Мякина заинтересовало, сколько же кругов сделает тощий, и он стал про себя считать: «Один, два, три, четыре…» Когда цифры перевалили за двадцать и Мякин заметил, что тощий начал тяжело дышать, он снова спросил:

– Как вы себя чувствуете?

Тощий остановился, немного отдышался и, оглядев палату, изрёк:

– Вам, наверное, нравится здесь, поэтому вы и спите.

– А что, здесь нельзя спать? – спросил Мякин.

– Я же вам говорил: здесь персоны, а вы индивид. Разве это трудно понять?

– Понять-то можно, но спать тоже необходимо, иначе сильно заболеешь, – возразил Мякин.

– А как же персоны? Они только того и ждут, чтобы мы заснули и не просыпались, – ответил тощий и задумался. Затем он сел на свою постель, прилёг на минуточку, снова вскочил и произнёс: – Они хотят, чтобы мы все спали, – им тогда легче будет с нами справляться. Это же ясно как день! Вот сейчас ночь, темно, а день… Будет светло. Разве это непонятно?

– День и ночь, понятно, – согласился Мякин. – Но не кажется ли вам, что они, эти ваши персоны, ночью спят и уж никак во сне нам повредить не могут?

– Во сне вредить… – Тощий надолго задумался – видимо, эта мякинская мысль была для него слишком сложной.

Через некоторое время тощий повторил:

– Во сне вредить нельзя, – и снова замолчал.

– Вот видите. – Мякин решил перехватить инициативу. – Раз они ночью спят, то уж ночью мы можем чуточку отдохнуть и уменьшить нагрузку по бдительности.

– Нагрузку… по бдительности… уменьшить… – повторил тощий. Он эту фразу произнёс медленно, делая большие паузы между словами и как бы взвешивая каждое слово, прислушиваясь к его фонетике, что-то соображал. Видимо, искал новые аргументы для своей идеи – идеи сопротивления персонам.

– Я полагаю, – продолжил Мякин, – мы с вами должны усилить бдительность днём, когда персоны особенно активны, а ночью нам необходимо расслабиться и набраться сил для будущего дня.

Тощий молча слушал, и, кажется, у него не было возражений.

– Если мы с вами, два индивида, объединимся на основе этой концепции, то им нас не победить, – Мякин специально обозначил свою мысль как концепцию – ему показалось, что тощему понравится такое непростое слово.

– Мне понятна ваша мысль, – неожиданно громко произнёс тощий, а затем, подойдя к Мякину вплотную, прошептал: – Вы специально это сказали, чтобы их ввести в заблуждение. Я вас ох как понимаю!

Он хотел ещё что-то сказать, но почему-то с испугом взглянул на дверь, замолк и тихонько лёг в постель, закрыл глаза и, помахав рукой Мякину, вроде как прощаясь с ним, затаился.

Мякин долго лежал с открытыми глазами и хотел было встать и выключить общий свет, но решил не тревожить тощего и остался лежать в постели. Остаток ночи он провёл в раздумьях о смысле своего существования, вообще о смыслах и, конечно же, о тощем, который то ли притворялся, что спит, то ли на самом деле наконец-то под утро уснул самостоятельно, без укола.

Серый рассвет Мякин встретил с некоторым облегчением – первая клиническая ночь наконец-то закончилась. Мякин тихонько встал, оделся, выключил свет. Тощий лежал не шевелясь в той же позе. Мякин на цыпочках прошёл в туалетную комнату, помылся и вернулся в палату. Тощий продолжал лежать в том же положении. Мякин подошёл поближе – тощий не дышал.

Мякин хотел пощупать у тощего пульс, но испугался, бросился к двери и громко забарабанил в неё. Через несколько минут отчаянного мякинского стука дверь отворилась и заспанная медсестра появилась с равнодушным вопросом:

– Что тут у вас?

– Он умер, – прошептал Мякин, указывая рукой в сторону тихо лежащего соседа.

Сестра по-деловому подошла к тощему, пощупала пульс на руке, на шее, осмотрела лицо и молча удалилась. Мякин остался с мёртвым соседом наедине. Он осторожно подошёл к тощему и внимательно посмотрел ему в лицо. Худое лицо было спокойно, словно сосед на минуточку прилёг отдохнуть.

