Врачи из ада. Ужасающий рассказ об экспериментах нацистских врачей над людьми

Советская зона оккупации была для нас закрыта.

Чтобы получить визу для въезда в Берлин, необходимо было иметь на руках приглашение со стороны кого-то знакомого из этого города. Получить такое приглашение было непросто.

Мое обучение продолжалось каждую неделю пребывания в Германии. Американцы, союзники и всевозможные военнослужащие давали мне различные советы, исходя из собственного жизненного опыта. Я знакомилась с военным жаргоном. Как и большинство тех, кто работал на Нюрнбергских процессах, будь то военные или гражданские, я не говорила на немецком языке, однако мне все-таки удалось выучить простые приветствия и важные фразы.

Был введен комендантский час. Мы могли гулять по разрушенному городу, усеянному обломками, но нас предостерегали от прогулок в одиночестве. После 19 часов находиться на улице запрещалось из соображений безопасности. Вооруженные немецкие бандиты все еще скрывались среди завалов и в катакомбах Старого города, который подвергся мощной бомбардировке и сильно пострадал. Бомбы продолжавших безнадежное сопротивление немцев причинили значительный ущерб американской базе в Штутгарте. Приходилось постоянно быть начеку. В конце концов мне пришлось испытать на себе ужас подобной террористической атаки, когда бомбардировке подвергся «Гранд-Отель», в котором я проживала, – и это спустя двадцать восемь месяцев после окончания войны!

Все военные внедорожники были оснащены проволочными отсекателями – угловыми железными балками, прочно приваренными к переднему бамперу машины. Они поднимались выше головы водителя и предназначались для того, чтобы перерезать тонкую проволоку, которую немцы по ночам натягивали на дорогах с целью обезглавить сидящего за рулем. Также в темное время суток на американских сотрудников устраивали засады. Так мой друг Альфред Корнфельд, военный корреспондент журнала «Life», на свою беду попал в такую засаду по пути из Берлина в Нюрнберг и был убит.

Нам разрешалось посещать блок сержантского состава, каток и бассейн Международного Комитета Красного Креста, а также немецкий оперный театр. В театре немцы ставили полноценные представления. Там же специальные службы США организовали кинотеатр. Поход на кинопоказ стоил 30 центов для гражданских и 15 для военнослужащих. Еще мы бывали в замке Фабершлосс в городке Штайн неподалеку от Нюрнберга, в котором устроили пресс-клуб для международных журналистов.

Главной точкой притяжения был офицерский клуб в Гранд-Отеле. Он был закреплен за военнослужащими и вольнонаемными сотрудниками из США или стран-союзников, которые работали на Нюрнбергских процессах или посещали Нюрнберг в качестве представителей других ведомств. Мы собирались в баре, столовой или в Мраморном зале, где можно было выпить, перекусить и поболтать в окружении самого роскошного убранства, доступного в современном Нюрнберге.

Отопления нигде не было, не считая электрических обогревателей и каминов. Достать обогреватели было непросто, если ты не водил знакомств с нужным поставщиком из гарнизонного магазина.

Все хотели дружить с Джеком Бэрашом – вольнонаемным работником гарнизонного магазина, который являлся гордым обладателем электрического обогревателя.

Какая это была потеха – наблюдать за тем, как собравшиеся в коктейльном баре пытаются подсесть к нему поближе. Джек с семьей в итоге стали моими хорошими друзьями и даже сами предложили пользоваться их обогревателем!

Знакомство с коллегами

Из офиса капитана Крускалл я прошла по еще одному длинному и мрачному коридору, который привел меня в отделение судебных стенографистов – огромный зал с множеством наспех сколоченных письменных столов и стульев и парой столов побольше. Меня радушно встретил главный стенографист – Чарльз Фостер из Калифорнии, после чего я познакомилась с парой десятков своих коллег. Среди них было трое сотрудников моей прежней конторы в Детройте, которые были старше меня и потому смогли оказаться в Нюрнберге раньше: Уэйн Перрин, Гертруда Фельдт и Ферн Примо. Какое же это было чудесное чувство – знать, что четверо из двадцати шести высококвалифицированных судебных стенографистов Америки, направленных на работу в Нюрнберг, были из моей родной детройтской конторы!

