Сашке у Марьи Петровны все сразу понравилось. Он быстро подружился с ее собакой Рябкой и козой Ушкой (клички он им придумал сам). Сторожа мальчик кормил и тренировал, кормилицу выводил на пастбище. Его любопытство было увлечено исследованием бескрайних (как ему казалось) лугов. Он мог часами там бродить в компании с Ушкой и, если няня позволит, с Рябкой. Благо, что со двора Марьи Петровны было видно все то пастбище, и няне с Лизой не было причины беспокойства о Сашке, иногда поглядывая за ним. Мальчик вскоре подружился с соседскими детьми, детьми Дуни. Целыми днями они могли попеременно бегать, резвиться и быть хорошей помощью взрослым. Родителей Сашке недоставало, но надежда, что они скоро вернутся прогоняла прочь грусть.
Поздно вечером, когда все они, справившись с хозяйством, поужинав, готовились ко сну, а Сашка уже видел двадцатое сновидение, раздался стук в запертую дверь.
– Марья Петровна, не беспокойтесь. Я сама посмотрю кто там,– вызвалась Елизавета.
Она пошла в сени и обмерла. Глаза ее округлились и засверкали гневом:
– Вы?!
Леонид Садовский, не скрывая удовольствие, видя такое радушие приёма, вошёл в сени. Лизу трясло от воспоминаний и осознания сколько зла этот человек принес с собой, войдя в ее дом и дома других честных людей. Горькие страдания об утерянном поднялись в ее сердце из самых глубин, и она решилась. Решилась во что бы то ни стало бороться и остановить это нашествие бед в ее жизни любой ценой.
– Я не впущу вас! – преградила Лиза ему путь.
– Да что вы говорите, Елизавета, – поехидничал он, глядя на неё исподлобья.
– Не впущу! Вы и так сделали столько боли моей семье. Я не позволю забрать от меня всё самое ценное, что осталось! Уходите сейчас же! – девушка кричала не своим голосом, смело смотря своему врагу прямо в глаза. – Убирайтесь немедленно!
В сени вбежала испуганная криками Марья Петровна. Увидев эту сцену, она почувствовала сильнейшую боль, но совладев собой, взяла Лизу за плечо и пыталась отвести в сторону. Девушка боролась:
– Нет, Марья Петровна! … Я знаю кто это! Это тот самый человек, который арестовал родителей. Теперь он пришел сюда. Марья Петровна, это прямая угроза для вас! Я не хочу, чтобы и вас увезли! … Уходите!
– Лизонька! – старалась ее успокоить няня чуть не плача. – Лизонька, перестань…
Но Елизавета словно ее не слышала, продолжая борьбу и прогоняя нежеланного гостя.
– Лизонька, – продолжала няня, – это мой сын!
Девушка тотчас остепенилась.
– Это мой сын,– повторила няня и отпустила ее плечо.
– Сын…– произнесла ошеломленная Лиза, запутавшись в своих чувствах и гоняя взгляд то на бедную няню, то на лукаво улыбающегося командира. От прежней ярости не осталось и следа. – Мне… Простите… Мне нужно выйти…– она прошла мимо командира и, постепенно тая в темноте, скрылись за стогом сена, находившимся у амбара.
– Ты что, не сказала им ничего? – спросил у матери Леонид Садовский.
– Не всё, – кратко ответила Марья Петровна. – Боязно мне стало. Что будет не знала, поэтому отложила на потом… А тут ты…– мать вздохнула.
–Ну, извините, – бесцеремонно отозвался командир. – Держи, мать, – потянул он ей какую-то бумагу.
– Что это? – приняла ее няня и разложила.
– Это справка, что у тебя есть перевоспитанники. Теперь всё официально. Можете не бояться нечего… Я пойду.
Марья Петровна хотела его задержать, но не позволила себе этого, беря во внимание какие последствия могут произойти.
– Ты меня не видела. Никто меня не видел. Поняла?
Мать печально кивнула головой.
Дверь захлопнулась.