«Мы диалог так и не закончили, – подумал Мякин. – Вы почти согласились со мной, что надо спать по ночам. Вот и уснули навсегда».

Мякин долго не мог оторваться от созерцания мёртвого соседа, и мысли мякинские витали рядом с неподвижным телом тощего. Мякин тихо размышлял:

«Почему так получается: в жизни не очень-то разглядываем друг друга, а потом пытаемся найти что-то такое недосказанное в мёртвом выражении лица, словно о чём-то недоговорили, недодумали, остались наедине с самим собой».

Дверь с шумом открылась, и в палате появились две молоденькие девчушки в белых халатиках, с каталкой. Они накрыли тощего простынёй, завязали узлы за его головой и внизу, как бы завернув его в кокон, ловкими движениями поместили тело на каталку и увезли навсегда уснувшего соседа в неизвестность.

Мякин остался совсем один, как всегда невыспавшийся, с шумом в голове. Через час принесли завтрак: каша, варёное яйцо, чай, хлеб. Потом, уже после девяти часов, появились седой доктор с молодой помощницей. Доктор осмотрел Мякина, молоточком постучал по его коленкам, заставил Мякина следить глазами за докторским пальцем и в конце осмотра спросил:

– Как прошла ночь?

– В диспуте, – ответил Мякин.

Доктор удивился, взглянул на помощницу, та что-то тихо сказала ему.

– Ах да, – ответил доктор. – Беспокойный был пациент.

Мякин подумал про себя: «Так просто: “беспокойный был пациент”», – и спросил:

– От чего он умер?

Доктор задумался и уклончиво ответил:

– Помимо всего, сердечко у него пошаливало.

Мякин в знак понимания кивнул.

– Итак, – продолжил доктор, – мы вас всесторонне обследуем – посмотрим, что же у вас за причина такая бессонницу вызывает? Я думаю, недельки за две управимся.

– Что вы имеете в виду, когда говорите: «управимся»? – недоверчиво спросил Мякин.

Доктор по-дружески улыбнулся и ответил:

– Вы, наверное, волнуетесь. Так я вам отвечу, что ваша бессонница лечится. Это не такая уж страшная болезнь. Сдадите анализы, получите квалифицированное лечение, а по поводу времени я сейчас точно вам не отвечу.

Доктор обратился к помощнице и дал ей указание:

– Пока пациент обследуется, подберите ему нечто успокаивающее для сна, расслабляющее. Да, кстати, нового соседа ему поселите поспокойней, без диспутов.

Доктор собрался уходить и машинально спросил:

– Какие будут к нам вопросы? Может быть, пожелания?

– Пожелания? – ответил Мякин. – Пожелания будут. Он осмотрел палату и сказал: – Здесь у вас тюрьма какая-то. Выйти погулять нельзя. Дверь постоянно закрыта. Очень мрачно. Голые деревья и забор. Плюс решётки на окнах.

Доктор вопросительно посмотрел на помощницу, а та, в свою очередь, пожала плечами и ответила:

– Просили же покомфортнее, и чтоб соседей немного.

Доктор покачал головой и заметил:

– Может быть, перевести пациента к тихим – там у них всё открыто и веселей будет?

– У тихих по пять человек в палате, – ответила помощница. – Не знаю, согласится ли он.

– Он согласится, если можно гулять, – ответил Мякин.

– Ну что ж, тогда сегодня же переведите его, – приказал доктор.

В другую палату Мякина переселили только после обеда, а до обеда его водили по кабинетам и исследовали. Рентген, томограф и ещё какие-то незнакомые приборы изучали его внутренности и голову. Все виды анализов крови и прочие заборы веществ, которые выдавал живой организм, прошёл Мякин за эти часы. Ему, в общем, понравилась эта исследовательская суета, которая происходила с ним, он даже пожалел, что согласился перебраться в другую палату, но время шло и, как только он проглотил обеденные блюда, к нему заявилась медсестра.

– Переезжаем, – безапелляционно объявила она. – Собирайте вещи.

Мякин быстро собрал свой скромный скарб, погрузил всё в мешок и произнёс:

– Я готов.

– Идёмте, – произнесла сестра и вывела Мякина в длинный коридор.

Через несколько минут он оказался на новом месте.

– С чем пожаловали? – спросил его весёлый старичок в серой пижаме.

Мякин присел на заправленную койку справа у двери и ответил:

– Вы имеете в виду недуг?

