Противостояние. Спецслужбы, армия и власть накануне падения Российской империи, 1913–1917 гг.

Разгон секретной агентуры

Приход Джунковского в руководство политической полиции способствовал резкой перемене курса в направлении политического сыска в армии. Он пошел на уступки той части военных, которые хотели, чтобы жандармов там не было в помине. Вот как сам Джунковский описывает свое отношение к военной агентуре: «Когда я вступил в должность товарища министра, по всей России, с согласия военного министра Сухомлинова и большинства командующих войсками, существовала войсковая агентура под руководством офицеров корпуса жандармов, а иногда даже и унтер-офицеров. Секретные сотрудники выбирались из нижних чинов офицерами корпуса жандармов случайно или по рекомендации ротных командиров. Бывали случаи, что в части все было тихо и спокойно, настроение хорошее, между тем жандармскому офицеру очень хотелось делать карьеру, и для этого он начинал что-нибудь выдумывать, угрожать своему сотруднику, что лишит его содержания, если он не будет давать ему сведений… Другой офицер, не получая сведений, прибегал к другому способу – он давал сотруднику пучок прокламаций, чтоб тот раздал у себя в роте и затем сообщил бы фамилии тех нижних чинов, которые набросятся на эти прокламации, проявят к ним сочувствие, – другими словами, провокация в полном смысле слова, и в части, где было все спокойно, начинались волнения. Когда я столкнулся с этим ужасом, то решил немедленно упразднить всякую агентуру в войсках»^[276].

При этом Владимир Федорович в своих показаниях ЧСК ВП искренне признается, что даже и не намеревался разбираться подробно в том, что такое секретная агентура в армии и с чем она борется: «Фактических данных у меня не было, я судил по рассказам»^[277].

Эти слова Джунковского не выдерживают никакой критики. Во-первых, если говорить о провокации, то можно привести воспоминания жандармского подполковника Владимирова: «Если сотрудник начинал заниматься провокацией, то есть активно работать и затем втягивать сам других в нее, то его удаляли иногда с высылкой в другие районы и сообщали (в департамент полиции. – В. Х.-Г.). Однако многие поощряли таких и возводили это в целую систему»^[278]. Провокация в политическом сыске была строжайше запрещена циркуляром директора департамента полиции М. И. Трусевича и начальника особого отдела Е. К. Климовича от 18 января 1909 г.^[279], и отдельные ее проявления (как генерал Комиссаров, по воспоминаниям его сослуживца ротмистра Н. А. Кравца, сделавший на провокации карьеру и за это поплатившийся^[280]) так и оставались отдельными проявлениями, которые могли плачевно сказаться на карьере офицера.

Во-вторых, тезис о случайном подборе агентов также не соответствует действительности – выше были описаны критерии выбора сотрудников, зафиксированные в циркулярах директора департамента полиции. Никакие ротные командиры не могли подбирать сотрудников для жандармов, и командиры подразделений только ставились в известность о том, кто является секретным агентом. Это было запрещено циркулярами и существовало в виде частной практики в отдельных воинских частях по требованию Сухомлинова. Единственное сношение с военным начальством по агентуре жандармы имели в случае возможных волнений и покушений на жизнь офицеров. Отмечает это и Джунковский: «Все чаще и чаще среди бумаг, представляемых мне на подпись, стали попадать заготовленные на имя командиров корпусов и командующих войсками конфиденциальные письма, в которых доводилось до их сведения о разных недовольствах, готовящихся беспорядках, тревожных настроениях в частях вверенных им корпусов или округов. Иногда в письмах этих описывались и такие случаи, как в какой-нибудь роте какого-нибудь полка нижние чины не ответили на приветствие командира или отказались от пищи, найдя ее недостаточно хорошо приготовленной, как они демонстративно покинули столовую и т. д. Производило впечатление, что я как будто собираю всякие сплетни и сообщаю их высшему военному начальству. Такая роль была, конечно, не по мне, и я не подписывал подобных писем, возвращая их в департамент полиции с требованием объяснения»^[281]. Получается, что Джунковский неосознанно потакал росту недовольств и волнениям в армии.

