Понимая, что это еще одно серьезное испытание для меня, может быть, еще более сложное, чем первое, я решил подготовиться намного тщательнее. В субботу с утра я сбегал в еврейский квартал, где получил причитающиеся мне две серебряные монеты. На обратном пути я заглянул в ближайшую к коллегиуму пивоварню и договорился, чтобы они сварили свежее пиво. После этого я нашел «голову» землячества и через него пригласил всех старейшин отведать хмельного напитка. Вечером мне сообщили, что приглашение принято и в четыре часа следующего дня мы встречаемся в пивоварне.
Естественно, я пришел туда раньше и договорился с хозяином, как будет проходить собрание. Ровно в четыре часа в здание гурьбой ввалились старейшины. Они сразу схватили глиняные кружки и стали в очередь возле бочки, где их ждал хозяин, взявший на себя миссию разливающего. Все смиренно ждали, когда пена медленно осядет, чтобы наполнить кружку как полагается.По пивоварне распространялся непередаваемый запах. У студентов жадно расширялись ноздри носа и сохло во рту от предвкушения столь желанного напитка. Наконец, последняя кружка была заполнена и все чинно расселись вокруг длинного стола, на котором стояли миски с подсоленным хлебом и лежало немного вареного мяса. Это все, что я мог предложить гостям.
Старейшина встал и, обведя всех взглядом, сказал:
–Шановне панство, вы все знаете, по какому случаю мы собрались здесь?
В ответ все присутствующие дружно стукнули кружками по столу.
– Мы принимаем в наши ряды нового товарища, и он должен доказать, что достоин нового звания.
Председательствующий махнул рукою, и хозяин, с трудом удерживая в руках наполненную до краёв кружку, по своим размерам раза в два превосходящую те, которые были в руках у студентов, поднес её мне. Я понимал, что все это мне надо выпить. В ответ на это мой организм взбунтовался, а глаза вылезли из орбит. Тем более, что я вообще еще ни разу в жизни не пробовал хмельных напитков. Как я справлюсь с этим, я не знал. Но правило есть правило. Я вспомнил, чему меня учили мои наставники, привел свои мысли в порядок и, сконцентрировав взгляд на середине пенящегося напитка, представил себе, что это прохладная родниковая вода, которую я уже пил ранее. Мои усилия не пропали даром. В пивной кружке образовалась небольшая воронка, вбирающая в себя хлопья пены. Попавшее в зону ее действия пиво стало светлеть и приобретать совершенно другой оттенок. Все в ожидании смотрели на меня, предвкушая серьезную попойку, старт которой должен был дать я. Собравшись с духом, я приподнял кружку и провозгласил здравицу в честь ясновельможного панства, присутствующего здесь. И, поднеся ее ко рту, стал пить медленными глотками. Действие это оказалось достаточно трудоемким. После десятого глотка мой организм отказывался принимать такое количество жидкости и пытался вытолкнуть ее обратно. Однако усилием воли я сдерживал это поползновение и заставлял напиток вернуться обратно. Последний глоток достался особенно тяжело, но и он не смог вырваться на свободу. Громко поставив кружку на стол, я поклонился присутствующим. Те дружно закричали: «Слава!», а председательствующий предложил выпить за нового «пана ритора», и все дружно вскинули кружки ко рту. Воцарилась тишина, в которой было слышно только, как пиво, проскакивая через горло, наполняет желудки голодных студентов. Вслед за первой так же быстро ушла вторая кружка, а затем, чуть медленнее, третья, которая уже начала сопровождаться разговорами. Тарелки с закуской исчезли в мгновение ока, и теперь хозяином за столом было только пиво. Я не чувствовал себя пьяным, но больше пить не хотелось, так же, как и вставать из-за стола. Мне казалось, что меня расперло и мой живот раздулся до невероятных размеров. Однако постепенно все нормализовалось. Каждый был занят собой, или вел беседу с соседом, или подходил к бочке, чтобы наполнить опустевшую кружку. Некоторые, проходя мимо, добродушно хлопали меня по плечу, тем самым давая понять, что праздник удался. Я, заранее предвидя возможное развитие ситуации, расплатился с хозяином и теперь просто наблюдал за происходящим, не подсчитывая, во что мне все это может вылиться. Все равно для меня это обходилось дешевле, в отличие от другой «инфимы», которой приходилось поить своих наставников все годы учебы.
