В чем состоит ключевая задача поэта?

Создавать новые смыслы.

Когда поэт создает новые смыслы, он выходит из под абсолютной власти поэзии. И парадокс состоит в том, что все известные нам поэты, как раз те, кто смог выйти из-под губительной власти уже существующих поэтических образов.

Поэт это прежде всего его язык – образный, точный, индивидуальный и яркий.

Я пишу личностные стихи. Абсолютно свои. Рождаюсь и умираю вместе со своими героями. Их дыхание – мое дыхание. В них раскрывается мой характер и распахивается моя душа.

Иногда я пишу собственные стихи, либо читаю чужие, с бокалом виноградного вина в руке. Делая глоток за глотком. Наслаждаясь самим процессом и невероятной красотой русского языка.

Попробуйте. В этом есть какая-то магия.

Я абсолютно уверен в том, что когда-нибудь настоящую поэзию начнут продавать в винных бутиках, как аксессуар к дорогому вину. Потому что поэзия создается не для книжных магазинов. Поэзия создается для людей, у которых есть вкус. И нужна она только им.

Вкус к пище открывает нам дверь в мир высокой кухни. Вкус к одежде – в мир высокой моды. Вкус к слову ведет нас в долину высокой поэзии.

И как раз из-за дефицита в этом мире людей, обладающих хорошим вкусом к слову, у истинной поэзии намного меньше почитателей, нежели у массовой.

В каждое произведение из этого сборника я старался заложить особую силу. Силу, которая поможет выстоять слабым и обрести уверенность – растерявшимся. Силу, которая способна вернуть человеку себя, либо сделать его лучше себя вчерашнего.

Но прежде всего, все свои стихи я наполнял правдой. Правдой крутых характеров, правдой боли и нежности. Правдой жизни.

И если после прочтения этого сборника, вы ощутите на себе эту правду и почувствуете эту силу, я смогу по праву называть себя поэтом.

Влад Савинн

Город мой

По заснеженным улицам как-то шагал,

Псом бездомным дворами вился я.

В этом городе вырос когда-то Шагал.

В этом городе где-то родился я.

Белокаменных храмов молебный звон,

Леденящих ветров объятия.

Нерожденных поэтов пустынный трон,

И уездных равнин проклятия.

Липкий снег становился в руках водой,

Оставляя предчувствие скверное —

Я вошел в эту странную жизнь с тобой,

А уйду без тебя, наверное…

Не Тарковский

Снято. Отыграно.
Сразу озвучено.
Болью оплачено
То, что дано.
Другу подарено,
Недругу всучено —
Жизни моей
Игровое кино.
Пусть не Тарковский,
И гений сомнителен,
Тот, что из мрака
Цеплялся за свет.
То, что отснял я,
Скорее сомните вы —
Я не Тарковский…
И вряд ли поэт.

Питер

В естественном ритме шагов
Я пройдусь мимо зимнего сада.
Мимо вдумчивых глаз чудаков,
Уходящих от колкого града.
Пробегу вдоль каналов прямых,
Ледоходом куда-то идущих.
Мимо вахтенных мачт световых,
Ледяные мосты стерегущих.
И подобно прохожим твоим,
Этот день навсегда растворится.
Нету дня,
Что идёт за другим.
Есть лишь тот,
Что возможно продлится…

Дегустация

Я по-питерски пробую жить,
Начинённость смакуя людскую:
Острым голосом головы вскрыть,
Превосходность пролить показную.
Часто вина без сроков и лиц,
Вместо сухости в них – обречённость
От попыток за сладостью скрыть
Пустотелость и пустодуховность.
Я по-питерски пробую слыть:
Блоком каменным,
Камерным Бродским —
Их запойно стаканами пить
И похмелье лечить
Маяковским…

Желание

Я хотел бы сегодня пройтись сам с собой,

Эту чёртову жизнь посчитав опечаткой…

Просто взяв свою детскую руку рукой,

Защищённой от холода взрослой перчаткой.

Посмотреть сверху вниз на того, кто пока

По наивности лет ни в кого не играет.

Кто руками готов был достать облака,

Не страшась ничего, что его ожидает.