Циркуляр об отмене военной агентуры был подписан 13 марта 1913 г. Однако провести его было крайне сложно. Вокруг осведомителей в армии разыгралась борьба, продлившаяся с начала марта до 10 апреля. Джунковский не мог не знать о личной нелюбви императора Николая II к агентуре и вообще к сыску в армии. По воспоминаниям Курлова, в 1909 г. «государь император воспретил секретную агентуру в войсковых частях, считая совершенно достаточным наблюдение со стороны подлежащего военного начальства»^[282]. Однако в жизнь приказ императора так и не был проведен из-за его необязательного характера и всеобщего понимания вредоносности такого запрета. Формальное основание снова возбудить вопрос о военной агентуре имелось. В первую очередь Джунковский вызвал к себе на устный доклад Белецкого, который сообщил об истории и направленности действий агентуры, отстаивая ее необходимость^[283]. По словам Джунковского, директор департамента полиции считал, что «без этого все у нас пропадет»^[284].

В начале марта Белецкий пишет письмо Сухомлинову. Проект письма был составлен еще 1 марта. Директор напоминает военному министру, что агентура существует с его согласия, и пытается привлечь его на сторону полиции, предлагая ограничить деятельность агентуры исключительно информированием и предупреждением военных^[285]. В то же время, 13 марта, после совещания с министром внутренних дел Маклаковым Джунковский подписывает циркуляр о запрете использования секретной агентуры в войсках. Однако циркуляр не был опубликован, то есть не получил юридической силы. Борьба только начиналась. Военная агентура существовала с письменного разрешения военного и морского министров, и без их согласия ликвидировать ее было невозможно. Сам Джунковский, рассказывая о реформе, позднее признавал: «Встретил я в этом направлении большой отпор, так как многие из военных лиц с этим не соглашались, – находили, что только при такой агентуре и можно еще следить, чтобы в войска не проникла пропаганда»^[286].

Джунковский сразу понял, что идея разгона агентуры не получит у военного министра поддержки, зато может получить одобрение у его противников, имевших основания опасаться перехода в руки Сухомлинова информации по политической сущности неформальных контактов военных с парламентской оппозицией. Владимир Федорович сделал ставку на великого князя Николая Николаевича-младшего, с которым Сухомлинов уже несколько лет находился в конфликте^[287]. В связи с тем, что по правилам субординации Джунковский должен был изначально посетить для консультаций по данному вопросу военного министра, он совершил визит вежливости и обрисовал план реформы. Владимир Александрович понял, что вопрос уже решен, но при этом занял выжидательную позицию: своего согласия он не дал, но и не отказал. Джунковский в мемуарах пишет, что именно Сухомлинов рекомендовал ему обратиться к Николаю Николаевичу, подчеркнув, что согласен на любое коллективное решение этого вопроса^[288]. Однако это маловероятно. Зная, что вскоре у него состоялась еще и встреча с Григоровичем, скорее всего, Сухомлинов передал разрешение агентурного вопроса на совещание. Именно испугавшись совещания, которое могло провалить решение вопроса, Джунковский направился к Николаю Николаевичу.

Изложив свой взгляд на агентуру и предполагаемые мероприятия, Джунковский получил полное одобрение всех своих предложений. Великий князь также добавил: «Я вам верю безусловно и не сомневаюсь, что вы все сделаете с вашей стороны, чтобы помочь нам сохранить войска от преступной пропаганды… Не стесняйтесь никогда, если у вас до меня дело, помните это, звоните мне в телефон, а если надо, приезжайте ко мне в любое время; если вам скажут, что я сплю и меня нельзя будить, идите сами в спальню и тащите меня прямо с кровати. Для дела я всегда на службе – день и ночь»^[289]. Кроме обыкновенной для великого князя патетики, эти слова содержат важный посыл – он откровенно предлагает Джунковскому свою сторону, показывая, насколько важно для него благоприятное расположение главы политического сыска империи. Интересно, что протеже и друг Владимира Федоровича, начальник штаба ОКЖ Никольский, в годы Первой мировой, а потом и Гражданской войны также относился к кругу сторонников великого князя Николая Николаевича, о чем свидетельствует в своих мемуарах протопресвитер Русской армии и флота Георгий Шавельский^[290].

Целью встречи была не только личная поддержка Николаем Николаевичем преобразований в сыске. Великий князь, вероятно, должен был подготовить будущих участников совещания от армии к принятию благоприятного для Джунковского решения.

