Мякин

Седой безнадёжно махнул рукой, улёгся на постель и сосредоточился на созерцании потолка. Профессор ещё некоторое время разглагольствовал на тему напраслины и, не встретив возражений, постепенно приутих, только иногда с его стороны слышались отдельные, не связанные между собой слова. Население палаты погрузилось в послеобеденную дремоту.

Инструментальщик не появился ни к ужину, ни к ночи. Дежурная медсестра уже дважды заходила в палату и справлялась: где же может быть инструментальщик? Никто из пациентов по этому поводу ничего путного сказать не мог. Профессор попытался ей объяснить, что инструментальщик мог выйти в третью смену, но дежурная, выслушав его, исчезала из палаты весьма озабоченной. Последний раз она посетила палату перед самым отбоем и, взглянув на пустую койку инструментальщика, быстро ретировалась.

Мякин долго лежал в темноте с открытыми глазами. Сегодняшняя ночь осталась без храпа инструментальщика. Из окна сочился слабый свет уличных фонарей, и вспоминать прошлое было приятно.

В тот вечер после странного свидания с Раисой он тоже долго лежал с открытыми глазами и пытался понять, что она хотела от него, и, пожалуй, не это его беспокоило, а то, что он сам хотел от Раисы и как бы мог поступить, но не решился. С одной стороны, ему было крайне лестно, что такая женщина заинтересовалась им, а с другой, он боялся переступить ту тонкую грань, которая отделяет мужчину и женщину в деловых отношениях от более тесных и даже интимных.

Профессор тихо сопел и иногда, поворачиваясь с боку на бок, что-то бормотал несвязное.

«Жалко их всех, – подумал Мякин. – Сорвала их болезнь из привычного мира, вырвала из обыденности».

– И меня… – тихо, почти шёпотом произнёс он.

Седой повернулся в его сторону и прошептал:

– Не спится?

– Да, – ответил Мякин.

– А вы считайте про себя, – предложил седой.

– Считать? Так просто? – удивился Мякин.

– А что, у вас есть другие способы? – прошептал седой.

Мякин молчал – других способов у него не было. Вечерние таблетки он давно проглотил – оставалось только считать.

– До скольки? – спросил он седого.

– Это как кому нравится, – ответил седой.

Бухгалтер повернулся на другой бок и тихонько застонал.

– Вот, досчитался, – прошептал седой. – Жуть какая-нибудь приснилась.

– Лучше уж жуть, чем не спать, – возразил Мякин.

– Не соглашусь, – ответил седой. – Спящая жуть может в явь превратиться. А бывает, и наоборот.

– То есть? – спросил Мякин.

– Дневная жуть в ночную превращается – и наступает жуткий круговорот.

– Круговорот жутей! – усмехнулся Мякин.

Седой глубоко вздохнул и продолжил:

– Можно и так сказать. Затянет этот круговорот – и в один прекрасный день в дурдоме окажешься.

Ночные собеседники затихли – наверное, каждый вспоминал свою историю, которая привела его в это заведение. Мякин закрыл глаза и пытался представить себе что-нибудь хорошее, спокойное, какой-нибудь радостный эпизод. В мякинской голове мелькали картинки из далёкого детства и более современные, но на чём-то сосредоточиться ему никак не удавалось. Наконец он решился воспользоваться советом седого и начал про себя считать: «Один, два, три…»

В этом счёте Мякин добрался до двухсот и сбился. Мысленно произносить длинные числа стало затруднительно. Где-то на «двести семьдесят семь» он сбился окончательно. В наступившей паузе возникла дилемма: начать всё сначала или продолжать, не обращая внимания на ошибки счёта? Мякин продолжил и к пятисотому рубежу неожиданно задремал, то есть даже не задремал, а вроде бы, продолжая считать, думал о чём-то другом. И привиделось ему, словно сидит он на старом деревянном ящике. Вокруг зима – снежная, морозная. Высоко в небе сверкают звёзды. Костёр догорает в середине круга, образованного такими же людьми, как он, сидящими на ящиках. А рядом с ним небритый на скрипочке что-то душевное играет. Скрипка поёт, плачет о горькой судьбе, а то и весёлость от неё идёт безудержная. Небритый склонился к нему и шепчет под рыдание скрипки:

– Домой тебе нужно, домой. Не годишься ты для свободной жизни.

«Мне надо домой», – подумал Мякин и открыл глаза.

