Глава 2. Шквал
Солнечный диск медленно клонился к горизонту. «Тиамат» полным фордевиндом шла по косой относительно береговой линии, постепенно удаляясь от нее. Вскоре берег превратился в желтоватую полоску.
Томас прошел на бак. На носу сидели вахтенные и смотрели вперед по курсу. Они, коротая время, негромко разговаривали на незнакомом языке. Дхау, слегка зарываясь в волну, поднимало массу брызг. Водные шарики, поблескивая на солнце, падали на обнаженные торсы матросов, но те не обращали на это внимания.
Послушав немного их певучую речь, Томас направился на ют. Там кроме рулевого никого не было. Тогда Томас снова спустился на палубу по узкому трапу и постучал в дверь каюты Бахрея.
– Входи-входи! – донесся из-за двери мягкий голос торговца.
Томас вошел в каюту. Она вся была убрана коврами. Ковры на переборках и на полу. Коврами застелены низкие диваны с цилиндрическими подушками. Между диванами стоял стол, инкрустированный красным, черным деревом, с шахматной доской в центре. На доске в кажущемся беспорядке – шахматные фигуры.
Бахрей сидел на тахте, поджав ноги, и играл сам с собой. Увидев Томаса, он обрадовался и помахал рукой, приглашая присоединиться.
Томас присел на краешек тахты, осмотрелся. Кроме стола в каюте слева от выхода находился закрытый шкаф. Рядом с ним, в углу, металлический ящик, по всей видимости – для хранения ценностей. С другой стороны от двери стоял пузатый буфет, сквозь рифленое стекло на дверцах неясно проглядывала посуда. Мебель была закреплена на полу из-за возможной качки. Над столом висела изящная масляная лампа, которая слегка покачивалась.
Бахрей быстро расставил шахматные фигуры и стал обучать Томаса игре.
– Это пешка! – он поднимал со стола маленькую фигуру, крутил ее своими короткими пальцами и ставил обратно. – Она ходит только вперед. На одну клетку. Бьет по диагонали тоже на одну клетку, понял?
Торговец повторял это «понял» всякий раз, когда показывал Томасу новую фигуру и объяснял ее действия. Томас задумчиво кивал в ответ. Когда с объяснениями было покончено, начали игру.
Играл Бахрей, если откровенно, неважно, даже плохо, но это его нисколько не расстраивало, ибо ему нравился сам процесс. Он отвлекал от дум и позволял коротать время. Каждому удачному ходу Бахрей радовался как ребенок: вскидывал руки, вертел зрачками своих выпуклых глаз и хлопал себя по бокам.
Постепенно Томас поднаторел в игре и даже выиграл одну партию.
– А говорил, играть не можешь! – кричал Бахрей, радуясь выигрышу напарника.
Он хотел еще что-то сказать, но в дверь каюты постучали и вошел смуглолицый матрос. В руках у него было круглое блюдо с двумя фарфоровыми чашками, вазочки с печеньем и фруктами, а над ними возвышался фарфоровый чайник с тонким носиком. Из носика шел легкий пар.
Бахрей сгреб шахматные фигуры в сторону, освобождая место для подноса. Судя по тому, как он это проделал, еда тоже была одним из любимых его занятий, но он не увлекался ей. Следуя мудрости Востока, торговец говорил, что удовольствий не должно быть много, ибо тогда они превращаются в обыденность, однако и мало их не должно быть, ибо радость должна постоянно наполнять душу. Тогда человек добр к себе и окружающим. Поэтому он будет любим людьми и богами. Радость всегда от бога, – и дополнял: кроме злорадства.
– Почему я удачно торгую? – рассказывал Бахрей, беря посыпанное сахарной пудрой печенье, надкусывая его и щуря глаза от удовольствия. – Потому что я люблю того, с кем торгую. И мы всегда с ним договоримся не в ущерб друг другу. Ему хорошо – и мне тоже.
Бахрей хотел что-то добавить, но на палубе вдруг раздался свист боцманской дудки и послышалось шлепанье босых ног.
Бахрей встревожился, покрутил головой, прислушиваясь к доносившимся звукам, и произнес:
– Пошли посмотрим, что случилось.