Из Мичигана также приехал судья Роберт М. Томс, с которым мне уже приходилось работать в окружном суде Детройта. Этот человек обладал отличной репутацией. Еще один мичиганец, адвокат Джордж Мерфи – высокий и жизнерадостный ирландец, – которого я ранее не встречала, приехал из Анн-Арбора. Он был сотрудником юридического факультета Мичиганского университета, и его назначили судьей двенадцатого из последующих Нюрнбергских процессов (процесса по делу военного командования Германии). Так в нашей маленькой компании из Мичигана – штата, в котором не разрешена смертная казнь, – оказалось двое судей, которым теперь придется, помимо всего прочего, допустить возможность вынесения смертного приговора.

Дочь главы чикагского «Бунда»

Но больше всего меня удивила встреча с Леонор Хубер! Прошло всего четыре года с тех пор, как мы учились в Колледже бизнеса имени Джона Грегга в Чикаго, где стали хорошими подругами. Ее английский был безупречен и никак не выдавал того факта, что из двадцати шести лет своей жизни восемнадцать она провела в Германии, своей родной стране. Разумеется, ей захотелось вернуться.

Я поприветствовала ее с некоторой тревогой. В голове у меня проносились сцены тех странных выходных в мае 1943 года, что я провела в чикагской квартире Леонор и ее родителей.

Я тогда жила в 110 милях к северо-западу от них, в Вудстоке, штат Иллинойс, – маленькой фермерской общине с населением в шесть тысяч человек. Каждое утро в 7:00 я садилась на поезд с номером 400, курсировавший по северо-западной железной дороге, вместо завтрака вдыхая клубы дыма, и каждый вечер возвращалась обратно домой. Путь в каждую сторону занимал полтора часа. Я с радостью приняла приглашение Леонор провести выходные в городе вместе с ее родителями.

Леонор предупредила меня, что ее домочадцы не очень хорошо говорят по-английски, поэтому сама я не смогу вести с ними беседу, однако она вызвалась выступить в роли переводчика, поскольку свободно владела немецким языком. В первый вечер Леонор показала мне множество снимков из Германии, где она была запечатлена вместе со своими друзьями. Нижняя половина у фотографий отсутствовала.

Леонор объяснила, что часть снимков пришлось отрезать, поскольку все люди были одеты в немецкую военную форму.

На следующий день я видела ее родителей, но наше общение ограничивалось приветствиями, поскольку они разговаривали исключительно на немецком языке, даже не пытаясь поддержать беседу со мной при помощи дочери.

К 1943 году война охватила всю Европу и Тихоокеанский регион, и я прекрасно осознавала, что Германия была нашим врагом.

В квартире работало радио, и в новостях трубили что-то о ликвидации нацистами еврейского гетто в Варшаве. Было 16 мая 1943 года. И тут до меня по-настоящему дошел весь ужас происходящего. Я увидела, как резко изменилось поведение герра и фрау Хубер. Услышав новости, эти люди не скрывали своей радости. Их голоса при обмене репликами на незнакомом мне языке были взволнованы и веселы. Стало очевидно, что последние новости, что бы они ни значили на самом деле, их очень обрадовали. Для меня же любое деяние нацистов означало лишь что-то плохое. Как это было странно, в самом деле, ужасно странно!

Я видела, что Леонор смущена происходящим, и меня это встревожило. Тот случай так и не стерся из моей памяти. В том же 1943 году я окончила колледж, и мы с Леонор потеряли связь. Впервые после выпуска мы встретились в Нюрнберге в ноябре 1946 года. Она была там! Мы с ней будем коллегами, вот только снова стать близкими подругами нам было больше не суждено.

