Кукушкины слезки

© Влад Костромин, 2020

ISBN 978-5-0050-2317-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Кукушкины слезки (Карловка – 2)

Спустя полтора года после событий, описанных в романе «Змеиный узел», следователь Андрей Иванович выходит из СИЗО «Матросская тишина». Его встречает бывший участковый Володя со своим братом Игорем. Они предлагают следователю вернуться в Карловку и завершить дело. Выкупив из психиатрической больницы Виталика, компания по полным смертельной опасности дорогам 90-х отправляется навстречу новым приключениям и старым тайнам…

Пролог

В кабинете сидели двое.

– Ух ты, не отчет, а прямо пердимонокль увлекательный…

– Простите, не понял…

– Я говорю, написано живенько так, прямо роман, хоть в «Уральский следопыт» посылай. Надо бы паренька, который отчет писал, наградить.

– Аналитика?

– Ну, понимаешь, да. Как там его зовут? – грузный седеющий мужчина прочитал приколотую к стопке печатных листов записку, – … Ааронович? Что за отчество такое?

– Аарона сын. Так чем наградить?

– Нет, – почесал седеющий затылок, – с таким отчеством перетопчется… Пущай вон романы пишет, в «Искатель»… Ну и что, понимаешь, там такое? – грузный седеющий мужчина потряс стопкой листов и уставился на собеседника.

– Борис Николаевич, мы сами толком не знаем, – серый, будто покрытый пылью, мужчина мелко закивал головой. – Все материалы были непосредственно у Грушко¹. После ареста они пропали.

– А где он сейчас?

– Дома, после «Матросской тишины» отдыхает.

– Мы пробовали с ним общаться, но на эту тему он отказывается говорить. Давить после двух инфарктов на него рискованно.

– Россиянин, – усмехнулся седеющий. – Почему нельзя просто послать туда людей?

– Мы пробовали, – человечек с противным звуком поскреб ногтем по столешнице. – Две группы. Первая бесследно пропала где-то в заповеднике, из второй уцелел один человек. Поломанные кости, повреждены внутренние органы, пробитое сучьями легкое – по его словам, на него упала сухая елка. Дополз до Карловки, отвезли в больницу. Прооперировали. Когда отошел от наркоза, то напал на приставленного для охраны милиционера, задушил. Вырвал ему и себе ногти.

– Какой ужас! А зачем?

– Сложил из них какую-то надпись. Вроде даты: 21.9.

– К-хм… К-хм, – звучно прочистил горло. – Однако… Какая херабора получается…

– Простите?

– Да нет, ничего, продолжайте.

– Иглой от капельницы распорол ему живот и повесился на вытащенных кишках.

– Какая гадость, – поморщился Борис Николаевич. – Ты так, понимаешь, мне весь аппетит отобьешь, а мне еще с документами работать.

– Виноват!

– Еще и это, – Борис Николаевич вытащил из бумаг фотографию.

На ней был скелет, прикрученный к раздвоенному дереву ржавой колючей проволокой. К грудине была приколочена табличка с полустершейся угловатой надписью: «Только сунься снова!»

– Единственный не засвеченный кадр на фотопленке. Разбитый фотоаппарат нашла поисковая группа.

– Это немец?

– Судя по каске, поясному ремню и футляру для противогаза это однозначно солдат вермахта.

– Однако… – почесал левую бровь. – И что ты предлагаешь?

– Взять этого ГБ-шника, Кравцова, который Самарский. Он сейчас под следствием в «Матросской тишине». Бывший внутренний спецкорпус КГБ – «девятка».

– Сурово, – усмехнулся грузный.

– Он на пару с этим местным кучу трупов навалил, а показания давать отказался. Мол, буду разговаривать только с Грушко. А тут как раз путч, то, се…

– Понятно. Кремень, а не россиянин. Точно говоришь. Дальше, – мужчина задумчиво почесал щеку, и стало видно, что на руке не хватало двух пальцев и фаланги третьего.

– Дальше этого Виталика из психушки достать.

