Незаконнорожденный. Книга 2. В мире птицы мохо

Обернувшись на стук двери и обнаружив ворвавшихся в помещение лазутчиков, фигура среагировала с поразительной скоростью: схватив со стола кристалл, она метнулась к стене. Одна из панелей упала куда-то вниз, и фигура выскочила наружу, унося с собой кристалл. Панель тут же начала возвращаться на место.

Гардис бросился к закрывающемуся проему.

– Шар, вращай шар! – на бегу крикнул он.

Панель, щелкнув, встала на место, закрыв проем, но Гардиса в библиотеке уже не было. Дверь за спиной Нада рухнула, в помещение ворвались солдаты, держа наготове короткие копья. Копья взвились в воздух, но Над уже не бежал, а летел к шару, выбрав свою последнюю в жизни дорогу. Он понимал это, но не жалел ни о чем. Раз в жизни выбрав свой путь, всецело положившись на Гардиса, безраздельно доверяя ему, он, не раздумывая, до конца выполнил то, что Гардис приказал сделать, и уже был готов ко встрече с братом там, в небесных чертогах бога Нин-Нгирсу.

С десяток копий разом вонзились ему в спину, пронзив легкие и сердце, но он был уже у шара и, мертвый, упал так, что его тело оказалось сверху на шаре и, соскальзывая, своей тяжестью крутануло его. И шар, «взведенный» телом Нада, пришел в движение. Сначала медленно, затем все быстрее и быстрее он начал вращаться вокруг оси. Черный вихрь тут же спустился сверху и быстро закружился по комнате. Со страшными воплями, корчась от боли, солдаты, находящиеся здесь же, попадали на пол. Быстро наступила тишина. А ограненный шар раскручивался все сильнее и сильнее. Вот уже не видно мелькания граней, они слились в шар. Черный вихрь, кружившийся вместе с шаром, начал бледнеть и изменять цвет. Вот он уже стал не черного цвета, а малахитового. Шар еще немного приподнялся над столиком – и исчез…

Гардис выскочил в проем вслед за фигурой, уносящей кристалл. Она быстро спускалась вниз по огромным ступенькам. Он, рискуя свалиться и сломать шею, тоже стремительно кинулся вниз. Вот фигура оказалась уже внизу и завернула за угол храма. Гардис сделал огромный прыжок, перепрыгнув сразу несколько ступенек, упал, больно ударился о камни, перевернулся через голову, вскочил и бросился вдогонку. Солоноватая струйка крови, стекая из разбитого лба, попадала в рот, болел бок – похоже, при падении он сломал ребро. Но он только прибавил скорость.

Когда Гардис выскочил из-за угла храма, фигура была уже неподалеку. Она мчалась в сторону от храма по настилу на лодках в сторону моря. А к нему бежали два охранника, держа наготове боевые каменные топоры. Гардис не заметил, как убил обоих – сразу или поодиночке. Это заняло ничтожно мало времени. Перед его глазами была только фигура в черном, уносящая кристалл – ключ, к которому он стремился. Кроме них, на помосте никого не было – грузчики, переносящие камни из лодок, видя, с какой легкостью, мимоходом, мчавшийся в их сторону высокий окровавленный человек убил двоих вооруженных охранников, сиганули в воду и что было силы поплыли подальше от беды. Другие охранники хотя и спешили сюда, но были далеко, чтобы вмешаться в события.

Видимо, потратив на бегство много сил и понимая, что уйти не удастся, фигура в черном остановилась, повернулась к Гардису, по прежнему сжимая кристалл, и отбросила капюшон назад, открыв безобразное лицо с двумя парами красных глаз. Теперь между ними было не более десятка шагов.

– Послушай, – сказал, тяжело дыша, миркутянин, – я знаю, кто ты. Ты – Хранитель олиев. И пришел сюда за этим, – он приподнял кристалл, – но мы можем договориться. Я – Первый Избранный брат, первое лицо после Великого Магистра. Ты – Хранитель, по сути, первое лицо у олиев. Если мы объединимся и убьем Великого Магистра, ты станешь на его место. Ты будешь управлять олиями и ближними народами, я – дальними. Зачем тебе моя смерть? Моя жизнь принесет куда больше!

