Деньги моих вновь приобретённых партнёров не интересовали – только товары, бывшие в дефиците на территории Казахстана. Инфляция в те годы скакала галопом.

Вот небольшой пример. Как-то раз мы с Ириной поехали на Богдановичский фарфоровый завод: детскому саду нужна была недорогая и прочная посуда из полуфарфора, купить которую удобнее и выгоднее было непосредственно на производстве. Приехали. Выписали счёт.

Пройдясь по цехам и ознакомившись с ассортиментом, решил взять на реализацию несколько столовых и чайных сервизов – посмотреть, как пойдёт. Посуда ушла махом, правда, маржа оказалась не слишком большой. Тем не менее, в следующий раз, когда отправились получать товар для детского сада, взял ещё несколько коробок. И попал: отпускная цена завода выросла, и сервизы, которые стояли в магазинах, не находя сбыта по причине их высокой стоимости, теперь оказались дешевле, чем взятые непосредственно с завода! Такого я не ожидал! Товар завис!

Зато в Казахстане он оказался весьма востребован, как и водка «Распутин», и спирт «Ройял», которых в Екатеринбурге было – хоть запейся.

По пятницам после работы, предварительно созвонившись с партнёрами и забив машину по самую крышу, в ночь уходили на Кустанай, где нас уже ждали с распростёртыми объятиями. Цену привезённого товара переводили в мясо, грузились и отправлялись в обратный путь, чтобы в субботу вечером быть дома.

Ездил я обычно с Толиком. У меня уже имелось несколько каналов сбыта, у Толика к тому времени появился «Москвич» и объёмы, как и прибыль, естественно, удвоились. К сожалению, это мясоторговое благополучие длилось недолго: с декабря мы с казахами стали жить в разных государствах, а ещё некоторое время спустя нас разделили границы и таможенные посты. Советского Союза больше не было.

Накануне Нового Года поступил звонок из Казахстана: нашим молодым компаньонам нужен был алкоголь, причём, на каких угодно условиях. Оно и понятно: впереди праздники, а водки ёк. Пришлось срочно собираться.

Одна существенная деталь: все эти богатства нас просили поставить в долг, пообещав отоварить говядиной после Нового Года. Причём, с приличной скидкой! Прикинув то количество мяса, которое мы должны были получить в результате этой сделки, я понял, что его будет сложно уместить даже на двух машинах, поэтому решили задействовать «Мультикар». В своё время я помог Феде Буранову приобрести этот мини-грузовичок. Конечно, скорость больше сорока километров на нём развить сложно, тем более по заснеженной дороге, но подумали, что в сопровождении «Жигулей» и «Москвича» как-нибудь справимся.

Толькин «Москвич» под завязку забили спиртным, добавив туда и несколько коробок с сервизами, продать которые в Екатеринбурге из-за сумасшедшей инфляции было просто нереально: отпускная цена завода росла быстрее, чем проводилась переоценка в магазинах.

Выехали, как всегда, вечером – за сутки до Нового Года, рассчитывая вернуться в аккурат к праздничному столу. Федю тоже взяли с собой, во-первых, чтобы он познакомился с трассой, а, во-вторых, чтобы обтаскался с опытными водителями, так как права получил буквально на днях.

Толик сел за руль, Федя – рядом, пристроив в ноги две коробки «Распутина», а я едва втиснулся на заднее сидение.

Всё расстояние до теперь уже границы ехали без приключений, весело. После пропускного пункта место за рулём, согласно плану, занял Федя. Он очень уверенно переместился на водительское сидение и резко ударил по газам. Мы с Толиком очумели:

– Э-э, Федя! Ты что делаешь?! Давай успокойся и не гони! Зима, резина у машины нешипованная!

В то время достать шипованную резину даже мне при всех моих знакомствах было проблематично: такой это был дефицит! На свои «Жигули» я смог поставить только заднюю пару.