– Парень – псих?

– После рассказов о говорящих мертвецах, пропавшем ТТ и ноже из сна, куда еще его могли отправить?

– Мертвец, ишь ты!

– Пистолет, который по его словам забрал мертвец, так и не нашли, – осторожно сказал невзрачный.

– Что ты говоришь? Бывает же такое, понимаешь. Может он за ночь его в лесу зарыл?

– Может и зарыл…

– А если там нет ничего? – подошел к окну и начал смотреть на прохожих

– Есть. Что-то там есть, – убежденно сказал собеседник. – Нутром чую, есть! И поляки там не просто так околачивались. И путч не просто так начался после того, как они туда сунулись.

– Хорошо, – высокий мужчина отошел от окна. – Давай по-твоему сделаем. Как думаешь дело провернуть?

– Есть идейка одна. Мента того, участкового, после всей этой заварухи за профнепригодность турнули из органов. Он в бизнес подался. Брат его серьезным людям задолжал. Я ему идейку подкину, как можно проблемы порешать.

– Только не сам!

– Упаси господи, Борис Николаевич. Через столько рук проведу, что ни одна гнида не вычислит.

– Ну, добре. Кликни кого, чтобы водки принесли что ли, осадок смыть.

– Будет сделано, – человечек юркой крысой скользнул к двери. – В лучшем виде оформим, – обернулся на пороге, став похожим на оскаленный череп.

Дверь закрылась.

I

ТТесная одиночная камера, два на три метра. Узкие нары, откинутые к стене, как в карцере. Умывальник, параша. Тусклый свет из маленького, забранного в решетку микроскопических размеров, окошечка под самым потолком. Такая же тусклая лампочка в защитном плафоне, отдающая оттенком в красноватый, рождающий ассоциации с костром каннибалов и адским пламенем. Стены, до половины выкрашенные багрово-красным, а сверху – белесым, похожим на жидкий гной. От пола монотонно, словно механизм, отжимается худощавый моложавый мужчина. Лязг двери вырвал из липкой тишины, паклей забившей уши. Со скрипом приоткрывается пасть «кормушки» в стальной двери.

– Заключенный, встать! – привычно скомандовал размазано-вязкий голос. – К двери!

Мужчина не спеша поднялся.

– Руки в форточку! – повернувшись спиной к двери, протянул руки в окошечко.

На руках холодно защелкнулись браслеты.

– Отойти от двери! Стать к стене! – заключенный отошел к стене напротив двери.

Дверь открылась, за ней стоял дебелый прапорщик.

– На выход!

– На допрос?

– Не разговаривать! На выход!

Хмыкнув, мужчина вышел в обшарпанный коридор. Исшарканный тысячами ног пол, решетки, «лицом к стене», открываемые с двух сторон замки, решетки…

– Направо, в угол. Лицом к стене, – и снова: – Стоять, лицом к стене, – открыл последнюю решетку. – Проходим.

Прапор сдал заключенного юному младшему лейтенанту и краснолицему усатому капитану.

– Распишитесь, – лейтенант протянул полиэтиленовый пакет с Пугачевой.

– Что это?

– Ваши вещи: часы, документы, бумажник, ремень и шнурки.

– И пистолет? – усмехнулся заключенный.

– Пистолета не было, – пожал узкими плечами лейтенант и с тоской посмотрел на старшего товарища. – Расписывайтесь.

Мужчина распахнул пакет, бегло просмотрел вещи, достал паспорт, красное удостоверение, открыл.

– Даже удостоверение отдаете?

– А что с него толку? – подмигнул капитан, растянув усы в улыбке. – Вашей конторы больше нет, это никому не страшная бумажка. Забирайте и ступайте.

– И куда мне теперь?

– А куда хотите, Андрей Иванович, – капитан все так же улыбался. – Дело закрыто, вы теперь человек свободный… Пока…

– Что значит пока? – серые глаза вцепились в капитана.

