаем, это омерзительно, это похоже на людоедство. Круг, во всяком случае, его знает, а самые сведущие могут кормление исполнить. Но ты сама признаешь: здесь нечто новое. Новое тоже можно открыть, в конце концов, мы маги. Но для этого нужны исследования, опыты… ведь не с первого раза получится. Этого не было. Или было, но где-то еще.

– Мы осмотрели их комнаты. Еще прежде, чем я послала Зов.

– И ничего не нашли, я помню. Хотя, конечно, я еще раз посмотрю сам.

На мгновение на лице старухи отразилось отчаяние. Впрочем, Верховный не поручился бы, искренне оно или всего лишь притворство.

– То, что вы говорите, ужасно, мудрый. Такое отвратительное колдовство!.. Кто может стоять за этим?

Вопрос был риторическим, но Самер ответил:

– Кто угодно, Хоран. Кто угодно. Если бы я знал, кого винить, я бы начал с него, а не с этой беседы.

Глава обители являла собой воплощенную скорбь. Впрочем, Самер и не надеялся прочесть ее лицо. Маг встал.

– Не стану утомлять тебя, Хоран. Час и так поздний. Позови кого-нибудь, кто проводит меня к пленникам, а потом покажет комнаты.

Глава обители протянула тонкую кисть к шнурку, когда Первый остановил ее.

– Последний вопрос, если позволишь. Я заметил, ты не пользуешься чарами и не страдаешь из-за облака силы…

– Мы второй день пьем настой ими́рры, он приглушает Дар, но с ним и чувствительность. Через несколько дней облако само собой рассеется.

– А это разумно? Может статься, есть еще преступники, с таким же резервуаром, и в нем заключена та же мощь. Вы же полностью лишились чар!

– Иначе нам пришлось бы покинуть дом, – развела руками чародейка. – Я очень долго размышляла. Но верней всего было закрыться от внешнего мира, хотя бы до вашего приезда. Может, торговцы потому и беспокоятся, что потеряли связь с родными.

«Торговцы беспокоятся, потому что знают – произошла неприятность». Мягко стелет, сказал бы Ндафа…

Провожатый появился через минуту: совсем юный, с бритой, как у жреца, головой и в бирюзовой ковве Зала Волн. Он провел Самера по гулким лестницам и бесчисленным пустым переходам, через внутренний двор, где в ночной тиши над бассейном шептались тополя.