Хоть я и выработал определенную защиту против опьянения, однако оно потихоньку начало доставать меня. То начинало шуметь в голове, то собеседник вдруг раздваивался на глазах, то голос его доходил до меня как бы издалека. Но я пока справлялся с этим. В середине гулянки, когда выпито было достаточно прилично и на улице стало темнеть, откуда–то появились две упитанные девушки, которых все усиленно стали поить пивом. Самое интересное было в том, что они не сопротивлялись, присаживаясь на коленки то к одному, то к другому студенту. Затем откуда-то появились музыканты, и начались пляски всех, кто мог еще стоять на ногах, причем девушки забрались на стол и выделывали там такие коленца, что подолы их платьев поднимались выше головы, демонстрируя собравшимся все доступные части женского тела. Некоторые разгоряченные пивом зрители пытались ущипнуть танцующих, но неизменно получали по рукам. Несмотря на то, что от этого зрелища вся толпа пришла в неистовый восторг, на меня женское тело не произвело никакого впечатления. Или я был пьян, или еще многого не знал. После танцев все гурьбой двинулись на выход, горланя студенческие вирши о бедном студенте, «злодеях-преподавателях» и о быстро текущей молодости:
Я унылую тоску
Ненавидел сроду,
Но зато предпочитал
Радость и свободу.
И Венере был готов
Жизнь отдать в угоду,
Потому что для меня
Девки слаще меду.
Добравшись домой с помощью новых друзей, я отключил свои нервы и хмель моментально ударил в мою голову, пригвоздив ее к подушке.
Несмотря на бурно проведенную ночь, все студенты утром были на занятиях, хотя их вид оставлял желать лучшего. В аудитории стоял плотный специфический запах, поэтому первая лекция прошла при открытых окнах. Так закончилось мое вхождение в новое общество, и я стал полноправным студентом. Потянулись нудные дни учебы, прерываемые различными приключениями, походами по деревням, студенческими шалостями и обыкновенными драками как между студентами, так и с городскими жителями по разным причинам. Чего греха таить, и я принимал в них участие. Мои навыки, выработанные в ходе ежедневных тренировок, пригодились здесь, и я не раз выручал своих друзей. Все стали относиться ко мне с уважением, потому что оказалось, что я могу не только хорошо учиться и заводить народ на диспутах, не боясь опровергать точку зрения мэтра, но и хорошо драться. Единственное, что мне было пока не под силу, так это употреблять в значительных количествах хмельные напитки, так как мой организм активно протестовал против этого. Меня ввели в Совет старейшин, и я подружился со многими из них. В нем особняком держался студент из Франции Пьер де ла Мур. Он был из бродячих студентов – вагантамов, которые переходили из университета в университет на протяжении всей учебы, ища новых впечатлений и знаний. Мы как-то сразу прониклись симпатией друг к другу и стали приятелями. Пользуясь случаем, я с его помощью стал изучать французский язык. С его слов я имел представление о светской жизни во Франции и Германии, которую он также посетил. Корни его были дворянского рода, поэтому он периодически посещал различные балы и сессии, устраиваемые как в Елисейском дворце, так и в имениях знатных людей. Во Франции статус студента был значительно выше, и, имея знатное происхождение, он мог кроме учебы позволить себе и светские развлечения.