– То и значит, что документов нет, денег нет, скоро опять за решеткой окажетесь, только не у нас в одиночке, а на общей зоне. Там таких, «бывших», не любят.

– А таких как вы любят? – Андрей Иванович приблизился к усачу. – Да?

– Ты это… того… – капитан подался назад, упершись фуражкой в стену, – а то, не ровен час….

Дверь за спиной Андрея Ивановича словно по команде открылась и в комнату вошли двое бойцов в бронежилетах и стальных зеленых касках, с АКСУ в руках.

– Серьезно вы подготовились, – Андрей Иванович расписался, подхватив пакет, прошел мимо автоматчиков.

– На свободу с чистой совестью, – донеслось сзади.

Капитан кивнул, автоматчики двинулись за бывшим заключенным. Сопровождаемый молчаливыми конвоирами дошел до проходной. Старший сержант – калмык, открыл решетку.

– Не попадайте больше.

– Спасибо, постараюсь, – вышел на волю.

Втянул «воздух свободы», закашлялся от выхлопных газов. Оглянулся, раздумывая, куда идти. Решил пойти налево. Особой разницы все равно не было. Добраться до остановки общественного транспорта, оттуда домой, благо ключи от служебной квартиры вернули. Отлежаться пару деньков, а потом пойти на службу, разобраться, что происходит. Это время прошло практически в полной изоляции, не считая визитов каких-то мутных типов, выдававших себя за следователей и такого же фальшивого адвоката.

Раздался сигнал клаксона. Следователь повернул голову и посмотрел на вишневый ВАЗ-2109 с номером о 248 вн мо. Взгляд его зацепился за необычайно длинное переднее крыло. Андрей Иванович таких «девяток» еще не встречал. Пожав плечами, он хотел продолжить путь, но машина мигнула фарами. Приоткрылось стекло в водительской двери.

– Андрей Иванович, – вылезая, прокричал водитель.

Следователь посмотрел на смутно знакомого загорелого крепкого парня в странной одежде, напоминающей стиляг.

– Владимир Семенович? – не веря, спросил он.

– Конечно! – водитель кинулся к нему и обнял. – Это я, а это вы!

– Что вы делаете в Москве? – теперь следователь признал его. Это был участковый, одетый в кроссовки, джинсы и яркую куртку. Да и прическа была явно не уставной.

– Я теперь тут как-бы живу.

– В Москве?

– Ну, не в самой столице нашей Родины, городе-герое Москве, а в ближнем Подмосковье. Садитесь, по пути все объясню.

– По пути куда?

– Вам же куда-то надо?

– Я на трамвае доеду.

– Не доедете, у вас денег нет.

– Есть, – следователь достал бумажник, распахнул, – на трамвай вполне хватит.

– Отстали вы от жизни, сейчас деньги другие и страна другая. Садитесь, я все расскажу.

Андрей Иванович позволил усадить себя в машину. Сзади сидел какой-то высокий и худой парень.

– Это мой брат, Игорь, – представил Владимир Семенович, – а это Андрей Иванович, следователь, – завел машину и влился в поток транспорта. – Куда ехать?

– Поехали домой, – следователь назвал адрес. – Так что тут произошло, рассказывайте.

– До вас вести совсем не доходили?

– Нет.

– Союз развалился, теперь тут СНГ, Содружество Независимых Государств.

– Сбылись Надежды Гитлера, – подал голос Игорь.

– Меня после вашего вояжа из милиции выгнали – неполное служебное. Перебрался сюда, к тестю. Теперь с Игорем тут крутимся понемногу.

– Убийцу нашли? – Андрей Иванович смотрел в окно, отмечая, как изменился город.

– Какого? Вы полдеревни в капусту покрошили.

– Того, который Андрея убил.

– Нет.

– Вас за что выгнали? – нахмурился Андрей Иванович.

– За это самое и выгнали, что не предотвратил устроенное вами побоище. Следствие спустили на тормозах, тогда еще и переворот случился, всем не до Карловки стало. Тем более что убийства прекратились.

– Понятно. С Виталием что?