И только после того, как пару месяцев спустя я рассказала эту историю своему новому приятелю Аллану Дрейфусу, репортеру Британской радиовещательной корпорации (BBC), он поведал мне, что отец Леонор, герр Хубер, «который не очень хорошо говорит по-английски», в 1943 году был главой чикагского подразделения Германо-американского союза. 22 февраля 1939 года эта организация собрала митинг на нью-йоркской арене Мэдисон-сквер-гарден, в котором приняли участие 22 000 нацистов!

Подготовка к стенографированию

Чарльз Фостер из Калифорнии, главный стенографист процесса, имел полномочия распределять команды своих коллег на двенадцать грядущих процессов. Порой случалось, что два или более процесса должны были проходить одновременно. Обычно в состав одной команды входило шесть стенографистов, которые сменяли друг друга во время заседания каждые пятнадцать минут. Такая система обеспечивала непрерывное ведение стенографического отчета.

Я заявила Фостеру о своей заинтересованности в деле врачей и сообщила ему, что моей специализацией во время обучения стенографии в колледже была медицинская терминология. И я ужасно обрадовалась, когда он включил меня в команду назначенных именно на этот процесс.

Система синхронного перевода, разработанная на базе оборудования компании IBM и обеспечивающая возможность стенографирования во время первого Нюрнбергского процесса, должна была получить продолжение во время последующих. К этому времени специалистам уже удалось исправить практически все неполадки.

Поскольку в процессы были вовлечены люди, говорящие на самых разных языках, для всех присутствующих в зале судебного заседания – судей, адвокатов, ответчиков, стенографистов, журналистов, устных и письменных переводчиков, наблюдателей, прочих работников судебного аппарата и публики – были предусмотрены специальные наушники, благодаря которым они могли слушать перевод и понимать происходящее.

Ответчики и их адвокаты настраивались на немецкий язык. Что касается стенографистов, мы переключали язык на английский. Таким образом, за исключением тех случаев, когда слово брал один из американских судей, англоговорящий свидетель или адвокат, мы записывали слова переводчиков. Эти отрывки позднее правились усилиями устных и письменных переводчиков, которые просматривали стенографические отчеты после окончания судебного заседания, а затем, уже ночью, эти отчеты отправлялись на печать и каждое утро ложились на столы судей, адвокатов и прочих судебных работников, а также вручались представителям международной прессы.

На столах свидетелей, судей и адвокатов были установлены два световых сигнала, которые загорались по желанию переводчиков-синхронистов: желтый сигнал означал просьбу говорить помедленнее, а красный – остановиться. Для того чтобы перевести предложение с немецкого на английский язык, переводчикам приходилось дожидаться его конца (в немецком языке именно в конце предложения обычно находится глагол, важный для понимания всего сказанного ранее), а затем максимально быстро передавать суть целого предложения на английском.

Когда страсти накалялись, речь немецких адвокатов и свидетелей становилась быстрой, приводя к колоссальному перенапряжению переводчиков, из-за чего те нередко ошибались.

Именно в такие моменты переводчики могли зажечь желтый или красный «аварийный» сигнал, получая тем самым возможность «догнать» говорящего.

Иногда нагрузка была столь велика, что в результате перевода «пылесос», превращался в «сосатель пыли», а «искусственное оплодотворение» оборачивалось «искусным удобрением». В процессе работы стенографисты и синхронисты сильно сблизились, поскольку слишком зависели друг от друга. Стенографистам запрещалось говорить или иным способом прерывать судебное заседание, чтобы попросить повторить бесчисленные сложносоставные немецкие слова или названия городов, концентрационных лагерей или организаций. В таких случаях мы просто записывали эти слова так, как их слышали.