Не слушая нас, Федя гнал, не снижая скорости, демонстрируя тем самым, какой он крутой водитель, и на одном из поворотов вместо того, чтобы скинуть газ, так надавил на педаль, что машину закрутило волчком и выбросило с дороги. Слава Богу, это был не Средний Урал, а Казахстан, и дорога шла практически по голой степи!

И надо ж такому случиться, что на этой благодатной земле, в чистом поле, именно на этом самом месте какой-то нерадивый тракторист бросил заднее колесо трактора «Кировец», которое лежало себе незаметно, заметённое снегом. Но Феденька аккуратно и точно нащупал его радиатором «Москвича» и остановился!

Ни одна бутылка водки, ни одна фарфоровая чашка не разбились, и это служит лишним подтверждением тому, что в нашей жизни плохое всегда чередуется с хорошим! Да, попали в аварию, но улетели в чистую степь, а не врезались в скалу! Да, пережили несколько неприятных минут – зато какая радость, что всё наше имущество, до последней чашки, цело! Да, «Москвич» придётся как-то вытаскивать на дорогу, а тут, как на притчу – проходящий «КАМАЗ»! Вытащили!

И только, обследовав машину, мы поняли, что путешествие закончилось! Радиатор был пробит, тосол вытек – короче, закон чередования плохого и хорошего продолжал действовать!

Не зря же говорят: если не повезёт, то и на родной сестре триппер поймаешь…

Оглядевшись вокруг, мы заметили на повороте, слева от дороги, дома. Судя по всему, это был какой-то колхоз или отделение совхоза. На окраине, метрах в пятистах, виднелся большой ангар. Вот туда мы и ринулись, благо, за столь короткое расстояние двигатель перегреться не мог.

Парочка обитателей ангара с воодушевлением готовилась к встрече Нового Года, и мы со своим грузом оказались весьма кстати. Загнав машину внутрь, обрисовали мужикам ситуацию, рассчитывая на помощь, но увидели на их лицах только сомнение: этот ангар был последним осколком развалившегося колхоза, ремонтная база которого была разрушена давным-давно .

К счастью, в помещении оказалось сравнительно тепло, а это уже немало. Распечатав коробку «Распутина» и вручив принимающей стороне литровую бутылку водки, я заручился обещанием, что мужики окажут моим спутникам поддержку, а если вдруг найдётся какое-либо решение, то и помощь в производстве ремонта.

Сам же, не надеясь на «авось», решил подстраховаться и пригнать из Екатеринбурга свои «Жигули». Оставив Толику и Феде координаты наших казахстанских компаньонов на случай, если они вдруг в моё отсутствие всё же отремонтируют «Москвич», я бегом рванул обратно на дорогу.

И вот, понимайте, как хотите: посреди чистого поля из пурги на меня выскочил «Урал», везущий вахтовую бригаду прямо в Челябинск! Не надо объяснять, что принят я был очень тепло и уже в середине дня высажен из вахтовки в аккурат у вокзала, который в Челябинске является одновременно и автовокзалом. И снова удача: Екатеринбургский автобус, который отходит буквально через несколько минут!

Уже во второй половине дня, не заходя домой, я влетел к себе в кабинет, схватил запасные ключи от гаража и спустя буквально полчаса катил обратно в сторону Челябинска! Бак автомобиля был полон, а в багажнике плескалась сорокалитровая канистра с бензином. Таковы суровые реалии времени: бензин тоже был дефицитом, а потому у меня в гараже всегда стояла бочка со стратегическим запасом.

Обратный путь прошёл довольно удачно: все добрые люди уже праздновали Новый Год, а их, как известно, на свете больше, поэтому дорога была свободна и от гаишников, и от транспорта.

Открыв двери ангара, я поначалу решил было, что в глазах у меня двоится или даже троится от усталости и голода: количество присутствующих заметно возросло. Здесь уже вовсю кипело веселье, как в том анекдоте: люди-то уже празднуют, а у меня ни в одном глазу! Лишь узрев Толика, плавно покачивавшегося в обнимку с одним из новых приятелей, и Федюню, без чувств распластавшегося на лежанке, я понял, за чей счёт банкет! Из шести литровых бутылок водки уцелела только одна. Пять, как потом выяснилось, были выкушаны нашими радушными хозяевами в компании с моими спутниками.