– В психушке он, лечат.

– Как узнали, когда меня выпустят?

– Подсказали люди, – замялся бывший участковый.

– Какие? – следователь повернулся и впился глазами в собеседника.

– Да я толком сам не знаю, позвонили, сказали встретить…

– А с Союзом что случилось?

– Тут такое дело… – рассказ занял всю дорогу до дома.

– Приехали, – сказал следователь, – пойдемте, чаем напою.

– Мы, наверное, лучше пока тут подождем, – замялся экс-милиционер.

– Чего подождете? – удивился Андрей Иванович.

– Просто подождем, пока вы освоитесь.

– Воля ваша, – следователь вышел, зашел в подъезд, по лестнице поднялся на свой этаж.

Квартира встретила чужой железной дверью.

– Интересное кино, – пробормотал мужчина и нажал кнопку звонка, тоже чужого.

– Кто там? – спросил женский голос из-за двери.

– Извините, это моя квартира…

Дверь приоткрылась на длину цепочки.

– Уходите, гражданин, пока я милицию не вызвала!

– Простите, но я тут живу! Смотрите, – достал паспорт, открыл страницу с пропиской. – Убедились?

– Ничего не знаю, мы с мужем тут второй год живем. Уходите!

– Я хотел бы встретиться с мужем.

– Я вас предупреждала, – дверь закрылась и, не смотря на звонки, не открывалась до самого приезда милиции.

Из лифта вышли два сержанта и старлей.

– Здравствуйте, – небрежно козырнул лейтенант, – лейтенант Синицын. Хулиганим, гражданин?

– Домой пытаюсь попасть, товарищ лейтенант.

Дверь открылась.

– Товарищ милиционер, мы тут с мужем с прошлого года живем, а этого бича я вижу первый раз! – на пороге стояла крашеная в блондинку молодая женщина. – Вот паспорт, вот ордер, – лейтенант посмотрел документы.

– Что скажете, гражданин?

– Я тут проживаю, – Андрей Иванович протянул паспорт.

– Вкладыш где?

– Какой вкладыш?

– Вкладыш гражданина России. Так, прописка… а у вас, гражданка? – сравнил даты. – Вы где пропадали Андрей Иванович?

– В СИЗО…

– Вот как? – недобро усмехнувшись, лейтенант подобрался, сержанты направили стволы АКСУ на Андрея Ивановича. – Справка об освобождении имеется?

– Я не сидел, я под следствием был…

– Давайте спустимся к машине и во всем разберемся, – лейтенант сунул паспорт в нагрудный карман.

– Лейтенант, паспорт верните, – попросил Андрей Иванович, темнея глазами. – Не имеете права изымать.

– Грамотный гусь, – хмыкнул один из сержантов, – видать не зря на шконке чалился.

– В СИЗО просто так не закрывают, – подтвердил второй.

– Сам пойдешь, – рука лейтенанта нырнула к кобуре, – или будешь сопротивляться сотрудникам милиции?

– Сам, – следователь достал из кармана и раскрыл удостоверение, – отдайте паспорт, лейтенант, имейте уважение к старшему по званию.

Лейтенант сначала автоматически кинул руку к фуражке, заново отдавая приветствие, и лишь потом прочел.

– Извините, товарищ майор, но ваша ксива ныне бесполезна, – подумав, вернул паспорт. – И я все же прошу спуститься с нами. Запросим насчет вас, вдруг вы из СИЗО сорвались.

– Пойдемте, – сдался Андрей Иванович. – А что с квартирой?

– Это вопрос не ко мне, – лейтенант сдвинул фуражку и почесал подбритый затылок. – Она тут с прошлого года прописана, ордер в порядке, все верно. Разбирайтесь в ЖЭКе.

Вернувшись в квартиру, женщина набрала номер на стоящем в прихожей телефоне. Дождалась, пока длинные гудки в трубке сменятся тишиной:

– Он был тут, – сказала она.

– И?

– По плану: ломился, вызвала патруль.

– И?