В палате было темно. Чей-то силуэт маячил у окна. Сначала Мякин подумал, что вернулся инструментальщик, но он ошибся. Это был профессор. Он втиснулся между койкой инструментальщика и тумбочкой и смотрел в окно. Профессор стоял долго, молчал и почти не двигался. Только один раз в течение пятнадцати минут переступил с ноги на ногу. Остальные однопалатники спали. Седой лежал на спине, скрестив руки на груди, и лежал так тихо, что Мякин заподозрил неладное, и только когда, приглядевшись, заметил, что грудь седого то приподнимается, то опускается, понял, что седой дышит.

Бухгалтер, отвернувшись к стене, молчал и почти не издавал никаких звуков – вероятно, сонная жуть у него прошла. Мякин вспомнил только что приснившееся ему видение небритого со скрипкой и сообразил, что ему удалось заснуть. Он взглянул на часы – до подъёма осталось всего лишь полчаса.

«Выздоравливаю, – подумал Мякин и удовлетворённо закрыл глаза, ему почему-то захотелось оказаться в детстве, когда он болел и его заставляли пить горячее молоко с мёдом. Он пить эту сладкую, жирную жидкость не хотел – его уговаривали. Говорили, что иначе он не поправится. – Иначе я не поправлюсь», – Мякин мысленно повторил эти слова и почти физически ощутил приторный вкус горячего молока.

– Доброе утро. – В палату вошла медсестра и включила большой свет.

Мякин открыл глаза и сощурился от яркого сияния потолочных светильников.

– Держите градусник, – предложила сестра и, остановившись у пустой койки инструментальщика, строго заявила: – Вчера наш пациент, ваш сосед сбежал из клиники. С сегодняшнего дня главврач ввёл новый режим: никаких хождений по коридорам, и палаты будут закрыты.

– Как это закрыты? – возмутился профессор. – А если мне потребуется проконсультироваться с коллегами?

– А вам-то не всё ли равно? – ответила сестра. – Вы же никогда не выходите.

– Да, до сих пор не выходил, – с достоинством ответил профессор. – А теперь мне крайне необходимо.

– Если крайне необходимо, обращайтесь к лечащему врачу, – ответила медсестра и вышла из палаты.

Мякин и все остальные услышали, как она закрыла дверь на замок. Некоторое время в палате царило оцепенение. Пациенты осваивали своё новое положение. Первым очухался бухгалтер. Он подкрался к двери, осторожно повернул ручку и надавил на дверное полотно.

– Действительно, закрыто, – немного смущённо, словно он в этом виноват, произнёс бухгалтер и на цыпочках вернулся на своё место.

Седой резко встал с постели, быстро подошёл к двери, рванул ручку и плечом надавил на дверь – дверь не поддалась.

– Замуровали, собаки! – зло произнёс седой и добавил: – Несправедливо. Это несправедливо.

– Что несправедливо? Что несправедливо? – засуетился профессор. – Это вопиющее безобразие! Он даже температуру не будет мерить! Мы все будем, а он – нет! Вопиющее безобразие!

Профессор с возмущением сунул градусник под мышку и сел на свою койку.

– Вы, коллеги, понимаете напряжённость момента? Он ушёл на завод – и что же теперь? Что теперь прикажете делать?

– Не трещите, профессор, и без вас проблем хватает! – перебил его седой. – Измеряйте свои градусы.

– Да уж, конечно, не ваши! – буркнул профессор. – Мне ваша температура ни к чему, а если понадобится, я и свидетелей найду. Вот господин Мякин может подтвердить. Вы же можете подтвердить? – профессор обратился к Мякину.

– Могу, – равнодушно согласился Мякин. – Как скажете.

– Вот вы опять за своё! – недовольно продолжил профессор. – Вы опять сказали это с пренебрежением. Мол, говорите, что хотите, – мне наплевать. Вам, господин Мякин, действительно наплевать?

– Мне не наплевать. Я, кажется, уже это говорил, – ответил Мякин.

Профессор не успокаивался.

– Когда говорили? Мы что-то этого от вас не слышали.

– Боже мой, о чём вы? – возмутился бухгалтер. – Факты, факты, господа, говорят о другом. Дверь закрыта, инструментальщик сбежал. Это, знаете ли, полный дисбаланс.

В дверях щёлкнул замок, и в палате вновь появилась медсестра.

