– Смотри – говорил он Бахтеярову, указывая на мух, – как вязнут и гибнут. А мы-то?!! Ведь вся разница в том, кто в чем и как увязнет: один в страсти, другой в честолюбии, третий в погоне за пропитанием. И бьется, и мучается, а конец у всех один – мушиный!

Воображение Бахтиярова развивает далее аналогию, намеченную неудачником-помещиком. Все человечество представляется ему в виде роев мух, летающих над разложенными по всей земле мухоловками и неминуемо погибающих. «Да! Это муха!» – восклицает он, разглядев ближе черные точки.

«Их было много: миллионы, десятки, сотни миллионов: одни лежали на боку, другие вытягивались на длинных лапках, стараясь оторваться от липкой бумаги, выбивались из сил, падали и снова вставали. Третьи летали близко, близко над листами и неминуемо, рано или поздно, попадали на них»…

И в однообразном жужжании мухиных роев «жэ, жэ, жэ!» Бахтияров различал слова «жизнь, жизнь, жизнь!»

Так низко, так неверно оценила г-жа Ек. Леткова, в лице героя своего рассказа, современную, богатую развивающейся жизнью, чреватую будущим «действительность». Эта действительность, в ее изображении, предстала картиной торжествующей смерти…

Также кладбищенским духом веет со страниц рассказа М. Арцыбашева.

Фигурирующие в настоящем рассказе инженер и доктор, исходя из индивидуалистических тенденций, договариваются до исповедания теории Weltschmerz'a. Правда, и тот и другой – лица психически ненормальные. Но, как известно, останавливая свой выбор героев на психически-ненормальных людях, беллетрист преследует вовсе не психиатрические цели: подобный выбор знаменует собой лишь своеобразный литературный прием высказывать в категорической форме определенные взгляда философского, морального или социального характера. Достаточно вспомнить примеры: «Палата № 6» А. Чехова или «Ошибка» Максима Горького, И в данном случае два сумасшедших героя беллетристического произведения высказывают вполне здравые – в устах представителей «интеллигентного пролетариата» – мысли.