– Судя по всему, дальше поедет по бывшему месту работы.

– Хорошо, ждите дальнейших указаний, – трубка запиликала гудками отбоя.

***

После проверки милиционерами, Андрей Иванович вернулся к машине, сел, задумчиво посмотрел на Владимира.

– Вы знали, что так будет? – наконец спросил он.

– Предполагал, не буду скрывать. Что дальше?

– Я вообще-то без крыши над головой остался… – глядя на уезжающий милицейский УАЗ-ик сказал он.

– Не расстраивайтесь, переночуете у нас, а там видно будет.

– Сегодня какой день недели?

– Вторник, а что?

– А то, милейший, что коли взялись меня возить, то поехали на Лубянку.

– Вы уверены, может не надо?..

– Уверен, поехали.

– … а еще «черный вторник»² тут без вас случился, – речь Владимира Семеновича журчала ручейком, обволакивая и усыпляя, – доллар так и скаканул.

– Не понял, – встрепенулся следователь, – а памятник Дзержинскому где?

– В девяносто первом сняли его, говорят, – Владимир пожал плечами, – в каком-то парке поставили.

– М-да, дела тут у вас творятся, – Андрей Иванович задумчиво почесал левую щеку, – вижу, все будет не так просто, как мне казалось. Ладно, пошел я, – вылез, обернулся. – Подождете?

– Так точно.

Поднялся по знакомым ступеням.

– Вы к кому, гражданин, – строго спросил лейтенант на входе.

– Я майор Кравцов, – Андрей Иванович развернул удостоверение, – хотел бы встретиться с Грушко³.

– А больше ни с кем не желаете? – ехидно улыбнулся «цербер». – Где-то вы пропадали, товарищ майор, – нехорошо покосился на удостоверение, – в отпуске?

– В СИЗО. Доложите Виктору Федоровичу, что я здесь! – в голосе следователя прорезался металл.

– Хорошо, доложу, – улыбку лейтенанта будто ластиком стерло. – Подождите, – начал вращать диск телефона, потом долго что-то говорил в трубку.

Минут через десять к Андрею Ивановичу подошел невзрачный человек в штатском.

– Полковник Николаев, Министерство безопасности Российской Федерации⁴, – махнул удостоверением. – Вы хотели встретиться с Грушко? По какому поводу?

– Так точно, – Андрей Иванович протянул удостоверение. – Работал по личному указанию Виктора Федоровича над делом, хочу доложить о выполнении.

– Можете доложить мне.

– Никак нет, докладывать по этому делу, согласно указанию Грушко, я могу только Грушко.

– Где вы пропадали столько времени?

– В СИЗО…

– Что случилось?

– Этого я вам тоже сказать не могу…

– Ожидаемо, – Николаев покрутил шеей, будто его душил воротник сорочки, – а вас не удивляет мое удостоверение?

– После сноса памятника Феликсу Эдмундовичу, нет.

– Пойдемте, подышим свежим воздухом, – полковник подхватил следователя под локоть, вывел на улицу.

– Виктор Федорович сейчас дома… после «Матросской тишины»⁵… – многозначительно добавил он.

Андрей Иванович молчал.

– Все еще не можете мне ничего сказать?

– Извините, но я выполнял личное поручение Грушко и отчитываться имею право только лично ему.

– А если я устрою встречу с главой министерства, Баранниковым⁶?

– Это который? Министр внутренних дел?

– Да, тот самый, только теперь он наш начальник.

– Я уже все сказал.

– Печально, – полковник пожал плечами. – Я могу для вас еще что-то сделать?

– В моей служебной квартире живут какие-то люди…

– Так как «комитета» больше нет, то естественно, что квартира досталась кому-то другому. Тем более, вы в СИЗО пропадали. Еще вопросы?

– Мне негде и не на что жить…

– Сами понимаете, восстановление по службе, если, – он останавливающе поднял ладонь, – оно вообще возможно, дело не простое и не быстрое. В любом случае, вам необходимо подать рапорт на имя первого заместителя, Голушко Николая Михайловича, об обстоятельствах вашего отсутствия на службе.

