Наследники Мишки Квакина. Том I

Мойдодыр – 1993

Что только не сделает женщина, желающая обхитрить мужчину, и мужчина, вознамерившийся ее на этом поймать. Смекалка – всё для русского народа!

Вроде капля иронии и юмора на одной страничке, а на деле – целая каплища!

Буквально проглотила рассказик. Автору СПАСИБО за очередную порцию позитива. Nataiy87

Мать наша, следует заметить, временами не без странностей была. С самого раннего своего детства, помню, испытывала она страшное влечение к лицедейству. Такие зверские рожи корчила, что потом по полночи мой младший брат Пашка от страха спать не мог. Когда мне было пять лет, а Пашке год, и мы жили в Пеклихлебах, мать, переодевшись в деда Мороза, полезла с улицы на балкон нашей квартиры. Случайные прохожие приняли ее за грабителя и вызвали милицию, так что Новый год ей пришлось встретить в отделении.

После того как отцу дали место директора совхоза в деревне Горовка, куда мы переехали, мать развила неописуемую самодеятельность. Наряжала подросшего Пашку в кепку с накладными кудрями и собственноручно пошитую ею лоскутную рубашку, и заставляла ходить по дому, изображая клоуна Олега Попова. Мне отводилась роль Емели в лаптях, онучах, оранжевой рубахе и старых холщовых штанах.

Потом матери надоело с нами возиться. Мелковаты масштабы были для ее натуры, и она стала принимать самое активное участие в работе местного драматургического кружка, ею же и организованного на базе клуба. Однажды зимой ставили «Вечера на хуторе близ Диканьки» по бессмертному произведению великого Гоголя. Мать, играя Солоху, ворующую с неба Месяц и звезды, так вжилась в роль, что выходя из клуба после спектакля, полезла на бетонный фонарный столб и попыталась зацепить в сумку настоящий месяц. Свалилась со столба в смёрзшийся снег и поломала левую ногу. Вот какое глубокое было погружение в роль! Да, та еще актриса была – так долгие годы всех обманывать…

После выздоровления, ранней весной, вернулась в драмкружок. А отец наконец-то начал гонять её за спектакли. За полночь возвращалась с репетиций и не будила этого олуха спящего, поэтому он не знал, во сколько она вернулась домой. Что он удумал? Взял и на засов внутренний, на двери входной, стал навесной замок вешать, а ключ прятал под подушку.

– И не вздумайте ей открыть! – грозил нам. – Не дай Бог!

– А как мы откроем, если ключ у тебя? – недоумевал Пашка, бывший тем еще почемучкой.

– Мало ли… Вы же хитрые. Вон Влад вообще ключи собирает.

– Ничего я никому открывать не собираюсь, – опроверг я подозрения.

Но так как засов был порядком расшатан, то снаружи посредством какого-либо тонкого предмета, при наличии некоторого терпения, можно было отодвинуть его, невзирая на навешенный замок. А терпения матери было не занимать.

– Кто ее впустил? – распинался на следующий день отец, обнаружив под боком мирно сопящую супругу.

– Я вообще всю ночь спал! – открестился Пашка.

– А я не открывал, – ответил я.

– Вы что, за дурака меня держите? Как она в дом могла попасть?

– Я не знаю, – в один голос ответили мы.

– Может, через кухню залезла? – предположил брат.

– Ты что, совсем того? – отец постучал себя по лысеющей голове. – Как она могла через кухню залезть?

– Не знаю…

– Смотрите мне, кутята, – погрозил кулаком. – Если узнаю, что вы замешаны, то вам не жить!

Сметливый папенька Витя, после нескольких весенних ночей, не принесших результата в поимке блудной супруги-актрисы, стал навешивать в дополнение к замку еще и крышку от кастрюли, продевая ручку крышки³ в петлю засова. Это ограничило свободный ход засова и оградило от попыток вернувшейся матери незаметно проникнуть в дом.

Вернувшись под утро с очередной репетиции, и не сумев отпереть обычным способом дверной засов, она вышла на огород и начала тихо стучать в окно комнаты Пашки, чтобы открыл окно. Но Пашка, будучи пугливым и недоверчивым ребенком, услышав непонятный стук в ночи, подобно мультипликационному поросенку Пятачку, спрятался под кровать. Долго долбила мать в окно любимого сына, пока не поняла, что не откроют. Возможно, тогда она осознала, что напрасно так запугивала ребенка наркоманами, которые украдут его для изготовления из мозга наркотиков.