Миркутянин, пятясь задом, отодвинулся на три шага. И ровно на столько же Гардис молча приблизился к нему.

– Ты же не глупый человек, Хранитель. Посмотри вниз. Мы находимся в море. Стоит мне бросить кристалл, он упадет в глубочайшую впадину, откуда ни ты, ни кто-либо другой его уже никогда не достанет! Здесь наша территория, вокруг полно солдат, видишь, они сзади уже перекрыли дорогу. Ты не уйдешь отсюда живым. Еще раз предлагаю договориться!

Миркутянин продолжал пятиться назад, говоря все это, и вдруг Гардис понял, что его провели. За разговорами жрец выиграл время и отступил как раз на большую глубину, куда и стремился. До края помоста было уже рукой подать. Миркутянин стремительно развернулся и бросился к краю. Кинжал, который метнул Гардис ему вслед, по рукоять вошел под левую лопатку. Но жрец был уже слишком близко к воде. Кристалл выпал из мертвых рук, ударился о помост, подпрыгнул и, подняв фонтан брызг, ушел на дно.

Не успели брызги достичь своей верхней точки, как Гардис, схватив в ближайшей лодке кусок камня, тоже бросился в воду. Все глубже и глубже уносил его камень. Вот кровь застучала в висках, требуя порцию воздуха. Вот заложило уши, а затем что-то в них взорвалось, и за ним потянулся шлейф темной жидкости – крови Гардиса. Но он уже видел – на самом краю темного провала лежал кристаллический желанный цилиндр, сползающий в бездну. Следующее мгновение было потрачено на то, чтобы достать до него. Предательское придонное течение все же столкнуло цилиндр в бездну, но столкнуло уже вместе с Гардисом, крепко обхватившим его руками.

– А капитан Киацетума был прав, – мелькнуло в последних остатках сознания, – когда говорил, что погибают все, забравшиеся на проклятый пик. Ведь и они с Надом взобрались на него тоже…

Горькая усмешка скривила уже раздавленные огромным давлением воды губы, а в следующее мгновение его рука рванула причудливо изгибающуюся змейку, уже много лет висящую у него на шее. Шнурок порвался, и он поднес змейку к торцу кристалла. Она также засветилась зеленым огнем, распрямилась, вырвалась из руки и хвостом вперед погрузилась в щель кристалла по самые глаза. Кристалл во всем объеме засветился малахитовым огнем, и на обеих его торцах появились углубления , в точности повторяющие очертания ладоней Хранителя. Его руки сами нашли эти гнезда на торцах цилиндра и погрузились в них.

Ослепительный зеленый луч вырвался из глубины моря, распугав столпившихся на берегу солдат и без того уже напуганных грузчиков, и умчался в небо.

…Яркая вспышка заставила магов олиев, читающих заклинания, прикрыть глаза, а когда они раскрыли их, перед ними вокруг лежащего на боку желтого цилиндра с ярко-зеленой щелью на одном из его торцов, медленно перемещались в воздухе, одновременно вращаясь вокруг своей оси и разбрасывая по сторонам разноцветные блики, четыре ограненных прозрачных шара, а сверху на цилиндре лежало небольшое зеленоватое изображение причудливо изогнутой змейки…

37.

Коготь птицы мохо, вращаясь, всей своей поверхностью прикоснулся к могучей груди исполинского чудовища, и… даже не дернулся в полете, словно перед ним был просто воздух, а не тело, о которое ломались наконечники стрел и копий, мечи и кинжалы.

Демона можно убить только другим порождением демона, каковым и являлся коготь птицы Мохо. Не зная этой истины, скандинав, инстинктивно чувствовавший порядок вещей, заложенный самой природой, умом не понимая это, сделал то единственное, что надо было сделать в данной ситуации.

В груди Демона возникла огромная сквозная дыра, из которой фонтаном забила черная кровь, заливая камни, которые плавились в ней, словно в чудовищном горне. Он схватился за грудь, покачнулся и упал на спину, подняв облако пыли. Когда пыль рассеялась, на месте, куда упал Демон, остался только расплавленный страшным жаром песок.