– Понятно, – Андрей Иванович развернулся, собираясь уходить.

– И удостоверение лучше бы сдать, – Николаев протянул ладонь, – от греха подальше.

– Не вы мне его выдавали, не вам и забирать, – отрезал Андрей Иванович.

– Табельный «ствол» ваш где?

– Был изъят начальником Дроновского РОВД полковником Бугайским.

– Понятно, я уточню. Ну что же, если вы все еще не передумали, то не смею больше вас задерживать. Возьмите на всякий случай, – протянул белый бумажный прямоугольник. – Звоните, если передумаете.

– Честь имею, – Андрей Иванович щелкнул каблуками ботинок, выданных когда-то давно, будто в другой жизни, ворчливой карловской кладовщицей, и пошел к «девятке». Полковник задумчиво смотрел ему вслед.

– Значит так, орлы, – следователь сел в машину, – сначала вы везете меня в парикмахерскую, а потом мы начинаем думать, что делать дальше.

II

– А что, доктор, мне должны мерещиться мертвецы с отрезанными руками и ногами, с ободранной кожей, сеткой синих вен?

– Так-так-так, продолжайте, голубчик.

– Мне не мерещатся, – отрезал Виталий.

– То есть, вы хотите сказать, что вы здоровы? – Олег Александрович с хитрецой посмотрел на пациента.

– Ничего я не хочу сказать. Вы специалист, вам должно быть понятно, кто здоров, а кто нет.

– А вот этот, – Олег Александрович посмотрел в историю болезни, – Феогнид Карлович, который к вам приходил после смерти, он вас больше не беспокоит? – явно с подвохом спросил, сволочь вежливая.

– Он ко мне и не приходил.

– Позвольте, а вот тут написано, – Олег Александрович потряс картонной папкой, – с ваших слов, между прочим, записано.

– Это я специально придумал, – Виталий улыбнулся как можно искреннее, тщательно душа в себе желание вбить этой вежливой сволочи очки в глотку.

– Но позвольте, – вытаращился Олег Александрович, – зачем?

– Чтобы в тюрьму не посадили. Мне следователь так посоветовал, – зевнул Виталий.

– Тот самый, с которым вы убивали?

– Мы защищались, доктор, защищались.

– Целую уйму народа уложили… Не жалко?

– Зато я живой, а они нет. А могло быть и наоборот. Своя рубаха ближе к телу.

– Вы, батенька, прямо как маньяк рассуждаете. Как Чикатило. Слыхали про такого?

Парень промолчал.

– Так говорите, здоровы? – снова завел свое доктор.

– А что, я похож на психа?

– По каким признакам, по-вашему, можно отличить психа? – живо ухватился Олег Александрович.

– Я откуда знаю? – Виталий пожал плечами.

– Вы находитесь в психиатрической лечебнице и не можете отличить психа? – удивился Олег Александрович.

– Тут половина нормальных. «Косят»: кто от армии, кто от тюрьмы.

– Кто именно косит?

– Я не стукач, сами разбирайтесь, – Виталий демонстративно отвернулся и стал смотреть в окно. – Липы какие вымахали – красота. Почти как у нас в Карловке, на аллее.

– Значит, мертвые не тревожат? – снова начал Олег Александрович.

– Мертвым повредить нельзя, а вот живым помочь можно…

– Достаточно, – молчавший все время мужчина с лысой, как поверхность Луны, головой посмотрел на главрача.

– На сегодня достаточно, – Олег Александрович нажал кнопку, смонтированную под столешницей.

Дверь открылась, вошли два дюжих санитара.

– Уведите пациента, – кивнул на Виталия Олег Александрович.

Парня увели.

– Что скажете, Николай Васильевич? – повернулся к лысому.

– Контактный, коммуникабельный… – пожевал губами, – … внешне, если исключить контекст, вполне нормален. А учитывая обстоятельства, приведшие его сюда…

– Замечательно, – Олег Александрович просиял и похлопал в ладоши, – просто замечательно!