Естественно, что я слышал стук в окно Пашки. Но, во-первых: в закрытое окно нельзя незаметно увидеть то, что происходит сбоку от окна; во-вторых: поставьте себя на место ребенка, которому перед этим мать колено покалечила за то, что взял мешок с мясом. Вы станете лезть не в свое дело, если стучат не вам в окно?

После она стала стучать в моё окно. Я, будучи не таким пугливым, как Пашка, но при этом с раннего детства бдительным и осторожным, через щель в шторе предварительно убедился в том, кто стоит снаружи и, повозившись с тугими шпингалетами, открыл окно. Мать с облегчением стала залезать в дом, что было не так уж просто проделать, учитывая высоту окна. Но тут, «вдруг, откуда не возьмись», а точнее, «вдруг из маминой из спальни, кривоногий и хромой…», выскочил взбешенный лежебока папа Витя, олигофрен – стремительный как шпага, разбуженный непонятными стуками в ночи, и вытолкал богемную супругу за окно, разбив при этом в припадке ярости об подоконник бывший у нее с собой магнитофон «Русь-309».

– Убирайся туда, откуда пришла и играй в своих спектаклях, оперетках и пьесах, сколько твоей артистической душе угодно, – сказал отец.

– Дебил, ты же магнитофон разбил! Горе-то какое! Чтоб ты сдох, фанфарон проклятый! – громко взвыла мать по сокрушенному магнитофону, да и сгинула бесследно на неделю невесть куда, громко пригрозив по привычке. – Будете еще мой след искать!

– Не вздумайте ей больше открывать, а то поубиваю! – любящий папенька, изгнавши сельскую инженю, под красочно описанной угрозой жестокого двойного убийства, запретил впредь открывать окна и двери. – Ни под каким видом не открывать! А то убью и ее и того кто откроет ей!

Напуганный ночным триллером слабонервный и болезненный ребенок Пашка вновь забрался под свою кровать. Целые сутки, пролежал под кроватью, трясясь в страхе, пока я его ни извлек на свет Божий. А потом еще несколько лет зашуганный ребенок пугался ночного шума, оправдывая ласковое прозвище «ошибка аборта», данное заботливым папой.

Деревенский детектив

Пашка в детстве был болезненным и пугливым ребенком. Когда к нам в дом приходил кто-то чужой, то Пашка всегда прятался под стол, стоящий в прихожей, и из-за складок скатерти зорко наблюдал за пришедшими. Пугливость усиливали постоянные угрозы матери, что его украдут наркоманы и будут использовать его мозг для изготовления наркотиков. Откуда ей такая идея в голову пришла я сказать затрудняюсь, так как и сама она была человеком весьма странным. Держала нас в примерной строгости, щедро сдабриваемой телесными наказаниями. Потом на смену ей пришла мачеха, и всё стало еще хуже. Но речь пойдет не о сложностях жизни с мачехой, а о Пашке.

Однажды бедного ребенка, и ранее не слишком балуемого жизнью, похитили. Да, самым натуральным образом похитили. Была у нас в деревне некая Валя Бутуиха, дочка знаменитого деда Бутуя и, соответственно, сестра не менее известного персонажа по кличке «Два алеса». Всё из той же пестрой колоды идейных участников секты «дети Васямали», куда ранее входила и наша мать. Не знаю, зачем прямой генетической наследнице деда Бутуя понадобился забитый придурковатый ребенок, но встретив беспечного Пашку, мечтательно бредущего домой из начальной школы⁴ через конторский сад, с помощью пачки жевательных конфет «Мамба» и различных заманчивых посулов завлекла его к себе домой и заперла там.

– Паша, привет!

– Здравствуйте, тетя Валя.

– Хочешь конфет? Вкусные.

– Мама мне запрещала брать конфеты у незнакомых людей.

– Но мамы-то теперь нет. Да и ты же меня знаешь. Так?

– Так…

– Тогда бери конфету.

– Спасибо.