– Показывайте, что у кого намерилось? – строго произнесла она.

– Намерилось, – пробурчал профессор. – Сколько намерилось, столько и отдадим. Каждый своё отдаст – чужого у нас нет. Хотя некоторые…

– Хорошо, хорошо, – перебила его сестра. – Давайте ваш термометр.

Профессор достал свой градусник и быстро спрятал его за спину.

– Что за фокусы? – возмутилась сестра. – Вам опять что-то не понравилось?

– Угадайте: в какой руке? – В глазах профессора мелькнули острые хитринки.

– Да не буду я угадывать! Пусть доктор с вами разбирается. – Сестра отвернулась от профессора, собрала термометры у остальных, сделала необходимые отметки и вышла из палаты.

Профессор, растерянно улыбаясь, так и остался стоять с термометром за спиной.

– Ну что, профессор, остался при своих? – Седой встал и подошёл к окну. – Скоро зима. Все, как положено, на юг улетают, а мы здесь застряли. – Он немного постоял у окна и добавил: – Шуткую я. Шуткую.

Профессор вытащил из-за спины градусник, грустно посмотрел на него и сказал:

– Никому мы с тобой не нужны. Разве что доктор нам правду скажет…

– Всем всё скажут, – поддержал его бухгалтер. – Подождём доктора.

– Подождём, – согласился профессор.

И, как всегда, всё пошло своим чередом. После стандартного завтрака начался врачебный обход.

– Вы ещё здесь? – удивился доктор, увидев Мякина в палате.

– Я… – растерялся Мякин. – А где я должен быть?

– У Адмирала, – уверенно ответил доктор и строго взглянул на ассистента. – Вы не предупредили пациента?

Ассистент замялся и неуверенно ответил:

– Дежурная должна быть.

– «Должна быть», «должна быть»! – недовольно проворчал доктор.

– Мы сейчас всё исправим, – засуетился ассистент.

– Сейчас не надо, сейчас обход, – возразил доктор и осмотрел Мякина. – Так-с, так-с. Спите? – спросил он.

– Начинаю, – лаконично ответил Мякин.

– Вот и хорошо, – отреагировал доктор. – Надо спать, надо… – А у вас как нервишки? – доктор подошёл к профессору.

Профессор протянул ему свой термометр и сказал:

– Вот.

Доктор взял градусник, взглянул на профессорскую температуру и произнёс:

– Вижу, что всё хорошо.

– Вы, доктор, видите, а я сомневаюсь.

– Прочь сомнения! – заявил доктор. – Сомнения мешают нам выздоравливать.

– Вам легко, доктор. Вас все слушаются – поэтому и сомнениям вы можете сказать «прочь».

– А вы не можете? – перебил его доктор.

– Я не могу, – растерянно ответил профессор.

– Ничего, ничего, – успокоил его доктор. – Сколько уже прошло сеансов?

– Десять, – покорно ответил профессор.

– Прекрасно. Будем продолжать, – заключил доктор и подошёл к бухгалтеру.

– Доктор, доктор! Это ещё не всё, – занервничал профессор. – Мне нужны постоянные консультации с коллегами, а доступа нет!

Доктор повернулся к профессору, пристально посмотрел на него и спросил:

– Как часто вы консультируетесь?

Профессор напрягся, потрогал лоб, обернулся, словно его коллеги стояли гурьбой сзади него, и сник.

– Раньше это было почти каждый день. А теперь… – И он, махнув рукой, сел на постель.

Доктор повернулся к бухгалтеру и спросил:

– А ваши фобии как поживают?

– У меня всё хорошо, всё хорошо, – быстро ответил бухгалтер. – Претензий нет. Нет претензий.

– Как с анализами? – снова спросил доктор.

Ассистент услужливо раскрыл папку перед доктором.

– Доктор, и анализы у меня хорошие, – поспешил ответить бухгалтер.

– Так-с, так-с, – продолжил доктор. – Давайте-ка займёмся… – И он назвал какую-то труднопроизносимую процедуру.

Бухгалтер (видно было по его лицу) испугался, губы его задрожали, и он, немного заикаясь, произнёс:

– Доктор, мне кажется, что это лишнее, то есть мне это может навредить. Может ухудшить…

– Не волнуйтесь, мой дорогой, – успокаивающе произнёс доктор. – Если вас это волнует, то мы продолжим то, что вы уже делали. Не возражаете?

