Что было до детективного агентства Фергюса Моррисона
TextНу и? какой же будет просьба?
«Хочу попросить твоей защиты. Сам решишь, как распорядиться своим временем, но прошу, побудь здесь, со мной и моими девочками три ночи. Всего три! Пока я не подыщу хорошую охрану для борделя. Черт… всегда обходилась без этого. Правы старики, времена уже не те.»
Может ты и права, Присс. Может и права.
Я согласился.
Нарезает овощи ровной красивой соломкой. Поправляет выбившуюся из хвоста темно-русую прядь, роняет нечаянно нож. Не могу поднять, потому что перехватило дух. Она и сама справляется с этим, улыбается своей неуклюжести. Капуста и картофель отправляются в горшок на печи, а она принимается за чтиво. Что читает? Хрен его знает, я неграмотный. А она – да. И от этого кажется еще более загадочной и недоступной.
Ночь первая.
«Садись в кресло, дорогой, не стесняйся.»
Присс повеселела, наштукатурила лицо побелкой и кой-каким макияжем, надела халат, больше напоминавший ночную сорочку. Я присел в кресло и принял от нее кружку кофе с виски. Шлюха села на его подлокотник, касаясь задом моего бедра.
«Свали, Присс. Сядь нормально.»
Старушка обиделась и шмыгнула на свое место. Обида длилась ровно три глотка из бутыли с вином.
Приближалась полночь. Шушуканье на втором этаже поутихло, на улице гасли фонари. В холле борделя было тепло и вполне уютно. А питье располагало к беседе по душам.
«Давно ты в деле, дорогуша?»
Спрашивал ли я это у нее хоть раз? Только если пьяный вдрызг. Да и какая разница.
Присс долго что-то считала на пальцах.
«Двадцать лет, вроде как. Я пришла в дело сама, была девкой в порту еще до того, как появилась грудь. Мать была кухаркой на каком-то судне. Чтобы ее ненаглядный матрос не бросил брюхатой в первом же попавшем порту, тайком родила меня и оставила в этом проклятом городе.»
Присс почмокала, пробуя на вкус сказанное. Видать, ей понравилось, отпила из бутылки и продолжила.
«Меня вроде сначала нищие подобрали. С младенцем то больше подают, это все знают. Так и прожила до пяти-шести лет. Пока слишком большой не стала, выкинули прямо с повозки, на которой собирали подать с портовых попрошаек.»
Борюсь с дремой и хлебаю питье.
«Меня ж не Присс звали раньше.» – шепотом сказала старая шлюха, наклонившись к огрызку моего уха. – «Сама не помню, как. Мамаша имени не придумала, а как звали попрошайки неважно. Имя свое я выбрала сама, когда начала работать в порту. В десять лет, ты представляешь, Фергюс, мне было долбанных десять лет.»
По щекам шлюхи текли слезы, смывая белила и наспех нанесенные тени на глазах. Видел старую не по годам кожу и жесткие борозды морщин. Да, потаскало тебя знатно по жизни, дорогуша.
Я неловко похлопал Присс по спине. Но она уже и сама взяла себя в руки, кокетливо (профессиональная привычка, не иначе) поправила края сбившегося налево халатика и продолжила.
«Я сама всего добилась. Сама! Лежала под кем нужно и сколько нужно. Никто не смел мне указывать или грубить. Клиенты меня любили так, как не любят самую нежную и заботливую жену. А я ждала возможности подняться со дна.
Жила я тогда вполне себе ничего для портовой девки. Снимала апартаменты в хорошем доме, одевалась как леди. Вот меня и заприметил на улице один офицер. Майор кавалерии, Дастин Берн. Ноги колесом и глаза раскосые. Но этими глазами смог разглядеть во мне свою судьбину.»
Присс расправила плечи и выпятила грудь, будто этот неказистый человечек был прямо сейчас перед ней. Кто знает, может ее пьяная голова так и думала.
«Мне нельзя было просчитаться. Если бы легла под него сразу, то потеряла бы свой билет в жизнь. Я терпела его сюсюканья и ухаживания целых полгода. Училась нотам и столовому этикету, чтобы сойти за благородную дамочку. И ведь повелся. В те времена шла война с Гаспаторой, он уехал на фронт и по возвращению обещал жениться на мне. Уж и не ждала, если честно. Вернулась к жизни портовой шлюхи.»
Присс перевела дух. Сон как рукой сняло, я с интересом слушал и по очереди с ней прикладывался к бутылке.
«Дастин вернулся без руки, а глаза были еще больше раскосыми.» – шептала Присс и улыбалась. Слезы затекали ей в рот, а она их глотала. – «Но я все равно согласилась выйти за него. Меня величали миссис Берн. Даже была девка в услужении. И я действительно поверила в то, что мне повезло. Что я выкарабкалась.»