– Хочешь еще?

– Да.

– Пошли ко мне домой. Там еще много всего вкусного.

– А вы не наркоманка?

– Паша, ну какая я наркоманка? Конечно же, нет! Я маму твою знала…

– Тогда пойдемте.

Может быть, она хотела выкуп потребовать за него, может быть, поступила так в интересах секты, или просто насмотрелась голливудских боевиков, мутный вал которых захлестнул тогда страну.

Сама новоявленная деревенская киднепперша Бутуиха, «замуровав» третьекласника Пашку, на школьном автобусе, поехавшем забирать учеников, доехала до деревни Алешня. Оттуда свалила в райцентр на попутной машине. Похищенный Пашка, доев жевательные конфеты, просидел в одиночестве два дня у нее дома, так как мачеха Наташа и любимый папенька Витя, упиваясь алкоголем и грязным сексом, не сразу заметили его отсутствие. Понятно, что при матери, жестко контролирующей наши перемещения, такого бы не случилось.

Только назавтра когда учительница из школы позвонила, то семейство сельских трутней обратило внимание, что ребенок не ночевал дома.

– Здравствуйте, Виктор Владимирович, а что с Пашей, почему он не пришел в школу?

– Как не пришел? – искренне удивился папаша. – А где же он?

– Это я у вас хотела спросить.

– А я что, сторож ему? Носится где-нибудь сломя голову, зикает по яблоням как слонопотам. Наташ, ты младшОго не видела?

– Нет, милАй.

Да, очень заботливые родители, ничего не скажешь.

– Настя, а ты?

– Я что, слежу за этим извращенцем? – вопросом на вопрос ответила падчерица. – Небось, с Шуриком Моргуненком голубятся где-нибудь.

– Нет, никто не знает, где он, – отрапортовал в трубку отец. – Кстати, а вы, почему за ребенком не следите?

– Как я могу следить за ним дома? – удивилась учительница. – Я за него только в школе отвечаю.

– Это не факт, что он дома пропал! Это еще надо разобраться!

– Я-то тут при чем? Он в школе не появлялся!

– Ладно, если у нас появятся новые сведения о потерянном вами ребенке, то мы непременно поставим вас в известность. Вы, со своей стороны, тоже не стесняйтесь и сообщайте. А теперь вынужден откланяться – дела государственной важности, – витийствующий демагог положил трубку.

– Наташ, младшОй куда-то пропал.

– Замечательно! Бог наконец-то услышал наши молитвы.

– Наташ, скандал может возникнуть, – вполголоса произнес папаша. – Могут подумать, что это мы его того…

– Чего того?

– Придушили…

– Давай на старшего свалим. Он все равно где-то спотыкается. Обвиним, что он Пашку придушил. Двух дебилов убьем одним выстрелом: младшего похороним, старшего посадим. Сразу от двух свинопасов избавимся.

– Сначала надо бы тело найти. Вдруг он живой?

– Верно, милый, объявляй поиски. Нам, если что, как алиби будет.

По деревне начались судорожные поиски пропавшего ребенка. Даже возникло подозрение, что не умеющий плавать Пашка⁵ утонул в озере.

– Витя, да утонул он, хватит искать, – заявила добрая мачеха Наташа. – Нечего больше самогон на поиски тратить. Скажи людям, чтобы прекращали.

– Спасибо мужики, но ребенок, скорее всего, утонул. Незачем больше искать. Сам всплывет.

– Ты того, этого, держись, Владимирович, – нестройно посочувствовали отцу мужики. – Ежели что, то только свистни, вмиг подтянемся.

– Понял, идите с богом!

Думаю, такой трагический вариант, влекущий за собой моральное сочувствие окружающих и возможные дивиденды, вполне бы устроил и папеньку Витю и мачеху Наташу.

Масштабные поиски с привлечением лучших сил деревенской общественности под руководством доблестного Вовы Клопика не дали результата. Добровольные спасатели – поисковики впали в уныние, понимая, что обещанной награды в самогонном эквиваленте им не видать.