Он оправил халат и засеменил к выходу. Томас поставил чашку с недопитым чаем и последовал за Бахреем.
Шум был вызван командой капитана установить дополнительные паруса. Их вытащили из трюма и раскатывали по палубе.
Томас и Бахрей поднялись на ют. Капитан стоял на своем излюбленном месте у края надстройки, нависающей над палубой. Это место носило наименование – капитанский мостик. Прямо за ним располагался рулевой.
Капитан с тревогой поглядывал то на временами хлопающие паруса (ветер слабел и дул неровно), то куда-то за корму, где сходились бледно-желтое небо и тронутая желтизной темнеющая вода.
Бахрей сходил в каюту, принес зрительную трубу, прильнул к ней, пытаясь что-то рассмотреть вдали, но, ничего не увидев, спросил капитана:
– Что там?
Капитан молча повернул трубу Бахрея градусов на пятнадцать вправо. Торговец снова прильнул к окуляру и ахнул! Там, то появляясь, то скрываясь за гребнями волн, маячил красный парус.
– Пираты? – Бахрей бросил на капитана выразительный взгляд.
– Не похоже. Это галера…
– Галера? – задумчиво произнес торговец. – Но «Тиамат» – быстроходное судно!
– Быстроходное, – согласился капитан и добавил: – Когда ветер есть, а сейчас, насколько я вижу, он спадает. Разрази меня гром, если через полчаса мы не попадем в штиль! Худшего нельзя пожелать никакой команде!
– Гм, – заморгал глазами Бахрей и ткнул рукой за корму: – но ведь и у них парус тоже не будет работать…
Шрам на лице у капитана потемнел, глаза грозно вспыхнули.
– Про весла забываешь, Бахрей! – и, нависнув над палубой, громко крикнул: – Поторопись!
Подстегнутый окриком капитана, боцман забегал вокруг матросов и стал пинками подгонять их. Те, не обращая никакого внимания на тычки, продолжали делать свое дело. Вскарабкались на ванты, пропустили фалы в блоки, подтянули, грот-стаксель и фок-стаксель свободными шкаторинами повисли над палубой. К ним прикрепили шкоты и растянули, оставшиеся концы веревок аккуратно сбухтовали, уложили возле борта. Ветер лениво наполнил дополнительные паруса. «Тиамат» немного ускорила ход, но не настолько, чтобы чувство тревоги покинуло капитана, а заодно и весь экипаж.
Когда наливающийся краснотой солнечный диск коснулся воды, ветер внезапно утих, паруса безвольно поникли, только по масляной поверхности моря катилась спокойная зыбь.
Матросы столпились у правого борта и смотрели, как далеко за кормой рдели красные паруса. Они то горели на солнце языками пламени, то проваливались в зыбь и исчезали.
Капитан взял у Бахрея трубу и посмотрел в нее.
– Это не пираты, – произнес он и выругался на незнакомом Томасу языке.
– Кто тогда? – тревожно глянул на него торговец.
– Это… – капитан вглядывался во что-то. – Это… дравиды.
– Дравиды?! Мать честная! – воскликнул Бахрей, и смуглое лицо его побледнело. – Хрен редьки не слаще!
Красные паруса приближались. Находящиеся на вантах матросы насчитали три узкие галеры. Дравиды шли на веслах, не убирая паруса, хотя они в наступившем безветрии только мешали движению. Дравиды делали это сознательно. Красными парусами они требовали боя и пугали экипаж дхау, недвижимо застывшего среди ленивых волн. Паруса обвисли и хлопали по мачтам, судно покачивало.
Галеры медленно приближались, далеко растянувшись друг от друга.
Вахтенные вскарабкались по вантам к самым оконечностям мачт и оттуда рассматривали горизонт: не покажется ли где темная полоса зыби, указывающая на приближение ветра.
Капитан многозначительно взглянул на Бахрея:
– Ифриты7 ставить?
Тот, насупившись, кивнул.
Капитан наклонился над леерами и зычно крикнул:
– Боцман!
Боцман поднял голову и замер в ожидании команды.
– Ифриты на палубу!
– Поднять ифриты! – повторил басом боцман, бешено вертя белками глаз.