Мой новый статус, достигнутый за достаточно короткий срок, не прошел незамеченным для руководства. Мной стал интересоваться ксендз пан Войтич, который отвечал за нравственность в коллегиуме. Он стал часто приглашать меня к себе и вести разговоры о службе Короне и святой церкви, пытаясь склонить меня к переходу в другую веру. Но, получив мой решительный отказ, больше прямых разговоров на эту тему не заводил, продолжая, тем не менее, прощупывать меня дальше.
После круговорота студенческой жизни, совмещаемой с учебой, незаметно подкрались первые каникулы. Мой приятель Пьер стал собираться домой, и в одной из бесед предложил и мне совершить вместе с ним это путешествие. Прикинув все за и против, я согласился. Новые знания, новые впечатления никогда не помешают. Перед отъездом я смотался к своему казначею, и, несмотря на его причитания и стоны, вытряс для своих каникул пять серебряных монет, которые я зашил в свой пояс.
Рано утром, вскинув на плечо свои мешки с нехитрыми пожитками, мы отправились в путь. В основном это был пеший переход, но иногда добрые крестьяне милостиво разрешали нам проехать на скрипящих телегах. На ночлег просились в деревенские дома, а когда их не было на нашем пути, то согревались в стогах сена, где было тепло, несмотря на холодные ночи. Питались так же, чем Бог пошлет: где в огороде что-то найдем, где на ярмарке что-то перепадет, где подзаработаем, показывая различные фокусы или живые картинки из студенческой жизни. Правда, один раз в Германии мы потратились, наевшись мяса до отвала и взяв кусок окорока собой в дорогу. Границы для студентов не существовало, даже через пограничные заставы многочисленных немецких княжеств мы проходили безболезненно. Подходя к очередному пограничному пункту, мы начинали петь студенческие песни, тем самым демонстрируя нашу принадлежность к студенческой братии, снующей повсюду. Немецкие стражники, знакомые с выходками немецких и других студентов, поворачивались к нам спиной, тем самым демонстрируя полный нейтралитет и возможность беспрепятственного прохода. С других путешественников брали пошлину не только за пересечение границы, но и за посещение каждого населённого пункта на пути их следования. В ходе нашего путешествия мы примкнули к бродячим артистам, которым так понравились наши живые картинки, что они предложили нам присоединиться к ним. Посоветовавшись, мы приняли их предложение, обеспечив себе небольшой заработок и крышу над головой. Пьер как истинный француз сразу оказался в центре внимания женской половины бродячего балагана. Его рассказы о студенческой жизни так понравились старшей дочери хозяина, что во время нашего короткого совместного путешествия Пьер не выходил из ее палатки до самого утра. Я же коротал ночи на улице, укрывшись ворохом одежды.
В одну из таких ночей на нас напали разбойники. Их было шесть человек довольно мрачного типа, вооруженных длинными ножами. Они окружили нашу стоянку и, согнав всех к костру, стали копаться в пожитках, требуя денег. Чтобы мы были сговорчивей, их предводитель схватил старшую из девушек за волосы и, приставив нож к ее прелестной шейке, грозился употребить его в дело. Этого не мог вынести Пьер и рванулся вперед, чтобы помочь любимой, но моментально отлетел в сторону от удара сапогом в живот. Согнувшись пополам, он пытался широко открытым ртом вдохнуть в легкие как можно больше воздуха, с тем чтобы облегчить свои страдания. Его мимика вызвала гомерический хохот разбойников, по ходу дела комментирующих его телодвижения. Внимание всех присутствующих было обращено на моего спутника. Я решил воспользоваться сложившейся ситуацией и, подбежав к тлеющему костру, схватил лежащую возле него крепкую суховатую палку, которая служила нам для подвешивания котелка при приготовлени пищи. Одним концом моего импровизированного оружия я крепко ткнул