Read the book: «Собачье дело»

Меня зовут Алекс. Это имя я придумал себе сам. Там, где я родился и вырос, имён не давали, только регистрационные номера. Например, мой – AL670130KS. Ну а дальше – у кого на что хватало фантазии. Мне долго думать не пришлось. Из первых и последних букв моего регистрационного номера легко складывалось имя «Алекс», оставалось только добавить букву «е» посередине.

В моем мире человек появлялся на свет в инкубаторе и сразу попадал под опеку родильной машины, которая ухаживала за ним первые дни. Затем маленький человек оказывался в другой части инкубатора, называемой «ясли». Там он уже не один – в группе собирается до ста человек, а ясельная машина представляет собой многофункциональный комплекс из нескольких агрегатов, у каждого из которых своя специальная функция: один агрегат выдаёт еду, другой осуществляет уборку и т.д. По прошествии нескольких лет маленьких людей (их ещё называют дети) переводят в третью, самую крупную часть инкубатора – школу, и начинается длительный период обучения под руководством суперкомплекса «Школомат», с его помощью мы познаём догологию – главную науку всей жизни.

За восемнадцать лет в инкубаторе самым большим развлечением были прогулки в «колодце». Они хоть и случались ежедневно, были крайне непродолжительными. Поэтому мы старались использовать отведённое время на полную катушку, только в «колодце» можно было побегать, поиграть, пусть и под присмотром жандарма – машины, похожей на огромного человека. И хоть мы были послушными, но однажды случилась драка. Я не помню, с чего всё началось. Зато помню, чем закончилось. Виновников, их было двое, приковали к столбу позора и стали стегать огненными кнутами. По окончании экзекуции жандарм унёс куда-то покрытые багровыми полосами бесчувственные тела провинившихся. Больше мы их никогда не видели…

Однообразие, которое для окружающих было признаком стабильности и порядка, для меня с годами стало нестерпимой мукой. Мне без конца хотелось сотворить что-нибудь недозволенное. В результате мне удалось обмануть сторожевых собак и незаметно пробраться в закрытые от людского взора таинственные помещения «Энергобанка», в котором я работал. Спрятавшись в небольшой нише под прикрытием решётки, я увидел, как жандармы с помощью огромных манипуляторов вываливают в чан куски каких-то, как мне показалось, тел. Меня чуть не стошнило.

От чана тянулись толстые провода и скрывались в стене. Улучив минуту, когда в поле зрения не было ни одного жандарма, я выбрался из своего укрытия и пополз по пустому коридору к соседнему помещению.

Это был огромный зал, заставленный гигантскими шкафами с множеством ячеек. Манипулятор, похожий на огромную руку, вытаскивал из этих ячеек блестящие цилиндры и складывал их в катившийся по полу гигантский контейнер. Одновременно манипулятор выуживал из контейнера точно такой же цилиндр и вставлял его в освободившуюся ячейку шкафа. Более бессмысленного действия трудно себе представить.

Между тем в конце зала контейнер встречал жандарм. Он забирал наполненный цилиндрами контейнер и подкатывал на его место точно такой же, и тоже с цилиндрами. И манипулятор в сопровождении контейнера начинал движение в обратную сторону, повторяя нелепую замену цилиндров в ячейках.

Несмотря на бесполезность моего открытия, я был страшно горд – ведь мне удалось увидеть то, чего не видел никто из моих коллег. Я незаметно выбрался из запретной зоны и благополучно вернулся на своё рабочее место.

На следующий день меня разбудил зуммер. Меня и многие тысячи таких же, как я – людей, живущих в Мегаполисе-А. Не знаю, как другие, но я подскакивал от этого мерзкого звука аж до потолка в самом буквальном смысле. Потолок в моем боксе низкий, а койка подвешена высоко, потому что под ней размещается собачье место, или как его ещё называют – паркинг, и там спит Рикки, мой личный пёс породы вест-хайленд-уайт-терьер. Мне повезло, такие собаки достаются одному из десяти тысяч. Чаще всего можно встретить пуделей, болонок, мопсов и даже такс. У Рикки тоже, как и у каждой собаки, есть индивидуальный регистрационный номер – RK151012KE. И я, как и все, придумал для него имя, которое складывалось из букв его номера.