Несколько матросов бросились срывать брезент на люке грузового трюма. Заскрипели тали – и на палубу одна за другой были подняты две бронзовые пушки, сияющие золотом начищенных боков. Вслед за орудиями вытащили лафеты. На них установили стволы пушек, зарядили картечью и, подкатив к фальшборту, открыли в них орудийные порты.
Передняя галера дравидов застопорила ход. Жерла двух пушек, появившиеся в бортах дхау, умерили пыл дравидов. Они стали поджидать другие суда, чтобы атаковать «Тиамат» одновременно.
– Аравийский огонь доставать? – поинтересовался боцман, бросая тревожный взгляд то на пушкарей, замерших у своих орудий с зажженными факелами в руках, то на галеры.
– Подымай! – махнул рукой капитан. – Не помешает.
Снова заскрипели тали. На палубу вытащили метательную машину и с десяток пузатых глиняных кувшинов с просмоленными крышками. Машину установили между мачтами, предварительно сняв грот-стаксель.
Капитан долгим взглядом из-под нахмуренных бровей осмотрел палубу. Убедившись, что все готово к бою, широко расставил ноги и, положив ладонь на рукоять узкого меча, стал пристально следить за строем галер. Те, вытянувшись по фронту, стремительно приближались. Видно было, как часто ударяли весла. Можно было различить и отдельных дравидов на носу. Красные паруса уже были убраны. Мачты с длинными гибкими рейками покачивались на зыби, и казалось, что это не галеры, а ядовитые сколопендры спешат к добыче, хлопая лапками по воде.
Неожиданно матрос, державшийся за выбленку у самой верхушки грот-мачты, громко крикнул:
– Вижу! Вижу!
Все находящиеся на палубе подняли в ожидании головы.
– Что ты видишь? – крикнул с юта капитан.
– Идет! Идет! – кричал матрос.
– Разрази тебя гром! Что идет?!
– Ветер идет! Ветер! Восточный!
Все взоры устремились на восток. Капитан поднял зрительную трубу и стал всматриваться в горизонт. Действительно, с востока в направлении судна шла черная кайма – это ветер рябил воду, и она казалась темной. Полоса ширилась и приближалась.
Но кроме черной каймы капитан разглядел над ней белесое облако с рваными краями, похожими на когти.
– Это не ветер, – произнес он негромко и, отстранив трубу, нагнулся над палубой: – Долой паруса! Шквал идет!
– Шквал! Шквал! – закричал боцман.
Судно моментально превратилось в муравейник. По палубе, по вантам побежали матросы – их не нужно было подгонять, они прекрасно знали, что такое шквал.
Солнце, наполовину погрузившееся в морскую пучину, окутал багровый туман. В противоположной стороне нахмурилась рваная туча.
Паруса убрали, привязали их к рейкам. «Тиамат» затаила дух и ждала стремительно приближающийся шквал. На галеры дравидов никто не глядел, все смотрели на восток.
Шквал, как всегда, ударил неожиданно, хотя его и ждали. Упругий поток воздуха налетел с запада. Загудели на все лады натянутые снасти. Высокий бурун вздыбившейся морской поверхности навалился на правый борт, накренил судно, хлестнул пеной и понесся дальше.
Рулевой и подбежавший помощник капитана вцепились в румпель, стараясь повернуть «Тиамат», используя ее парусность. Дхау со скрежетом встало против ветра. Команда замерла в полной готовности. Капитан медлил. Он напряженно всматривался в рваное облако над головой.
Неожиданно сверкнула молния, и раскатисто обрушился гром. Сразу же ударили в палубу резкие струи дождя. Матросы закрылись ладонями от секущих струй, но стояли не двигаясь, ждали.
Дождь закончился так же внезапно, как и начался. Вместе с этим переменил направление и ветер. Теперь он дул в корму.
– Грот, два рифа! – раздался сильный голос капитана. – Фок, полный! Полный кливер!
Сразу все пришло в движение: засвистела боцманская дудка, зашлепали по мокрой палубе босые ноги, замелькали по вантам голые пятки. «Тиамат», распуская паруса, набирала ход. Капитан, оседлав шквал, уводил судно подальше от галер дравидов.