ближайшего бандита в живот, с такой силой, что он, открыв рот в немом крике, стал медленно оседать на землю. Другим концом палки я нанес колющий удар другому бандиту прямо в адамово яблочко, в результате чего тот потерял сознание и рухнул на землю. Затем, развернувшись и перехватив палку, я выбил нож у третьего бандита. К этому времени и хозяин балагана пришел в себя от шока и, дико закричав, кинулся на стоящего рядом разбойника, повалив его на землю. Наш рукопашный бой дал возможность Пьеру набрать нужное количество воздуха и двинуться на предводителя, который удивленно смотрел на своих валяющихся соратников, силясь понять, что же произошло. Увидев бешеные глаза надвигающегося на него француза, он стал медленно отходить к лесу, прикрываясь девушкой и крича, что он сделает ей плохо. Его подельник, дрожа от страха, озирался вокруг, ища пути спасения. И наконец, решившись, развернулся и бросился бегом в сторону леса. Чтобы не дать ему уйти, я перехватил палку и метнул ее как копье в спину убегавшего. Удар пришелся в район ключицы, придав разбойнику ускорение такой силы, что он лбом врезался в дерево и медленно пополз по нему вниз. Теперь все внимание было сосредоточено на главаре, который крутился вокруг своей оси с заложницей, огрызаясь на присутствующих, неуклонно приближающихся к нему. Нужно было каким-то образом переключить внимание этого разбойника, чтобы освободить девушку. Прямо нападать было нельзя. Это понимал и Пьер, стоящий напротив этого типа, и ее отец, который подстраховывал сзади. И я решил рискнуть. Нащупав в кармане серебряную монету и крепко сжав ее, я стал осторожно подходить к этому громиле, предлагая ему успокоиться. Подойдя достаточно близко для проведения моего плана в жизнь, я вытащил монету из кармана и со словами «Твоя взяла» подбросил полновесный серебряный талер вверх так, чтобы он опустился прямо на него. Монета взвилась вверх и, крутясь и играя своими блестящими боками от света догорающего костра, стала медленно опускаться немного в стороне от стоящей «парочки». Все замерли в ожидании, глядя на монету. И в тот момент, когда она оказалась уже на уровне глаз, отец девушки непроизвольно дернулся. Уловив это движение, разбойник, думая, что у него хотят забрать столь желанную добычу, ослабил хватку и протянул левую руку, чтобы поймать монету. Однако это ему не удалось. Девушка, воспользовавшись ситуацией, выскользнула из крепких объятий, а Пьер нанес сокрушительный удар ногой в пах незадачливому грабителю. Тот сложился пополам, выронив нож, и выражение его лица стало таким же, которое было ранее у Пьера. Пока мы выясняли отношения друг с другом, забрезжил рассвет, призывая нас в дорогу. Разоружив и связав разбойников, мы стали обладателями трех золотых монет, которые разделили по-братски, конфисковав их у главаря. Две отдали артистам, а одну оставили себе. Быстро собрав разбросанные пожитки, мы двинулись в дорогу, стараясь быстрее выбраться из столь негостеприимного леса, сопровождаемые воплями и мычанием неудачливых разбойников. В ближайшей деревне мы купили мяса, вина и всю дорогу снимали то напряжение, которое получили в результате этой схватки, под громкий смех вспоминая все новые и новые подробности.
Таким образом мы путешествовали по стране, помогая друг другу. Но в Раменсбурге наши пути разошлись, и мы с Пьером отправились к границе, чтобы наконец попасть в столь желанную Францию. Не могу сказать, что расставание было безболезненным. Девицы плакали, повиснув у нас на шее, а их отец, громко сморкаясь, тихо стоял в стороне. Надо сказать, что мы не бесполезно провели все это время. Мы научились всяким артистическим хитростям перевоплощения, могли разговаривать разными голосами в зависимости от роли и пользоваться гримом. Все эти навыки пригодились мне в дальнейшем, и я часто вспоминал моих случайных учителей.