Вскоре собралось упомянутое совещание. На нем присутствовали: от МВД – Маклаков, Джунковский и Белецкий, от Морского министерства – адмирал Нилов, начальник Главного морского штаба вице-адмирал Князев, вышеупомянутый Зилоти и некоторые представители военного ведомства. На заседание не явился генерал М. А. Беляев^[291]. Первым держал речь Джунковский, который «высказался в том смысле, что в нашей армии, благодаря издавна сложившимся и традиционно поддерживаемым тесным взаимоотношениям между нижними чинами и офицерским составом, преемственно создавалась прочная товарищеская спайка, с точки зрения коей, и в особенности военной этики, введение в военных частях агентуры представляется совершенно недопустимым»^[292]. Он предлагал оставить наблюдение лишь за внешними контактами нижних чинов, полностью распустив внутреннюю агентуру в частях. Далее выступил Белецкий. В своей речи он опирался на документы революционного движения и данные оперативной практики сыска. Кроме волнений среди нижних чинов двумя основными аргументами Степана Петровича был опыт революций в Португалии, Турции и Иране, в которых решающую роль сыграла армия. Директор департамента полиции также указывал на «возможность самозарождения в воинской среде революционных организаций на почве объединения неблагонадежных элементов, периодически вливающихся в армию при каждом наборе новобранцев»^[293].

Большинство участников совещания приняли сторону руководства МВД, что было вполне ожидаемо, раз Джунковский и председатель совещания Маклаков сами желали ликвидировать собственную агентуру. На совещании присутствовали также лица, заинтересованные в ее ликвидации, как, например, Зилоти. Нельзя не отметить пикантную подробность: решение было принято заранее, и совещание лишь утверждало его.

10 апреля 1913 г. циркуляр от 13 марта был издан и вступил в законную силу. Он был разослан не только в жандармские управления и охранные отделения, но и командующим военными округами, начальникам отдельных частей, крепостей, руководству армии и флота. Согласно сохранившимся в ГА РФ отчетам жандармских офицеров, внутренняя военная агентура была распущена в течение двух недель – с 12 по 24 апреля 1913 г.^[294]

Теперь перейдем к содержанию самого циркуляра № 111346, вышедшего на имя начальников ГЖУ, охранных отделений и всех офицеров корпуса жандармов, ведающих розыском. В нем отражена особенность всех циркуляров Джунковского – первая половина документа составлена крайне абстрактно и мало связана с теми выводами и указаниями, которые делаются в конце. Так, в нем написано: «Чинам корпуса жандармов, стражам государственного порядка и борцам с его врагами, надлежит особо зорко следить за проявлениями указанной преступной деятельности и рука об руку с войсковым начальством принимать все дозволенные законом меры к ее прекращению в самом зачатке»^[295]. Джунковский отмечает необходимость быть корректными и осторожными в методах, не вмешиваться во внутреннюю жизнь части, обо всем докладывать ее офицерам.

В предпоследнем абзаце товарищ министра пишет: «Предостерегаю чинов Корпуса от привлечения нижних воинских чинов к сотрудничеству, так как признаю такую меру противною самим основам воинской дисциплины, а потому ничем не оправдываемой и впредь недопустимой»^[296].

Даже после опубликования циркуляра Белецкий продолжил борьбу. 10 апреля он приказал выработать и представить проект циркуляра, который бы разъяснил офицерам жандармерии, как вести розыск в армии в условиях отсутствия внутренней агентуры. 25 апреля, после окончательного роспуска всех агентов, он повторил свое требование^[297]. Составленный чинами департамента полиции документ отражал видение руководством сыска новых принципов работы. В первую очередь жандармские офицеры, ведущие розыск, должны были набирать секретную агентуру из частных штатских лиц, находящихся в постоянном соприкосновении с военными, – прежде всего из уволенных в запас нижних чинов, как близко стоящих к воинской среде^[298]. Также повторялись требования повышенной секретности и давались подробные указания по взаимодействию с непосредственным руководством военных частей, так как забота о безопасности в армии ложилась теперь исключительно на его плечи. Однако Джунковский циркуляр не подписал. Вместо этого он издал циркуляр, содержавший абсолютно бессмысленные и дилетантские указания по политическому розыску в войсках, сводившиеся к патетическим, но пустым требованиям дисциплины и усидчивости.