Лиза, спрятавшись за стогом сена, уткнулась головой на скрещенные на коленях руки. Она не плакала. Она была в великом смятении. В ее душе буйствовали самые разные чувства и ей нужно было во всём разобраться. Мурашки пробежали по ее спине, когда она услышала приближающиеся тяжёлые шаги. Их хозяин остановился напротив Моховой. Лиза увидела перед собой знакомый силуэт, освещенный холодным светом луны. Она съежилась и задержала дыхание. Силуэт около минуты стоял в полном молчании. Хотя отдельных его черт не было видно, но надменный безжалостный взгляд и кривую ухмылку он и не пытался скрывать.
– Не глупи, Елизавета! Иди в дом! – приказал командир и развернулся. Тяжелые шаги стали отдаляться и, когда их почти не было слышно, скрипнула калитка.
Девушка, наконец, смогла вдохнуть. Он ушел.
Она бы с радостью вернулась в дом, но как? Как она покажется перед няней? О, ей было так стыдно и грустно! Что же делать? Девушка почувствовала, что начала замерзать, но совесть не разрешала ей войти в избу. Мучаясь в своих рассуждениях, Лиза бы осталась там до утра, если бы не внезапное:
– Лизонька, дитя моё! – кинулась к ней, укрывая пуховым платком, няня. Как же это было нужно и ожидаемо сейчас!
– О, Марья Петровна, – взмолилась Мохова, вставши на колена и схватившись за теплые нянины руки, -простите меня! Я… Я не знала! Я не хотела! Сможете ли вы мне простить такой низкий поступок?
– Лиза, я ничуть на тебя не сержусь. А ну-ка, -сказала няня, помогая девушке подняться и, укутав её в платок, вытерла подступившие слёзы, – пойдем внутрь. Самовар поставим, чайку попьем и поговорим по душам.
Лизе, что и оставалось, так это подчиниться добродушному предложению няни.
За чаем Марья Петровна рассказала всё подробнейшим образом: что произошло во время ареста, как она уговаривала Леонида, на какие условности пришлось ему пойти, что срок дали небольшой, около трех лет и не более того, что они живут и трудятся в человеческих условиях, что Леониду нужно верить (он же всё знает), что вот есть даже справка, что всё, в конце концов, будет хорошо и будет хорошо, как прежде, что, когда они вернутся, все возвратиться на круги своя.
Елизавета, тронутая такой заботой со стороны няни, ещё более вознесла ее добродетель в своих глазах и искренне раскаивалась за то, что была столь невежественна. Она почувствовала себя в большом долгу перед этими людьми. А тот факт, что ждать нужно всего-то три года, окрылил ее ещё большей надеждой на прекрасное будущее. Лиза вознамерилась обязательно поблагодарить Бога за эту милость. Не осталось без внимания и утешения и то обстоятельство, что Саша крепко спал в отдаленной запертой комнате и не был свидетелем этого ужасного события.
Наконец, в приятном расположении духа, они пожелали друг другу спокойной ночи и погасили свет, хотя можно с уверенностью сказать, что ночь после таких переживай спокойной им не выдалась.
Рано утром, когда только-только зарядились петухи и облака только-только начали отображать мягкий теплый свет первых лучей солнца, у калитки остановилась повозка. Пассажир ее, разгрузив свои вещи, рассчитался с извозчиком и тот уехал
Лиза и Саша, заглянув в окошко, сразу узнали кто это такой. Не теряя ни минуты, они выбежали навстречу нежданному раннему гостю.
– Рома! Ромочка! – бросилась ему на шею Лиза с раскрасневшимися глазами. – О, как хорошо, что ты приехал! Как же хорошо!
– О, а я буду помогать! – заявил Саша, взявшись за один из чемоданов брата.
– Нет, нет, Сашка! – запретил ему Роман. – Он очень тяжелый. Если хочешь помочь, возьми этот поменьше, – указал брат на другой чемодан. Сашка с радостью схватил его и потащил в дом. Вскоре все вещи были перенесены.
Марья Петровна встретила Романа с радостью, потчивала его жирными щами и блинами. Роман признался сердечно ей в почтении за оказанную любезность к семье Моховых. Он обещался быть опорой для них и, с позволения хозяйки, с того же дня хотел взяться за любую работу, лишь бы все они жили, не терпя голода и неудобств. Няня же настояла на том, чтобы путник с дороги сперва как следует отдохнул и набрался сил.