Разжав прощальные объятия, мы по полям, деревням и обходным дорогам двинулись к границе. По пути давали небольшие представления, что обеспечивало нас скудным пропитанием. И вот мы пересекли границу и оказались во Франции. Пьер, воспрянувший духом, сразу привел меня в деревню к своим знакомым, где он часто останавливался в ходе своих путешествий. Приняли нас радушно, особенно женская половина. Нагрели воды, и мы, наконец, смогли помыться, по очереди окунаясь в глубокую бочку. По окончании этой процедуры мы обнаружили, что вся наша одежда была отправлена в стирку, в результате чего пришлось довольствоваться длинной, до пят, домотканой рубахой. Однако это неудобство было компенсировано разнообразными закусками, которые красовались на столе, со всех сторон окружая кувшин с вином, гордо стоящим в центре. Естественно, мы не могли отказаться от такого гостеприимства и, подобрав полы рубах, быстро устроились на лавке, готовые пожертвовать собой в угоду хозяевам. Наши мелькнувшие в ходе этой процедуры оголенные ноги вызвали хихиканье женской половины этого дома, уже чинно сидевшей за столом. Но грозный взгляд хозяина снова расставил все по своим местам. Вскоре чаши были наполнены, и мы, помолившись, отдали дань стоящим перед нами и источающим непередаваемые ароматы блюдам. Через время, когда еда начала более медленно проходить в наши желудки, появился второй кувшин красного терпкого вина, что позволило нормализовать эту проблему. Ну а третий кувшин привел всех просто в отличное настроение, и если бы не усталость, то, возможно, наша встреча могла бы закончиться плясками. Поблагодарив хозяев, мы заплетающейся походкой отправились на сеновал, где нам уже была приготовлена постель. Упав на нее, я сразу же погрузился в глубокий сон.
Свет мы увидели только после третьих петухов, когда утро уже прочно вошло в свои права. Выйдя на улицу, я сразу бросился к бочке с дождевой водой и наклонил голову. Оттуда на меня в упор глянула помятая физиономия странствующего студента с растрепанными волосами, в которых запутались стебли соломы, торчащие в разные стороны. Более противной рожи я не встречал. И чтобы ее прогнать, пришлось нырнуть в бочку. Прохладная вода сразу привела мои мысли в порядок, что подтвердило и вновь появившееся изображение, колеблющееся на поверхности воды от капель, стекавших с моей головы. Окунув ее еще несколько раз, я оторвался от бочки и более-менее ровно направился в дом, откуда навстречу мне вынырнуло улыбающееся лицо Жанетт с полотенцем и костяным гребнем в руках. Пока я вытирался, она ловко расчесала мои волосы, убрав оттуда ненужные нагромождения, что еще больше улучшило мое самочувствие. Не в силах идти дальше, я присел на крыльцо и подставил лицо прохладному воздуху. Именно в этот момент в дверях сеновала возникла фигура Пьера. Он на секунду приостановился, зажмурившись от солнечных лучей, бьющих прямо в глаза. В его волосах и бороде густо поблескивала солома, а рубаха была вся обсыпана соломенной трухой, которая от порывов ветра мелкими стайками отрывалась от него и улетала в бок. Очевидно, вчера, падая из последних сил, он промахнулся мимо постели, да так и проспал всю ночь, уткнувшись в солому. Увидев меня, он приветливо махнул рукою и рысцой подбежал к бочке с водой, повторив все мои манипуляции. Затем молча усевшись рядом со мной, он тоже стал наслаждаться прохладой. Вскоре нас позвали в дом. На столе стоял кувшин с молоком и два больших куска хлеба. Это был наш завтрак.