Воспроизводить свой художественный мат не стану. Во-первых, он непечатный, а, во-вторых, сегодня мне вряд ли удастся достичь той степени накала, до которой я дошёл тогда, и которая явилась прекрасным стимулятором матерного творчества.

В течение нескольких минут при помощи тех, кто ещё хоть как-то держался на ногах, я перегрузил весь товар в свои «Жигули», не забыв прихватить и оставшуюся бутылку водки, которую мои предприимчивые помощники попытались, было, заныкать. Пинком под зад закинул в оставшийся свободным уголок на заднем сидении Толика – как наименее пострадавшего, а потому наиболее перспективного, и немедленно стартанул в сторону Кустаная.

Рано утром первого января нового, девяносто второго, года я въехал в город. Не на белом коне, а на тёмно-синей «Шестёрке». Зашёл в первое попавшееся общежитие и попросил у вахтёрши разрешения позвонить: мобильных телефонов тогда ещё не было, а терять время на поиски телефона-автомата я не хотел.

Компаньоны ждали нас со вполне понятным нетерпением: всё «горючее» у них уже давно закончилось, нас нет, и неизвестно, приедем ли теперь вообще, ведь случиться могло всякое…

И тут – о, радость! – звонок! Да не откуда-нибудь, а из их собственного города!

Надо ли говорить, что не прошло и двадцати минут, как наши партнёры на такси прилетели принимать товар. Разгрузив машину и договорившись о том, сколько мяса заберу в следующий рейс, безо всякого перекура рванул в сторону Родины.

Толик к этому времени, вроде, пробыгался, поэтому, выехав из города, я посадил его за руль, уповая на то, что в степи, да ещё на утро после Нового Года ГАИ нам не встретится.

К середине дня с Божьей помощью добрались до Ангара (теперь уж с большой буквы). Федюша с трудом перебрался в автомобиль и лежал на заднем сидении синий и, казалось, бездыханный, только иногда срываясь на воздух – так его мутило. Никакой помощи от нашего страдальца ждать, естественно, не приходилось – довезти бы живым до дому! Уж больно плохо он выглядел!..

Молил только, чтоб я дал ему хотя бы сто грамм, уповая, видно, на то, что последнюю бутылку из початой коробки я всё же оставил на опохмелку. Да и остальные участники действа глядели на меня с жадным любопытством, надеясь на продолжение банкета.

Толик уже практически пришёл в норму, но вот как доставить домой его «Москвич»? Тащить на буксире – очень далеко!

Открыв капот, я ещё раз убедился, что радиатор можно выбрасывать…

Но вдруг в глаза бросился большой бачок омывателя лобового стекла! А что, если попробовать? На улице – минус двадцать! Авось проскочим?!

Наши новые приятели насобирали всё, что смогли: какие-то шланги, щтуцера, прокладки, и мы с Толиком довольно быстро – мастерство не пропьёшь – модернизировали систему охлаждения двигателя, замкнув её на бачок омывателя и полностью выкинув из системы радиатор.

Вынув из под капота все утеплители двигателя и запасшись водой, договорились, что Толик поедет впереди, включив печку на полную мощность, чтобы максимально оттянуть тепло от двигателя в салон. Приготовили и буксировочный трос на случай перегрева двигателя. Федюшу оставили на заднем сидении «Жигулей», снабдив запасом полиэтиленовых пакетов для удовлетворения естественных нужд, и двинули до дому.

Как ни странно, но всё прошло неплохо. Дорога была без больших подъёмов и спусков, поэтому старались как можно больше идти накатом, используя силу инерции – так двигатель меньше грелся. В первый раз остановились только после Троицка, чтобы долить систему водой.