Саша вскоре пошел играть с друзьями, а Марья Петровна, убедившись, что Роман сыт, пошла кормить своё скромное хозяйство, состоявшее из собаки, козы и пары куриц с петухом.
Лиза и Роман остались одни и им было о чем поговорить. Сестра рассказала всё, что им дано было пережить за время отсутствия брата.
– То, что отец и мать вернуться через три года, меня очень радует, – призналась Лиза. – Но одно осознание, что они там мучаются, ужасно устают, меня угнетает. Дай же, Господи им сил, чтобы все вынести, чтобы устоять…
Во время рассказа Елизаветы Роман не проронил ни слова и только после того, как в комнате повисла тишина, он со степенностью начал свою повесть:
– Меня из института выгнали.
– Выгнали?!
– Да, как сына кулака, грабителя народа.
Лиза охватила свою голову руками.
– В тот же день, когда я получил от тебя письмо, пришло и известие об исключении…
– Неужели ничего нельзя сделать?
– Ничего.
– Как же ваши проекты для метрополитена? Вы же так нужны сейчас Москве. Как же твои идеи по устройству вентиляции и освещения? Они же оценились на ура! И… Там же были преподаватели, которые возлагали на тебя большие надежды. Неужели они не заступились?
– Они ничего не могут. Всё кончено, Лиза. Мог бы я доучиться год, то устроился бы на хорошую работу и мне было бы по силам обеспечить вас… Это испытание. Нужно суметь его выстоять с достоинством, – заключил Роман.
– Знаешь, Рома, – тихо сказала Лиза, – последними словами родителей, когда нас уводили, были о том, что мы обязательно встретимся, что нужно всегда помнить то, чему нас учит Библия, что необходимо всегда помнить, что с нами Бог! О, Роман, какое это утешение для меня!
– Мы будем соблюдать их наставления, – утвердил Рома.
Сестра и брат ещё разговаривали, как пришла новость, что прибыл дядя Вася. Он, держа под мышкой узелок, встреченный и проводимый в дом няней и Сашей, был обрадован тем, что услужил, как прежде, семейству Моховых, хоть и самую малость.
– Я имею кое-что для вас, – сказал он после многих приветствий и расспросов обеих сторон, вытянув из-под мышки узел. – Вот… Я вчерась вечером, когда приехали разбирать ваш дом, пошёл якобы, как обычно, на работу. Я хотел, когда там будет полный бардак, хоть что-то для вас взять важное… Я пришел туда. Даже удалось пробраться в светлицу, и удалось собрать что-то… Вот,– стал он развязывать поспешно узел и перед всеобщим взором открылась эта кладовая. Тут были некоторые теплые вещи Саши, чернила, помятые листы бумаги, фарфоровая чашка, чайная ложечка, гребень, каким обычно пользовалась Наталия Мохова и… Библия.
– Это чудо! – схватив книгу, воскликнул Роман.
– Просто прекрасно! – добавила Лиза.
– Как вам получилось взять Библию?
– Когда я был в светлице, вижу… Ба! Да это же книжка батюшки Федора, Слово Божие. Оно на столу лежало. Так я его- бац! И в рубаху. Так и забрал.
– Удивительно.
– Мне чуется, что командир тот, Ленька то бишь, заметил, как я забрал Библию, но он так резко обернулся, будто ничего не видал. А я заприметил это. А потом командир этот как будто опомнился и чуть ли не собственноручно вышвырнул меня оттуда. Вон как дело было.
– Спасибо вам за это,– сказал Роман и открыл книгу. Из неё на землю упал какой-то клочок бумаги.
–Поймал! – взял Саша бумажку и передал Роме.
– Что это? – полюбопытствовала Лиза. – Там что-то написано?
– Да, но неразборчиво,– ответил Роман. – Посмотри, пожалуйста.
– Мат-фе-я,– с трудом прочла девушка, – пять, три по шестнадцать. Это ссылка на стихи. Открой их, Рома!