Одежда наша еще не высохла после стирки, в связи с чем нам пришлось остаться до следующего утра. Чтобы не слыть бездельниками, было решено помочь по хозяйству. Мы привели в порядок сенник, накололи дров. При этом Пьер постоянно подмигивал средней девушке Аннет, которая кокетливо закрывала лицо, порой красневшее от тех слов, которые шептал ей неутомимый ловелас. После обеда мы немного вздремнули, а к вечеру закончили все свои дела. Одежда наша, чистая и сухая, ждала нас на лавке, однако мы решили надеть ее утром, чтобы не испортить на сеновале. На ужине мы обошлись одним кувшином вина и, поблагодарив хозяев, ушли спать, чтобы рано утром отправиться дальше. Такой радушный прием имел свою историю. Оказывается, в свое время Пьер каким-то образом спас хозяина во время одного из своих странствий, и тот в благодарность теперь всегда держит свой дом,открытым для него. Надо отдать должное и Пьеру. Он свято соблюдал правила приличия и никаких практических шагов, кроме интрижек. не допускал по отношению к его дочерям. Поэтому и эта ночь прошла без приключений. И ранним утром с котомками, полными еды, мы отправились в Париж. Где пешком, где на телеге, мы через два дня добрались до места назначения. Естественно, меня поразила громада города, которая не шла ни в какое сравнение со Львовом. А в остальном та же грязь на улицах, множество карет и конных экипажей, причем среди них часто бросались в глаза такие, которые перевозили своих пассажиров на трех колесах. Этот вопрос, адресованный Пьеру, сразу нашел разъяснение. Оказалось, что, согласно королевскому указу, за каждое колесо необходимо было платить приличный налог. Поэтому в целях экономии народ и придумал такие повозки. Так, разговаривая о диковинном, мы достигли того места, где жил мой попутчик. Он совместно с одним из студентов снимал небольшую комнату на первом этаже небольшого серого дома. В комнате соседа не оказалось, и можно было немного отдохнуть после такой длинной дороги. Мы присели за стол, стоящий возле окна, и вытащили остатки своей провизии. Они состояли из черствого хлеба, небольшого куска вяленого мяса и головки лука. Все это в мгновение ока оказалось в наших желудках. Повеселевший Пьер сразу засуетился.
–Знаешь, что! Давай отдыхай, а я схожу быстренько в одно место, а потом мы вечером отправимся в гости.
–Куда? – спросил я.
–Об этом узнаешь позже.
И Пьер, нахлобучив на голову шляпу, исчез за дверью.
Убрав со стола, я раскатал сложенный в углу соломенный матрац и завалился спать. Сон навалился сразу, и очнулся я от того, что кто-то настойчиво тормошил меня за плечо, предлагая проснуться. Это был Пьер, явившийся в сопровождении еще одного юноши, который оказался соседом по комнате. Звали его Ришар. Быстро собравшись, я в составе новой компании двинулся в известном только им направлении. Сначала мы шли темными улочками, а затем неожиданно вышли на широкий проспект, собравший вокруг себя прекрасные каменные дома, в окнах которых мерцал свет. Повсюду сновали кареты, развозя своих седоков по нужным им направлениям. Пройдя еще несколько шагов и повернув на улицу Прувер, мы остановились у парадного крыльца одного из зданий. Пьер, оставив нас у входа, быстро взбежал по ступенькам к дверям и дернул витой шнур, висевший сбоку от ручки. Раздался мелодичный звон колокольчика, и через некоторое время из открывшейся двери вышел лакей в ливрее с подсвечникам в руке, пристального всматриваясь в нашу сторону. Пьер, наклонившись к нему, что-то прошептал на ухо. Тот послушал, кивнул головой и скрылся за дверью. Минут через десять он вернулся и жестом предложил войти. В вестибюле первого этажа, освещенного тремя большими подсвечниками, нам предложили подождать. На мой молчаливый вопрос Пьер ответил, что мы пришли в гости к его приятелю, студенту-сокурснику, представителю знатной французской фамилии. Мой друг хотел, чтобы он посодействовал нам в том, чтобы попасть на один из светских приемов в Париже, так как являлся завсегдатаем этих мероприятий и обладал обширными связями. Через время раздались шаги, и по лестнице к нам спустился молодой человек с выражением крайней усталости на бледном лице. Был он облачен в длинный халат, распахнутый на груди, а в руке держал трубку с длинным чубуком. На его шее висела оригинальная маленькая табакерка, украшенная жемчугом. Обнявшись с ним, Пьер представил меня моему новому знакомому. Тот, вяло пожав руку, предложил присесть на стоящий в углу диван и приказал слуге подать бургундского вина. Его появление подняло настроение, и беседа пошла оживленнее. В основном она касалась нашего путешествия и светских сплетен парижской знати, в окружение которой, очевидно, входил и Пьер. После третьего бокала вина они вдвоем отошли в сторону и довольно продолжительное время что-то бурно обсуждали. Вероятно, достигнув согласия, которое было скреплено пожатием рук, друзья разошлись. Пьер подошел к нам, а хозяин, махнув прощально рукой, начал подниматься наверх.