Замолкла. Поджала губы, цокнула языком и поспешила принести новую, непочатую бутыль.
«Присс, что было дальше?»
«А ничего не было, дорогой. Девка-прислуга узнала о моем прошлом и растрепала моему ненаглядному. Узнала на своей шкуре, что однорукий может лупить хлыстом не хуже здорового. Как свою чертову кобылу. Конечно, я не могла стерпеть такого унижения. да и развод без получения какой-никакой выгоды меня не устраивал. Бедняга Дастин умер во сне – обнаружилось, что с порезом от уха до уха человек не жилец. А девку я бросила в конюшню, ее потоптал молодой жеребец.»
Уф. Вот это сказка на ночь. Неприятная улыбочка на лице Присс держалась еще какое-то время.
«К сожалению, он не успел оставить никакого завещания. А я была молодой дурой. Не знала тогда еще, что яд в отличие от ножа не оставляет никаких следов. Благо не стала ждать, пока за мной придут законники. Взяла все добро, до которого смогла добраться, стащила деньги из сейфа бедняги Дастина и сбежала сюда. В эту чертову дыру.»
Ждал продолжения. Потом услышал храп и увидел, как льется вино из опрокинутой на бок бутыли. Аккуратно накинул на Присс свое пальто (запах которого она терпеть не может), поднял с полу бутылку и еще долго смотрел на затухающий камин.
Расчесывает длинные волосы цвета красного дерева костяным гребнем с несколькими обломанными зубьями. Темно-русые волны мягко скользили по голым плечам, по ткани ночной рубашки с запахом ее тела. Смотрит в осколок зеркальца, любуется своей работой. Сонно щурит глаза. Сжимает маленькие аккуратные губки на манер банта, улыбается. Ждет рассвета, чтобы истопить печь и отправиться на чертов рынок.
Я и сам не заметил, как уснул. Ну, конечно заметил, но уже когда пришел полдень, и меня разбудили шорохи и голоса, издаваемые девочками Присс.
Виски и вино, смешавшись в моем желудке, объявили бунт и заставили голову капитулировать в срочном порядке (иными словами, хренова башка ныла как после недельной попойки). Под кряхтение и стоны я кое-как собрал свои шмотки с пола и попытался размять затекшую во время сна спину. Услышал подозрительный хруст чуть выше поясницы и поспешил найти себе другое занятие. Например, потолковать со шлюхами.
Девочки суетились, пытались привести все помещения борделя в порядок. Сколько их здесь, белолицых. Пятнадцать, двадцать? Не видел ни одной старше двадцати пяти (Присс не в счет). Самую молодую я встретил вчера – Гвен. Если старушка ничего от меня не скрывает, конечно. С этой девчонкой нет смысла говорить снова.
С такой мыслью я направился на второй этаж, в поисках Олиннет и ее товарки.
Работа шла полным ходом. Генеральная уборка, что ли. Или способ снять напряжение, висевшее в воздухе со вчерашнего дня. Девочки драили полы, потолки, тщательно вытирали пыль с эротичных картин на стенах. С мебели снимались чехлы, а с окон шторы. У выхода стояли тюки с грязным постельным бельем и пыльными завесами из специальных комнат, предназначенных для групповых сеансов.
Девочки работали в поте лица, иногда прикладываясь к фляге с вином, стоявшей на книжной полке с правой стороны коридора. Рядом висела картина в человеческий рост, на которой была изображена обнаженная юная девушка в самой развратной позе, которую можно себе вообразить. Приложился к фляге и я, чтобы хоть немного отойти от ночных посиделок. Старался не замечать атмосферу похоти и желания, которая с каждым вдохом сгущалась вокруг меня все сильнее.
Олиннет я обнаружил в одной из вип-комнат. Она старательно отскабливала от паркета подозрительную белую лужицу. Рядом с ней лежала баночка с воском и помятая щетка, которой она намеревалась после уборки натереть пол до блеска.
«Здравствуй. Ты Олиннет, верно?»
Девчонка глянула сквозь меня пьяными глазами и кивнула. Ее руки принялись за работу с двойным рвением.
Задал ей пару стандартных вопросов. Хорошо ли была знакома с убитой. Когда видела ее последний раз. Были ли обиженные клиенты или недоброжелатели. Может, среди девочек есть завистницы?
На все вопросы Олиннет отвечала односложно. Кивок – да. Мотает головой – нет. От ответа на последний вопрос она воздержалась. Ага, отлично.
Разговор не клеился. Запугана? Присс хочет сохранить все в тайне? Думаю, что в ее интересах наоборот расследовать это дельце как можно быстрее. Чтобы избежать дальнейших жертв, это будет не на пользу ее бизнесу. Узнал у Олиннет имя ее подружки и поспешил откланяться.