Дравиды не обращали на дхау никакого внимания. Шквал доставил и им немало хлопот, тем более что сгущавшийся кровавый туман закрыл от них «Тиамат». Та для острастки дала залп из двух орудий в сторону галер и исчезла.
Пушки разобрали, почистили и снова погрузили в трюм. Туда же спустили и метательную машину вместе с просмоленными кувшинами. Люки трюма накрыли брезентом, палубу вымыли. Когда все было закончено, команде выдали ужин. Бахрей и Томас вернулись в каюту, и только капитан все стоял на мостике, вглядываясь в непроглядную мглу вокруг судна, и слушал шелест волн за бортом. Брызги фонтаном орошали нос дхау.
Продолжать игру в шахматы Бахрею и Томасу не хотелось. Принесли на подносе ужин – отварной рис с фруктами и чесночный соус. Матрос забрал блюдо с остывшим чаем и вскоре вернул новый.
Томас попробовал рис. Его сладковатый, слегка медовый вкус ему понравился. Поливать его соусом он отказался. Бахрей пробормотал что-то насчет странностей вкуса у россенов8 и густо заправил рис чесночным соусом.
После ужина Томас растянулся на койке, подложив под голову цилиндрическую подушку. Он предался воспоминаниям…
Ночь опустилась быстро. Столица заблистала разноцветными огнями, и дорожки от фонарей зазмеились по маслянистой воде бухты. Звездное небо охватило бархатным куполом город и наполнило пространство своим порой таинственным звучанием. Далекие звуки делались четче, а близкие – приглушеннее.
«Каролина» долго швартовалась и, наконец, замерла у пирса. Морской воздух был наполнен запахами йода и рыбы. Матросы под надзором боцмана расчехляли люки.
Капитан крепко пожал руку Томасу:
– Как сойдете с причала – сразу налево, там увидите двухэтажное здание с зелеными фонарями. Это и есть гостиница. Удачи!
Томас долго шел по брусчатке, пока не добрался до первых зданий. Это были какие-то конторы. Они жили своей незнакомой жизнью. В окнах горел свет, беспрестанно хлопали двери, впуская и выпуская людей, которые торопливо исчезали в необозримом пространстве порта.
За конторами шла неширокая улица. Она начиналась от двухэтажного здания с зелеными фонарями. Томас повернул к нему.
В окнах горел свет. На первом этаже окна были узкие и находились высоко над землей. Вполне возможно, основанием гостиницы служил когда-то просторный лабаз. Второй этаж украшали широкие окна. Иногда встречались крохотные балкончики. У стен располагались длинные клумбы и пышные кусты магнолий, которые источали дивный аромат. С ним соперничал пряный запах ночной фиалки.
Высокие дубовые двери с застекленными окошками встречали посетителей. Из окон на крыльцо падали желтые полоски света, и сквозь них был хорошо виден холл с ковровой дорожкой, мягкими креслами, конторкой и пальмой в бочке.
За конторкой сидела молоденькая девушка. «Наверное, дочь хозяина», – подумал Томас. Черные волосы, перехваченные золотистой лентой, брови вразлет, а под ними светло-карие глаза. Взгляд спокойный, приветливый. Увидев вошедшего, девушка спросила, ни капельки не смутившись крестьянской робой:
– Вам койку или отдельный номер?
– Номер.
Брови у девушки на мгновение взлетели испуганными птицами и снова заняли прежнее положение.
– Номер стоит двадцать серебряных, – сказала она мягко.
Томас достал кошелек и дал золотой. Девушка протянула ключ и сдачу.
– Наверх и по коридору, номер тридцать второй. Счастливого отдыха, – улыбнулась она.
– Не подскажете, где здесь находится таверна?
– По коридору прямо, – указала девушка рукой на проход за пальмой. – Там увидите.
Томас глянул в указанном направлении и поднялся наверх. Он решил прежде, чем отправиться на ужин, осмотреть номер и привести себя немного в порядок. Комната оказалась ничем не примечательной: кровать у стены, стол у окна, скамья со спинкой9, умывальник с белой, под фарфор, раковиной. Тут же висело чистое полотенце, сбоку расположился шкаф для одежды.