Старичок широко улыбнулся, его карие глаза прищурились. Он вскочил со своей кровати и, присев рядом с Мякиным, произнёс:

– Разрешите представиться: Профессор икс. А кто вы, то есть с кем имею дело?

Мякин ответил:

– Мякин.

– Просто Мякин? – переспросил профессор.

– Просто Мякин, – подтвердил Мякин.

– Странно, – произнёс профессор. – Мякин – это что, псевдоним?

– Что ты пристал к человеку? – проворчала угрюмая личность у окна. – Тебе же ответили: «Просто Мякин». Чего тебе ещё надо?

– Ничего мне не надо, – обиделся профессор.

– Если ты думаешь, что ты профессор и тебе всё можно, то ты ошибаешься, профессор, – продолжил угрюмый. – Вот возьми меня, инструментальщика пятого разряда. Я в своём деле тоже профессор, но я же не лезу к каждому, а тихо себе сижу.

– Я профессор, – ответил профессор. – У меня труды есть, а у вас, позволю вам заметить, одно железо!

– Всё это игра, – вмешался в спор седой мужчина средних лет. – Вы все большие лицедеи. Притворяетесь кем-то, а кто вы на самом деле, только один доктор знает.

– Доктор знает, – согласился толстый слева у стены. – Только одно следует понять: где-то прибудет – это дебет, а убудет – это кредит. Баланс следует соблюсти.

– Вы бухгалтер. Вам научная мысль неподвластна, – встрепенулся профессор. – Вам только бы циферками манипулировать.

– Он и манипулирует, – поддакнул инструментальщик. – У нас в заводе знал я одного, так вредина был страшная, никогда наряд как следует не закроет!

– Я нарядами не занимался и не занимаюсь. Пора бы вам это усвоить, товарищ инструментальщик!

– Всё, всё. Прекратите, коллеги! Мы же творческие люди, то есть понятливые. Нам бы надо нового человека принять в наш, так сказать, коллектив, – перебил всех седой мужчина и, обратившись к Мякину, произнёс: – Вы не смущайтесь, мы уж тут давно, так вы располагайтесь, – и после небольшой паузы седой спросил: – У вас нервное или психическое?

– Скорее нервное, – ответил Мякин.

– Как это «скорее»? – снова спросил седой. – Вы что, ещё не определились?

– Не определился, – подтвердил Мякин. – Просто я почти не сплю и в голове шум.

– Эка невидаль: шум в голове! У меня шум в ушах постоянно, в цеху штампы бухают – вот и шум появился, но я точно знаю, что у меня психическое, – пробубнил инструментальщик и потряс головой, словно пытался стряхнуть с волос капельки воды.

– Да, – включился в разговор профессор. – Психическое – это тонкая вещь. Психическое – это высшая нервная деятельность. Это вам не примитивные рефлексии: увидел еду – и слюна пошла. Это гораздо важнее, это нейроны между собой. Там у них сложно и запутанно.

– Это люди всё путают, – возразил бухгалтер. – Если соблюдать правило двойной записи, то никакой психики и не было бы.

– Вы, дорогой наш бухгалтер, я извиняюсь, примитивный человек. Даже инструментальщик понимает психическое, а у вас одни правила, – возразил седой. – Давайте уточним у новенького – ему, наверное, будет интересно узнать, к какой категории он относится.

– Да, – согласился профессор. – От знаний ещё никто не погиб. Знание – это, знаете ли… Это…

– Одни мудрствования, – вставил бухгалтер, – Усложняете, господа.

В палату вошла медсестра:

– Кто здесь Мякин?

– Я, – ответил профессор и встал в центре палаты.

– Врёт он всё! – пробурчал инструментальщик. – Он профессор, а Мякин, просто Мякин – это новенький. – И повернулся на другой бок лицом к стене.

– Так, – недовольно произнесла сестра. – Опять шуточки!

– Я Мякин, я! – Мякин вскочил с койки и машинально встал по стойке смирно.

– Вам назначена процедура. Пройдите в клизменную, – громко произнесла сестра и удалилась.

Инструментальщик повернулся и заявил:

– Правильно. Всем бы надо почиститься, а то лежим здесь без толку, а очищение требуется.

– Душа должна быть чистая, – добавил седой. – А так, без души, никакая клиника не поможет.