– На старое я согласен, – ответил бухгалтер.

Доктор что-то тихо сказал ассистенту и подошёл к седому.

– Ну-с, а вы как себя чувствуете? Как ваши жути? Уменьшаются?

Седой мрачно ответил, словно доктор наступил ему на мозоль:

– Стали стабилизироваться.

– Стабилизироваться? – переспросил доктор.

Седой посмотрел в сторону окна, задумался и через несколько секунд ответил:

– Привыкать к ним стал. Одно и то же надоедает.

– Вот-вот, дорогой мой! Так и должно быть, – обрадовался доктор. – Когда совсем надоедят, тогда и исчезнут.

– Сколько? – спросил седой.

– Что сколько? – переспросил доктор.

– Сколько ждать? – снова спросил седой.

Доктор сделал вид, что что-то высчитывает в уме.

– Я полагаю, недельки через три они угаснут.

– Доктор, я это запомню, – недовольно продолжил седой.

– Как хотите, – ответил доктор.

До обеда Мякин промаялся в палате. Несколько раз подходил к окну, ложился в постель и пытался хотя бы подремать, но дремота не появлялась, а время словно остановилось. Мякин часто посматривал на часы, и с каждым просмотром пройденные промежутки времени становились всё меньше и меньше.

Соседи по палате каждый по-своему тянули время до обеда. Седой просто лежал и поглядывал по сторонам, иногда впадая в дрёму. Бухгалтер бесцельно бродил по палате, профессор подолгу стоял у окна и как будто тихо разговаривал с кем-то.

Минут за тридцать до обеда дверь палаты распахнулась, и Мякин услышал голос дежурной:

– Больной Мякин, к вам посетительница.

Мякин быстро встал и спросил:

– Кто?

– К вам пришла жена, – услышал он в ответ. – Выходите, – приказала дежурная.

Она провела Мякина по коридору, опустилась с ним на первый этаж, где в небольшом холле его ждала супруга.

– Под вашу ответственность, – заявила дежурная, обращаясь к Мякиной. – Чтоб к обеду он был на месте.

– У вас теперь строго, – произнесла супруга, когда они разместились на диванчике.

– Да, – лаконично ответил Мякин.

Супруга суетливо подняла большой пакет, раскрыла его и предложила:

– Мякиша, вот тебе всего-всего.

– Спасибо, – ответил Мякин. – Только очень много – придётся поделиться.

– А ты и поделись, – согласилась супруга, – только себя не забудь.

– Хорошо, – ответил Мякин.

Супруга закрыла пакет и поставила его рядом с Мякиным.

– Мякиша, как ты? Как сон?

Мякин посмотрел на жену и неуверенно ответил:

– Вроде бы восстанавливается.

– Вот и хорошо, – тихо обрадовалась супруга. – Звонили с работы, хотят тебя навестить.

– Кто? – спросил Мякин.

– Да эта… – Супруга поморщилась. – Эта, расфуфыренная.

– Расфуфыренная? – повторил Мякин.

– Да, фифа. Раиса ваша. Сказала, что Мякишу хотела бы навестить.

– А ты? – спросил Мякин.

– Я ей строго ответила, что товарищ Мякин активно лечится и ему некогда.

– А она?

– Она сказала, чтобы я тебе передала её просьбу.

– А ты?

– Вот, передаю, – ответила Мякина.

Осторожно, оглядываясь по сторонам, мимо них прошёл пациент, в котором Мякин сразу узнал небритого. Небритый, не останавливаясь, на секунду обернулся в сторону Мякина и махнул ему рукой.

– Это кто? – спросила супруга.

– Местный больной, – ответил Мякин.

– Что-то не похож на больного, – засомневалась супруга. – У нас в соседнем дворе такие на помойке встречаются.

Мякин промолчал и спросил:

– Как дети?

– Учатся, – ответила супруга.

– Ну, я пойду, – сказал Мякин. – Скоро обед.

– Да, конечно, – ответила супруга.

Они одновременно встали с диванчика, Мякин взял в руки пакет, чмокнул супругу в щёку и поднялся на свой этаж, добрался до дежурной и отчитался:

– Свидание закончил. Прошу впустить в палату.