В это же самое время вокруг черных солдат, с которыми отчаянно рубились «бессмертные» во главе с новым энси Орагуром, моментально загустел воздух и скрыл их от находящихся в шаге от них всадников. Сначала воздух стал черным, но тут же позеленел. Еще через мгновение он снова стал прозрачным, но ни одного черного солдата здесь уже не было. «Бессмертные», уже простившиеся было с жизнью, решившие дорого продать ее в сражении с во много раз превосходящими их по числу черными солдатами, сейчас, опустив оружие, недоумевающе оглядывались по сторонам. Нигде не было не только ни одного живого черного солдата, но и ни одного убитого. Не было также и следов их крови ни на земле, ни на оружии.

Удивляться происшедшему не было времени. Орагур тут же отдал новый приказ, и «бессмертные» помчались вслед за ним в направлении лагеря кутиев.

Кутии поняв, что на поле боя остались без поддержки черных солдат, которые куда-то исчезли, развернули коней и, бросив на произвол судьбы свой лагерь, бросились наутек. Конные «бессмертные», охватывая с двух сторон, догоняли и рубили их, довершая разгром.

Поняв, что потерпел крах и надо спасаться, Сарниус забежал в шатер и, не обращая внимания на Шар-Карена, быстро одел под плащ бронзовую кирасу, схватил меч и выскочил наружу. Шар-Карен, моментально забыв про свои избитые бока, бросился за ним, но поскользнулся и упал у входа. Когда же он поднялся на ноги, то увидел, что номарх, не разбирая дороги, во всю прыть несся на своем коне, нахлестывая его кнутом. За ним, пригнувшись к лошадиной шее, во главе десятка воинов мчался всадник, в котором бывший сотник легко узнал советника, а ныне энси Орагура. Его быстрый конь все более отдалялся от сопровождавших его «бессмертных», но при этом приближался к Сарниусу. А возле Шар-Карена, держась за рукоять меча одной рукой и держа под уздцы коня другой, стоял гвардеец, в котором сотник сразу же узнал Лептаха.

– Ну что, предатель, – сквозь зубы сказал гвардеец, – кончилось твое время, пора и ответ держать!

– Пощади, не убивай! – упав на колени, Шар-Карен обхватил ноги Лептаха и начал целовать пыльные сапоги.

– Мразь! – толкнул его сапогом гвардеец, и, повернувшись к коню, полез в седельную сумку, чтобы достать веревку и связать предателя.

Злобные огоньки мелькнули в глазах Шар-Карена. Вскочив на ноги, он выхватил из сапога узкий кинжал и по самую рукоятку вонзил в спину гвардейца. Всего-то и успел сделать Лептах перед тем, как выскочить из казармы, в которую он забежал на короткое время после возвращения, так это схватить шлем, легкую защиту на грудь, быстро крепящуюся на ремнях, и бронзовые налокотники, защищающие руки. Не была защищена спина гвардейца. Лептах мешком осунулся на землю. А бывший сотник тут же вскочил на его коня и, пришпорив его, помчался прочь.

В это время к шатру выехал Пирт. Все время битвы он, Лептах и Дарнаг бились рядом с новым энси, прикрывая его с боков и со спины. Конь у Пирта, как и у Лептаха, был уставший, и когда Орагур помчался за предателем Сарниусом, в числе десятка телохранителей за ним смог удержаться только Дарнаг, а Лептах и Пирт сразу же безнадежно отстали.

В глаза Пирта сразу же бросилось тело Лептаха, лежащее у входа в шатер, и рукоятка кинжала, торчащая из спины напротив сердца. И он сразу же увидел и узнал убийцу, наметом скачущего прочь на коне Лептаха. Не раздумывая, Пирт сорвал со спины лук.