Роман быстро справился с поставленной задачей и прочитал следующее:
– Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное. Блаженны плачущие, ибо они утешатся. Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю. Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся. Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут. Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят. Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими. Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное. Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать, и всячески неправедно злословить за Меня. Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах: так гнали и пророков, бывших прежде вас. Вы – соль земли. Если же соль потеряет силу, то чем сделаешь ее соленою? Она уже ни к чему негодна, как разве выбросить ее вон на попрание людям. Вы – свет мира. Не может укрыться город, стоящий на верху горы. И, зажегши свечу, не ставят ее под сосудом, но на подсвечнике, и светит всем в доме. Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного.4 – Роман окончил чтение и, оторвав глаза от книги, осенённо прошептал: – Это оставил отец.
Лиза в трепете и умилении прикрыла рот рукой. Она соглашалась с заключением брата. О достоверности этого вывода свидетельствовало то, что в этой книге никогда никто не оставлял заметок или записок. Перед ними была, как видимо, наспех оторванная откуда-то бумага, также и запись на ней выполненная торопящейся рукой и ею же в быстроте закинута в Библию, в надежде на то, что будет найдена чудом. Наверное, это произошло за несколько минут до ареста, когда Федр Мохов заметил, что происходит у него во дворе. Он понимал, что всё это не к добру, поэтому любое его действие могло иметь большое влияние и отзыв при сопутствии благоволения самого Бога. А Его Воля была именно таковой.
– Слава Богу! – вымолвила Елизавета. – Слава Богу! Слава Богу! – в ее голосе слышалось дрожание и, в то же время, нотки бесконечной благодарности и радости. – Как Он прекрасно всё провёл! Как Он позаботился о нас! Теперь я не сомневаюсь, что Бог наш не оставит нас и далее! Он будет рядом что бы не случилось…
– Действительно, это… это просто восхитительно! – вторил сестре Роман.
– Какое же это утешение!
– Я так радуюсь с вами,– отозвалась няня, полностью разделяя их эмоции.
Сашка же улыбался во всю, глядя то на Лизу, то на Романа, то на няню. Василий Павлович тоже был не менее счастлив.
– О, Роман,– попросила Лиза, -прочти те слова ещё раз!
Брат выполнил ее просьбу. Каждый из них слушал с особым вниманием. Дети воспринимали это послание как наставление и завещание от родителей. О, как бы им хотелось, чтобы каждое слово глубоко и на всю жизнь укоренилось в их сердце.
Когда стихи были ещё раз прочитаны и слушавшие отдали им должное в мудрости и важности, дядя Вася, робея, спросил:
– Так что же… мы будем ещё делать собрания, как… как ваш батюшка?
Тут Роман взял ответ на себя, как на старшего. Он от такого вопроса заметно ободрился и стал серьезнее:
– Конечно. Собрания, прославления Бога и изучение Его Послания никогда не должны прекращаться. Мы, с Господней помощью, будем их проводить регулярно, как и раньше, и начнём с сегодняшнего вечера. Ждем вас здесь с вашей женой.
– Вот радость! – просветлел Василий Павлович. -Тогда, до вечера! – попрощался он, проводимый множеством благодарностей за услугу и помощь, от чего у дяди Васи не сходила улыбка с лица весь последующий день.
Вечером, как было назначено, все собрались в доме Марьи Петровны. Их сбор проходил так же, как и прежде: они пели, молились, читали Библию и размышляли над стихами.
Этот вечер собравшиеся считали настоящим благословением. Сколько увещеваний они получили, лишенные этой благодати с времен ареста супругов Моховых.
Роман теперь занял место отца. Начиная это собрание, он просил у Бога в молитве мудрости и смирения в изучении Его Слова, а также Его водительства на их путях.
Читалась Четвертая книга Царств.
–Поутру служитель человека Божия встал и вышел; и вот, войско вокруг города, и кони, и колесницы. И сказал ему слуга его: увы! господин мой, что нам делать? И сказал он: не бойся, потому что тех, которые с нами, больше, нежели тех, которые с ними. И молился Елисей, и говорил: Господи! открой ему глаза, чтоб он увидел. И открыл Господь глаза слуге, и он увидел, и вот, вся гора наполнена конями и колесницами огненными кругом Елисея.5
Лиза поняла: всегда доверять Богу все свои проблемы, а не решать их своими человеческими гневом, понятиями, силою и гордостью. Тут же, к своему огорчению, Елизавета осознала, что в это же время сутки назад, она положилась на свои силенки и решила победить, как ей тогда казалось, зло самостоятельно, без помощи Бога. «Любите врагов ваших, – вспомнила Лиза слова Христа. – Молитесь за обижающих вас». Девушка мгновенно почувствовала острую нужду в Господе, в Его поддержке в преобразовании ее сердца и в Его прощении. Она уяснила: это урок ей на всю жизнь.