Я спрыгнул с койки на пол. Рикки, как обычно, уже стоял внизу и, виляя хвостом, поджидал меня. Мне всегда хотелось посмотреть, как он просыпается, как реагирует на зуммер – может, он тоже подскакивает спросонья, и наверняка это очень смешно. Но… я всегда просыпал, а поднявшись, заставал Рикки уже бодрствующим.

Утренние водные процедуры занимали много времени, потому что я предпочитал пользоваться старомодными средствами гигиены типа зубной щётки и бритвенного станка. Большинство людей использовали микромашины для чистки зубов и бритья, но мне их прикосновение было противно.

Не успели мы с Рикки обсохнуть после душа, как прозвучал второй зуммер – пора было отправляться на работу.

Как всегда по утрам, улица кишела людьми и собаками – люди, все как один в белых рубашках и чёрных брюках, спешили на работу в сопровождении своих четвероногих напарников. Появляться на улице без собаки было строго запрещено, за это грозило суровое наказание – вплоть до изоляции и отправки на комбинат. Что такое комбинат, никто толком не знал. Достоверно было известно только, что это нечто страшное и оттуда никто никогда не возвращался.

Мне с работой повезло. Видимо, потому, что я хорошо учился в школе – у меня был высший бал на выпускном экзамене. И меня сразу определили в «Энергобанк», гигантское учреждение с огромным количеством работников. Впрочем, как и все, я начинал карьеру младшим доггером, однако уже через год был назначен доггером, а ещё через год – старшим доггером. И вот уже два года я с гордостью ношу зелёную нашивку на рукаве, подтверждающую мой высокий ранг. В двадцать два года это, пожалуй, очень хорошее достижение.

Я не знаю, кто теперь читает эти мои записи, и поэтому, наверное, должен пояснить, что такое «доггер». Это единственная профессия, которой обучают человека, и единственная его обязанность. У каждого человека есть персональная собака, которую ему вручают на окончание школы и с которой он проводит затем всю свою жизнь. Есть ещё индустриальные собаки, как, например, в нашем «Энергобанке». Это здоровые страшные псы, которые сидят у каждого входа, куда доступ людям категорически запрещён. Но за этими собаками тоже надо ухаживать: кормить, выгуливать, мыть. Вот этим мы, доггеры, и занимаемся. Младшие доггеры выполняют самую грязную работу: уборка помещений и чистка дворов от экскрементов. Средние доггеры, или просто доггеры, моют собак и вычёсывают их. А старшие кормят собак и выгуливают.

Вся наша жизнь вращается вокруг собак. Всё остальное делают машины.

Я уже упоминал, что основным предметом в школе была догология – наука о взаимодействии человека с собакой. Конечно, были и другие дисциплины, такие как чтение, арифметика и даже биология. Этот предмет мне лично нравился больше всего. Особенно благодаря важным, казавшимся тайными знаниям, вроде того, как и чем отличается строение собаки от строения человека. Но самое большое впечатление на меня произвело описание ужасных существ, которые называются Э-люди. Они обитают в строгой изоляции и отличаются от нас, обычных людей, или А-людей, странными формами и отсутствием некоторых органов. Встреча с Э-человеком, если такое случится, не сулит ничего хорошего. Э-люди – переносчики вируса, который мгновенно притупляет сознание обычного человека и делает его идиотом. И всё. Конец. Жуть!