Шар-Карен гнал лошадь вперед. Никто не видел, как он убивал гвардейца, никого не было и впереди на его пути. Оставалось совсем немного, чтобы скрыться в лесу, а там он выберется из страны и, кто знает, может быть, ему снова повезет. Шар-Карен пришпорил коня, и вдруг сильнейшая боль пронзила его спину. Он выпрямился в седле, еще не понимая, что убит, и в следующее мгновение уже бездыханное тело его свалилось с седла и ударилось о дерево. Позвоночник не выдержал удара и сломался, но бывшему сотнику это было уже все равно…

Тем временем погоня за Сарниусом также подходила к концу. Правда, догонял его только Орагур, телохранители-«бессмертные» далеко отстали где-то позади. Номарх все нахлестывал коня, и тот мчался с безумными глазами, не сбавляя ход. На небольшой полянке Орагур поравнялся с ним. Сарниус взмахнул мечом, и тогда новый энси на ходу прыгнул со своего коня на коня номарха, схватил Сарниуса и рванул его с седла. Они оба покатились по земле.

Одновременно оба вскочили на ноги. Сарниус схватил с земли свой меч, а меч Орагура в ножнах, сорванный при падении, лежал в невысокой траве прямо за спиной стоявшего с мечом в руке номарха. Лишь длинный тонкий кинжал остался висеть на поясе нового энси, и он выхватил его из ножен.

– Настала пора разобраться, – сдавленным от бешенства голосом сказал Сарниус, медленно наступая, – и раз и навсегда решить вопрос о первенстве между нами! Ты всегда получал первенство во всем! И в управлении, и в армии!

– Я не получал первенство, я был первым! Предатель и убийца не может быть первым и никогда им не будет! – ответил Орагур, следя за передвижениями номарха.

– Да, ты был всегда первым, так первым и умрешь! – яростно выкрикнул Сарниус и, подняв меч, бросился на Орагура.

Новый энси бросился ему навстречу и, схватившись левой рукой за рукоять меча, зажатую в руке номарха, не давая ему опустить его, сам с размаху нанес удар кинжалом в грудь Сарниуса.

Кираса, защищавшая грудь и спину, была одета под плащом номарха. Не знал о ней советник, вернее, энси Орагур, но знал об этом сам Сарниус. Дальнейшее было для него ясно – сейчас тонкий кинжал сломается и проклятый Орагур останется безоружным и беспомощным. В следующее мгновение он будет просить пощады, но у номарха столько накопилось в сердце злобы, что разжалобить его невозможно, и участь советника, занявшего место энси, которое должно принадлежать Сарниусу, была предрешена. Еще через мгновение он будет уже без головы, и тогда все может повернуться по-другому. У Сарниуса снова появляется реальный шанс стать энси. Уж сколько было подобных случаев, когда убийца затем надевал корону! Почему бы не повторить это снова?

Кинжал Орагура почти коснулся кирасы, и тут Сарниуса прошиб холодный пот – прямо за плечом бывшего советника он увидел бледное призрачное лицо, не узнать которое было невозможно. Это было лицо убитого им начальника «бессмертных» Пиригона. Оно было полно ненависти и решительности.

– Когда Орагур будет убивать тебя, и я буду бить вместе с ним, – пронзили Сарниуса последние слова Пиригона, и он вдруг понял, что жизнь его кончилась, и ему захотелось завыть от жалости к собственной судьбе.

Но он больше ничего уже не успел сделать.

Орагур почувствовал, будто какая-то неведомая сила обхватила его кулак, в котором была зажата рукоятка кинжала, и бросила его вперед.

Как маленькая травинка, вырастая, проламывает большие камни, так и тонкий кинжал пробил кирасу на груди Сарниуса, пронзил его лживое сердце, пробил также кирасу, закрывающую спину, и конец его вышел сзади из плаща.

Номарх покачнулся и упал лицом вниз. Орагур даже оглянулся назад, ища взглядом, кто помогал ему в эти мгновения. Там никого не было. Небольшое облачко, проплывающее по небу, было не в счет – разве облака помогают людям в их извечном стремлении уничтожить друг друга?

Тяжело дыша, энси Орагур отошел на несколько шагов в сторону. И тут же на поляну вырвались несколько всадников и устремились к нему.

– Вы не ранены, властитель? спросил кто-то из них, спрыгивая с коня и подбегая к энси.

– Нет, все в порядке.

Гвардейцы спрыгнули с коней и подошли к энси, а кто-то из них к лежащему лицом вниз телу, из спины которого торчал кончик лезвия кинжала. Он перевернул тело на спину, стал возле него на колено, распахнул плащ на груди и вдруг изумленно присвистнул.