Мякин, не дожидаясь окончания дискуссии, вышел в коридор, на секунду остановился, размышляя, в какую сторону ему двинуться, и решил пойти направо. Он шёл вдоль белых больничных дверей, читал на них надписи, но клизменная ему никак не попадалась. В дальнем конце коридора за столом сидела дежурная медсестра. Приблизившись к ней, Мякин вежливо спросил:

– Будьте любезны, скажите пожалуйста, где мне найти клизменную?

– Клизменную? – не отрываясь от толстого журнала, уточнила медсестра.

– Да, клизменную, – подтвердил Мякин.

– Это там, в конце коридора. – И сестра как-то не очень точно махнула рукой.

Мякин повернул назад, не спеша двинулся, как ему показалось, в указанном направлении и действительно, за поворотом обнаружил дверь с табличкой: «Клизменная». Дверь была приоткрыта, и Мякин заглянул внутрь. Клизменная пустовала; жёсткая лавка, покрытая красноватой клеёнкой, не придавала уюта аскетичной обстановке этой маленькой комнатки. За ширмочкой сиротствовал одинокий топчан с унитазом. Мякин, озираясь по сторонам, с минуту постоял в одиночестве, затем вышел наружу и в нерешительности остановился у двери в ожидании хоть какого-нибудь клизменного персонала. Он, наверное, уже минут пять стоял у дверей и пожалел, что не взял с собой часы.

«Сколько же здесь ещё торчать?» – подумал Мякин и нетерпеливо начал прохаживаться вдоль двери туда сюда.

«Пройдусь раз двадцать и вернусь в палату», – решил он. – Пусть приглашают снова.

На пятнадцатом цикле к нему подошла немолодая женщина с мускулистыми руками и спросила:

– Вы ко мне?

– А вы клизменная? – спросил Мякин.

– Да, проходите, – ответила клизменная. – Снимайте штаны и ложитесь боком на кушетку.

Через полчаса мучения Мякина закончились и его облегчённый организм двигался по коридору в сторону своей новой палаты. Мякин шёл навстречу незнакомому коллективу и даже немного радовался.

«Пациенты попались все как на подбор – интересные, – подумал он. – По крайней мере, с ними не скучно». И в этот момент Мякин неожиданно остановился. Он не запомнил номер палаты, куда его переселили после обеда.

– Вот ещё проблема! – мысленно произнёс он. – Тоже мне пациент – не помнить, куда тебя поместили!

«Так, – продолжил размышлять Мякин. – Вы точно проходите по психическому, а не по нервному? Думайте, думайте, товарищ Мякин, как найти свою палату!»

– Это что же, заглядывать в каждую дверь? – Мякин запаниковал и вспомнил о дежурной, сидящей в конце длинного коридора. – Здрасьте, это снова я. – Он активно соображал, как спросить о своей палате.

Дежурная в этот раз повернулась к нему и сделала вопросительное лицо:

– Здрасьте, слушаю вас.

Мякин, как ему подумалось, весьма толково изложил свою проблему:

– Меня после обеда перевели в другую палату, а где она, я не могу определить. Не могли бы вы мне помочь?

– А вы кто? – спросила дежурная.

– Я больной, то есть пациент из клизменной.

– Понятно, – ответила медсестра и сняла телефонную трубку. – У меня стоит пациент. Он забыл, кто он. Пришлите кого-нибудь.

Мякин догадался, что его не совсем правильно поняли, и попытался исправить дело.

– Я вчера был с тем… Он очень худой и умер. Там палата плохая, и меня перевели.

– Хорошо, хорошо, ничего не бойтесь, – ответила дежурная. – Вам сейчас помогут, только никуда не уходите.

Мякин совсем растерялся. Он почувствовал, что с ним могут сделать что-нибудь нехорошее, повернулся спиной к дежурной и зашагал прочь от неё.

– Куда же вы? – услышал он сзади и побежал по коридору в тот далёкий угол, где, как он подумал, находилась клизменная.

Клизменную он нашёл сразу – дверь была открыта. Мякин без размышлений проник в сумрачную комнату и сел на унитаз за ширмой. Кто-то заглянул в клизменную, и Мякин услышал:

– Никого здесь нет. – Глухой, незнакомый голос повторил: – Никого здесь нет. Надо бы закрыть. – И Мякин услышал, как щёлкнул замок. Затем погас свет, и он остался один в темноте.