Похищенный ребенок обнаружился так. У Бутуихи был проигрыватель грампластинок, похожий на такой, как у нас дома при матери. Боязливый Пашка ставил, чтобы не бояться тишины и одиночества, грампластинку и слушал её максимально громко. Однообразная непрекращающаяся фонограмма, в конце концов, привлекла внимание бдительных жителей соседних домов, и Пашку нашли. Из взломанного дома Бутуихи он прихватил толстую оранжевую книжку про Ходжу Насреддина⁶, полулитровую банку яблочного варенья, полусломанную акустическую гитару и катушку от спиннинга. Странный, конечно, набор, но видимо больше ничего ценного в этом доме не оказалось.

Ничего особо удивительного тут нет, так как когда я позже сбежал из дома и полгода скитался по стране, то, по словам Пашки, мое отсутствие папенька и мачеха заметили месяца через три где-то. Не до нас им было. Думали только как неистово потрахаться и плотно набить ненасытные утробы свои да карманы. Между прочим, когда я еще был совсем маленьким, и жили мы в деревне Пеклихлебы, то когда родители уходили на работу, я, остававшийся с новорожденным Пашкой, чтобы не боятся, тоже включал проигрыватель. Видимо, подсознательное воспоминание об этом способе осталось в памяти Пашки и спасло его в тот экстремальный момент.

Странная похитительница детей Бутуиха объявилась в деревне тогда только к Новому году. Так что мотивы похищения брата остались покрытыми глубокой тайной. Впрочем, никого в деревне не удивило, что в течение недели после обнаружения Пашки у незадачливой похитительницы сгорел сарай…

Деревенский детектив-2

Кто чем интересуется в детстве. Кто-то на коньках вертится, подвергая опасности естественные полости тела, кто-то машинки клеит, кто-то по мотоциклам сходит с ума, норовя стать на путь профессионального преступника на содержании бюджета, а я в детстве собирал ключи. Не гаечные и не разводные, и даже не скрипичные, а ключи от различных замков. Было это спровоцировано следующим случаем, произошедшим примерно в одна тысяча девятьсот восемьдесят седьмом году. Тогда, после попаданию в аварию в мае восемьдесят шестого года, которая закончилась для меня двойным переломом левого бедра, травмой левого колена, порубленным стеклом лицом и сильным сотрясением мозга, я год не ходил⁷.

А в восемьдесят седьмом мы переезжали в новый дом, построенный в огромном яблоневом саду специально для нас. Я незадолго до этого начал полноценно ходить, и мы с моим детским другом Андрюхой по кличке Пончик, ныне покойным, помогали взрослым загружать вещи на машину. Пока они уезжали и разгружались на новом месте, мы с Андрюхой шли к стройке нового детского сада. Там стоял деревянный вагончик, служащий временным пристанищем строителям.

Дело было в выходные, поэтому строители были в городе. Мы, подзуживаемые бесом жадности и корыстолюбия, понемногу ковыряли дверь вагончика с помощью топора и пилы, тайно позаимствованных у отца. Пока длился переезд в новый дом, между делом, вагончик вскрыли. Выломали, как сейчас помню, нижнюю половину двери. Образовавшейся прорехи вполне хватило для того чтобы пролезть. Взяли инструмент, сало и еще что-то из имеющего скарба, за давностью лет уже не помню. Помню только, как бросались друг по другу украденными вареными яйцами.

«Прокололись» на пустяке. Андрей, впервые в жизни совершивший настоящее преступление, от сильного волнения забыл в вагончике берет десантника, подаренный вернувшимся из армии, старшим братом Сергеем. По улике в виде берета нас доблестная милиция и нашла. За это поставили на учет в детскую комнату милиции, что жизнь нисколько не омрачило, в отличие от необходимости идти извиняться перед строителями. Вера Андреевна и мать, часто жестоко меня избивавшая, коллегиально решили, что мы с «подельником» Андреем должны пойти и извиниться перед строителями.

– Идите и извиняйтесь перед людьми, дебилы, – заявила мать. – А тебе Владик еще дома будет хороших… Еще и батя добавит!

– А вот это отдадите людям. И просите прощения! – для компенсации содеянного злодеяния нам было выдано сало и несколько десятков вареных яиц.

Мы пришли к строителям, по пути припрятав часть яиц и сала, и размазывая по несчастным лицам «крокодильи слезы», попросили у «дяденек» прощения за совершенное злодеяние.