В конце они спели псалом:
Бог- Верный мой Спаситель,
Твердыня и скала;
Господь- мой Избавитель,
Хранит меня от зла.
Наш враг нас окружает,
Пылая к нам злобой,
Но Бог нас защищает
Своей мощною рукой.
К Тебе я прибегаю
В час бури и невзгод,
Тебе я доверяю,
Спаситель мой, Господь.
Тебя, мой Покровитель,
Я буду прославлять
И мощь Твою, Спаситель,
Вовеки вспоминать.
V
Что можем мы знать о сердце другого человека? Что можем мы знать о его мыслях?
Мы в себе сами зачастую не в состоянии разобраться. И в себе же нередко ошибаемся. Что же говорить о нашем окружении?
Труды несчетного количества учёных и великих умов мира направлены на изучение характера человека, на предсказуемость его слов и действий. Насколько же это все бессмысленно! Не подвластно человеку читать другого. Не в силах человек знать всю подноготную и все самое сокровенное своего ближнего, каким бы прекрасным или отвратительным оно ни было.
Чтобы раскрыть сердце, нужны особенные ключи. И эти ключи искать нужно у его Хозяина.
Прошло два года… и многое изменилось с тех пор…
Усадьба Моховых стала армейским штабом и клубом. Парк, Моховский прекрасный парк, раскурочили. От беседки и качели не осталось и следа, и лебеди на заброшенное озеро уже не прилетали. Иной раз, проходя мимо своего дома, Лиза лелеяла надежду, что остался год, всего лишь год, и всё будет как прежде. Нет! Лучше, чем прежде!
«Придут родители. Они вернутся! У нас снова будет семья! У нас снова будет дом! Мы его отремонтируем и уберем. Снова засадим парк и почистим озеро… Где вы, мама и папа? Как жаль, что нельзя вам послать какую-то весточку… Но где бы вы ни были, я знаю точно, что Бог охраняет вас… Пускай они не понравились чем-то государству, пускай… Я это прощу, но самое главное, чтобы они были снова здесь. Господи, не оставляй нас! … О, как мне не хватает отцовского низкого мягкого голоса и материнских тёплых объятий! Когда они придут, я брошусь им на встречу босиком, в чём только буду. Я брошусь им на шею и никогда, никогда не отпущу! Какое сладкое мгновение! Скорее бы! Скорей! … У нас будет опять мастерская… мастера и станки. Люди будут иметь дело и не будут голодать как сейчас без зарплаты. Отец будет приходить домой, а от него будет пахнуть древесиной. Он придет и сядет за стол, где мы все его будем ждать за липовым чаем со сгущенкой. После ужина мы проведем собрание. Все вместе, как всегда… О, как хорошо!»
Двор Марьи Петровны, напротив, переменился в лучшую сторону. Роман, взявшись за пилу и рубанок, поправил нянин амбар, построил гусятник и коровник. Ведь хозяйство их увеличилось. Саша был брату отличным помощником, да и не только брату, а и няне, и Лизе, и даже соседке Дуне. Мальчик повзрослел.
Бог благословлял их труд.
Роман пригодился и в деревне. Его всегда просили что-то смастерить, вырезать из дерева, подсобить в починке крыши и ворот. Чем бы Романа ни потчевали за работу, он всё домой приносил.
Огород Марьи Петровны тоже повеселел. Грядки с морковью, картошкой, свеклой заулыбались под узловатыми руками няни и огрубевшими Лизы.
Правда, туго в деревне стало без Лидии Ивановны. Вместо неё прислали другого врача из столицы, да толку с него было мало. Единственное, что соображала его голова делать, так это пить до беспамятства и посылать куда подальше людей, которые просили его о совете. Тут они бежали к Лизе: она ведь училась у лекаря когда-то, быть может что и скажет. Лиза помогала. Она делала что могла и как умела. То ногу вывихнули, то желудок скрутило, то сердце прихватило. Когда холодные времена сменялись солнцем, девушка чуть ли не каждый день шла в лес за травами для лечения. А чем ей ещё оставалось лечить? Медикаментов сюда уже пятый год не привозили. Так и справлялись.