Обед прошёл вяло, без напряжений. Мякин нехотя поковырял второе, а к первому вообще не притронулся. Достал из пакета булочки и съел их с удовольствием, запивая холодным компотом. Профессор во время своей трапезы недовольно косился в сторону Мякина, посматривая то на него, то на большой белый пакет, который Мякин поставил на постель. Закончив обед, профессор встал и приступил к нервному движению по палате. Он то приближался к Мякину, то удалялся от него и каждый раз, проходя мимо мякинской постели, сверлил глазами мякинский пакет. При очередном подходе профессора Мякин встал, взял пакет в руки и объявил:

– Эти гостинцы мне передали ваши родственники. Прошу принять! – И он, по очереди обходя соседей, раздал всё, что было в пакете.

Седой усомнился в достоверности мякинских слов.

– У меня нет родственников, – хмуро ответил он на мякинский демарш.

– Если хорошенько покопаться, то кто-нибудь найдётся, – возразил бухгалтер. – Вот у нас был случай. Пришла ревизия…

– Нет у меня родственников, и никогда не было, – перебил его седой.

– Тогда отдайте мне, – настойчиво предложил профессор. – У меня много родственников.

– Берите, – махнул рукой седой.

Профессор торопливо собрал гостинцы седого и перенёс их к себе. Он ещё минут десять перекладывал их в тумбочку, приговаривая:

– Это от… – и называл всё новые и новые имена.

Мякин после обеда с полчаса полежал, потом подошёл к двери и стал стучать в неё.

– Думаете, откроют? – спросил седой.

Мякин не ответил и молча продолжил периодично бить кулаком в дверь. Наконец в двери щёлкнул замок, дверь открылась и Мякин услышал:

– Что стучите?

– Меня должны перевести к Адмиралу, – заявил Мякин появившейся дежурной.

Дежурная пожала плечами и ответила:

– Про Адмирала мне ничего не известно.

Мякин попытался объяснить дежурной, что доктор обещал его перевести, но дежурная была непреклонна:

– Про Адмирала у меня указаний не было.

Мякин ретировался на место, дверь закрылась, щёлкнул замок. В палате наступила тишина, и только профессор язвительно заметил:

– Достучались.

Мякин ничего не ответил. До самого ужина пациентов никто не тревожил, и только минут за десять до раздачи вечерних блюд вошедшая дежурная объявила:

– Мякин, собирайтесь.

– Куда? – машинально спросил Мякин.

– Как куда? – удивилась дежурная. – В другую палату.

– К Адмиралу? – переспросил Мякин.

Дежурная пожала плечами и ответила:

– Я точно не знаю, кто он, но точно в… – И она назвала номер другой палаты. – Собирайтесь.

Мякин оперативно собрал вещички, подошёл к двери и, обернувшись, попрощался с остающимися:

– Поправляйтесь и скорее возвращайтесь домой!

Седой угрюмо посмотрел на Мякина и ответил:

– И вам того же. Вспоминайте иногда эту весёлую компанию – может, когда и встретимся.

В другой палате, куда перевели Мякина, всё было как-то не так, как тогда, при тощем. Новый сосед занимал центр всего палатного пространства, а кровать Мякина была задвинута в самый угол, подальше от зарешёченного окна.

– Здорово, матрос! – рявкнул крупный пожилой мужчина в тельняшке. – Заходи, будем вдвоём поправляться.

Моряк встал с постели, уверенно подошёл к Мякину и протянул ему широкую ладонь. Мякин подал ему свою руку. Мякинская рука еле выдержала крепкое рукопожатие.

– Честь не отдаю – фуражки нема, – пояснил моряк и добавил: – Рассказывай: как до такой жизни дошёл?

Мякин положил свои пожитки в тумбочку у кровати и сел.

– А вы, значит, Адмирал? – спросил он моряка.

– Так это значения не имеет, матрос, – ответил моряк. – Здесь мы все равны – хоть адмирал, хоть матрос. Всем клизмы вставляют одинаково. – Моряк громко расхохотался от своей шутки и спросил: – Давно здесь харчуешься?

– Третий день, – ответил Мякин.

– Так ты, как и я, салага? Ну что ж, будем знакомы. – И моряк назвал свою фамилию. Мякин назвал свою.

– Ты вот что, матрос Мякин, не тушуйся. Койку твою мы сейчас обустроим. Подсоби-ка. – Моряк схватился за спинку мякинской кровати и выдвинул её из угла, поближе к своей.