– Дяденьки, мы больше не будем, чесслово… Простите нас. Мы не со зла. Бес попутал.

– Да ладно, сами маленькими были, все понимаем. Не плачьте. Прощаем мы вас. Вы только инструменты отдайте. Вам они не нужны, а нам без них никак.

– Инструменты мы бросили где-то в лесу и забыли где. Но мы поищем. Правда, поищем…

Посмотрев в наши честные глаза «дяденьки» были вынуждены нам поверить. Как сказал в полголоса один из них: «Да ну их нах…, а то еще подожгут в следующий раз», и инструмент так и остался нашей добычей.

После этого криминального случая, я понял что от «взлома» надо уходить и стал собирать ключи от замков. Хотя, и гаечными тоже не брезговал. С помощью коллекции ключей мы через несколько лет вскрыли пакгаузы возле конторского сада, и украли много строительных патронов, послуживших полуфабрикатами для создания боезапасов. Тогда полно «самострелов» и «пугачей» различной конструкции было на руках у молодежи. Это вам не китайские петарды! Это игрушки для настоящих мужчин, а не для жень и максимок всяких. Впрочем, это уже совсем другая история.

Клещи для клеща

Однажды мирным позднесоветским летом с моим младшим братом Пашкой случился забавный казус. На его телесную целостность покусился клещ. Слава Богу, что не чесоточный, но всё равно весьма неприятная, хотя внешне и мелкая пакость. Где он подцепил живой пинцет, то никому не ведомо, но операцию по спасению от клещевого энцефалита проводила мать. Я выступал в роли ассистента хирурга.

– Ножницы! Скальпель! Пинцет! Зажим! Спирт! – без устали командовала она, довольная, что можно опять применить искусство врачевания. – Сейчас я мелкую пакость извлеку. Хотя, по уму, надо бы оставить в тебе, чтобы впредь знал, как мать не слушаться!

Сначала намазала зловредное насекомое подсолнечным маслом. Клещ презрительно игнорировал это действо и продолжал индифферентно поглощать Пашку. Покорный судьбе Пашка обильно потел и млел от ужаса. Вместо подсолнечного масла был применен свиной жир. То ли клещ оказался мусульманином, то ли иудеем, но на свиной жир он отреагировал, явив свою «отвратительную рожу» на свет Божий. Тут бы его и хватать, но подозрительная мать решила изучить образчик с помощью лупы, обычно применяемой ею для проверки подлинности денежных купюр.

– Надо посмотреть, что это за нечисть такая, – решила она. – Может, это квазимоды какие в Пашке завелись или клещ этот чахоточный какой? Владик, подай лупу из моей сумки.

– А где сумка?

– Ты что, совсем дебил или придуриваешься? Где же ей быть? В холодильнике, конечно! – мать хранила сумочку в холодильнике, чтобы сберечь кожу. Один из ее многих предрассудков. – Совсем ку-ку, да? Или придуриваешься? Не стой над душой! Отойди пока, свет загораживаешь! Надо будешь – позову.

Пока она, с таким одухотворенным лицом как будто причащалась, занималась визуальным исследованием, подлый клещ, глотнув свежего воздуха, вновь начал, подражая Жаку Иву-Кусто, погружаться в глубины Пашкиного уха. Или просто засмущался от такого пристального внимания?

Бросив лупу и нецензурно кляня всю насекомью породу, взбешенная мать схватилась за пинцет. Понятно, что для дезинфекции, по своей привычке, пинцет она предварительно раскалила на конфорке газовой плиты.

– Что ты стоишь, свесив щупальца? – обратилась ко мне. – Держи ему руки! Вдруг биться начнет? Или ты хочешь, чтобы он мать покалечил? Чего молчишь то? Хочешь, чтобы покалечил меня, да?

– Да ничего я не хочу!

– Тогда держи!

Противостояния с раскаленной сталью клещ вынести не смог и под пронзительные Пашкины завывания, покинул тело, так и не ставшее его домом. При этом по подлой привычке (ну точно, иудей!), оставил в ухе жертвы свою голову. Для устранения потенциального источника заразы педантичная мать, не обращая внимания на заходящегося в истерике Пашку, вновь накалила пинцет и расковыряла им ухо, освобождая несчастную часть тела сына от останков клеща.