Фактически сыск в армии был ликвидирован одним росчерком пера. Причем речь шла не только о сухопутной армии, но и о военно-морском флоте. Ошибочность данного преобразования признается почти всеми сотрудниками сыска. Генерал Спиридович считал это преобразование наибольшей виной Джунковского перед сыском и страной в целом: «Правительство не знает, что делают революционеры в войсках, а работа у них идет, особенно на флоте»^[299]. Жандармский полковник И. П. Васильев сетовал, что из-за отмены агентуры в войсках розыск захирел вплоть до 1915 г. и общественного подъема в стране^[300].

Недоработки реформы дали знать о себе сразу. Не было прописано, что делать с бывшей военной агентурой после прекращения ее службы в армии. Так, например, 23 апреля 1913 г. начальник Полтавского ГЖУ В. Э. Зейдлиц запрашивает департамент полиции, можно ли ему оставить военного агента по кличке «Израилев» на денежной дотации, так как тот является членом партии эсеров и в сентябре уже демобилизуется из армии. Зейдлиц считал «Израилева» очень важным агентом при дальнейшей работе с партией эсеров. Несмотря на согласие департамента с начальником ГЖУ, 10 мая Джунковский требует немедленно уволить секретного сотрудника и на будущее прекратить с ним любые отношения, заплатив ему однократную компенсацию – деньги по сентябрь включительно^[301]. Таких переписок сохранилось довольно много. Особенно сопротивлялось жандармское руководство на Балтийском море – начальник Кронштадтского ЖУ полковник В. В. Тржецяк и его заместитель подполковник В. В. Владимиров. В своем письме на имя Белецкого Тржецяк прямо указывал на несостоятельность реформы, полную неясность, как теперь ограждать флот и армию от волнений^[302].

Практически одновременно с отменой военной агентуры Джунковский распорядился полностью снять полицейское наблюдение за Гучковым, его ближайшими товарищами и подобными ему лицами^[303].

Разгон военной агентуры и снятие наблюдения с близких к военным кругам политиков дали возможность не только революционерам создавать автономные военные ячейки в армии и на флоте, но и оппозиции спокойно продолжить работу в среде высшего офицерства императорской армии.

Следующие агентурные преобразования Владимира Федоровича были не менее громкими, хотя и не имели столь очевидных негативных последствий для политического сыска и режима в целом. Вскоре после ликвидации агентуры в войсках была распущена секретная агентура в средних учебных заведениях. Поводом стало дело петербургской Учредительной группы Революционного союза, разгоревшееся в декабре 1912 г. и продолжавшееся в 1913 г. В деятельности Союза было замечено немало студентов и гимназистов, в том числе и из Витмеровской гимназии. Доклад со списками агентуры был представлен Джунковскому. В своих воспоминаниях он пишет, что был возмущен привлечением к секретному сотрудничеству учеников гимназии и потребовал прекратить данную практику. Несмотря на все пояснения Белецкого, что эта агентура нужна, эффективна и является совершенно нормальной практикой^[304], 1 мая 1913 г. командир корпуса подписал совершенно секретный циркуляр № 111603 «О постановке агентурной работы в среде учащейся молодежи»^[305]. Джунковский пишет: «Благодаря надзору за их поведением со стороны ближайшего учебного начальства, жительства большинства из них в своих семьях и благотворного влияния последних, воспитанники средних учебных заведений не могут представлять свободного в своих действиях элемента и подходящую почву для прочного развития преступной пропаганды и серьезных активных выступлений, а также для вредного влияния их на массу… Сообщая об изложенном для руководства при постановке агентурного освещения настроения учащейся молодежи, предлагаю вместе с тем исключить немедленно из состава секретной агентуры воспитанников всех вообще средних учебных заведений и помнить, что иметь сотрудников из означенных учебных заведений я не допускаю»^[306].

Таким образом, Джунковский отрицал роль гимназистов и гимназисток в революционных событиях на основании исключительно собственных умозаключений, не опираясь на оперативную практику. Гимназист не мог быть изолирован от общества, а именно юные неокрепшие умы были идеальной почвой для пропаганды любых радикальных политических теорий.