В связи с этим рядом с нами сидел англоговорящий наблюдатель – гражданин Германии, освобожденный от подозрений в участии в деятельности нацистской партии, – и от руки писал для нас сложные слова вроде Theresienstadt, Soldatenkonzentrationslager, Hauptsturmsführer и Reichsluftfahrtministerium.

Спустя пятнадцать минут работы стенографист покидал зал суда, и его место занимал коллега, продолжая записи. Выходя из зала, мы проходили на расстоянии вытянутой руки от обвиняемых, после чего удалялись в офис, где печатали свои записи на механических пишущих машинках, стоящих на закрепленных за нами письменных столах.

Во время процессов велась аудиозапись, которая фиксировала каждое слово, произнесенное в зале судебного заседания.

Эти записи были нужны для того, чтобы в конце дня письменные переводчики могли проверить стенографический отчет и исправить места, где синхронисты допустили ошибки.

Каждая страница такого отчета, сопровождаемая именем стенографиста и номером, уходила в отдел трафаретной печати для последующего перепечатывания. Оттуда отчет отправлялся в отдел тиражирования документов, где посредством все той же трафаретной печати создавались его копии и, как правило, уже к следующему утру оказывались в руках всех участников судебного процесса. Этот ежедневный процесс тиражирования является стандартной процедурой в американских судах, а также в Сенате США и в Палате представителей.

Отчеты американских стенографистов также были переведены на немецкий язык для последующей печати. Это был кропотливый ежедневный труд, в результате которого было создано более 330 000 страниц стенографического отчета по последующим Нюрнбергским процессам. 11 530 страниц было посвящено делу врачей.

4. Дело № 1, Нюрнбергский процесс по делу врачей

25 октября 1946 года Соединенные Штаты Америки предъявили обвинение двадцати немецким докторам и трем их сообщникам по четырем пунктам по делу «Соединенные Штаты Америки против Карла Брандта и др.». Так начался первый и самый страшный из последующих двенадцати процессов.

Первый пункт обвинения: общий умысел и заговор по совершению военных преступлений и преступлений против человечности.

Второй пункт обвинения: участие в военных преступлениях.

Третий пункт обвинения: совершение преступлений против человечности, жестокое и безжалостное отношение, пытки, садистские и прочие бесчеловечные деяния.

Четвертый пункт обвинения: членство в организации, известной под аббревиатурой «СС» и объявленной Международным военным трибуналом преступной.

Члены Трибунала

Состав первого Международного военного трибунала включал несколько высокопоставленных лиц.

Уолтер Б. Билс, председатель суда (председатель Верховного суда штата Вашингтон).

Судьи Гарольд Л. Себринг, Уолтер Б. Билс (председатель), Джонсон Т. Кроуфорд и заместитель Виктор К. Свиринген, в зале судебных заседаний Дворца правосудия во время Нюрнбергского процесса по делу врачей

Гарольд Л. Себринг (член Верховного суда штата Флорида).

Джонсон Т. Кроуфорд (в прошлом судья Окружного суда штата Оклахома).

Виктор К. Свиринген, заместитель (в прошлом специальный помощник генерального прокурора США).

Обвинительное заключение по каждому из обвиняемых было вынесено на немецком языке 5 ноября 1946 года. Я оказалась в Нюрнберге уже на следующий день после этого.

Официальное предъявление обвинения в суде

Официальное предъявление обвинения в суде состоялось 21 ноября 1946 года^[14]. Председатель Уолтер Билс призвал присутствующих к молчанию таким сильным ударом своего молотка, что звук эхом пронесся по огромному залу заседаний. Он заговорил:

– Сейчас ответчикам по делу, находящемуся в настоящий момент на рассмотрении данного трибунала, будет предъявлено обвинение. По мере того как мы будем называть имена ответчиков, ответчики должны встать со своих мест и не садиться, пока не получат соответствующего распоряжения. Господин генеральный секретарь Трибунала сейчас назовет ответчиков поименно.