– Вот так сподручней будет, – довольный своей работой, заявил моряк. – Как на баке байки травить, – и с шумом уселся на своё место. – Ну давай, давай рассказывай, матрос, как и что?

Мякин не спеша разложил свои вещи и ответил:

– Так нечего рассказывать. Много работал, устал, пропал сон. Вот и всё.

– Так у тебя не по этому… – Моряк щёлкнул безымянным пальцем себе по шее.

– Нет, не по этому, – подтвердил Мякин.

Моряк разочарованно прогудел:

– Работа, значит, достала. Вот оно как бывает!

Мякин кивнул.

– А ты не дрейфь, матрос, – стараясь говорить как можно тише, произнёс моряк. – Тсс! – И он шёпотом добавил: – У меня НЗ есть – заныкано в рундучке. Сейчас поправимся.

Моряк полез в тумбочку, порылся там среди пакетов и каких-то шмоток и, разогнувшись и тяжело вздохнув, пробасил:

– Где-то заныкал, а память уже не та.

Он ещё раз порылся в тумбочке, даже встал на колени.

– Фу ты, чёрт, гром её разрази! – выругался моряк и, тяжело кряхтя, встал с колен. – Как на дно ушла, дьявол её дери! Хотел угостить братишку, а её нет! – Он отчаянно повертел головой и, хлопнув ладонью по лбу, просипел: – Там она.

Моряк сунулся в свою постель, откинул матрац и извлёк из-под него металлическую фляжку. Быстро спрятал её в задний карман широких, явно не больничных брюк.

– Живём, матрос! – обрадованно произнёс он и достал из тумбочки кружку. – Давай, матрос, твою! – Моряк откупорил фляжку и налил себе прозрачной жидкости.

Мякин сильно засомневался, стоит ли ему участвовать в этом мероприятии.

– Давай, давай, матрос, не тяни! – поторопил его моряк. – Не кисни. Время идёт!

Мякин нехотя достал свою кружку и заметил:

– Здесь нельзя. Выгонят.

– Не боись, матрос. От меня не выгонят. Моих корешей уважают. – Моряк наполнил мякинскую кружку и объявил тост: – За поправку!

Затем они чокнулись кружками, и моряк залпом опустошил свою. Мякин несколько секунд примеривался. Выдохнул в сторону из себя воздух. Он когда-то наблюдал, как пьют большое количество спиртного крепкие мужики, и как можно больше глотнул из кружки, поперхнулся – горло обожгло, на глазах появились слёзы. Мякин что есть силы подавил рвотный позыв.

– Торопишься, матрос! – пробурчал моряк и постучал Мякина по спине.

– Крепкое, – прокашлявшись, просипел Мякин.

– Ерунда! – возразил моряк. – Самая флотская. Допивай и закусим.

Мякин с минуту приходил в себя, ещё раз откашлялся, отдышался и боязливо посмотрел на остатки жидкости в своей кружке.

– Допивай, допивай, матрос, – поторопил его моряк, держа в руке кусок хлеба с толстым шматком сала.

Мякин затаил дыхание, прищурился, будто бы взглянул на что-то слепящее, и глотнул остатки жидкости. Вторая порция прошла внутрь мякинского организма более спокойно.

– Держи, закусывай. – Моряк сунул Мякину бутерброд. – Да садись ты, в ногах правды нет.

Мякин растерянно повертел головой.

– Садись сюда, ко мне, – предложил моряк. – Сядем рядом, поговорим о жизни.

Некоторое время они сидели на кровати моряка и методично жевали хлеб с салом.

– Хорошо… полный штиль, – удовлетворённо вздохнул моряк. – Чувствуешь, как душа отдыхает?

Мякин с полным ртом хлеба и сала кивнул.

– Ужинать будешь? – спросил моряк.

Мякин не успел ответить. Пока он дожёвывал бутерброд, моряк рванул к двери и изо всех сил забарабанил в неё кулаком.

– Молодёжь, чем недовольны? – В открытой двери появилось улыбающееся лицо медсестры.

– Красавица! – ответил ей моряк. – Мы голодные морские волки, нам бы что-нибудь куснуть и пару дамочек для утехи.

Медсестра захихикала и ответила:

– Вам что же, нас не хватает?

– Так вы бегаете в белых халатиках, – ответил моряк. – Нет чтобы зашли, посидели бы, времечко наше болезное скоротали.