– Ничо, ничо, злее будешь, – приговаривала, по своей доброй врачебной традиции щедро заливая рану крепкой смесью спирта и йода. – Зато будешь знать, как мать не слушаться. Говорила же, что нечего по улице шляться! Лучше бы дома сидел и горох перебирал. Вот тебя Бог и наказал за непослушание.

Пашка то ли от боли, то ли от ужаса потерял сознание, и на дом, наконец, опустилась благословенная тишина.

– Возьми в мастерской бензин и тряпку, – распорядилась родительница.

– Чтобы порчу по крови не навели? – я был уже научен в таких делах.

– Конечно!

Вечером вернувшийся с работы мудрый отец, узнав о проведенной операции «загорелся» идеей, что Пашке, пока он маленький, для профилактики ангины, необходимо удалить гланды.

– Я, когда был маленький, то всегда слушал отца, – по привычке начал он назидательный рассказ. – А однажды не послушал, и Бог наказал меня гнойной ангиной.

– А Бог тогда разве был? – поинтересовался я. – Учительница в школе говорит, что Бога нет.

– Конечно, был, – уверенно ответил папенька. – Ты не учительницу слушай, а отца! Отец лучше знает.

– Но в твоей книжке тоже написано, что Бога нет!

– В какой книжке?

– «Научная теория коммунизма».

– Шибко умный стал, да? Умнее батьки стал? Смотри, зачитаешься! Был у нас в деревне дурачок один – Аноха. Тоже читал много. Так читал, что зачитался и его увезли в дурку!

– Вить, скажи этому Анохе, чтобы шапку носил! – встряла мать.

– Точно! Ходил он без шапки и читал много, вот и увезли в дурку! – как флюгер отреагировал отец. – И вообще, не перебивай отца, а то тебя тоже Бог накажет. Положили меня в больницу. Удалили гланды, и сказали, что в течение суток нельзя ничего есть. А я, вернувшись в палату, увидел, что соседу передали колбасу. Посмотрел, как он с аппетитом ест, и тоже захотелось мне колбасы. Когда его позвали на процедуры, я взял из тумбочки колбасу и съел. И ничего со мной не случилось. Вот какое здоровье! А все потому, что родителей в детстве чтил.

В это легко поверю – жадно поедать похищенные продукты, вопреки врачебным и моральным запретам, было одним из любимейших его занятий, знакомым мне с самого детства.

Потом, по своей привычке, заботливый отец принял в ходе ужина выцыганенный у супруги за Пашкино выздоровление стаканчик спирта.

– Витя, не ставь пустые бутылки на стол!

– А что с ней делать?

– Боком ложи, скрипун старый! Будто не знаешь.

– Да ну тебя с твоими приметами, – огрызнулся отец, но бутылку, тем не менее, положил. – Достала бабушкиными сказками уже!

Обильно отужинав, поддался обычной лени и завалился на моем старом диване смотреть «Поле чудес». Тогда как раз шоу жизнерадостного Л. А. Якубовича только недавно появилось на голубых экранах страны и наряду с «Угадай мелодию» и «Санта-Барбарой» заняло прочное место в подсознании деревенских жителей.

– Леня, давай! Леня, мочи их! Буква «а»! Дебилы! Вращай барабан, овца! В левой шкатулке, дура! – в процессе просмотра отец, громко выкрикивая варианты ответов, забыл о планах везти Пашку в районную больницу, а самому вырезать сыну гланды ему было лень.

Так малолетнему Пашке повезло, и он сохранил гланды в целостности и неприкосновенности. А может, и не только гланды. Если бы отец не поленился везти его в больницу, то заодно мог бы договориться и на вырезание ему аппендикса, так как считал, что аппендикс совершенно человеку не нужен⁸, щеголяя при разговоре об аппендиксе латинским словечком «атавизм». Хорошо хоть, что он не знал, что человек без селезёнки и одной почки может жить, а то позднее, при мачехе, мог бы и изъять у Пашки «селезеночный атавизм» и «лишнюю почку»⁹. Впрочем, в ту пору он еще так не озверел и зачастую демонстрировал все признаки здравого ума и твёрдой памяти.