Ответчики поочередно вставали со своих мест по мере того, как секретарь называл их имена. Я смотрела на каждого из них.

Они выглядели потрепанными и были одеты либо в мятые костюмы, куртки и брюки, либо в военную форму, лишенную каких бы то ни было знаков различия. На ногах у многих были военные сапоги выше колен. Ответчики выглядели заносчиво: сжатые губы, жесткие взгляды и упрямо стиснутые зубы. Самыми зловещими мне показались доктор Карл Брандт с его пронзительным взглядом и Вольфрам Зиверс, обладатель черной бороды и заостренных усов. Я мысленно присвоила ему прозвище «Синяя Борода». Когда ответчики поднимались на ноги, в зале судебных заседаний царила полная тишина.

– Уважаемый суд, все ответчики присутствуют в зале суда.

– Прошу ответчиков садиться, – сказал судья. – Слово предоставляется представителю со стороны обвинения для официального вынесения обвинения.

Бригадный генерал Телфорд Тэйлор зачитал вслух четыре обвинительных пункта, приведенных в тексте выше, и затем продолжил:

– В период с сентября 1939 года по апрель 1945 года все обвиняемые по настоящему делу добровольно и сознательно, а также с нарушением законодательства, совершали военные преступления в соответствии с определением, предусмотренным статьей 2 Закона № 1 °Cоюзнического Контрольного совета, в которых они являлись основными исполнителями, соучастниками, а также отдавали приказы о совершении таких преступлений, содействовали им и добровольно принимали в них участие, а также были причастны к планированию и осуществлению деятельности, касающейся проведения медицинских экспериментов над гражданскими лицами, лицами, входящими в состав вооруженных сил стран, находившихся на тот момент в состоянии войны с Германским Рейхом, а также над лицами, взятыми в плен Германским Рейхом во время военной оккупации территорий этих стран, без получения согласия участников таких экспериментов.

Во время проведения экспериментов обвиняемые совершали убийства, проявляли безжалостное отношение к своим жертвам, а также осуществляли пытки и прочие бесчеловечные деяния.

Эти деяния включали в себя, но не ограничивались рядом экспериментов.

• Эксперименты по воздействию перепадов давления. Опыты проводились в камерах с низким давлением, в которых воссоздавались атмосферные условия и давление, характерные для большой высоты (вплоть до 20 000 метров над уровнем моря). В результате этих экспериментов многие жертвы погибли, а другие получили тяжкие повреждения и подверглись пыткам и жестокому обращению.

• Эксперименты с гипотермией. Жертв помещали в резервуары, наполненные ледяной водой, где им приходилось находиться до трех часов подряд, либо заставляли находиться голыми на улице в минусовую температуру, в результате чего множество людей погибло.

К этому моменту мне уже требовалось прилагать массу усилий, чтобы эмоционально отстраниться от описаний Тэйлора и сохранить спокойствие. Генерал продолжал.

• Эксперименты с малярией. Более тысячи человек подверглись принудительному заражению с помощью укусов малярийных комаров или инъекций с содержанием плазмодий из слюнных желез комаров-переносчиков болезни, в результате чего жертвы подхватили малярию. Значительная часть пострадавших погибла, в то время как остальные столкнулись с сильными болями и пожизненными нарушениями ряда функций организма.

• Эксперименты с горчичным газом (также известным под названиями «иприт» или «LOST»). Жертв намеренно подвергали воздействию токсичного газа, вызывая серьезные химические ожоги. Некоторых из вынужденных участников опыта ждала смерть, а остальные жертвы в результате нанесенных повреждений испытывали ужасные боли.

• Эксперименты с сульфаниламидом. Подопытным наносили раны, заражая их бактериями стрептококка, анаэробной гангрены и столбняка и помещали в них древесную стружку и куски стекла, в результате чего жертв ждали тяжелые телесные повреждения, ужасные страдания и смерть.

