Мой класс исчез бесследно «почти» потому как там, где они остановились на пикник, кое-что все же осталось. В одном из подслушанных телефонных разговоров между отцом и его товарищем, который в тот год служил в милиции, я узнал, что на месте происшествия следователи-криминалисты нашли несколько оторванных детских ручек и лужи крови, будто налитые из ведра. Все, больше ничего. Даже вещей не осталось. Еще более жуткая находка ожидала правоохранителей впереди – в тот же день тела всех пяти взрослых обнаружили в семи километрах от места трагедии в районе, где кустарники ерника и карликовые березки северной земли встречались с сосновым редколесьем. На погибших не было ни одежды, ни кожи; глаза полностью отсутствовали, руки и ноги оказались переломаны или неестественно вывернуты. Но самым страшным, откровенно дьявольским выглядело то, как обескоженные тела были спинами нанизаны на верхушки высоких деревьев в равном расстоянии друг от друга, образовав правильный пятиугольник. Под тревожное завывание ветра они раскачивались вместе с верхушками сосен и темными провалами глаз смотрели в безжизненное, серое небо. К мертвецам слетались черные вороны, кричали, кружила над ними и клевали кровоточащую плоть.
После загадочного исчезновения одноклассников к нам домой и к ребятам, с которыми я был в игровом клубе, зачастили люди в милицейской форме и в штатском. Казалось, это никогда не закончится. Каждый раз они задавали одни и те же вопросы про день трагедии и о причинах, по которым мы не пошли в поход. Мой ответ о желании всех мальчишек убедиться в наличии телепорта на последнем уровне «кваки» правоохранителей почему-то не устраивал, и они начинали допрос заново. Среди всех, кто приходил к нам в те дни, мне запомнился человек по фамилии Северов с огромным шрамом на гладко выбритой голове. Во время общения со мной он достал из кармана небольшой металлический предмет размером с зажигалку «Zippo», нажатием извлек похожую на мятный леденец ярко-синюю таблетку и положил под язык. Я совершенно не помню деталей того разговора, но в себя я пришел у окна нашей общей с сестрой комнаты смотрящим на сопку, за которой кто-то или что-то забрало детей и жестоко расправилось со взрослыми.
Любой человек, услышав мой рассказ, назовет меня лгуном хотя бы потому, что просто невозможно продолжать нормальную жизнь после таких потрясений. И будет прав. Но я и не скрываю, что пережитый в школьные годы ужас прошел бесследно. Даже после длительных занятий с психотерапевтом, со мной остались свойственные детям фобии, с которыми приходится уживаться не только мне, но и моей семье. Шевелящиеся занавески в пустой квартире – лишь один из примеров. Другое воспоминание, наиболее ярко ожившее после прочтения письма, напомнило мне о причинах, по которым я на протяжении последующей жизни несознательно сторонился мусоропроводов в домах, особенно на этажах без света.
Случай, едва не лишивший меня рассудка, произошел в октябре того же года, когда при обстоятельствах, окутанных зловещей тайной, погибли мои одноклассники. К тому времени уже никто не считал их пропавшими без вести и не питал надежд отыскать живыми. Разве что десятки убитых горем семей. Наша маленькая компашка после жуткой трагедии только сплотилась. Крепкая дружба помогла пережить самые темные времена и выстоять перед трудностями, возникшими в школе. Ведь у многих из погибших детей в старших классах учились братья и сестры. Какое-то время с их подачи нас просто травили за то, что мы остались живы. Несколько раз мне довелось встретить на улице и в школьных коридорах их родителей. Я ощущал исходящий от них пробирающий до костей холод и желание отдать все на свете, лишь бы их ребенок оказался сейчас на моем месте, а я вместо него отправился в тот злополучный поход. Но двадцать девятого августа неведомые силы свыше уберегли меня и еще нескольких мальчишек, чтобы в будущем нашими руками сразиться с могущественным врагом…
В тот вечер я, Жека и Костян возвращались пешком из кинотеатра Родина. На улице стемнело. С черно-синего неба вместе с дождем падали хлопья мокрого снега. Они касались лица, оставались на ресницах, таяли и ручейками стекали по коже. Пронизывающий, холодный ветер толкал нас в грудь. Сырой асфальт блестел от света фонарей. По пути к нашей компашке присоединился знакомый парнишка по имени Дима. Не то чтобы мы хорошо с ним дружили. Так, пару раз пересекались во дворе, когда играли в квадрат. Вчетвером мы живо обсуждали просмотренный фильм про оборотней, особенно сцену, где монстр вытягивал кишки орущего солдата и разматывал их, как какой-нибудь клубок шерстяных ниток, из которых бабушка Брежнева связала ему рукавицы. Возле молочного ларька на пяточке мы встретили папу Кости с половинкой дарницкого хлеба. Попрощавшись, они ушли вместе с Жекой, потому как жили в одном подъезде, но на разных этажах. Я и Дима пошли в наш двор.
Оказалось, он живет через один подъезд от моего – в соседнем от приболевшего Володьки. Мы пожали друг другу руки и разошлись. Я нашел маленький камушек, собрался бросить им в окно кухни, чтобы в подъезде меня встретил кто-то из домашних, но услышал голос Димы. Он окрикнул менял, подбежал и взволнованно сообщил, что живет на восьмом этаже, но в его доме не работает лифт, а на половине лестничных площадок не горит свет. И очень попросил вместе с ним пройти хотя бы первые несколько. Я согласился, – не хотелось прослыть во дворе трусом, – решил пошутить и напомнить пару сцен из просмотренного фильма ужасов. Но осознав, что спускаться по темным этажам мне предстоит в одиночестве, говорить лишнего не стал. Мы вошли в его подъезд и поднялись до третьего этажа. Дима посмотрел вверх между лестничными перилами и увидел, что примерно на шестом этаже есть свет. Попрощавшись, я быстро-быстро побежал вниз, а Дима, перепрыгивая по две ступеньки на лестничных пролетах, помчался вверх. Он не успел проскочить всего один этаж.