– Голодные, значит? – весело спросила сестра.

– Так точно! – жизнерадостно ответил моряк.

– А сосед? – переспросила сестра.

– Матрос – он всегда голодный, – ответил моряк. – У матросов, как сейчас говорят, менталитет такой: голодовать.

– Сейчас организуем вам ужин, – с улыбкой ответила медсестра и исчезла за дверью.

– И дамочек не забудь, красавица! – крикнул ей вдогонку моряк.

Минут через десять медсестра вновь появилась с подносом, на котором под салфетками виднелись две тарелки и чашки. Покачав бёдрами, она поставила поднос на мякинскую тумбу:

– Кушайте на здоровье.

Моряк с любопытством приоткрыл одну из тарелок:

– Чем потчуешь, красавица?

Медсестра, подойдя к двери, ответила:

– Для вас нынче идёт шницель с гарниром.

– А матросу? – переспросил моряк.

– Уж и матроса вашего не забыли! Ему то же, что и вам. Приятного аппетита!

Медсестра удалилась, щёлкнул дверной замок. Моряк расставил тарелки и чашки по тумбочкам.

– Приступай, матрос! Сегодня камбуз мясом нас порадовал. Пожуём.

Мякин с удовольствием разделался с ужином и, допивая чай, спросил:

– Вас всё время так кормят?

– Это ты про камбуз? – уточнил моряк.

– Да, – подтвердил Мякин.

– Камбуз камбузом, а дела надо закончить. – Моряк снова залез под матрац, достал фляжку и произнёс: – Ну что, матрос? Добьём?

Мякин вспомнил предыдущее поглощение спиртного и неожиданно икнул.

– Не икай, матрос! Сейчас добьём горючее – и в дрейф!

Вторую порцию Мякин проглотил залпом. Настроение его значительно улучшилось. Голове стало легко, словно она совсем и не мякинская, а какая-то другая. Он попытался встать, но палата несколько зашаталась под ним, и Мякин, испугавшись волнения под ногами, снова сел и опустил голову, пытаясь осознать своё новое состояние.

– Что, штормит? – спросил моряк.

Мякин с усилием сфокусировал взгляд на моряке и ответил:

– Качает что-то.

– А ты, матрос, ложись в дрейф, – посоветовал моряк. – Да и я, наверное, отобьюсь до утра.

Мякин не раздеваясь ткнулся в кровать, голова на подушке пошла кругом, всё помещение поплыло куда-то вбок. Мякин некоторое время пытался сопротивляться этому движению: то открывал, то закрывал глаза, несколько раз поднимался и сидел на кровати, а потом снова ложился. Моряк сочувственно что-то говорил ему, но Мякин плохо разбирал. Моряк басил про море, про качку и морскую болезнь, а Мякин будто бы проваливался в бездну и проснулся только тогда, когда медсестра зажгла в палате свет.

– Измеряем температуру, – объявила она и, увидев Мякина, лежащего на кровати одетым, спросила: – Опять не спали?

Мякин спросонья замешкался с ответом и сказал:

– Нет… то есть да.

Медсестра подала ему термометр и снова спросила:

– То есть как?

– То есть спал, – ответил Мякин и погладил ладонью свой лоб. Голова не шумела. – Спал хорошо, – добавил Мякин и засунул градусник под мышку.

– Это очень хорошо, – обрадовалась медсестра и подошла к моряку, который что-то пил из кружки и молча слушал их диалог.

– А как у вас дела? – спросила она моряка.

– Полный штиль, – угрюмо ответил моряк. – Движок в норме, на мостике, – он ткнул пальцем в лоб, – полный порядок. Матросы отдыхают.

– Тогда всем подъём! – усмехнувшись, сказала медсестра и подала моряку термометр.

– Свистать всех наверх, – невесело ответил моряк и занялся измерением температуры.

После завтрака в палате появился уже знакомый Мякину доктор с новой помощницей.

– Ну, как наши дела? – обратился доктор к моряку.

Моряк встал и, изобразив стойку смирно, ответил:

– Стою в сухом доке на ремонте.

Доктор похлопал его по плечу, предложил сесть на кровать, а сам расположился на табуретке.

– В сухом ли? – недоверчиво спросил он моряка, рассматривая его зрачки.

– Клянусь Посейдоном: в сухом! – ответил моряк.

Доктор покачал головой и достал стетоскоп.