Агентурные преобразования продолжались в течение всего 1913 г. и в начале 1914 г. Самым громким делом было увольнение Романа Малиновского – главы фракции социал-демократов в Государственной думе, члена ЦК РСДРП в 1912–1914 гг. и одновременно секретного агента департамента полиции. Малиновский был сотрудником Белецкого и Виссарионова, поэтому с их отставкой лишился опоры в полиции. Генерал Джунковский, заигрывавший, как известно, с думской оппозицией, рассказал в личном разговоре ее председателю М. В. Родзянко о работе Малиновского на департамент полиции и пообещал немедленно исправить эту ситуацию, то есть уволить Романа Вацлавовича^[307]. Спиридович назвал это увольнение одним из самых важных преобразований Джунковского^[308].

Действительно, по итогам работы Малиновского политический сыск полностью контролировал работу фракции РСДРП, был подробно информирован о деятельности социал-демократов в Центральном промышленном районе. На основе донесений Малиновского были арестованы многие видные деятели социал-демократии, как большевики, так и меньшевики. С 5 июля 1910 г. по 19 октября 1913 г. было составлено 88 агентурных записок, опиравшихся на данные, предоставленные Малиновским^[309]. После конфиденциальных переговоров через жандармских полковников Попова и Мартынова ему было предложено подать в отставку с поста лидера фракции РСДРП и отказаться от депутатского мандата. 8 мая 1914 г. он подал соответствующее заявление на имя председателя Думы Родзянко^[310]. С санкции Джунковского Малиновскому была выплачена ничтожная денежная компенсация^[311], составлявшая около 6000 руб. Увольнение лучшего секретного сотрудника полиции в Думе не было мотивировано никакими доводами, кроме общих рассуждений морально-этического характера. Общественность ничего не знала о роли Малиновского вплоть до его публичного разоблачения в 1917 г., зато Родзянко и проинформированные через него избранные думские деятели получили, таким образом, знак расположения Джунковского к народному представительству и демонстрацию политики невмешательства сыска в работу оппозиционных политических сил.

Реформа полиции и структурные преобразования

Начиная с 1850‐х гг. обсуждался вопрос о централизации и унификации полиции. Однако решение его постоянно откладывалось вплоть до 1904 г., когда было сформировано Особое совещание по пересмотру «установленных для охраны государственного порядка особых законоположений»^[312]. В 1905 г. в рамках работы совещания за рубеж для изучения европейского опыта был командирован профессор права Санкт-Петербургского университета В. Ф. Дерюжинский^[313], крупнейший отечественный юрист и специалист по административному и полицейскому праву, автор многих работ, учебников и курсов лекций^[314]. Исследование Дерюжинского легло в основу большинства проектов реформы полиции, в том числе и окончательного, внесенного в Думу в 1913 г. Чуть ранее, в 1903 г., изучением иностранного опыта занимался В. Э. Фриш. 23 апреля 1906 г. в связи с революционными событиями совещание было закрыто, но через полгода была сформирована межведомственная комиссия под председательством товарища министра внутренних дел Макарова. В состав комиссии позднее был включен и командир корпуса жандармов Курлов. С 1908 г. в рамках макаровской комиссии работала подкомиссия директора департамента полиции Трусевича, занимавшаяся непосредственным анализом российского законодательства, подзаконных актов, оперативной практики и иностранного опыта.

Инициатором и вдохновителем работ комиссии Макарова – Трусевича по реформе полиции был сам Петр Столыпин^[315]. Премьер определил основные направления ее деятельности: 1) освобождение полиции от исполнения непрофильных обязанностей, 2) увеличение штатов полиции, улучшение материального положения, поднятие образовательного ценза и полный вывод из-под влияния местных властей, 3) объединение полиции и жандармерии как в центре, так и на местах, 4) согласование действий офицеров ОКЖ по производству дознаний о политических преступлениях с работой судебного ведомства^[316].

В разные годы в этих комиссиях и параллельно им было разработано несколько проектов реформы: проект члена совета МВД Фриша, проект командира корпуса жандармов Таубе, проект подкомиссии Трусевича и, наконец, итоговый проект комиссии Макарова. Рассмотрим их вкратце.