Оказавшись в номере, Томас вдруг почувствовал, как сильно устал. Он, не раздеваясь, прилег на кровать и сразу провалился в забытье. Когда открыл глаза, было утро.
Наскоро позавтракав в таверне молоком и горячим еще хлебом, юный маг вернул ключ. За конторкой сидела уже не вчерашняя девушка, а женщина в возрасте с вишневой шалью на плечах. Глаза у нее были грустные.
Томас шагнул к выходу, но остановился и спросил женщину:
– Не подскажете, где поблизости можно подобрать себе недорогую одежду?
Та взглянула на него, некоторое время молчала, думая о чем-то своем, но потом встрепенулась и ответила с грустинкой:
– Если идти прямо по улице, вскоре увидите вывеску мастерской. Там всегда что-то да имеется.
Швейную мастерскую Томас нашел быстро: над ее входом болтался моток ниток с деревянной иглой громадного размера. Сонный портной был вежлив, и юноша вскоре ушел от него в новых синих штанах в серую полоску, безрукавке и зеленой рубахе с вышивкой. Крестьянскую робу он оставил портному, предварительно вытащив из потайного кармана знак мастера, данный ему Каллисто. Томас чуть не забыл в мастерской бамбуковый жезл, но портной, выйдя на брусчатку, окликнул его, потрясая тростью в воздухе.
Улица, по которой Томас шел, называлась Портовая – это название он прочитал на табличке, прикрепленной на двухэтажном доме, сложенном из пиленого ракушечника, с красной черепичной крышей, с палисадником возле окон.
Каменная ограда доходила Томасу до плеч, и он видел, как в палисаднике возился пожилой мужчина в соломенной шляпе – окучивал кусты роз.
Вскоре Томас вышел к набережной с широкими тенистыми аллеями, со смотровыми террасами у бухты. На одной из таких террас стояли столики. Несмотря на довольно ранний час, в кофейне находились посетители.
Воздух был наполнен всевозможными запахами. Остро пахло морем, от зарослей южной растительности тянуло пряностями. Этот запах чередовался с запахом хвои от разлапистых серебристых елей, густых пихт, стройных туй и высоких сосен.
С моря раздавался крик чаек. Это дети кормили их, бросая в море куски хлеба.
Набережная тянулась вдоль бухты примерно мили две и упиралась в паромную переправу. По другую сторону переправы находилась колоннада Королевской пристани. Длинные белые ступени волнами спускались до поверхности воды и скрывались в лазоревой глубине.
Перед Королевской пристанью раскинулась площадь Великого Дракона. В центре на базальтовом постаменте высилась колонна, на которой был выбит указ о даровании россенам земель Руты и Датии вместе с прибрежными морями.
Томас постоял возле колонны, поглазел на портик Королевской пристани, на зеленый холм, на вершине которого виднелся королевский дворец; на улицы, расходящиеся от площади и охватывающие Дворцовый холм; на белую мраморную лестницу, которая поднималась к дворцу, – и направился к лестнице. Она шла волнами от одной площадки к другой, где застыли грозные каменные львы. По ней поднимался и спускался разнообразный люд. Тут были паладины, маги, стражники, спешащие по своим делам, важные чиновники и откровенные лоботрясы, возвращающиеся с пирушки. Мальчишки с радостными криками сбегали по лестнице кормить чаек на набережной, степенные дамы с чопорными кавалерами совершали утреннюю прогулку.
Проходя мимо дворца, Томас спросил у какого-то чиновника, как пройти в приемную королевского мага. Тот с важным видом окинул взглядом юношу:
– Дойдешь до конца ограды дворца, там повернешь налево – и до конца. Увидишь портик с белыми колоннами – там приемная.
Вскоре Томас вышел к портику, на фронтоне которого был изображен дракон, держащий в лапах свиток. Юноша поднялся по ступеням и открыл дверь.
Глава 3. Ураган
К утру шквал потерял свою силу и бросил «Тиамат» на произвол судьбы. Во время этой безумной гонки капитан из-за облачности не мог установить положение судна. Впрочем, он и так примерно знал, где находится. Как многоопытный морской волк, он отслеживал курс по памяти и мог при желании сопоставить его с картой. Ошибка была бы не велика.