Челябинск проскочили, практически не задерживаясь на перекрёстках, благо, народ отсыпался после вчерашнего, и на улицах было пусто.

Поздно вечером добрались до Екатеринбурга и, бросив машины около диспетчерской, на дрожащих ногах кинулись по домам встречать Новый Год!

Почти двое суток за рулём, не спавши и не евши – зато все обязательства выполнены…

После праздников, получив сообщение от партнёров, снова двинули в Казахстан. Ехали таким порядком: Федя и Толик на «Мультикаре» – впереди, я на «Жигулях» – сзади. Причём, периодически они менялись: пока один сидел за рулём, второй отогревался у меня в машине. Мороз был приличный, в «Мультикаре» – довольно холодно, Федю спасали только унты – сапоги из собачьей шкуры, поэтому и за рулём он находился дольше, чем Толик.

До Троицка доехали без происшествий, а вот на пропускном пункте через границу произошли некоторые изменения, неприятно нас удивившие: машины пропустили без задержек, но при этом осмотрели и багажник, и кузов, чего раньше никогда не делали.

В Кустанае затарились мясом и курятиной, но по нашим расчётам этого оказалось недостаточно для покрытия долга. Компаньоны объяснили, что больше закупить пока не смогли и предложили компенсировать разницу местной валютой – тенге. Тут, как говорится, без вариантов: произвели перерасчёт и забрали деньги.

На прощание парни предупредили, что машины с российскими номерами досматривают даже на трассе – так подтвердились наши худшие опасения: никаких документов на груз у нас не было!

Тронулись в обратный путь. Теперь уже я ехал на «Жигулях» впереди, а Толик и Федя на «Мультикаре» – за мной. На подъезде к какому-то крупному населённому пункту я получил видимое подтверждение словам компаньонов: имел возможность понаблюдать, как осуществляется досмотр транспорта сотрудниками автоинспекции.

Пришлось остановиться и провести экстренное совещание. Посовещавшись, решили, что я отвлеку внимание представителей власти, а в это время мои спутники на «Мультикаре» попробуют проскочить пост.

Подъехав к посту, я выскочил из машины и попросил инспекторов помочь мне разобраться в работе двигателя, так как проскакивает какой-то посторонний звук. Открыв капот, гаишники активно начали прослушивать работу мотора, советоваться друг с другом, а я крутился возле них, всячески отвлекая внимание от дороги, пока Феденька на скорости сорок километров – выжать из этого грузовичка больше нельзя было при всём желании – полз мимо.

Наслушавшись советов, последним из которых был: обратиться в автосервис по такому-то адресу, я, повинуясь взмаху милицейского жезла, благополучно отбыл в указанном направлении. Сделав небольшой крюк через посёлок, снова вышел на трассу и присоединился к своим спутникам.

Подъехав к границе, понял, что здесь этот фокус у нас не пройдёт: шерстили всех подряд.

Решили дождаться глубокой ночи или даже утра, когда таможенники – тоже, ведь, люди – угомонятся и лягут поспать.

Расположившись так, чтобы с поста нас не было видно, перебрались в «Жигули»: отдохнуть, подкрепиться, да и просто погреться. От тепла и горячего чая разомлели и даже начали клевать носами.

Из этого расслабленного состояния нас вывел «ГАЗ»ик с маячком на крыше, подъехавший со стороны границы. Видимо, таможенники на сон грядущий зачищали прилегающую территорию от контрабандистов-любителей: оказались умнее, чем мы полагали. Подошли и вежливо поинтересовались, что это мы тут делаем, а потом заглянули в кузов!..

Дабы не обострять ситуацию, пришлось всё честно рассказать, а чтобы сделать встречу совсем уж приятной, я вытащил всю заграничную наличность – зачем мне в Екатеринбурге тенге? – и предложил их работникам таможенного поста. После несложной процедуры передачи денежных средств мы без дальнейших проблем покинули земли сопредельного государства и устремились на Родину, а вечером следующего дня достигли конечного пункта нашего путешествия – территории Орджоникидзевского троллейбусного депо.