Проект Фриша предполагал централизацию всех видов полиции в рамках единой военизированной структуры – Корпуса государственной стражи (КГС). Исключение составляли дворцовая полиция (она должна была подчиняться Министерству императорского двора), а также пограничная, таможенная и корчемная (в подчинении Министерства финансов). По проекту, в КГС должны были войти Отдельный корпус жандармов, общая наружная полиция, уездная полицейская стража, сыскная полиция, охранные отделения, портовая и речная полиция и земская стража^[317]. Опираясь на европейский опыт, Фриш рекомендовал по строевым и дисциплинарным вопросам подчинить КГС военному министру. По хозяйственной части, служебным обязанностям и охранению порядка и безопасности населения чины государственной стражи на местах подчинялись бы губернаторам или их помощникам по наружной (полицейской) части, а на общеимперском уровне через командира КГС – самому министру внутренних дел. Вся политическая часть, агентура и канцелярия должны были сосредоточиться в руках названного помощника губернатора (или градоначальника в городах). Кадровый резерв для стражи должна была предоставлять армия: корпус пополнялся бы лицами действительной службы, окончившими курс новобранцев. При поступлении на службу подписывался своеобразный контракт – обещание прослужить в КГС не менее 5 лет.

Касательно внутреннего устройства и дислокации корпуса Фриш писал: «Корпус государственной стражи, состоящий из пехотных и кавалерийских частей, представлялось бы правильным разбить на бригады, по одной на каждую губернию, бригады – на отделения, по одному на каждый уезд. Как бригады, так и отделения должны состоять из конных и пеших стражников. В случае надобности пешие и конные отделения могут быть разбиты для расквартирования на отряды, но с тем, чтобы во всяком отряде было не менее десяти стражников с офицером или вахмистром (фельдфебелем) во главе». Квота распределения чинов стражи вводилась следующая: 1 стражник на 500 городских жителей или на 1000 уездных (сельских)^[318]. На каждые 50 стражников должно было приходиться по 1 офицеру. Руководящие функции становых полицейских приставов значительно расширялись и переходили к комиссарам и их агентам. В городе на каждый участок приходилось по 2 комиссара и 6 агентов. Таким образом, в губернском городе с населением 50 тыс. человек было бы 6 комиссаров и 18 агентов.

Фриш предложил две схемы организации КГС: первую – для всех губерний и вторую – для отдельно взятых крупных городов, таких как Санкт-Петербург, Москва, Варшава, Одесса и т. п. В губернии у каждого уездного начальника или градоначальника в подчинении находились помощник, руководивший работой комиссаров и их агентов, и командир стражи, управлявший офицерами, унтер-офицерами и рядовыми КГС. В крупных же городах губернатор имел в подчинении, кроме прочих чинов, главного комиссара и помощника по наружной части. Главный комиссар руководил сыском посредством начальников уголовной и политической части и подчиненных им помощников, комиссаров и агентов. Помощник губернатора по наружной части являлся также начальником государственной стражи в городе и руководил всеми внутренними войсками – бригадой стражи, участковым управлением, пешим и конным отделениями КГС.

Таким образом, законопроект предусматривал наличие отдельных от розыскных органов внутренних войск. Фактически ликвидированные в 1864 г. внутренние войска (Отдельный корпус внутренней стражи) теперь возрождались в виде бригад государственной стражи. Органы же политического сыска освобождались от невыполнимой для них задачи подавления массовых народных выступлений. Реформа радикально увеличивала финансирование и кадровый состав чинов полиции. Однако именно ее радикализм, затрагивавший интересы всех ведомств, по мнению З. И. Перегудовой, привел к тому, что проект был быстро отклонен^[319].

Одновременно с проектом Фриша выдвинул свои предложения по реформе член комиссии Макарова, командир ОКЖ генерал-майор барон Таубе. В отличие от проекта Фриша он не был проанализирован в историографии. Таубе предложил три варианта реформы полиции и жандармерии как ее составной части. Первый вариант предполагал вливание жандармерии в состав общей полиции и ее демилитаризацию с подчинением местным гражданским властям в лице губернаторов и градоначальников. Основными недостатками этого проекта являлись: 1) опасность потери кадровых жандармов-розыскников и ослабление политической полиции, 2) переход власти на местах в руки губернаторов и потеря полицией автономии, то есть имперское правительство видело бы картину страны только глазами всесильных губернаторов. Последние отнюдь не были заинтересованы в «вынесении сора из избы».