Мысль о таинственных Э-людях ни с того ни сего пришла мне в голову как раз в ту секунду, когда мы с Рикки входили в Раздаточную. Не знаю, почему я о них снова подумал – вот уже в который раз. Внутри меня всё похолодело от страха, я чуть не вскрикнул. А один из доггеров даже спросил, почему я такой бледный. И это было очень необычно – то, что он вообще спросил меня об этом. Я, естественно, ничего не ответил – не хватало ещё! На работе в принципе не положено ни с кем общаться. Равно как и на улице, и вообще где бы то ни было в повседневной жизни. Так уж заведено. Общение – это удел маленьких людей. Ясли, школа – вот те места, где человек вволю, на всю оставшуюся жизнь насыщается общением, пока не станет зрелым и не поймёт, что это баловство.

Рабочее время пролетело незаметно. Наступил полдень, и оглушительный зуммер возвестил о начале обеденного перерыва. Я помыл руки и отправился за Рикки. Пока мы с ним добрались до Раздаточной, там, возле фидера, уже собралась внушительная очередь. У кого-то из доггеров возникла проблема: видимо, он провинился, и фидер отказывался выдавать ему обед, громогласно извещая о наложенном штрафе.

«Не хотел бы я оказаться на его месте», – подумал я, когда беднягу оттеснили изголодавшиеся доггеры, а их собаки чуть не разорвали его пса.

Добравшись наконец до заветной «кормушки», я приложил большой палец к сканеру. Честно говоря, в глубине души сильно волновался: вдруг фидер и мне откажет? Что, если всплывёт та история с проникновением в запретную зону?

Но ничего такого, по счастью, не произошло. Фидер вывел на экран мои персональные данные и данные Рикки, а затем, произнеся холодным металлическим голосом «возьмите ваш паёк», выплюнул из своего чрева упакованный в бумагу с зелёной полосой гранд-бургер. Рикки возбуждённо завилял хвостом, и мы поспешили на улицу.

Добравшись до сквера, мы с трудом нашли свободную скамейку. Обеденный перерыв был в самом разгаре, и почти все места были заняты.

Я развернул «собачий» свёрток и извлёк из него одноразовую миску с вкусно пахнущей жидкой субстанцией. Поставив миску на специально предназначенную для этого площадку, я принялся разворачивать свой гранд-бургер, стараясь не замечать завистливые взгляды соседей – ведь мой обед отличался от обеда рядового доггера не только размерами, но и вкусом.

Кстати, кто-то из собак тоже вздумал позавидовать моему Рикки и попытался пристроиться у его миски. Но Рикки, сверкнув глазами, издал такой угрожающий булькающий рык, что незнакомый пёс поспешил вернуться к своей, уже опустевшей, миске и принялся тщательно её вылизывать.

Насытившись, я подошёл к фонтанчику и вдоволь напился прохладной воды. Страшно захотелось спать. Я поспешил вернуться на скамейку, пока моё место кто-нибудь не занял, и с наслаждением зажмурился. Слабость навалилась на всё тело… Мерзкий зуммер огласил округу как раз в тот момент, когда я уже практически погрузился в сон. Пятый зуммер. Естественно, я подскочил как ошпаренный и огляделся. Народ спешил на свои рабочие места. У моих ног сидел Рикки и вопросительно смотрел на меня.

– Ну, чего смотришь? Пойдём! – сказал я.

Рикки послушно засеменил за мной.

Привязав Рикки в паркинге, я вернулся к своим обычным делам. Накормил дюжину злобных ротвейлеров, охранявших секретный сектор «Энергобанка», потом каждого из них вывел на прогулку в специально оборудованный внутренний двор со свежестриженой зелёной травой и посаженными деревьями – на небольшой площади их было сорок восемь. Откуда я это знал? Когда каждый день по тридцать-сорок раз выводишь сюда на прогулку собак, волей-неволей ищешь себе какое-нибудь занятие, и однажды я посчитал деревья. Солнечный свет с трудом пробивался сюда сквозь густую листву, разбегаясь по траве весёлыми зайчиками, за которыми любили охотиться доберманы и ротвейлеры.