• Эксперименты по регенерации костей, мышц и нервных волокон, а также по трансплантации костной ткани. У жертв извлекали фрагменты костей, мышц и нервов, что приводило к страшным мучениям, увечьям, пожизненной инвалидности и смерти.

• Эксперименты с морской водой. Подопытных лишали пищи, выдавая для питья лишь химически обработанную морскую воду, в результате чего жертвы страдали от ужасных болей и мучений, серьезных физических увечий и даже помрачения рассудка.

• Эксперименты с эпидемической желтухой (гепатит А, болезнь Боткина). Подопытных специально заражали эпидемической желтухой, причиняя боль, страдания и вызывая смерть жертв.

• Эксперименты по стерилизации. Тысячи жертв подверглись стерилизации при помощи радиационного облучения, хирургического вмешательства и различных лекарственных средств, испытывая при этом ужасные физические и душевные страдания.

• Эксперименты с сыпным тифом. В результате опытов по заражению тифом погибли сотни жертв – более 90 % всех подопытных.

• Эксперименты с ядами. Яд тайно добавляли в пищу подопытным. Все они либо погибли, либо были специально убиты для последующего вскрытия. В других подопытных также стреляли отравленными пулями, в результате чего жертвы испытывали ужасные мучения и впоследствии погибали.

• Эксперименты с зажигательными смесями. На кожу подопытных наносили фосфор из зажигательных бомб, что приводило к невыносимым болям, страданиям и серьезным телесным увечьям.

В ходе военных действий и оккупации территорий происходили убийства мирных граждан и служащих вооруженных сил тех стран, которые на тот момент находились в состоянии войны с Германией. Были отобраны и убиты сто двенадцать евреев, с которых сняли плоть для пополнения коллекции скелетов в Страсбургском анатомическом университете СС во время оккупации Франции нацистской Германией.

Десятки тысяч польских граждан, якобы больных неизлечимой формой туберкулеза, были безжалостно уничтожены, в то время как остальных заключили в лагеря смерти с совершенно некорректным отношением к медицинскому уходу.

Вследствие претворения в жизнь программы Германского Рейха по «эвтаназии» были убиты сотни тысяч человек.

В рамках этой программы систематически и в обстановке строжайшей секретности в домах для престарелых и инвалидов, больницах и психиатрических лечебницах совершались казни людей преклонного возраста, страдающих психическими заболеваниями и неизлечимо больных, детей-калек и многих других несчастных посредством отравления газом, смертельных инъекций или при помощи других методов. Этих людей прозвали «лишними едоками» и тяжким бременем для немецкой военной машины. Родственникам жертв сообщили, что те умерли от естественных причин вроде сердечной недостаточности. Немецкие врачи, замешанные в программе по «эвтаназии», также отправлялись на восточно-европейские оккупированные территории для того, чтобы содействовать массовому истреблению еврейского населения.

– А теперь я предоставляю слово ответчикам, чтобы узнать, признают ли они себя виновными в предъявленных им обвинениях, – провозгласил судья Билс. – Каждый ответчик при упоминании своего имени должен встать и говорить в микрофон. Данный этап заседания не предусматривает споров, речей или любого рода обсуждений. Каждый ответчик должен лишь признать себя виновным либо невиновным в преступлениях, в которых его обвиняют согласно настоящему обвинительному заключению.

Начал Билс с Карла Брандта.

– Карл Брандт, вам предоставлен адвокат для данного судебного процесса?

– Да.

– Вы признаете себя виновным в предъявленных вам обвинениях, перечисленных в обвинительном заключении?

– Нет, не признаю.

– Прошу садиться. Зигфрид Хандлозер, вам предоставлен адвокат по этому делу?

– Нет, пока у меня нет адвоката.

– Вы хотите, чтобы Трибунал назначил вам адвоката?

– Я надеюсь сегодня или завтра получить положительный ответ от одного адвоката защиты о представлении моих интересов.