«Вот те на! – подумал Мякин. – Сколько же придётся здесь сидеть?»

Он встал, на ощупь пробрался к двери и прислушался. Коридор ответил ему тишиной. Мякин добрался до лежанки, сел на неё и опечалился.

«Чего это я? Почему так не везёт? Совсем плохой ты стал, Мякин! Плохо соображаешь».

Сколько он провёл времени в темноте, Мякин определить не мог; он даже попытался прилечь на жёсткой лавке, подложив руку под голову.

«Может быть, завтра утром откроют меня, – подумал Мякин. – Надо бы дотерпеть до утра».

И тут он вспомнил, что сегодня во второй половине дня его должна навестить супруга.

«Да, совсем плохо получается, – подумал Мякин. У него даже вспотели ладони рук. – Она будет меня искать. Персонал всполошится».

– Буду стучать, – решил он и начал методично, в ритме двух ударов в секунду, бухать кулаком в центр двери.

Сколько он нанёс ударов, Мякин не считал и через некоторое время пожалел об этом, потому что совершенно перестал ориентироваться во времени. Он уже несколько раз менял руки, давая одной из них попеременно отдыхать от ударов в деревянную поверхность.

Неожиданно зажёгся свет. Мякин остановился – глаза не сразу привыкли к освещению.

– Вы зачем здесь? – спросил глухой женский голос.

– Я… – Мякин немного растерялся. – Меня случайно здесь закрыли.

– Случайно? – недоверчиво спросил голос.

Мякин хотел было выйти наружу, но клизменная медсестра загородила ему выход.

– Я должна проверить, всё ли здесь на месте, – сказала она, закрывая за собой дверь. Затем легонько подтолкнула Мякина к лежанке и усадила его на холодную клеёнку.

– Вы тут ничего не трогали? – спросила она, осматривая своё клизменное хозяйство.

– Нет, ничего не трогал, – ответил Мякин. – Я просто тихо сидел.

– Тихо сидели в темноте? – недоверчиво спросила клизменная, села рядом с Мякиным и как-то неожиданно продолжила: – Вы, наверное, новенький? – Она придвинулась вплотную к Мякину и снова спросила: – Так вы здесь недавно?

– Меня вчера привезли, – ответил Мякин и отодвинулся от клизменной.

– Вы меня не бойтесь. Я здесь давно работаю.

Мякин молчал. Он обдумывал план возвращения к себе в палату. Клизменная поправила причёску, снова придвинулась к Мякину, да так близко, что ему двигаться дальше стало некуда. Он прижался к стене и, уже ни на что не надеясь, заявил:

– Я сильно больной.

– А что у тебя болит? – перейдя на «ты», спросила клизменная.

Неожиданно сам для себя Мякин выпалил:

– Подозревают венерическое.

– Да? – удивилась клизменная. – Не может быть, у нас таких не держат.

– А меня, наверное, ошибочно завезли, – усилил свою версию Мякин.

– Ошибочно? – с сомнением повторила клизменная.

Мякин быстро отреагировал на сложившуюся обстановку и продолжил:

– Так бывает, что врачи ошибаются.

– Бывает, – отодвигаясь от Мякина, согласилась клизменная. – А ты не врёшь? – спросила она.

– Не вру, вчера привезли, – ответил Мякин.

Клизменная подозрительно посмотрела на него и прогудела:

– Ой, загибаешь ты мне! Такой интеллигентный мужчина, а такую заразу подхватил!

Мякин почувствовал, что пора действовать решительно, и произнёс:

– Так среди интеллигентов черти и водятся. Бывает, смотришь на неё, расфуфыренную, а на самом деле она… – Мякин не стал произносить бранное слово и просто пояснил:

– Ну ты, наверное, знаешь таких баб?

– Знаю, – задумчиво ответила клизменная. – Ну ладно уж, иди лечись.

Мякин на этот раз вышел из клизменной не только с облегчением, но и с великой радостью и, надо же, неожиданно поймал себя на мысли, что в голове исчез шум. Он даже остановился в коридоре, пощупал лоб, потрогал виски и осторожно двинулся вдоль окон, пытаясь несильно шевелить головой. Он подумал, что его палата должна находиться где-то в середине коридора, на взгляд прикинул расстояние и открыл первую попавшуюся дверь.