Таким был наш последний рейс в Кустанай. Наученные горьким опытом, мы справедливо предположили, что в скором времени граница начнёт работать полноценно, и вывозить товар без соответствующих документов выйдет себе дороже. Для того, чтобы этот вид деятельности оставался рентабельным, необходимо было ставить его на легальные рельсы и наращивать объёмы, а, следовательно, с головой погружаться в мясоторговый бизнес, чего мне, честно говоря, совершенно не хотелось. Да и совмещать его с основной работой было нереально. Поэтому наши экономические связи с бывшей братской республикой прервались.

Вот так прошёл девяносто первый год. Это непростое время формировало во мне всё большую самостоятельность и предприимчивость. За минувший год чем я только ни торговал, уже начал входить во вкус, почувствовал интерес к коммерческой деятельности, но особого удовлетворения не получал, хотя, конечно, в смысле материальном это было больше, чем я имел бы, работая только в депо. Но всё как-то мелко, что ли. Я знал, что могу решать более важные и масштабные задачи, а тут получалось какое-то нарождение дисквалификации.

Хотелось попробовать себя на новом поприще. Останавливало только то, что за моей спиной было двое детей и неработающая жена: трудно шагнуть в неизвестность от пусть небольшой, но гарантированной зарплаты, когда на тебе лежит такая ответственность.

Рекламодатели и рекламопроизводители

На решение уйти из ТТУ и заняться организацией своего дела повлияли два события. Однажды зайдя по приглашению директора депо к нему в кабинет, я увидел двух приятных молодых людей, внешне очень похожих друг на друга. Это были братья Ножины: Дмитрий и Павел.

Они пришли к Сычёву с предложением: начать размещать в салонах троллейбусов рекламу кооперативов и других частных предприятий, которые в то время росли, словно грибы после дождя, а вот об их деятельности и предлагаемых товарах и услугах знали немногие.

Братья Ножины предложили проект рекламных конструкций под размещение материалов А2 и А3 форматов. Все вопросы по финансированию изготовления рекламных конструкций и размещению рекламных листовок, а также поиску заказчиков они брали на себя. Кроме того, обещали ежемесячно выплачивать депо арендную плату. Единственное, просили, чтобы она не была чрезмерной, так как дело новое, и пока они могут только предполагать возможный уровень доходов.

Строго говоря, именно Дмитрий и Павел Ножины были пионерами в этом виде рекламы в нашем городе.

Был подписан договор о сотрудничестве, по которому мы изготовили и смонтировали металлические конструкции. Наши партнёры выполнили свою часть обязательств по договору, и буквально через несколько месяцев количество конструкций пришлось увеличить, так как резко увеличилось количество заказчиков.

Впоследствии на тех же условиях были оборудованы рекламными стендами остальные депо, и где-то через полгода данный вид услуг занял своё достойное место в рекламном пространстве города. Следом за ТТУ его внедрили и на автобусах.

Братья Ножины организовали рекламное агентство «Карина».

Вторым толчком послужило появление заказчиков наружной рекламы на транспорте.

Одним из первых разместил рекламу своего детища на новых троллейбусах-сплотках Орджоникидзевского депо известный в городе авторитет и предприниматель Николай Широков. Целый год Уралмаш мог наблюдать эти троллейбусы с логотипом «Урал-Регион».

А на троллейбусах Октябрьского депо красовалась реклама первого в городе казино «Космос», которую проплатил другой авторитет и предприниматель – Олег Вагин.

Правда, некоторое время спустя наши первые рекламодатели погибли.

Примерно в это же время к нам обратились заказчики – молодые ребята – которые хотели разместить на бортах рекламу изделий своего камнерезного предприятия: сувенирной и ювелирной продукции. Работы по нанесению рекламы выполнялись по их собственным эскизам, и, нужно отметить, весьма качественно, а ведь ни о каком полноцвете мы в те времена и понятия не имели: только краска, буквально, живопись по металлу!