– Вот так так! – сказал он, вставая.

– Что такое? – повернулись к нему гвардейцы, стоявшие у энси.

– А вы сами взгляните! – ответил тот, – я много чего в жизни повидал. Но такого…

И Орагур, и гвардейцы подошли поближе. Перед ними, оскалив рот, словно посылая проклятие всему живому, лежало тело мертвого номарха Сарниуса.

– Что мы, мертвецов не видели, что ли? – спросил один из стоявших людей.

– А вы сюда посмотрите, – ответил ему гвардеец, осматривавший тело, и отбросил плащ с груди.

– Вот это удар! Никогда не видели такого! – восхищенно переговаривались гвардейцы, рассматривая место, куда ударил кинжал.

Кинжал не просто пробил грудную и спинную стороны кирасы насквозь. По всем законам он должен был сломаться от столкновения с защитным металлом, сработанным лучшими оружейниками страны. А уж они свое дело знали! Но на этот раз кираса была не пробита, а разрушена, разорвана сильнейшим ударом. Часть ее в месте удара была вогнута вовнутрь, а в самом месте удара кирасу проломали не только лезвие и небольшой эфес кинжала. Пролом был такой, словно его сделала могучая рука, сжатая в кулак, сделанная из материала тверже бронзы. Острые края пролома загнулись внутрь, к телу.

Гвардеец вырвал кинжал из тела, вытер его и протянул энси. Тот, не глядя, засунул его в ножны. Разрезав ремни, стягивающие обе половины кирасы, тот же гвардеец снял обе пробитые половины, попытался разогнуть один из согнутых сегментов, но у него ничего не получилось. Кираса была слишком толстой и прочной.

– Не хотел бы я попасть под вашу горячую руку, властитель, – качая головой, сказал кто-то из гвардейцев.

– Нормальным людям не стоит опасаться, – ответил энси и вскочил на коня.

Неясная тревога вдруг сжала сердце Орагура. То ли что-то важное он забыл сделать, то ли что-то еще – он не мог понять. Что-то ужасное должно было произойти в самое ближайшее время. Он чувствовал это, но что скрывалось за тревогой – не было дано ему знать. Орагур погнал коня по направлению к городу, следом бросились «бессмертные». Всадники покинули поляну, а на их место, каркая, опустились два больших черных ворона и боком, вприпрыжку, стали приближаться к неподвижному телу…

В городе все было тихо и спокойно. По площади у дворца прохаживались, беседуя, Имхотеп и поглаживающий длинную белую бороду Валирумм. Они с удивлением посмотрели на примчавшихся на взмыленных конях Орагура и сопровождавших его «бессмертных».

– Здесь все нормально? – спросил их энси.

– Да, правитель, – удивленно ответил секретарь, – а что случилось?

– Пока не знаю. Где скандинав?

– Во главе «бессмертных» преследует кутиев.

Орагур не пошел, а побежал во дворец. За ним неотступно следовали прискакавшие с ним «бессмертные». Взглянув друг на друга, следом быстро пошли Имхотеп и Валирумм.

Энси, не находя себе места, бегал взад-вперед по залу, пытаясь разобраться, откуда его захлестывает чувство тревоги.

– Я что-то чувствую, какую-то грозящую опасность, – рассказывал он по просьбе Валирумма, – но не лично мне, а всем нам. Опасность идет откуда-то издалека…

– Понял! – внезапно почти прокричал он, – черные жрецы! Они что-то затевают! Мне надо срочно назад, откуда меню перебросили сюда!

– Ты уверен в этом? – переспросил главный жрец, а когда Орагур утвердительно кивнул головой, предложил: – давай перебросим тебя с сотней солдат, на это потребуется время, но это безопасно.

– Сейчас, прямо сейчас! – потребовал Орагур.

Валирумм взмахнул руками. Малахитовый вихрь опустился на Орагура. И сейчас же в вихрь бросился Дарнаг. Когда остальные «бессмертные», никогда до этого не видевшие осуществление перехода, поняли, что к чему, вихрь уже рассыпался и исчез, унеся с собой энси и гвардейца.