– А вот и он! – радостно вскрикнул профессор. – А вас уже ищут!

– Кто? – спросил Мякин.

– Вы что, не догадываетесь, кто вас может искать? – захихикал профессор.

– Патологоанатом, – буркнул инструментальщик.

Профессор перестал хихикать, посерьёзнел и заявил:

– Я вас, товарищ слесарь, иногда совсем не понимаю. К новенькому пришла прилично одетая женщина – уж, конечно, не из вашего завода, – а вы ляпаете чёрт-те что.

– Где она? – нетерпеливо спросил Мякин.

– Кто она – клизменная? – хихикнул профессор.

– Да нет. Прилично одетая женщина, – ответил Мякин.

– Идите и обрящете её у дежурной, – торжественно произнёс профессор.

Мякин выскочил в коридор. Вдали у поста дежурной он разглядел знакомую фигуру. Супруга с большой кошёлкой стояла у стола.

– Мякиша, ну как? – спросила она Мякина, когда он подошёл к ней и легонько поцеловал в щёку. – Здесь никого нет. Дежурная куда-то запропастилась, тебя в палате тоже не было. Я забеспокоилась. – По лицу супруги было видно, что она волнуется, но старается скрыть это волнение.

– Всё хорошо, – Мякин постарался успокоить её.

– Пойдём к тебе в палату, я тебе гостинцев принесла, – сказала супруга и указала на полную продуктов кошёлку.

– В палату? – произнёс Мякин. – Там нас много – давай я отнесу это к себе, а мы погуляем по коридору.

– Ну как ты, Мякиша? – супруга снова повторила вопрос, когда они вновь оказались в коридоре.

– Сдал почти все анализы, сегодня даже побывал в клизменной, – улыбаясь ответил Мякин.

– В клизменной? – удивилась супруга. – У тебя что-то с кишечником?

– Не знаю, – пожал плечами Мякин. – Мне сказали – я сделал.

– А как сон? – поинтересовалась супруга.

– Ночью не спал, – ответил Мякин.

Супруга понимающе кивнула головой.

– Ах, вот вы где! – услышали они сзади. – Вы просто сбежали! Больной, остановитесь! Вам необходимо вернуться в палату!

Супруга вздрогнула от этого окрика и остановилась. Мякин обернулся. Прямо на него решительно двигалась дежурная медсестра – именно та медсестра, к которой он обратился за помощью. Мякин подхватил супругу под руку и, как можно чётче произнося слова, ответил:

– Ко мне пришла супруга. Палату свою я нашёл и теперь в вашей помощи не нуждаюсь. Спасибо.

Дежурная внимательно осмотрела их с ног до головы и, ничего не сказав, прошла мимо к своему столу.

– У вас тут строго, – прошептала супруга.

– Не для всех, – ответил Мякин. – В нашей палате всем можно прогуливаться.

– Во дворике? – спросила супруга.

– Наверное. Я туда ещё не выходил, – ответил Мякин.

Из глубины коридора послышался шум тележки с кастрюлями.

– Что это? – спросила супруга.

– Это ужин, – ответил Мякин.

– Тебе пора ужинать?

– Сегодня не обязательно. Там, в кошёлочке, наверное, есть чем полакомиться?

– Да, – улыбнувшись ответила супруга.

Они ещё более получаса прохаживались по коридору. За окнами быстро темнело, и Мякин сказал:

– Тебе, наверное, пора. Пацаны уже вернулись из школы.

– Не беспокойся, они у нас совсем самостоятельные, – ответила супруга. – Главное, чтобы ты скорее поправился.

– Знаешь, примерно час тому назад у меня перестала шуметь голова, – тихо сказал Мякин.

– Да? – обрадовалась супруга. – А что сейчас?

– Сейчас всё хорошо. Мне кажется, что сегодня ночью я буду спать.

– Не торопись, Мякиша, пусть тебя как следует проверят.

– Я не тороплюсь, куда уж мне торопиться! – согласился Мякин.

Он проводил супругу до самого выхода. Они быстро распрощались на глазах у охранника, делающего вид, что его ничто вокруг не касается. Затем Мякин поднялся на свой этаж и вернулся в палату.

– Где вы бродите? Мы за вас волновались! – заявил озабоченный профессор. – Вот ваш ужин. – Он показал на тарелку и кружку, стоящие на тумбочке. – Всё остыло, а вас нет.