На подписание акта выполненных работ ко мне в кабинет они явились с двумя сумками и начали выкладывать на журнальный столик изделия из поделочного камня и ювелирку: бусы и броши, кольца и серьги и что-то ещё – я уж и не помню. Дав мне время обозреть всю эту красоту, один из них сказал:

– Владислав Михайлович, у нас есть техника, исполнители, сырьё. Идите к нам директором!

Вот такой поворот! Довольно продолжительное время мы обсуждали эту тему: они приводили свои аргументы, я – свои. Расстались с условием, что я ещё подумаю и дам ответ.

Ответа положительного я так и не дал, и ещё года полтора – два после этого случая продолжал работать главным инженером. Особого интереса к работе уже не было, но и решимости, чтобы уйти, не хватало. Ещё одним направлением моей деятельности в «Фобосе» – с разрешения Сычёва – стала работа по поиску заказчиков и размещению рекламы на троллейбусах Орджоникидзевского депо. С этим делом я справлялся довольно хорошо, и вскоре многие троллейбусы оказались заняты под рекламу.

В этот период произошёл ещё один неприятный случай. Однажды, возвращаясь в свой кабинет после очередного инструктажа водителей, я встретил в приёмной двух молодых ребят, которые вежливо попросили разрешения зайти в мой кабинет. Могли, конечно, и не просить: дверь была открыта всегда любому и в любое время, если я, разумеется, находился на месте. Никаких часов приёма не было.

Ребятки скромно представили удостоверения сотрудников ОБХСС и так же скромно попросили разъяснить, какая машина приходила вчера на территорию депо, что сюда привезла и что и когда отсюда увезла. Я терпеливо и доходчиво ответил на все эти вопросы. Старался быть спокойным, но в душе поднималась огромная волна негодования: хотелось растоптать и разорвать эту систему на части! Подполковник Насибулин, зарывший в депо соглядатая, ушёл на пенсию. Начальник Орджоникидзевского ОБХСС Махмутов был переведён в транспортную милицию в звании полковника. Пришло новое поколение оперов, но, видимо, агента передали им как эстафетную палочку – вот он и продолжал выполнять свою миссию: стучал, как дятел.

Парни извинились и уже направились к выходу, когда я остановил их и попросил задержаться:

– Ребята, вы и ваши руководители на мне уже диссертацию можете защитить! Вы уже больше десяти лет меня пасёте – и что нашли? Ни-че-го! И не найдёте! Неужели не понимаете, что не ворую я?!

Парни ещё раз извинились и сказали:

– Больше мы к Вам не придём.

И это было правдой: последние два года ОБХСС меня уже не тревожил.

К чести «афганцев», самые страшные опасения Толика не сбылись: брата не стали гноить, понимая по его действиям, что он пытается, но не может найти вора. Какое-то время Толя ещё нёс свою охранную службу бесплатно, отрабатывая причинённый ущерб, но через некоторое время всё же уволился, разумеется, с согласия своих работодателей.

В январе девяносто третьего года я – после долгих колебаний – принял, наконец, решение: получив очередное предложение о смене места работы, совсем было собрался перейти на Ремонтный Трамвайно-Троллейбусный завод, но Геннадий Александрович, узнав об этом, посоветовал мне не торопиться, потому что со мной хотят встретиться все начальники депо. И вот в один из вечеров мы собрались в кабинете у Сычёва. Посидели, поговорили откровенно, по душам, и начальники предложили мне заняться организацией размещения рекламы на всём подвижном составе Трамвайно-Троллейбусного Управления.

Ситуация здесь складывалась следующим образом. Если в Орджоникидзевском депо вся реклама размещалась через «Фобос», то в Октябрьском и Южном рекламу на бортах делали силами депо, а финансировали её «центровые». Вот начальники и предположили, что если и дальше продолжится в том же духе, всё производство окажется под контролем ОПС, а потом и сам Господь Бог не знает, что будет.