Калитка скрипнула и во двор вбежала растрепанная, испуганная девчушка:
– Лиза! Помогите!
Елизавета, услышав крик, бросила тяпку на огороде и поспешила к нежданной гостье.
– Что случилось?
Девочка, лет одиннадцати, бросилась ей в руки:
– Помогите! Помогите, пожалуйста!
– Что с тобой? Объясни.
– Не со мной, а с мамкой моей, – заплаканная и запыхавшаяся, призналась та. – Она брюхатая у меня! Она рожает! Я не знаю, что делать и к вам побежала… Помогите!
– А бабки… повитухи? Почему ты их не позвала?
– Да они же на гулянке все, навеселе… Именины же сейчас у Мекишиных. Да я и туда бегала, но они… они сказали, что не пойдут к мамке принимать, потому что она… она нагуляла его…
«Боже мой, – взмолилась Лиза, – какой ужас твориться! … Я же никогда сама не делала, только помогала Лидии Ивановне когда-то… Что же мне делать? … Но раз Ты привёл эту девочку именно ко мне, значит Ты мне поможешь, значит на то Твоя Воля.»
– Где вы живете? – спросила Елизавета у девочки. – Покажи. С Божьей помощью мы справимся.
Девочка тут же встала и, схвативши Лизу за руку, ринулась на дорогу.
– Поздравляю тебя, дорогая моя,– сказала Лиза, выйдя из хижины, стоящей на пороге девочке, – у тебя родилась сестричка!
– Да? Сестричка?!– во мгновение ока ее серьёзное грязное до сих пор личико расплылось в широкой улыбке.
Елизавета была рада не менее ее. Это были первые принятые ею роды. От пережитого ее немного лихорадило изнутри. Это было что-то между страхом и счастьем, боязнью и благодарностью. Мокрая блуза и бешенное сердцебиение свидетельствовали о проведенной неравной борьбе за жизнь.
– Ты должна теперь помогать матери, пока она не поправится. Хорошо? Сейчас сестричка и мама отдыхают, а ты побудь с ними. И если что-то случится, зови меня.
– Хорошо. Спасибо, Лиза! – колокольчиком пропела девочка и протянула ей спрятанный за пазухой цветок цикория. – Это тебе!
– О, спасибо! – сказала тронутая подарком Елизавета. – Он такой красивый! Спасибо.
– Мне тоже нравятся такие цветы. Они мне напоминают васильки, а васильки я люблю, потому что маму зовут Василисой, – объяснила девочка.
– Надо же! А тебя как зовут?
– Асей.
– Значит ты Настя, да? Анастасия?
– Да,– довольно ответила девочка.
– Красивое у тебя имя. И ты такая большая и смелая! Молодец!
Личико девочки снова приняло грустный, серьезный вид.
– Что случилось, Ася?
– А что будет, если он придет?
– Кто он?
– Дохлый.
– А… кто такой дохлый? – изумилась Лиза.
– Так это-й наш дохтур. Его зовут просто так.
– А что он лечил твою маму?
– Да. Он много раз заходил. С того самого дня, почай, как приехал сюда. Лечил, наверное… Да я ему не верю. Не похож он на лекаря, вообще не похож. А вы похожи!
– И ты не хотела бы, чтобы он приходил? – вкрадчиво и растеряно спросила Лиза.
– Нет. Не хочу.
– Думаю, он исправится, Асенька,– нерешительно заявила девушка. – А теперь иди к маме. Ты нужна ей.
Настя послушно и уверено вошла в избу.
«Да, как же так можно?! О, бедное, бедное дитя! – думала про себя Лиза, возвращаясь домой. – Он же врач! Нельзя детей сиротами оставлять! Нужно с ним поговорить. Я обязана с ним поговорить. Он должен жениться на ней и сохранить и ее и своё имя (если таковое имеется). Может Романа попросить? … Нет, это дело деликатное. Это я должна буду к нему подойти и объяснить, что к чему. Да! Именно так я и сделаю! Но… уже солнце садится,– заметила Лиза заходящий за горизонт алый диск,– а он, наверняка, сейчас на гулянке этой и, наверняка, пьян и, даже если туда пойти, он ничего не поймет, и не ясно, что вообще из этого может выйти… Тогда завтра. Да!