38.

Великий Магистр вот уже полдня потратил на поиски места, откуда маги олиев управляют переходами. Он обнаружил уже множество свежих стоянок олиев, на которых была еще теплая зола костров, но не видел ни одного живого человека. После долгого блуждания он уже понял, что это были стоянки отдельных отрядов, переброшенных затем в Ларсу для отражения атак войска Демона ночи. Он сам там видел оружие, свидетельствующее об их прибытии. А раз так, то и маги должны быть где-то неподалеку. Не зря же войско сосредоточили именно здесь.

Знания по поиску места возмущения магического пространства, которыми умел пользоваться Великий Магистр, здесь, в этой части земли олиев, защищенной сильным магическим полем, помогали очень слабо. И он терпеливо обшаривал местность квадрат за квадратом.

Ближе к полудню удача все же улыбнулась ему. Перед ним была деревня олиев, совершенно пустая, если не считать большого строения в дальнем ее углу. Миркутянин всей кожей чувствовал магическую силу, исходящую от него. Там было средоточие жизненной силы, там были живые люди, обладатели магических способностей. Лишь несколько деревьев надо было миновать Великому Магистру, чтобы достигнуть здания и, расправившись с немощными стариками-магами, с избытком вернуть похищенные у жрецов Черной Змеи магические шары. Но у деревьев дорогу ему преградили. Там, в десятке шагов от него, стояла невысокая девушка с мечом в руке.

– Ты дальше не пройдешь, – с напряжением в голосе сказала она.

Ты знаешь, кто я такой? – спросил он и, сбросив капюшон с головы, уставился в ее глаза своими четырьмя рубиновыми глазами.

Она спокойно выдержала его взгляд.

– Да, я знаю, кто ты. И знаю, что ты хочешь сделать. Но у тебя ничего не получится. Однажды ты уже хотел выпить мой мозг. Попробуй сделать это еще раз.

И с удивлением Великий Магистр узнал в ней свою недавнюю пленницу.

– Ну что ж, – протянул Великий Магистр, – как хочешь…

Через мгновение уже не было Великого Магистра, а на его месте стояло существо с телом огромного пещерного льва, мощными когтистыми лапами, сильно вытянутой вперед, как у гиены, мордой с мощными челюстями, длинным толстым хвостом и четырьмя рубиновыми глазами. Всего десяток шагов было до девушки. Существо одним прыжком преодолело это расстояние и обрушилось на нее. Девушка отпрыгнула в сторону и взмахнула мечом, поцарапав существу лапу. Существо крутнулось на месте – хвост с силой ударил по девушке, отбросив ее к деревьям. Она, выронив меч, упала возле них.

Великий Магистр с сожалением посмотрел в ее сторону – надо было бы прикончить ее, но есть более важная работа – уничтожение магов олиев. И он бросился было к дому.

Но еще одна фигура внезапно, как из-под земли, выросла на его пути и рубанула его мечом. Магистр еле успел отскочить назад, но небольшая рана все же появилась на плече. Сделав большой резкий прыжок, он подмял человека и попытался рвать его зубами и когтями. Но резкая боль заставила Магистра развернуться и броситься на следующего врага, атакующего сзади…

Дарнаг, когда зеленый вихрь отпустил его в незнакомой местности, увидел впереди спину убегающего энси и что было силы бросился за ним. Он был простой и немудреный человек и давно уже прописался в отряде «бессмертных». И вообще, если в боевом подразделении оказывался человек такого склада характера, как Дарнаг, такому подразделению, можно сказать, повезло. Возможно, он не всегда показывал чудеса фехтования, как другие в его сотне, но у него была редкая особенность – он никогда не обижался. И это являлось отдушиной для других в нелегкой солдатской жизни. Хорошо, когда под рукой есть предмет беззлобных солдатских шуток, который, к тому же, не обижается на них. Таким предметом и был Дарнаг. Это не значит, что он был плохим солдатом, конечно, нет. Просто у него был такой склад характера. Во всем остальном он был правильным и умелым гвардейцем.