– Вы готовы на данный момент ответить на вопрос о вашей виновности в предъявленных вам обвинениях?

– Да.

– Вы признаете себя виновным в предъявленных вам обвинениях, перечисленных в обвинительном заключении?

– Не признаю.

– Прошу садиться.

Точно так же к ответу призвали и остальных обвиняемых. Интересы каждого ответчика представляли адвокаты. И все они отказались признавать свою вину.

Будучи судебной стенографисткой, хотя до Нюрнберга у меня за плечами было лишь три года работы в судах по уголовным делам в Детройте, я совсем не удивилась заявлениям ответчиков о непризнании своей вины. Скорее меня бы поразило, если хоть один из них признал бы себя виновным в предъявленных обвинениях.

Подсудимые

Значительная часть подсудимых была представлена выдающимися немецкими учеными, главными врачами и хирургами медицинских учреждений, институтов, больниц и университетов, разбросанных по всей территории Германии. Они были врачами или их помощниками в концентрационных лагерях, ставившими или участвовавшими в проведении зверских медицинских экспериментов в Освенциме, Дахау, Бухенвальде, Равенсбрюке, Заксенхаузене, Нацвейлер-Штрутгофе, Берген-Бельзене, Треблинке и других концлагерях.

Далее я привожу краткую справку о каждом из обвиняемых.

1. Карл Брандт, генерал-майор СС; личный врач Адольфа Гитлера и главный архитектор программы, которая обращала врачей в мучителей и убийц несмотря на данную ими клятву Гиппократа и обязательство лечить и помогать людям.

2. Зигфрид Хандлозер, генерал-лейтенант СС, руководитель медицинской службы вермахта.

3. Пауль Росток, хирург и руководитель хирургической клиники в Берлине.

4. Оскар Шредер, начальник медицинской службы Люфтваффе (Военно-воздушных сил Германии).

5. Карл Генцкен, руководитель медицинской службы войск СС.

6. Карл Гебхардт, генерал-майор войск СС и председатель Немецкого Красного Креста.

7. Курт Бломе, полномочный представитель по онкологическим исследованиям.

8. Рудольф Брандт, личный референт рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера.

9. Иоахим Мруговский, руководитель института гигиены медицинской службы СС.

10. Гельмут Поппендик, начальник личного штаба медицинской службы СС.

11. Вольфрам Зиверс, генеральный секретарь исследовательского общества «Аненербе» («Ahnenerbe» – «Наследие предков», полное название – «Немецкое общество по изучению древней германской истории и наследия предков»).

12. Герхард Розе, бригадный генерал медицинской службы Люфтваффе.

13. Зигфрид Руфф, директор департамента авиационной медицины Немецкого экспериментального института авиации.

14. Ганс-Вольфганг Ромберг, штатный врач Немецкого экспериментального института авиации.

15. Виктор Брак, руководитель административного отдела Канцелярии фюрера НСДАП.

16. Герман Беккер-Фрейзенг, начальник департамента авиационной медицины.

17. Георг Август Вельтц, директор института авиационной медицины.

18. Конрад Шефер, штатный врач института авиационной медицины.

19. Вальдемар Ховен, главный врач концентрационного лагеря Бухенвальд.

20. Вильгельм Байгльбёк, врач-консультант Люфтваффе.

21. Адольф Покорный, врач-специалист по кожным и венерическим заболеваниям.

22. Герта Оберхойзер, врач концентрационного лагеря Равенсбрюк.

23. Фриц Фишер, врач, помощник обвиняемого Карла Гебхардта.

Двадцать человек из тех, кто сидел на скамье подсудимых, были врачами. Трое таковыми не являлись: это были Рудольф Брандт, Вольфрам Зиверс и Виктор Брак.