–Ну что, ребята, пошли домой, – сказал Пьер, поднимая нас из-за стола. Несмотря на оставшееся еще вино, нам пришлось подчиниться и последовать за ним на выход. Лакей, придержав дверь, вежливо выпустил нас на улицу, где начинал моросить мелкий дождь. Однако разогретые отличным вином, мы, почти не промокнув, быстро достигли нашего жилища. Повесив свою одежду для просушки, мы уставились на Пьера, ожидая пояснения его «секретных» переговоров. Пьер хранил гордое молчание и с хитрецой посматривал на нас. Однако надолго его не хватило.
–Ладно, мы с Марселем обсуждали возможность нашего участия в одном из светских приемов в ближайшее время. Попасть туда не так просто, так как приглашения рассылаются заранее и все знают друг друга. Но через два дня будет бал в Бурбонском дворце, и у нас есть шанс попасть туда. Так как гостей будет много, то мы можем затеряться среди них. Кроме того, список приглашенных составляет его хороший знакомый, который и внесет нас туда. Ты пойдешь на приём под своей фамилией как граф Литвин. Только вот одежду надо будет тебе подобрать соответствующую. В той, что ты носишь, даже на порог не пустят. Поэтому Мишель любезно предлагает тебе воспользоваться его гардеробом. Этого добра у него хватает. Он у нас модник. Не переживай, мы с ним договорились – только новые вещи. Иначе ты лишаешься возможности присутствовать на королевском балу.
Этот последний аргумент перебил все мои возражения, и я молча кивнул головой.
– Как себя вести там, я расскажу тебе завтра.
–Хорошо, – ответил я. – А почему твой друг такой потерянный, или он не рад нашей встрече?
–Что ты! Вовсе нет. Это он в печали. У него сдохла блоха.
–Как? – не понял я. – Блоха? Да мы бьем их десятками, так зачем расстраиваться всего из-за одной какой – то?
–Да это не простая блоха, а блоха, пойманная на теле его любимой дамы. И в связи с тем, что она пила кровь с предмета его обожания, он каждый вечер, мечтая о ней, выпускал блоху, чтобы она пила и его кровь. И это приводило его в неистовое возбуждение. У нас многие кавалеры занимаются этим, пряча пойманных от любимых девушек блох в специальной шкатулочке, которую носят всегда с собой, хвастаясь друг перед другом не только «знатностью» блохи, но и ювелиром, изготовившим дл нее футляр, и стоимостью самого изделия. Да ты видел такую на шее Марселя. И вот на этом балу будет его дама сердца, и он надеется получить от нее еще одну блоху. Как оказалось позднее, способов получения таких «подарков» от дам сердца было достаточно много. Когда рядом с ней проходил кавалер, милый ее сердцу, она тихо вскрикивала и усиленно начинала искать укусившую ее блоху в определенном месте, которое зависело от ее фантазии. Естественно, кавалер не мог оставить любимую в беде и сразу бросался ей на помощь. Где специальной блохоловкой, где пальцами, а где и всей рукой он пытался ловить вредное насекомое в указанном дамой месте. Иногда эта игра затягивалась надолго, но раскрасневшиеся ловцы блох этого не замечали. Наконец, вредное насекомое было поймано, торжественно извлечено на свет, и после демонстрации счастливый обладатель отправлял ее в шейную шкатулку. Дама мило улыбалась, а кавалер, раскланявшись, шел дальше. Такое поведение стало обыденным на всех светских приемах, и никто уже на это не обращал внимания, если, конечно, «игра» не слишком затягивалась.