Через считанные мгновения в стороне, где скрылся энси, раздалось рычание огромного зверя, и Дарнаг сломя голову рванул туда. Когда он выскочил из кустов, прямо перед ним огромный зверь подмял энси и пытался добраться до его горла. Не раздумывая, гвардеец, набежав, полоснул зверя сзади мечом по толстой шкуре. Зверь, отпустив энси и взвыв от боли, развернулся и бросился на гвардейца. Дарнаг, держа меч перед собой, сделал шаг назад. Но он не видел, что сразу за ним из земли выступает толстый корень. Он споткнулся об него, взмахнул руками, стараясь удержать равновесие, но все же упал на спину, выронив меч, настолько больно стукнувшись головой о землю, что в глазах у него потемнело. Встать ему было уже не суждено. Зверь был уже перед ним. Он рванул когтями передних лап грудь гвардейца и тут же впился в его горло зубами. Хлынула кровь.

Орагур, вскочив на ноги, видел, как огромный хищник лакал вытекшую кровь. Затем, подняв окровавленную морду, зверь, сильным движением лапы отбросив тело Дарнага в сторону, повернулся в сторону энси и сделал несколько шагов в его сторону. Затем припал к земле, злобно четырьмя рубиновыми глазами глядя не на энси, а немного в сторону.

Орагур, повернув голову, увидел сбоку от себя еще одного зверя. На четверть меньше хищника, припавшего к земле напротив, и с более изящными формами, этот зверь немигающими глазами смотрел на огромного хищника, скаля острые зубы, а на длинном когте левой лапы у него поблескивало колечко, подаренное Орагуром Олионе.

Огромный четырехглазый хищник сделал прыжок вперед, целясь в Орагура, но в воздухе столкнулся с другим зверем, также сделавшим прыжок навстречу ему. Оба зверя упали на землю, отскочили и начали кружить друг возле друга. Затем, яростно рыча, снова сшиблись друг с другом.

Могучий удар плеча четырехглазого зверя опрокинул второго зверя на землю. Он попытался вскочить, но в него уже уперлись большие лапы, а возле горла щелкнул, открываясь, огромный рот.

Но четырехглазый зверь ничего больше не успел сделать. Могучий удар отбросил его в сторону. Он покатился по земле и хотел вскочить на ноги, но ему не дали такой возможности. Существо, сравнимое величиной с самим четырехглазым зверем, похожее на человека и одновременно отличающееся от него, с сильной грудью, огромными руками, вытянутым вперед лицом и бешеным огнем в глазах, сидя сверху на его шее, тут же сломало зверю сразу две лапы, обездвижив его. Зверь бешено сопротивлялся, опрокидывался на спину, перекатывался, стараясь или раздавить противника, или сбросить его. Все было напрасно. Дикий рев далеко разносился вокруг. Скоро хрустнули кости еще двух лап хищника. Обездвижив и оседлав четырехглазого зверя, гигант одной рукой схватил его за нос, задрав голову кверху, а вторую засунул ему в рот, добираясь до языка. Полузадохнувшийся зверь грыз зубами руку, все глубже проникающую в его рот. Вот зверь уже не ревет, а воет, вот вой переходит в визг. Наконец, нащупав корень языка, гигант вцепился в него и резким рывком вырвал сам язык. Страшная боль и хлынувшая кровь, залившая легкие, моментально убили четырехглазого зверя.

Вышедшие на необычный шум седовласые маги олиев увидели у ближних деревьев растерзанного, с разорванным горлом солдата, заплаканную девушку, перевязывающую израненную руку молодому человеку, что-то ласково и успокаивающе говорящего ей, и труп высокого существа в черной одежде, которого нельзя было назвать человеком, с четырьмя широко открытыми темно-рубиновыми глазами на длинной голове без носа и ушей, с открытым ртом, заполненным начавшей запекаться кровью, рядом с которым на земле валялся вырванный с корнем большой язык.

Эпилог

I.