Огромное красное солнце окуталось багровой дымкой. Оно бросало мрачный свет на редкие серебристые облака, вытянутые вдоль горизонта. Капитан без особой радости смотрел на зловещий восход.
– Поворачивать будем? – спросил Бахрей.
– Нет! – отрывисто произнес капитан. – Я не самоубийца.
Он указал на едва заметную темно-серую полоску ниже облаков.
– Ну и что? Шторм идет.
– Это не шторм. Это буря. Уходить надо.
– Куда уходить? Домой, что ли? Я слышал, один брамин говорил, что Земля круглая. Если плыть все время в одну сторону, то можно вернуться в исходную точку, так?
– Так, – задумчиво сказал капитан и, посмотрев на обвисшие паруса, отдал боцману команду: – Взять три рифа на гроте и фоке.
Матросы быстро выполнили команду. Едва они закончили работу, как с востока по небу, закрывая солнце, потянулись полосы мрака. И сразу же появился ветер. Паруса ожили, затрепетали под его прикосновениями. «Тиамат» постепенно стала набирать ход.
Ветер свежел, но пока дул без порывов прямо по курсу. Капитан распорядился добавить кливера и установить штормовой фок-стаксель. Судно побежало быстрее, обгоняя зыбь.
Небо поглотил мрак. Ветер все усиливался. Он уже звенел натянутыми вантами. Капитан смотрел за корму – туда, где бездонными пещерами клубилась багровая тьма, высвечиваемая безмолвными вспышками молний.
– Добавить риф на гроте! – и нагнувшись над поручнем, прокричал: – Боцман! Двоих на румпель.
Палуба пришла в движение. Проворные руки матросов стали подвязывать парус, уменьшая его площадь. Два матроса поднялись на ют и вцепились в румпель, помогая рулевому удерживать «Тиамат» на курсе.
Томас стоял на палубе и наблюдал за матросами. Он думал, какие эти люди ловкие и храбрые. Он представил, что сам лезет на качающуюся мачту по скользким от воды выбленкам – оступись и окажешься за бортом. У Томаса мурашки пошли по коже.
Палуба вздрагивала. Эта дрожь возникала каждый раз, когда над баком вздымались потоки темной воды. Они с шумом опрокидывались на бак и растекались по палубе. Корму временами подбрасывало, тогда настил то приподнимался, то неожиданно уходил из-под ног.
Томас начал ощущать неприятную тяжесть в голове и посасывание под ложечкой. Бахрей выглянул из каюты, позвал его и предложил выпить чаю с мятой.
– Это хороший чай, – говорил торговец, расставляя на столе фарфоровые чашечки. – Ты морской болезнью не страдаешь? Помогает.
Томас не знал, что такое морская болезнь. Однако чай вдруг показался ему противным. Томас лег на койку и скоро заснул.
Поднялась волна. Ветер срывал с гребней пенные завитки и яростно бросал их в корму. «Тиамат» стремительно неслась по волнам, изо всех своих хрупких сил стараясь уйти от урагана, который все наседал на нее.
Проснулся Томас оттого, что дхау дергало из стороны в сторону. Сквозь наглухо задраенные иллюминаторы в каюту проникал мутный свет. Временами на иллюминаторы накатывалась бешено пенящаяся вода, и тогда в каюте становилось совсем темно. Скрип переборок и бимсов10 раздирал душу.
Юношу охватило чувство беспомощности. Адская качка наводила на мрачные мысли. Было жутко, хотелось поскорее выскочить из каюты на свежий воздух, к людям.
Внезапно Томас почувствовал, что голова налилась свинцом. В висках застучало, в каюте стало не хватать воздуха. Духота, жара и отвратительный запах наполнили ее. К горлу подкатил ватный комок. Ужасная сосущая тошнота выматывала его существо. Она вытягивала душу и ввергала в смертельную тоску.
– Морская болезнь?! – мелькнула мысль. – На воздух!
Томас встал. Бахрей, свернувшись калачиком и подложив под щеку обе ладони, безмятежно спал на соседнем диване. Цепляясь руками за что придется, юноша вышел на палубу.