Говорили начальники долго, проникновенно, обещали всяческую поддержку – только бы не дать запустить «центровых», которые проявляли живой интерес к этому вновь нарождающемуся бизнесу. Рефреном звучали слова: а на завод ты всегда успеешь – тебя возьмут!

Как оказалось, на эту встречу их благословил сам начальник ТТУ Сергеев Геннадий Степанович.

Я подумал и согласился: захотелось, как и при открытии Орджоникидзевского депо, начать дело с нуля.

Решили так: все договоры с рекламодателями будут заключаться от имени депо, туда же, соответственно, будет поступать оплата. Далее, открыжив часть денег себе в качестве аренды, депо перечисляют оставшиеся суммы на счёт «Фобоса».

В то время многие – да, практически, все – посчитали меня сумасшедшим, полагая, что в такое тяжёлое время наплевать на повышение, оторваться от бюджетной кормушки и уйти в неизвестность может только идиот. Десять лет спустя тональность высказываний поменялась на диаметрально противоположную: многие сочли, что для этого дела много ума не надо – справится даже идиот. Они бы, например, тоже смогли.

Проработав год под крылом Фобоса, я понял, что это – не вариант: нужно организовывать новое предприятие. Вот так и зародилось закрытое акционерное общество «Эскиз-регион», на момент создания которого я отработал в ТТУ – на разных должностях – почти двадцать два года, восемь из них – в должности главного инженера Орджоникидзевского депо. А впереди ждала неизвестность.

Моей бабушке,

Погадаевой Прасковии Григорьевне,

посвящается

Прожитое, что пролитое – не воротишь.

Пролог

Погадаевы

– Венчается раб Божий Матвей рабе Божьей Параскеве! – голос священника набирает силу. В церкви жарко, меховые воротники прихожан – в капельках растаявшего снега.

– Венчается раба Божия Параскева рабу Божьему Матвею!

В толпе – тугой гул, как под крышкой улея:

– Слыхали? Жених-то невесту увозом взял. Подкараулил на улице, да в кошёвку. А посля такого только и одно, что прикрыть грех венцом…

– Знамо, от такого посрамления и до петли недалеко. А чего ж так-то? Аль родители супротив?

– Невеста не схотела. Их у родителя-то, у Григория Петухова, четыре девки да сын Иван. Старша дочь Татьяна, две средни: близняшки Анна да Прасковья, и меньшая – Анфиса. Так девки-то больно балованы.

– Да будет вам трёкаться, ушники! Всамделе Матвей-то к Анфиске сватался! А Анфиска-то в попадьи ладится, так Матвейке от ворот поворот и вышел, ну, знамо дело, в попадьях-то оно для жизни способнее. Тако что Прасковья сама согласие дала.

– Ну, ты и ботало! Анфиска-то ещё дитё совсем…

– Ой, бабоньки, да какая ж девка такому соколу по своей воле откажет?..

Действительно, был Матвей Погадаев красив какой-то нездешней, немужицкой красотой: тонко выписанное лицо с пухлым, капризно изогнутым ртом той самой формы, что скульпторы называют «лук амура», прямой нос с изящно вырезанными ноздрями. Глядел и впрямь соколом. Под стать ему была и Прасковья со строгим иконописным лицом, обрамлённым кружевом фаты.

* * *

Так или иначе, а только зажили Матвей да Прасковья в деревне Походилова под Екатеринбургом вполне справно. Своё поле обрабатывали, свою скотину держали: тройку лошадей, двух коров и прочую живность без счёту.

А в девятьсот десятом году народили сына и дали ему имя Михаил. Крестили маленького Мишу в новом Походиловском храме, освященном во имя благоверного великого князя Александра Невского.

В обращении с женой и сыном Матвей был крайне суров. Единственного сыночка Мишу, как и всех деревенских, с детства приучал к труду. Запрягать лошадь, пахать, косить, метать сено в стога, ходить за скотиной – эти нелёгкие работы Мишаня освоил вполне, а вот учёбе места отводилось немного, потому и образования отхватил всего четыре класса, впрочем, по тем временам это считалось вполне достаточным.