Всех подсудимых можно было условно разделить на три основные группы. Восемь человек были сотрудниками медицинской службы Люфтваффе (Военно-воздушных сил Германии). Семеро представляли медицинскую службу войск СС. И еще восемь человек, включая тех троих, что не являлись медиками, занимали высокие посты в медицинских структурах нацистской Германии.

Эти врачи нарушили заповеди, провозглашенные в клятве Гиппократа, – в том числе верность основополагающему принципу медицинской этики, который гласит: «Не навреди» (primum non nocere).

Одного из нацистских врачей, которого я буду довольно часто упоминать в этой книге, – врача Люфтваффе (Военно-воздушных сил Германии) Зигмунда Рашера, – не оказалось на скамье подсудимых. Незадолго до окончания войны его вместе с женой казнили за мошенничество и обман руководства. Помимо прочего, супруга Рашера похищала младенцев, впоследствии выдавая их за своих.

Фотография предоставлена канцелярией председателя Совета по расследованию военных преступлений армии США

Скамья подсудимых.

Первый ряд: Карл Брандт, личный врач Гитлера (смертная казнь); Зигфрид Хандлозер (пожизненное заключение); Пауль Росток (оправдан); Оскар Шредер (пожизненное заключение); Карл Генцкен (пожизненное заключение); Карл Гебхардт (смертная казнь); Курт Бломе (оправдан); Иоахим Мруговский (смертная казнь); Рудольф Брандт (смертная казнь); Гельмут Поппендик (10 лет заключения); Вольфрам Зиверс (смертная казнь).

Второй ряд: Герхард Розе (пожизненное заключение); Зигфрид Руфф (оправдан); Виктор Брак (смертная казнь); Ганс Вольфганг Ромберг (оправдан); Герман Беккер-Фрейзенг (20 лет заключения); Георг Август Вельтц (оправдан); Конрад Шефер (оправдан); Вальдемар Ховен (смертная казнь); Вильгельм Байгльбек (15 лет заключения); Адольф Покорный (оправдан); Герта Оберхойзер (20 лет заключения); Фриц Фишер (пожизненное заключение).

Нижний правый угол: немецкие адвокаты защиты;

Верхний правый угол: переводчики-синхронисты.

Также в документах и свидетельских показаниях по этому делу будет часто фигурировать Генрих Гиммлер. Он был рейхсфюрером СС (то есть «имперским вождем охранных отрядов») и начальником немецкой полиции. Следуя приказам фюрера Адольфа Гитлера, он претворял в жизнь идею истребления евреев в рамках «окончательного решения еврейского вопроса» и уничтожения других «нежелательных» групп населения. В конце войны, в мае 1945 года, Гиммлер пытался бежать с помощью поддельных документов, но был пойман и вскоре свел счеты с жизнью.

В июле 1942 года Гитлер издал постановление о создании должности уполномоченного в области здравоохранения и медицины, который должен был находиться в прямом подчинении у фюрера. На эту должность он назначил Карла Брандта. С 1934 года Брандт был личным врачом Гитлера, а на момент принятия новой должности ему было тридцать восемь лет. В августе 1944 года он стал главным лицом здравоохранения и медицинской службы нацистской Германии и был единственным из обвиняемых, кто непосредственно подчинялся Гитлеру.

21 ноября 1946 года Брандт, в возрасте сорока двух лет, оказался на скамье подсудимых во Дворце правосудия города Нюрнберга.

По приблизительным оценкам, преступления, противоречащие принципам медицинской этики, совершали 350 врачей.

Лишь 20 из них, а также трое чиновников предстали перед судом во время Нюрнбергского процесса.

Остальные врачи были преданы суду, признаны виновными и приговорены к смерти через повешение во время других американских процессов в Дахау. Многим медикам удалось бежать. В числе последних оказался и печально известный доктор Йозеф Менгеле по прозвищу «Ангел смерти», который ставил эксперименты и убивал детей (часто близнецов) в Освенциме. Он смог скрыться в Баварии, впоследствии сбежав в Южную Америку.