Второй вариант предполагал сохранение существовавших ведомств с их координацией и частичным слиянием. Вместо районных охранных отделений Таубе предлагал воссоздать жандармские округа. Начальник жандармского округа руководил бы одновременно и охранными отделениями, и жандармскими управлениями, что снимало бы остроту антагонизма между ведомствами и приводило бы к их медленному слиянию. В имперском центре руководство департаментом полиции и корпусом жандармов Таубе предлагал соединить в руках одного человека. При этом он подверг жесткой критике все предложения распустить жандармерию: «Мнение о том, что специальная служба корпуса жандармов составляет аномалию, от которой давно уже отреклись в Западной Европе, полагаю ошибочным и теоретичным. Надо сначала создать другую общую полицию, а потом уже думать об уничтожении корпуса жандармов»^[320].

Третий проект предполагал не только сохранить, но даже углубить разделение полномочий между жандармским и полицейским руководством в центре, четко разграничив полномочия. Руководство ОКЖ не вмешивается в дело политического розыска, а департамент полиции не вникает в вопросы личного состава корпуса и не имеет права предоставлять доклады по ним министру внутренних дел без ведома командира корпуса. На местах создаются жандармские округа. Центральные охранные отделения находятся в подчинении руководителей округов и возглавляются жандармскими офицерами по выбору департамента полиции и с согласия штаба корпуса. Имеющиеся ГЖУ также подчиняются жандармским округам, а местные охранные отделения – начальникам ГЖУ. «Никаких непосредственных сношений охранных отделений и районных охранных отделений, помимо начальников губернских управлений и округов, между собою или с департаментом полиции не допускается. Начальники управлений и округов всецело ответственны за работу состоящих при них охранных отделений»^[321].

Представляется важным сопоставить проекты Таубе и Фриша. При многочисленных различиях они сходятся в следующем: 1) вся полиция в империи должна быть по возможности объединена в единую структуру, 2) должны быть урегулированы отношения между полицией и губернаторами, но при этом сохранена высокая степень автономности офицеров полиции от местных властей, 3) органы внутренних дел должны носить военизированный характер со строгим соблюдением военной дисциплины и субординации, 4) кадровый офицерский состав жандармерии практически незаменим на данный момент, поэтому он должен быть влит в состав реформированной полиции или в виде корпуса жандармов, или, в случае ликвидации, отдельные жандармские офицеры персонально.

Самый успешный проект реформ включал предложения, разработанные подкомиссией М. И. Трусевича. Они были детально продуманы и легли в основу будущего законопроекта о реформе полиции, рассмотренного и утвержденного на заседаниях Совета министров 12 июля 1911 г. и 31 января 1912 г.^[322] Несмотря на то что проект Трусевича в общих чертах был освещен в монографии Перегудовой, хотелось бы конкретизировать некоторые его положения, в том числе о роли и месте корпуса жандармов в полицейской системе. Без него невозможно понять суть внесенных Джунковским изменений в данный проект.

Согласно предложениям подкомиссии Трусевича, вся полицейская власть концентрировалась в империи в руках товарища министра внутренних дел, заведующего полицией, являющегося одновременно и командиром корпуса жандармов, при котором функционируют штаб ОКЖ и департамент полиции. Различным видам жандармерии вменялось в обязанность заниматься практически всеми разновидностями полиции: наружной, административной, судебной, розыскной и сыскной, но только в рамках своей сферы деятельности и в согласии с иными полицейскими органами. Министру внутренних дел предоставлялась возможность разрешать соединение указанных выше видов полиции в тех местностях, где описанное разделение полиции по видам не могло быть осуществлено за недостатком личного состава^[323]. Все офицеры и чины ОКЖ по строевой, инспекторской, хозяйственной и военно-судной частей подчинялись непосредственно командиру корпуса, а не губернатору. Местные власти руководили лишь полицейскими действиями жандармов, не имея возможности их уволить, сократить им жалованье или отдать под суд. Более того, проект предполагал поднятие классов должностей чинов полиции, чтобы еще больше освободить их от зависимости от местной власти.