Один молодой доггер никак не мог справиться с двумя здоровыми псами, которых надо было искупать. Псы категорически отказывались лезть в мойку, грозно рычали на бедного доггера и даже чуть было не покусали его. Так что мне пришлось прийти ему на помощь. Благо, опыта у меня было предостаточно, к тому же собаки обычно слушались моего голоса. Вот и на этот раз я подошёл и вежливо попросил их войти в мойку. Псы немного поворчали, бросили взгляд на перепуганного отчаявшегося доггера и запрыгнули в мойку. Мне осталось щёлкнуть выключателем, и псов окутал туман мелких брызг. Я снисходительно посмотрел на молодого коллегу и вышел.

Шестой зуммер возвестил об окончании рабочего дня. Теперь в «Энергобанке», равно как и на других предприятиях города, до утра будут трудиться одни машины. Из живых на ночь там оставались лишь индустриальные собаки, для которых предприятие было не только местом работы, но и домом.

Я забежал в паркинг за Рикки, и мы поспешили в Раздаточную. Мне удалось в числе первых получить ужин, и мы с Рикки вновь отправились в сквер. Выбрав самую удобную скамью в углу, подальше от остальных, приготовились ужинать.

Я положил свой вечерний гранд-бургер на скамью и, привязав Рикки, развернул собачью упаковку в одноразовой миске. Но Рикки не торопился приниматься за трапезу, он приподнял мордочку и насторожил уши.

– Ешь давай! – сказал я ему.

В ответ Рикки ни с того ни с сего тихонько зарычал.

– Не будешь есть, я сейчас у тебя отберу и сам съем, – пригрозил я.

Видимо, угроза подействовала, потому что Рикки сразу смолк, нырнул пушистой мордочкой в миску и принялся громко чавкать, фыркая и облизываясь.

Я протянул руку и…

Свёртка с гранд-бургером на скамье не было. В первое мгновение я не понял, что случилось. Я повернул голову, посмотрел на скамью слева от себя, туда, куда только что положил свой паёк. Но свёртка не было. Я на всякий случай посмотрел справа от себя. Но и там свёртка не оказалось. Я немного растерялся. Не мог же я съесть свой ужин и даже не заметить этого! Во всяком случае, должна была остаться обёртка.

И тут я заметил его. Странного, явно выбивающегося из общей толпы человека. Вместо белой рубашки и чёрных брюк на нём был серый длинный плащ с капюшоном. К тому же он был без собаки. Зато у него в руке был свёрток. Мой свёрток.

– Эй! – неуверенно крикнул я.

Незнакомец продолжал спокойно удаляться.

– Эй! Я тебе говорю! – завопил я, вскакивая со скамьи, и десятки людей и собак удивлённо оглянулись на меня.

Незнакомец, не оборачиваясь, пустился наутёк. Ничего подобного со мной раньше не случалось. Я бросился следом. Оказалось, он не такой уж хороший бегун. К тому же плащ был ему великоват и явно мешал. У самого выхода из сквера я настиг грабителя и схватил его. Но тот рванулся вперёд, оставив у меня в руках пояс, и, растолкав толпу стекающихся в сквер доггеров, бросился бежать вдоль по улице. Я машинально засунул пояс грабителя в карман и побежал за ним, но вовремя спохватился – Рикки остался в сквере, привязанный к скамье, а без собаки на улицу выходить нельзя.

Другие доггеры лишь посмотрели на странного беглеца, потом взглянули на меня и как ни в чём не бывало разошлись по скверу в поисках свободных мест для вечерней трапезы. Мне стало досадно, и я принялся изо всех сил ругаться. Не вслух, конечно, про себя. И как, спрашивается, мне теперь дожить до утра с пустым желудком? Нет, так не пойдёт. Я решил получить ужин заново. Не оставят же меня голодным! Отвязав Рикки, уже вылизавшего свою одноразовую миску до блеска, я выбросил мусор и отправился в Раздаточную.