– Что такое? – насторожился Николай Васильевич.

– Ничего, за исключением того, что соседа, про которого он нам рассказывал, в палате нет…

– Нет?..

– Совершенно верно: нет! Полностью вымышленный персонаж, даже более того, – встал, открыл сейф, достал бутылку коньяка «Белый аист» и пару стаканчиков, разлил коньяк. – И на закуску, – достал магнитофонную катушку, поставил на стоящий на столе магнитофон, включил, посмотрел на коллегу. – Слушайте.

Однажды летом поехал я в школу, проходить практику. Работали на прополке школьных овощей. Внезапно пошел дождь, и наш класс отпустили по домам. Не изверги же учителя, чтобы под дождем заставлять полоть. В классе почти все были местные, они радостные побежали домой, а мне до деревни двенадцать километров, поэтому потопал я уныло под дождем на поворот – ждать попутки. Стою со своей тяпкой, как тополь на Плющихе, и тут с трассы сворачивает незнакомый грузовик. Я обрадовался, тогда как раз дорогу асфальтовую к нам в деревню строили, и грузовики довольно часто сновали туда-сюда. До нашей деревни доезжали за песком на карьере, а асфальт откуда-то из района привозили, даже не знаю откуда. Я вскинул руку. Грузовик остановился. Я открыл дверь и залез на подножку со стороны пассажирского сидения.

– Здравствуйте. До Горловинки подвезете?

– Нет, я туда не еду, – ответил водитель. – На полдороги сворачиваю. Поедешь?

Я прикинул, что ждать под дождем до обеда, пока приедет деревенский автобус за школьниками, никакого смысла нет, а если хотя бы полпути проеду, то уже неплохо будет. Там, глядишь, и дождь поутихнет, дойду до дома не спеша.

– Поеду, – я забрался в кабину, поставил возле левой ноги тяпку, и закрыл дверь.

Машина тронулась с места.

– А ты чего тут спотыкаешься? – поинтересовался шофер.

– Тут понимаете, какое дело, – вспомнив заветы матери, что с незнакомыми людьми надо держаться вежливо, но ничего им толком не рассказывать, чтобы не сглазили, начал я, – я в школе учусь.

– Это понятно. Но сейчас же лето. На «второй год» остался?

– Нет, просто у нас практика, а классная руководительница сломала ногу, и нас отпустили.

– Ногу сломала?

– Да, мы пололи у нее на огороде картошку, она поскользнулась и хрясь!!! Нога в трех местах поломана!!! Кости торчат!!! Кровища хлещет!!!

– Какой ужас. А как тебя зовут?

– Миша, – недолго думая соврал я. Имена незнакомым людям говорить мать тоже запрещала. – Мы переселенцы, из Москвы приехали в Горловинку жить.

– А в Москве чего вам не жилось?

– Отца посадили. Он соседа убил молотком, и мы уехали.

– Да что ты говоришь! – он искоса посмотрел на меня. – А за что?

– Да поспорили, кто самый лучший клоун СССР: Олег Попов или Юрий Никулин.

– Охренеть просто!

– Вот и живем у дедушки теперь. Он командиром партизанского отряда был, до сих пор немцев не любит.

Тем временем машина доехала до развилки: направо была дорога на Жуковку, а налево на Горловинку. Водитель повернул в сторону Горловинки и машина покатилась с горки.

«Интересно, а где он там сворачивать собирается?» – подумал я, продолжая безудержно врать.

– У нас недавно немцы приехали, переселенцы с Поволжья, так он их дом поджег!

– Страшная у вас какая жизнь, – он переключил передачу. – И как тебя мать не боится одного отпускать?

– А чего бояться то? – на миг ослабив бдительность, наивно спросил я.

– Мало ли… – он вновь задумчиво покосился на меня.

Я насторожился и замолчал. Машина проехала еще километра четыре, и шофер остановился.

– Мне направо тут, – повернулся ко мне.