Нам бы было о чем помолчать у реки,

Млечный путь наблюдая сквозь звездные дали.

И как утром все также стоят рыбаки,

Как в ту осень, когда мы друг друга не знали…

Я хотел бы вчера пробудиться тобой,

Детских рук не скрывая за грубой перчаткой.

Твою взрослую жизнь снова сделать такой,

У которой не будет ни дня с опечаткой…

Просветление

Я полюбил кричащих врагов,

Бьющих с неистовой дрожью,

Больше, чем тех, кто с улыбкой богов

Слова заправляют ложью.

Их хлебосольное щедрое «Да»

«Нет» означает чаще.

Ведь это они сдают города

И яд подбирают слаще.

В их слабых руках не видно мечей,

Заточенных фраз не слышно…

Но спины наивных от острых речей

Усеяны иглами пышно.

Я полюбил молчаливых друзей…

Больше друзей мычащих.

В день, когда вдруг оказался один

Врагов посреди кричащих.

Конечно же, я умирал

Мне кажется…

Я уже умирал,

Возможно, в безлюдной пустыне от зноя…

Или когда Эверест покорял.

А может…

Когда убегал от конвоя.

А может,

За тот страшный миг,

Пугающий грохотом миг,

До новой атаки смертельной

В момент,

Когда тихо молитву читал,

Наверх выползая из ямы траншейной.

А вдруг…

Это я был тогда:

В открытой воде,

В морском том бою,

На плане переднем,

В тот час, когда шхуну пробило ядром,

И именно я…

Оставался последним,

Лежащим на ней с перебитым бедром.

Конечно же, я умирал…

Не раз

И не два —

Над каждой историей,

С каждой строкою.

И вместе с героем моим

Умирала глава

Теперь уже жизни моей,

И тоже…

Придуманной кем-то такою.

Увечье

Воткнул бы кто-то

Под глаз нам спицу…

Еще бы орден воткнуть под грудь бы…

За то, что в людях мы видим лица.

А надо судьбы…

Бог войны

Мне осталась такая малость…

Докурить сигарету и встать.

Распылить ураганами ярость,

Страх и ненависть ветром раздать.

Вскрыть разрывом густые туманы,

Тишину перерезать клинком,

На трусливых расставить капканы

И отважных засыпать песком.

Свежей кровью наполню каналы,

Заглушу перестуки сердец.

Подпалив боевые запалы,

Долгой жизни приближу конец.

Не услышу я крик о пощаде,

Наплевать мне на жалость и боль.

Умирайте, сражаясь в засаде!

Над собою теряя контроль…

Трупным запахом воздух наполню,

Кости павших смешаю с землёй,

Списки мертвых глупцами пополню…

И накрою их труп простыней.

Памяти поэта Бориса Рыжего

А я никуда и не уходил…

Вы, видимо, неважное упустили:

В обратную сторону от перил

Смотрели, пока мы по ним ходили.

Вы жизнью собственной увлеклись,

Но это было всегда у каждого:

Не замечать не своих смертей,

Летящих с дома многоэтажного.

Вам показалось, что я шутил.

Несчастным часто что-либо кажется…

Свободным хочется вдоль перил

На шаг танцующий вдруг отважиться.

Мне было важно, чтоб без оков.

Без слез, без роз и без суеверия.

Я всех любил. Без дураков…

Без фарисейства и лицемерия.

Перерождение

Что-то в капли…

В капли душа моя собирается,

Конденсатом свисая

Под легкими.

Это снова погода во мне меняется,

Скоро снова прольюсь я дождями высокими…

Скоро грома раскаты пробьют тишину,

Станут молнии бить переливами…

Выжигая под сердцем прибитую светом вину,

Оставляя зарубы на нем…

С сине-алого цвета отливами.

В этом действии нет никакой ворожбы,

Сатанинского нет наваждения.

Это так отделяется грех от вины

В результате перерождения…

Это как после душного мертвого сна

Через муки мой разум блаженствует,

И поэта в лиловых чернилах душа

Сквозь страданья себя совершенствует…

You have finished the free preview. Would you like to read more?

Поэзия Навылет