Несколько матросов лежали вповалку рядом со входом в каюту. Бледные, с мутными глазами, они казались совершенно беспомощными. Одни тихо стонали, других «травило». Вид страдающих морской болезнью еще больше усилил муки Томаса.
Цепляясь за протянутый леер11, он поднялся на ют и уселся прямо на трапе, ухватившись руками за стойки перил. На ветру морская болезнь была не так мучительна и качка, хотя и казалась страшнее, переносилась легче.
Потрясенный, полный благоговейного ужаса и восторга, Томас смотрел на грозную и величественную бурю – первую в своей жизни.
На всем видимом пространстве море вздымалось холмистой поверхностью. Волны бились друг о друга, громоздились одна на другую седыми верхушками. Цвет воды нельзя было определить – все бурлило пеной. Только вблизи борта безликие гребни, прежде чем навалиться на него, превращались в свинцово-зеленые валы. Они со всех сторон окружали «Тиамат», обдавая брызгами всех, кто находился на юте.
Широко расставив ноги, недвижимой статуей замер капитан. Трое рулевых крепко держали норовившее выскочить из рук древко румпеля.
Капитан, не спавший ночь и отдыхавший днем лишь урывками, готовился не спать и вторую ночь. Серьезный, с утомленным лицом, он зорко всматривался в темноту и отдавал четкие приказы. Движимые его волей матросы лезли на ванты, брали рифы, подтягивали фалы и крепили шкоты.
Что-то грандиозное и дикое было в рассвирепевшей стихии. Горстка людей неустанно боролась с ее все возрастающей мощью, управляемая одним человеком – капитаном. Казалось, участь маленького судна была предрешена. Но это было не так.
Неожиданно все как будто замерло. Поднимаемые ветром валы перестали бить в корму – это «Тиамат» сравнялась по скорости с бурей. Теперь она, словно птица зависнув на гребне, все дальше на запад уносила свой экипаж.
Капитан повернул голову к Томасу и крикнул, пересиливая свист ветра:
– Впервые?
Томас устало кивнул. Ему показалось, что капитан улыбнулся.
– Крепись! – донеслось до Томаса. – У каждого бывает что-то в первый раз…
Капитан помолчал и, взглянув на юношу, кивнул в сторону яростных волн, при этом глаза у него блеснули:
– Нравится?!
– Да! Впечатляет!
– Впечатляет! – повторил капитан. – А ты мне нравишься! Хорошим моряком можешь стать! Подумай на досуге! Нет ничего лучше на этом свете, чем противостоять стихии!
– А вот ты где! – услышал Томас голос Бахрея.
Тот стоял у трапа на палубе, держась одной рукой за леер, а другой сжимая ручку жестяного ведерка, из которого выглядывал черпак.
– Всех напоил? – крикнул капитан, наклонившись над палубой.
– Всех! – ответил торговец и, посмотрев на Томаса, добавил: – Правда, еще один остался. Но он, смотрю, крепится!
– Дай ему свое зелье и отведи в каюту. Пусть отдохнет. Думаю, сутки еще пошвыряет!
Томас буквально сполз по трапу на палубу. Бахрей подхватил его под руку. У входа в каюту, где еще недавно лежали матросы, сейчас никого не было.
– А где?.. – начал Томас, но торговец его перебил:
– У себя. Я им дал зелье…
– Что это за зелье? – спросил юноша, входя в каюту.
Бахрей закрыл дверь и ответил:
– Это снадобье от морской болезни. Его дал деду моего деда один Риши. Действенная вещь!
Бахрей посмотрел на позеленевшее лицо Томаса и произнес:
– И тебе не помешает выпить его.
Томасу не хотелось ни пить, ни есть.
– Пей-пей, – улыбался Бахрей.
Томас, пересиливая себя, сделал глоток, другой. То, что он почувствовал в следующее мгновение, не поддается описанию: в рот одновременно положили стручок красного перца, кусок льда, ложку меда, полыни и лимонного сока, от души заправленные оливковым маслом. Первое, что хотелось сделать Томасу, – это выплюнуть такую гадость, но Бахрей, знавший реакцию на зелье, закрыл ладонью юноше рот и спокойно произнес:
– Глотай.