– А почему не Нептуном? – спросил он, прикладывая к волосатой груди моряка прибор.

– Можно и Нептуном. Кстати, вот и матрос подтвердит. – Моряк повернулся в сторону Мякина. – Подтверждай, матрос!

Мякин поначалу не понял, что ему следует подтверждать, и ответил невпопад:

– Спал хорошо. Тоже клянусь этим…

– Нептуном, – подсказал доктор. – Нукася, приподнимитесь, Адмирал!

Моряк встал.

– Вытяните руки вперёд и закройте глаза, – предложил доктор.

Моряк нехотя повиновался и проворчал:

– Это что, зарядка такая?

– Зарядка, зарядка, – подтвердил доктор.

– Вот видите, коллега, ручонки-то того…

Помощница кивнула.

– Будем чистить организм, – произнёс доктор. – Очистим от скверны – и опять в море, океан. Можете сесть.

Моряк опустился на постель.

– Согласен, – ответил он. – Только чистите как следует. Приборка треба капитальная.

– Сделаем капитальную, – согласился доктор. – И дисциплинку поднимем, – добавил он, лукаво улыбаясь. – Коллега, надо бы контроль усилить, – продолжил доктор и подошёл к Мякину. – Так вы теперь по морям, по волнам?

Мякин разволновался – он испугался того, что доктор догадается о вчерашнем потреблении алкогольной жидкости, и снова ответил не совсем адекватно.

– Меня укачивает. Мне нельзя…

– Что вам нельзя? – спросил доктор и поднёс к кончику мякинского носа блестящий молоточек.

– По морям, по волнам, – ответил Мякин.

– Чудненько, – обрадовался доктор, заставляя Мякина следить за молоточком. – Говорите, что спали?

– Да, спал, – подтвердил Мякин.

– Замечательно, – убирая молоточек в карман, произнёс доктор. – Будем продолжать.

– Что продолжать? – машинально спросил Мякин.

– Процедуры, то есть лечение, – ласково ответил доктор и, весело подмигнув, добавил: – И никаких морей и волн.

Когда доктор с помощницей вышли из палаты, моряк недовольно проворчал:

– Ты, матрос, нервный какой-то. С тобой в поход опасно ходить.

– Почему? – наивно удивился Мякин.

– А потому, матрос, что укачивает тебя, – ответил моряк и угрюмо залёг в постель.

Через полчаса в палату с шумом ворвалась дежурная медсестра и объявила:

– Больной Мякин, вас ждут в клизменной. Быстренько собирайтесь.

Мякин открыл глаза и невнятно ответил:

– Меня?

– Да, вас. Не тяните, быстренько собирайтесь. Вас уже ждут.

– Кто ждёт? – переспросил Мякин.

Моряк недовольно повернулся в койке и пробасил:

– Клизма тебя ждёт, матрос. Свистать всех наверх!

Мякин сел на койке, потряс головой, встал и ещё раз спросил:

– Так мне уже… то есть уже делали. Опять, что ли?

– Больной, не задерживайте меня! – поторопила его медсестра. – Можно чуть поживей? Нечего тут помирать.

– Давай, матрос, – обрадованно произнёс моряк. – Трубы почистить надобно.

Мякин, шаркая по полу тапочками, двинулся в сторону двери. Дежурная проводила его до той заветной комнаты с табличкой «Клизменная» и попыталась открыть дверь.

– Опять заперлась, – недовольно произнесла она и громко постучала в дверь.

За дверью наблюдалась глухая тишина. Дежурная ещё несколько раз поколотила ладонями и кулаком в дверь, но никакой реакции из закрытого помещения не последовало.

– Стойте здесь, никуда не отлучайтесь, – приказала дежурная и быстро прошла по коридору за поворот.

Мякин остался один на один с клизменной.

«Зачем мне столько клизм? – подумал Мякин. – Надо бы спросить доктора».

Он повернулся к двери спиной. Издалека, скорее всего из приёмного покоя, два крепких санитара вели больного, и Мякин сразу почувствовал в крупной фигуре вновь прибывающего что-то знакомое. Процессия приблизилась к нему довольно близко, и Мякин наконец-то узнал в новеньком сбежавшего инструментальщика, небритое лицо которого улыбалось настолько наивно, настолько радостно и как-то по-детски, что Мякин даже несколько растерялся и не сразу сообразил, как ему поздороваться с инструментальщиком.