* * *

По осени, после завершения всех полевых работ, Матвей плёл несколько пар лаптей. Лыко драл сам. Сам готовил котомку со съестным, прощался с семьёй и пешком по грунтовым дорогам шёл в Верхотурье помолиться Симеону Верхотурскому и другим святым. Замаливал грехи. Шёл только пешком туда и обратно, изнашивая при этом все сплетённые лапти, а он точно знал, сколько их нужно запасти. Приходил просветлённый, уже по первому снежку. И вот тут начинались аттракционы.

Работы по хозяйству было уже немного, справлялись жена с сыном, а Матвей уходил в загул. Он, как только выпадало достаточно снегу, запрягал в кошёвку тройку лошадей и уезжал в Екатеринбург, где в трактире напивался до одури.

Но самое главное – не это. Когда Матвей возвращался домой и с гиком мчался на тройке по деревне, жена должна была успеть распахнуть ворота, чтоб он влетел во двор на полном ходу. Если же Прасковья задерживалась, Матвей брал плётку в одну руку, наматывал женину косу на другую и нещадно избивал супружницу. Чтобы исполнить ритуал встречи, Прасковья ночи напролёт сидела у окна и ждала, когда её благоверный с криком влетит в деревню. Так сказать, бессменное дежурство: он ведь не сообщал, в какой день и час явится. И телефонной связи тогда не было. Попробуй, угадай, как скоро твой ненаглядный нагуляется и прибудет домой.

* * *

Несмотря на то, что пряталась деревня вдалеке от дорог средь глухих лесов − про неё так и говорили: походи-походи, может, и найдёшь Походилову − эхо событий семнадцатого года докатилось и до этих мест.

Революцию Матвей принял, распорол женину то ли юбку, то ли кофту красную, соорудил флаг и с этим флагом гордо прошёл по деревне.

Да, откалывал Матюша трюки.

Мишка-то, сынок, в этом плане был послабже, но своих трёх жён, видать, по примеру отца, держал в строгости и гонял как сидоровых коз. Особенно, когда напивался.

В первый раз отец женил Мишаню в восемнадцать лет. Родили они с женой двоих сыновей, да только умерли те во младенчестве.

К тому времени Матвея, которому с приходом революции и отменой страха Божьего все пути оказались открыты, уже кружило, словно щепку в водовороте: всё хозяйство этого «революционера» пошло прахом, семья распалась. Михаил остался при матери, а Матвей растворился в сплошных загулах. В последние годы жизни он обитал где-то в Екатеринбурге, в его трущобах, и был похоронен на Михайловском кладбище. Могилу его уж и не найти.

* * *

Сестра Прасковьи Анфиса вышла замуж за священника и сделалась попадьёй. Судьба её поначалу складывалась удачно: в Походилове, большой и богатой деревне, где насчитывалось более трёхсот дворов, жизнь батюшки и его семьи была вполне сносной. Уцелели они и в непростое время Революции, и в Гражданскую Господь уберёг. А, может, у Советской власти просто руки до них не дошли. К тому же пряталась Походилова в глухом бору, про неё ведь так и говорили: «Походи, брат, походи – найдёшь Походилову»…

Но пришёл и их черёд: в двадцать девятом году в Походилове был организован колхоз, а в начале тридцатых по стране прошла очередная волна гонений на веру: повсеместно закрывали церкви и монастыри, монахов арестовывали и отправляли в лагеря и ссылки.

«Служители культа» уже с восемнадцатого года находились в новом советском сословии «лишенцев», то есть не имели права участвовать в выборах, получать медицинскую помощь и продовольственные карточки, пенсию и пособие по безработице, а начисляемые на них налоги были выше, чем для остальных граждан Республики. Дети «лишенцев» не могли получить образование выше начального.