В коридоре второго этажа столкнулся с Присс. Старушка выглядела бодрой и отдохнувшей, но в глазах прочно засела тревога. Переживает, бедняжка.
«Выспался, дорогой? Сейчас велю подать тебе обед. Кухарки с утра курятину запекали.»
Присс подмигнула и, взяв меня под локоть, повела к выходу.
Попросил ее дать указание мальчишке-прислуге из бара «Веселый трактирщик» отправить кое-какую весточку Энн. Чтобы не переживала.
«Она сейчас живет с тобой? Удивительная она девушка, Фергюс. Не обижай ее.»
Присс остановилась на мгновение у картины с обнаженной девчушкой.
«Вот она, Персея.» – шепчет она, проведя пальцем по нарисованному рыжему лобку.
«Кто написал эту картину?»
«Один клиент из богатеньких. Не отсюда и не из-за реки. Искал здесь музу, а нашел Персею. Заплатил за неделю с ней, представляешь? Заперся в самой маленькой комнатенке с девчонкой и этим… мольбертом. Исчез на четвертые сутки, оставив это. Персея говорила, что он к ней даже не прикоснулся ни разу. Странный такой.»
Ага, действительно.
«Давно он уехал?»
«Еще осенью. Подозреваешь импотента, Фергюс?»
Присс издала хриплый смешок и утащила меня вниз.
Пока я уплетал за обе щеки печеную куру, Присс болтала без умолку и подливала мне в кружку вино. Говорила что-то о запланированном ремонте, новых девочках. Что-то там про увеличение недельной выручки. Морозы борделю на пользу – все ищут женской ласки и тепла.
«Давай лучше поговорим о деле, дорогуша.»
Набив пузо до отказа, я откинулся на спинку жесткого столового стула и внимательно посмотрел на сутенершу.
«Мы же договорились, Фергюс. Твои слова – расследовать смерть шлюхи я не буду.»
«Я помню, что сказал. Вдруг я передумал.»
Присс неопределенно мотнула головой и залпом осушила только наполненный бокал. В дверь кухни тихонько постучали, и в проеме мелькнула взъерошенная копна соломенных волос парнишки-прислуги. Жемая.
Я вручил ему записку, сложенную в неуклюжий треугольник. Присс бросила ему куриную ножку и взглядом велела убираться.
Жемай выскочил на улицу, вгрызаясь по дороге в костлявое мясо.
«Выполни мои условия, Фергюс. Еще две ночи здесь. Для моей безопасности. И безопасности моих девочек. О награде договоримся позже.»
Хорошо, солнце. Договоримся.
«Садись, мистер. Нет-нет, не сюда. Чуть левее.»
Задорный голосок Феи указывал мне, что делать. Подчинялся я с большой охотой, должен признать.
После обеда я направился на поиски подружки Олиннет. Девочка назвала ее Феей. Имя, прозвище – неважно. Ее я нашел в прачечной комнате, с тазиком свежевыстиранного белья в тонких руках с почти прозрачной кожей. Она утащила меня в какую-то каморку без окон после того, как я попросил ее рассказать об убитой.
Осторожно сел на край помятой кровати, вонявшей старым потом и луковой отрыжкой. Фея присела на корточки напротив, спустившись по стене и обнажив симпатичные коленки правильной формы.
«Сколько ты уже здесь?»
«Примерно столько же, сколько и Энн.»
Увидев мою перекошенную морду, она поспешила оправдать свою осведомленность в моих личных делах слухами и сплетнями. Верю.
«А я помню тебя, мистер.» – после минутного молчания продолжила говорить Фея, сдвигая и раздвигая колени. – «Помню, как ты пришел сюда в начале осени.»
«А я помню тебя. Ты отгрызла хер тому бедняге.»
Фея лукаво улыбнулась и задрыгала коленями сильнее.
«Я помню, как ты прошел мимо. Когда нас насиловали. Хотел спасти свою ненаглядную? Как это по-геройски. А нас еще битый час драли во все, что можно драть.»
Я пожал плечами.
«Ты же жива.»
Фея наклонила белокурую головку набок. Внимательно посмотрела на меня. Ноги в очередной раз сошлись и разошлись, домашний халатик с жжеными дырами от утюга задрался почти до пояса.
«Жива. Мы все живы, благодаря тебе. Девочки помнят добро. И ты помни, лис.»
Фея резво поднялась и вскарабкалась мне на колени, прижав руками лапы к грязной простыне.
«Не лезь в это, милый. Здесь другие правила, другие законы. Девочки разберутся с этим делом сами.» – шептала она мне на ухо, расстегивая ремень на брюках.