–Откуда же берутся блохи у дам? – удивленно спросил я.
– Как откуда? Из головы.
–Как из головы? – не понял я.
–Ну не прямо из головы, а из парика, который они носят постоянно на голове. Ты еще не знаешь, но женщины любят удивлять друг друга. И вот они, чтобы покрасоваться, делают на парике сногсшибательные прически и ходят так целый день. Это стоит очень дорого, поскольку туда вплетают и ленты, и искусственные цветы, и все что угодно, чтобы было выше и красивее, то есть не так, как у других. Расплетать прическу ты каждый вечер не будешь. А чтобы парик не потерял свой вид, на следующий день его пристраивают на специальную подставку и взбрызгивают, кто водой, кто пивом, кто еще каким-нибудь составом, и он в таком состоянии служит своей хозяйке месяцами. Естественно, там заводится всякая живность, даже мыши.
–Не может быть! – воскликнул я, пораженный этим рассказом.
–Еще и как может быть! Сам скоро в этом убедишься.
И Пьер растянулся на полу на своем матрасе.
–Поэтому, когда будешь на балу и какая-нибудь дама призовет тебя на помощь, не вздумай давать волю рукам, так как ты еще не приучен к этому, а возьми специальную костяную или деревянную палочку и почеши в том месте, которое укажет дама, а то, не дай Бог, попадешь в неловкое положение.
–Больно мне надо! – фыркнул я в ответ и отвернулся к стенке.
Мой ответ так рассмешил моих друзей, что они минут пять хохотали, после чего все дружно отошли ко сну.
Наутро Пьер, принарядившись, потащил меня за собой в Парижский университет. Там нам встретилась шумная толпа студентов, которые, окружив нас, наперебой расспрашивали моего товарища, где он так долго путешествовал. Его краткий рассказ закончился одобрительными криками и похлопываниями по плечу. Почему-то больше таких тумаков досталось мне, чем моему соседу. Затем все потащили нас на какую-то особенную лекцию, которую должен был читать известный профессор. Наклонная аудитория была забита до отказа и гудела, как пчелиный рой. Внезапно все затихли, и на кафедру взошел седоватый старичок, раскладывая перед собой листы бумаги. Его ассистенты развешивали рисованные плакаты на доске, которые отображали различные органы человеческого тела. Оказалось, что Пьер изучал медицину и в ходе своих путешествий собирал всякие народные лечебные рецепты. И сегодняшняя лекция была посвящена этой проблеме. Все молча стали слушать лектора, который рассказывал о различных способах лечения, периодически обращая внимание слушателей на плакаты. Затем внесли настоящего больного, и профессор стал проделывать над ним всякие манипуляции. Это заставило основную массу студентов спуститься вниз, чтобы поближе разглядеть демонстрируемые приемы лечения. Безусловно, многого я не понял из этой лекции, но наглядно увидел, где что надо пережимать и давить на теле в зависимости от сложившейся ситуации. Окончание лекции зал встретил бурной овацией, и студенты с шумом двинулись на выход, обмениваясь полученными впечатлениями. На улице толпа стала редеть, тонкими ручейками растекаясь в разные стороны. Остались только несколько человек – друзья Пьера. Верный сложившейся традиции, он пригласил их сегодня вечером отпраздновать свое возвращение. Его предложение встретило дружное одобрение присутствующих. Местом для встречи была выбрана таверна «Сосновая шишка».