У подножия невысокого холма остановилась небольшая группа людей. Выползая из-за холма, мимо них нескончаемым потоком двигались войска. Пешие и конные воины, повозки, осадные орудия двигались, как казалось на первый взгляд, в беспорядке, но внимательный наблюдатель обнаружил бы, что всадники, например, двигаются определенным образом: по краям с большими дальнобойными луками, в центре вооруженные мечами, кривыми саблями, оставляющими страшные рубленые раны, и секирами. Осадные орудия, влекомые большим количеством запряженных мощных лошадей, доходящим иногда до нескольких десятков, сопровождались обслугой, неотлучно находящейся здесь же, у орудия. По бокам цепочкой двигалась пешая вооруженная охрана. Осадные орудия было сложно строить, еще сложнее двигать. А про использование в бою и говорить нечего – для обслуживания требовался в некоторых случаях целый гарнизон не только специально обученных солдат, но и мастеровых людей. Но обладание такой боевой техникой позволяло не тратить многие годы на осаду маленьких и больших крепостей, с избытком натыканных на всей территории, не бояться удара в спину сделавшего внезапную вылазку гарнизона, теоретически вроде бы оставшегося в тылу и осажденного со всех сторон, а практически имеющего полную свободу действий благодаря длинным разветвленным подземным тоннелям, выходящим на поверхность в самых неожиданных местах. Поэтому осадные орудия всегда тщательно оберегались, у каждого из них была собственная охрана.

Пройдя от холма расстояние в три полета стрелы, поток вливался в изумрудный столб света, растворяясь в нем без остатка. Столб был очень широк в нижней его части, занимая все пространство от далекой рощи с одной стороны до реки с другой. По столбу снизу вверх изредка пробегало нечто вроде светотеней – то более яркий, то более темный изумрудный оттенок. По мере поднятия вверх ширина столба шла на убыль не равномерно, а в виде раструба, сильно сужаясь в видимой, докуда хватало остроты зрения, верхней точке, и далее тоненькой ниточкой уходила куда-то в неведомые выси.

Небольшая группа, залитая изумрудным светом, располагалась небольшим кругом, рядом паслись оседланные кони. Поодаль остановились всадники охраны.

Среди группы своим ростом и мощью выделялся гигант-скандинав. Он задумчиво поглядывал в сторону проходящего войска. Голубые глаза уже не горели яростным огнем битвы – его стихии. Доспехи его, отливающие черным цветом, казалось, не коснулся своим оружием ни один из врагов, хотя он всегда был в самой гуще сражения. Руки спокойно лежали на рукояти огромного двуручного меча, воткнутого в землю перед ним. На расстоянии нескольких шагов прямо перед ним находился еще крепкий мужчина с темными волосами, уже подернутыми на висках дымкой. Обычно голубоватый цвет кожи на сей раз отдавал серостью из-за сильной усталости. Но вождь олиев Телий, а это был, конечно же, он, не обращал на свое состояние ни малейшего внимания. Его живые глаза непрерывно перебегали со скандинава на стоящего в шаге сбоку от него молодого человека в доспехах с золотистым рисунком, прикрытых плащом с вышитым гербом Лагаша. В молодом человеке можно было узнать бывшего хранителя печати, первого советника, а ныне полновластного энси Лагаша Орагура. В нескольких местах доспехи его были смяты сильными ударами, но выдержали и сумели защитить своего хозяина. Шлема на голове его не было. Правая рука висела через грудь на привязи, левой он нервно теребил эфес находящегося в ножнах меча. Глаза же не отрывались от невысокой девушки, стоящей рядом с Телием. Она также была в доспехах, только в более легких, чем у находящихся здесь же мужчин. Коротко постриженные волосы придавали ей задорный мальчишеский вид, но округлость форм, мягкость линий и неожиданный румянец на щеках, обычно не свойственный голубокожим олиям, сразу же выдавали ее с головой. Ее ультрамариновые блестящие глаза то поднимались вверх на Орагура, то длинные изогнутые ресницы опускались, голова понуро опускалась вниз, чтобы через миг снова и снова устремить взор на молодого человека. Сбоку от энси улыбался во весь рот всегда веселый неунывающий Пирт, рубившийся в сражении рядом с ним, прикрывавший его от неожиданных подлых ударов. Замыкала круг высокая фигура в голубых одеждах со снежно-белыми длинными до пояса волосами на голове. Хранитель веры, главный жрец Голубого бога олиев Валирумм, уходя в свой мир, также счел необходимым проститься с остающимися.