Она плавно покачивала бедрами, вынуждая мое нутро напрячься и поддаться ее ритуальному танцу. Кончил я быстро.
«Держи, вытрись.»
Фея швырнула мне свежевыстиранное и слегка влажное полотенце из своего тазика. Села рядом на кровать и закурила тонкую сигаретку.
«Не очень-то учтиво.»
Фея усмехнулась и достала из кармана халатика баночку с белилами – подправить растекшийся от пота макияж.
Чувствовал себя прекрасно. Физически. А на душе скреблись кошки. Положил лапу Фее на бедро и сильно сжал, чтобы отогнать видение укоризненно глядящих изумрудных глаз.
«Тише, милый.» – шутливо воскликнула Фея и подняла мою лапу выше, туда, где влажно. Я тут же ее убрал.
«Дружила с Персеей?»
«Мы здесь заботимся друг о друге. Персея была мне как дочь. Или младшая сестренка. Много раз клиенты-педофилы сбегали отсюда с расцарапанными вот этими коготками рожами и больше никогда не возвращались.»
Фея шаловливо провела по моей щеке острыми ногтями и продолжила.
«Право дело, Фергюс, прекрати вынюхивать. Мы и сами справимся. А ты только хуже сделаешь.»
Пухлые губы шлюхи выдували дымные кольца невероятной величины. В глазах стояла пелена. Больше я от нее ничего не добьюсь.
Я покинул коморку и направился в холл.
Была четверть седьмого после полудня, когда я услышал шум снаружи. Отложил чтиво (книгу с голыми бабами, если честно), я подошел к окошку рядом с дверью и выглянул в сумеречную темноту.
У входа разыгралась целая бульварная пьеса. Выпивоха, одетый как городской франт, яростно жестикулировал и что-то кричал Присс, стоявшей у двери со сложенными на груди руками. Между ними испуганно съежился Жемай. Я осторожно открыл зимнюю ставню и принялся жадно слушать.
«… Вали отсюда, Стерье. Или прикажу выпороть тебя, как дворнягу.»
Присс говорила сдержанно настолько, насколько позволяла ситуация. Ее, понятно дело, не слушал никто. Кроме меня, разве что.
«Выдай мне эту мразь, старая шлюха! Мне нужно увидеть ее наглые сифозные глазенки.»
Голос мужичка был тонким и истеричным. Иногда срывался на крик в особенно напряженных моментах. Особенно в слове «сифозные».
«Ты ее не увидишь. Этому не бывать.»
Я огляделся. Девочки, крадучись, медленно приближались к окну. Несли кто блестящие маникюрные ножницы, кто кухонные ножи. На лестнице сидела Фея и безразлично наблюдала за происходящим.
«Я войду сейчас же!!!» – взвизгнул Стерье и вытащил из кармана модного в прошлом сезоне пальто револьвер с ржавой рукояткой.
Я был на улице через доли секунды. Видел, как Жемай кубарем бросился под ноги щеголю, от чего тот, выписав в воздухе кривую дугу, упал лицом в снег. Револьвер выпал из его сосископодобных пальцев и проскользил по ледяной корке прямо к моим лапам.
Не заряжен.
Я приложил Стерье по голове рукояткой его оружия и за шиворот оттащил за угол.
«Эй, очнись, придурок.»
Видать, сознание потерял. Стерье открыл глаза и попытался утереть замерзшие сопли. Получилось скверно. С минуту глупо смотрел на меня, а затем зарыдал. Пришлось шлепнуть его по щеке, чтобы привести в себя.
«Ты же животное.» – тупо проговорил Стерье и попытался подняться на ноги. – «Почему ты носишь одежду. Зачем говоришь со мной? Это такие последствия сифа?»
Ага, верно подметил. Я жестко осадил его обратно и задал пару вопросов.
«Эй, герой.»
Фея стояла на первом этаже у открытого бокового окошка и зябко куталась в свой смешной халатик.
«Он не мог убить Персею. Отпусти придурка.»
Почему-то я ей поверил. Интуиция, чтоб ее. Снял с руки Стерье часы за пятьдесят динаров, бросил в окошко Фее и поспешил зайти в помещение. Холод чертов.
Сонно щурит изумрудные глазки. Сидит у окошка в темноте тесной кухни, обхватив прижатое к подбородку колено руками. Глядит на улицу и ловит мимолетные подвижения во тьме. Вздрагивает при каждом шорохе, оглядывается на входную дверь. Грустно вздыхает и возвращается к созерцанию опостылевшего пейзажа за окном. От вздоха этого душа рвет грудную клетку. А она все сидит, пока стекло не затянется хрустящей пленкой утреннего мороза.