– Да бросьте вы, учёный! – проворчал инструментальщик. – Приносят всё холодное, словно из холодильника, – не то что в заводе. Там в столовой еда горячая.

– Так и сидели бы на своём заводе, – отреагировал профессор.

– Не ругайтесь, хватит сердиться, – прервал их бухгалтер. – Дайте новенькому поесть.

Мякин взглянул на больничный ужин, отпил немного холодного чая, открыл тумбочку и вытащил пакет с гостинцами. В пакете оказались фрукты, бакалея, и кое-что сладенькое, любимые мякинские булочки.

– Угощайтесь. – Мякин вывалил содержимое пакета к себе на кровать.

Бухгалтер встал, подошёл к мякинской постели, пристально оглядел образовавшийся натюрморт и заявил:

– Здесь на всех маловато будет. Если всё разделить поровну, то это будет несправедливо. Вам должно достаться больше, чем нам.

– А мне ничего не надо, – заявил инструментальщик. – Мне здесь всего хватает.

– Ему всего хватает! Ха-ха! – возмутился профессор. – А ворчит на местную еду постоянно.

– Да, ворчу, а всё равно хватает, – упрямо повторил инструментальщик.

– Вот и хорошо, – обрадовался бухгалтер. – Мы вас исключаем, то есть сторнируем.

Профессор, потирая руки, добавил:

– Может быть, ещё кто-то хочет сторнироваться?

– Эх, была не была! Можете исключить и меня, – произнёс седой. – У меня завтра дочка будет – нанесёт такое же.

– Так это что же? Нас только трое осталось? – заявил бухгалтер.

– То есть двое нахлебников, – поправил его профессор.

– Почему нахлебников? – возмутился бухгалтер. – Новенький нам сам предложил: угощайтесь. Он сделал это добровольно, без нажима с нашей стороны, в полном балансе со здравым смыслом.

– Вам бы только баланс найти, – недовольно ответил профессор. – А может, товарищ… – Он запнулся и обратился к Мякину: – Простите, мы запамятовали, каков ваш псевдоним?

– Меня зовут Мякин, – ответил Мякин.

– Хорошо, пусть будет Мякин. Вы, товарищ Мякин, искренне предложили нам угощаться или, как это бывает, по инерции? Может, вы сейчас жалеете об этом. Жалеете, что сказали «угощайтесь». Доложите нам правду, какая бы горькая она ни была.

– Что вы мелете, профессор? Так интеллигенты беседу не ведут. Это совсем не культурно! – Бухгалтер сделал вид, что обиделся, и ушёл к себе.

– Вот видите, – прошептал профессор. – Мы с вами остались вдвоём, что совсем неплохо для начала.

Мякин подошёл к гостинцам, разделил их на две равные кучки, одну из них сгрёб в пакет и протянул его профессору:

– Угощайтесь.

Профессор испуганно отшатнулся от пакета и почти закричал:

– Нет и нет! Это вопиющая несправедливость! Всё пополам. Это значит, что я должен половину отдать вам?

Мякин молча положил пакет профессору на кровать, взял из своей доли любимую булочку, вышел в коридор и, покусывая лакомство, пару раз прошёлся мимо тёмных окон. Внутренний дворик клиники слабо подсвечивали редкие фонари.

«Завтра надо бы погулять на воздухе», – подумал Мякин и вернулся в палату.

Палата встретила его неожиданной тишиной. Верхний свет был погашен. Ночники горели только у бухгалтера и профессора. Мякин обратил внимание на то, что пакет на профессорской койке исчез. Он подобрал свои гостинцы, разместил их в тумбочке, взглянул на нетронутый ужин, вынес тарелку и кружку в коридор и уверенной походкой направился к дежурной сестре.

– Куда это мне можно положить? – спросил он у дежурной.

– Это в столовую, – дружелюбно ответила дежурная.

– А это где? – снова спросил Мякин.

– Это там, – ответила дежурная, указав рукой куда-то по направлению за клизменную.

– То есть за клизменную? – уточнил Мякин.

– Вы новенький? – чуточку удивившись, произнесла дежурная.

– Да, – услужливо ответил Мякин.

– Прямо, потом направо, ещё раз направо и там увидите, – участливо ответила дежурная.