Не знаю, то ли пошутить он решил, слушая мое вранье, то ли и правда это маньяк какой-то был, но он внезапно подался ко мне, вскинул руки и заорал:

– У-у-у-у-у!

Скажу честно, напугал он меня очень сильно. Недолго думая, я изо всех сил ткнул торцом рукоятки тяпки ему в глаз и рванул дверь. Сзади раздался крик боли. Не оглядываясь, я вывалился из кабины, напоследок махнув назад острием крепко зажатой в левой руке тяпки. Судя по ощущениям, попал во что-то мягкое. Обратным движением откинутая тяпка угодила в лобовое стекло, которое хрустнуло и покрылось паутиной трещин. Я свалился на обочину, ободравшись об гравий, оттуда в глубокий, заросший кустами кювет и со всех ног кинулся бежать.

Километра три так бежал вдоль дороги сломя голову, но тяпку умудрился не потерять. Когда выдохся, то упал в кустах и долго лежал, сквозь хриплое дыхание пытаясь услышать шум погони. Отдышавшись, осторожно выбрался на дорогу и пошел домой, вздрагивая при каждом шуме. Пару раз прятался в кювете, заслышав звук едущих машин, но это оказались другие машины. Дома мне попало за порванную рубашку и ободранный бок, но про напавшего шофера я родителям не рассказал, опасаясь, что мне сильно попадет. Машину эту я больше на дороге не встречал… Но на всякий случай кроме тяпки брал с собой на практику нож.

– Интересное у тебя детство было. У меня тоже похожий случай был.

– Расскажи.

– Слушай…

– Он разговаривает сам с собой? На два голоса?

– Как видите, точнее, как слышите. Расщепление личности, как оно есть.

– Диссоциативное расстройство⁷, кто бы мог подумать? Второй голос не похож.

– Разговор записан тогда, когда пациент был в одиночке.

– Видеокамеры там нет?

– Камеры, к сожалению, нет, только микрофон и магнитофон.

– Знаете, Олег Александрович, я бы на вашем месте поставил камеру, – вытянул перед собой руки, хрустнув переплетенными пальцами. – Хотя, по нему уже не стоит, но на перспективу пригодится.

– За какие средства, Николай Васильевич? – Олег Александрович состроил постную мину и снова наполнил стаканчики.

– Вот об этом я и хотел поговорить, – Николай Васильевич поставил на стол дорогой кожаный дипломат и, щелкнув замочками, открыл. Подняв крышку, повернул дипломат к Олегу Александровичу. – Здесь хватит и на камеру; и на дачу, которую вы все не можете достроить; и на вашу молоденькую любовницу…

– За что? – Олег Александрович был не в силах оторвать взгляд от содержимого кейса.

– За этого пациента… Надо его отпустить…

– А если он опять кого-нибудь прикончит? Кто будет отвечать?

– Он вполне смирный…

– Только с виду. Поначалу, когда ему случалось остаться в палате одному, он с остервенением оплевывал и пачкал стены.

– Олег Александрович, тут очень хорошие деньги… Организуем побег…

– Кто будет отвечать?

– Побег организуем через санитара, есть одно чмо на примете.

– Все равно, за слабый контроль огребу по полной.

– Вам привезут похожий труп с острой сердечной. В отчете патологоанатома все будет чисто. Спишете как умершего и забудете.

– Если его поймают? Пальцы то есть в базе.

– Не поймают. Об этом будет кому позаботиться.

– Ваши гебэшные игры? – Олег Александрович достал из стола целлофановый пакет с ковбоем Мальборо и начал перекладывать деньги из кейса.

– Вот это, любезный Олег Александрович, – Николай Васильевич сверкнул золотым зубом, – вас не касается.

– Хорошо, – спрятал пакет в сейф, запер его. – Я согласен. Когда?

– В ближайшее время.

– Что делать мне?

– Ничего. Просто ничего не делать и забыть про этого пациента.

– Понял, – разлил по стаканам остатки коньяка. – За успех нашего предприятия.