Томас судорожно глотнул и почувствовал, что мучившая его тошнота проходит, а голова проясняется. Он допил предложенную порцию зелья и лег на койку. Изнурявшая тошнота сменилась усталостью, и Томас уснул. Уснул сразу, едва коснувшись головой подушки.
Ураган гнал дхау на запад еще сутки, как и предсказывал капитан. К утру следующих суток ветер ослабел – урагану не было никакого дела до маленького судна, у него были свои заботы, их курсы разошлись. Было непривычно видеть спокойную гладь безбрежного морского простора, еще буквально вчера пытавшегося поглотить «Тиамат» и весь его экипаж.
Вся команда собралась на палубе у фальшбортов, включая вахтенных и пассажиров. Это были те редкие минуты, когда никто никого не торопил. Время перехода от нечеловеческого напряжения к будничным обязанностям. Минут через двадцать-тридцать раздастся трель боцманской дудки и все вернется на круги своя.
– Вай-вай-вай, – говорил Бахрей, вглядываясь в горизонт, – если я назад приплыву домой, кто купит мой товар? Разорюсь!
Капитан смотрел на него и посмеивался.
– Что смеешься?! – беззлобно говорил торговец. – С кем потом плавать будешь? Вспомнишь еще доброго Бахрея.
– Не плавать, а ходить, – поправил Бахрея капитан.
Тот, не поняв, что ему сказали, заморгал глазами.
– А! – махнул рукой капитан и ушел на ют.
Он по-своему любил Бахрея, ходил с ним не один год по морям в самые отдаленные страны. Глуповатый с виду, торговец имел живой и подвижный ум, чем умело пользовался.
Конечно, в Аравию они обратно не придут, это капитан знал точно. Ибо по рассказам бывалых моряков где-то в этих краях лежит Северная Двипа. Земля, оставшаяся от некогда великой Альт-Ланды, населенная краснокожим народом. Их быстрые катамараны временами заскакивали на Руту. В Венцеграде он видел даже штурманские карты и лоции для этих вод, но зачем они были нужны идущему на Датию?
Капитан из любопытства полистал некоторые из них и теперь выверял курс «Тиамат» по памяти.
– Пойду вздремну до обеда, – сказал он своему помощнику. – Курс держите строго на запад. Думаю, к вечеру или завтрашнему утру увидим землю. Если, конечно, раньше не встретим какой-нибудь остров.
Капитан некоторое время смотрел на туго натянутые паруса, потом оглядел горизонт. Далеко на юге курчавились сизые облака.
– Будьте готовы к смене ветра, – сказал он помощнику. – Вполне возможно, через час-два задует южак. Подготовьте фок для перехода на бакштаг или галфвинд.
Капитан спустился с юта, увидел стоящего у фальшборта Томаса и подошел к нему:
– Ну как болезнь?
– Как рукой сняло, – улыбнулся Томас.
Он смотрел в лицо капитану и уже не смущался свирепого выражения, которое придавали тому крючковатый нос и глубокий шрам на щеке. Сейчас черные блестящие глаза смотрели на юношу мягко и кончики тонких губ приподнялись.
– Ты не торопишься на Датию?
– В общем-то нет. Думаю, мы не скоро туда попадем.
– Здесь ты прав, – сказал капитан. – Мы намного ближе к Двипе, чем к Датии. Слышал об этом материке?
Томас кивнул.
– Ураган отнес нас далеко на запад и малость потрепал, – продолжил капитан. – Поэтому целесообразней не поворачивать назад, а дойти до материка, сделать ремонт, пополнить припасы. Заодно и мир посмотрим!
Томас смотрел в лазурную даль. Тихо вздымалась водная гладь, и легко рябила морская поверхность, отражая яркое солнце. Пахло спокойным морем. Томас уже знал, какой запах имеет беснующийся океан: горькая соль вперемешку с резким йодом. Глядя на солнечные блики, он снова вспомнил Венцеград…
Помещение, куда он попал, было приемной. Кресла вдоль стен и стол. За столом маг-секретарь в зеленой мантии, рядом дверь во внутренние комнаты. Он вопросительно смотрел на Томаса, от этого взгляда юноша немного растерялся.
– Это приемная королевского мага? – спросил он.