Мякин с полной тарелкой и кружкой направился на поиски столовой. Клизменную он нашёл быстро – недаром уже дважды там побывал, а дальше… дальше стало сложнее. Он повернул направо, как указала дежурная, и оказался в небольшом как будто холле, из которого можно было по лестницам уйти наверх влево и вниз направо. Мякин включил логику: «По этим лестницам с дребезжащей каталкой не проберёшься, а вот справа на лифте, пожалуй, можно».

Мякин подошёл к лифту и нажал чёрную кнопку. Ничего не произошло: ни звука, ни загоревшейся лампочки у кнопки – можно было подумать, что лифт либо обесточен, либо…

«Не работает», – подумал Мякин.

– Работает? – услышал он сзади.

Мякин обернулся: знакомый по утреннему обходу седой доктор по-деловому сверлил Мякина глазами. Мякин не успел ответить, как услышал следующий вопрос:

– Ужин не понравился?

– Понравился, – ответил Мякин и подумал: «Что это я сказал, стоя с полной тарелкой еды?» – То есть не очень, – добавил он.

– Не очень, – согласился доктор. – Но кушать-то можно?

– Можно, – покорно ответил Мякин.

Неожиданно двери лифта распахнулись, и доктор жестом пригласил Мякина войти в кабину.

– Вам, вероятно, в столовую? – спросил доктор.

– Да, если можно, – ответил Мякин.

– Можно, – сказал доктор и нажал кнопку с цифрой три, где сбоку на потёртой бумажке красовалась небрежно написанная кем-то цифра четыре.

Лифт двинулся вверх. Вскорости двери открылись, и доктор констатировал:

– Столовая.

Мякин сказал: «Благодарю» и вышел наружу. Тёмный коридор встретил его гулкой тишиной. Мякин огляделся по сторонам. Прямо перед ним оказалась дверь с надписью «Столовая», а ниже виднелась бумажка, приклеенная к табличке липкой лентой. Мякин вплотную подошёл к бумажке и прочёл: «Извините за неудобства: столовая временно переехала на первый этаж».

Мякин скорее машинально, чем осознанно дёрнул ручку двери. Та легко открылась, и кто-то из полумрака сказал:

– Ну вот и длинный заявился! Заходи – что в дверях-то стоять?

Мякин хотел было отступить назад и закрыть дверь, но сильная рука, появившаяся слева, решительно прихватила его за спину, и он, против своего желания, оказался в чужой палате.

– Да ты, брат, с тарелкой и кружкой! Успел, значит, в столовку забежать? – И тот же голос добавил: – Длинный у нас пострел – везде успевает: и мадаму прихватить, и еду добыть.

Дверь за Мякиным закрылась, кто-то в углу зажёг ночное освещение, и Мякин разглядел обстановку. Чужая палата была намного меньше мякинской, четыре койки стояли почти вплотную друг к другу по две вдоль стен, оставляя посередине узкий проход. Три койки были заняты не очень симпатичными личностями, а одна – слева у окна – оставалась свободной.

– Не стой в дверях, садись рассказывай, где сегодня отгулялся?

Та же рука настойчиво продвигала Мякина к пустой койке. Под этим внешним воздействием он протиснулся к окну, сел на пустую кровать и объявил:

– Товарищи, я не ваш! Я ошибся палатой!

– Не дрейфь, длинный, ты среди своих… – Голос напротив добавил ещё пару нехороших слов, и Мякин понял свою ошибку: «Не надо дёргать чужие двери, когда свои есть».

Некто небритый справа от Мякина произнёс:

– Да, это действительно не наш!

– Не наш? – усомнился первый голос.

Кто-то включил большой свет.

– А чего к нам заявился? – Голос справа крепко выругался.

– Я ошибся, – тихо ответил Мякин.

Тот, что был сзади от него, пробасил:

– За ошибки платить надо. У нас тут вход пятак, выход – рубь.

– А вы кто будете? – спросил Мякин. – Больные, что ли?

– Мы-то – больные, а вот кто ты? Нам интересно бы узнать, – прохрипел небритый.

Мякин поставил тарелку с кружкой на подоконник и встал.

– Ну, я пойду.

– Он, наверное, шизик, – прохрипел небритый и выругался как-то странно для Мякина. Его слова «лысый глаз», которые он прибавлял к каждой фразе, мешали мякинскому восприятию происходящего.