Боже, спасибо Тебе, что Ты подарил миру эту прекрасную девочку, что родилась у Василисы. Спасибо за помощь. Надеюсь, если на то будет Твоя Воля, то образуется ещё и новая семья. Если только Твоя Воля…»
Лиза вошла в дом Марьи Петровны. Она разжала свой кулак, где хранила ценный подарок, и положила его на подоконник. Цветок напоминал ей Настю, эту открытую, ответственную девочку, такую маленькую, но такую осознанную. У нее в груди сжалось сердце. В таком возрасте Настя должна играть с подругами, бегать и плести веночки, а она… На нее взвалена ноша, какую и не всякий взрослый может понести.
«Но о таких детях, как Ася, Бог всегда заботится,– заключила Лиза. – Я уверена, что она будет счастлива.»
Приближалось время собрания. Стоит отметить, что оно у них значительно увеличилось. Теперь помимо няни, Ромы, Лизы, Саши, Василия Павловича и его жены стали приходить Дуня с детьми и некоторые мастера, которые работали у Мохова, в их числе и бывший управляющий, весёлый трудяга, Владимир.
Все собрались. Как всегда, были молитвы, песни и чтение. Такого рода сборы они проводили по нескольку раз в неделю по вечерам, после захода солнца, когда были освобождены от дневных забот, когда меньше глаз могло видеть и меньше языков доносить. Соблюдая уставы Божии, посторонние не могли не заметить изменений в их поведении, поэтому на их вопросы и неясности наши герои отвечали честно и откровенно, повергая некоторых в ужас, других – в восхищение.
Владимир в доме няни стал частым гостем. У него всегда были весьма важные дела то с Романом, то с Сашей, и обязательно несколько любезностей в адрес Лизы. Лиза, в свою очередь, также не лишала его своего дружеского внимания и улыбки.
После собрания, когда проводили гостей, Владимир вдруг обратился к Моховой:
– Мне нужно с тобой поговорить. Это касательно трудов батюшки вашего.
Она кивнула, и они вскоре остались на крыльце одни. Владимир поперхнулся и начал:
– Елизавета, я… я очень долго думал и… и пришёл к тому, что…– невнятно молвил он и, наконец, набрался сил и рывком выговорил. – Выходи за меня замуж!
Лиза стояла, не шелохнувшись. Она почувствовала, как огненная волна прокатилась от головы до пят. Ей не хватило воздуха и сердце, казалось, застучало прямо в глотке.
– Я понимаю, это очень неожиданно, – продолжал Владимир, – но подумай над этим, пожалуйста… Я смогу позаботиться о семье. Да, я сейчас не могу ничего предложить, но вместе… вместе мы справимся, – убеждал ее он.
Молодой человек смолк, ожидая хоть полуслова, хоть малейшей реакции, по которой он мог бы прочитать ответ. Его глаза в голодном поиске бегали по ее лицу.
– Владимир, я… – Лиза собрала свой голос, – не хочу принимать такие решения без родителей. Остался год. Они должны вернуться…
– Да, но скажи мне, могу ли я хоть надеяться?
– Уверена, что у отца и матери ты на хорошем счету. Ты много лет был в мастерской. Твои смекалка и подход весомо поддерживали работу. Я высоко ценю это. Для отца ты был незаменим.
– И, всё-таки…– настаивая, выговорил бывший управляющий, – ответь мне.
Лиза вздохнула.
– Я должна обдумать это и помолиться. Я хочу узнать и мнение Романа. Он ведь за старшего. Дай мне время.
Лицо Владимира отдернулось, но он справился с ним.
– Слушай, – взял он за руки Лизу, – через три дня у нас снова… э…
– Собрание?
– Да. Собрание! Так вот, через три дня, я жду ответа здесь же, в это же время! – убедительно толковал молодой человек. – Идёт?
Лиза оказалась в полной растерянности и не решалась ответить.
– Идёт? – переспросил Владимир.
– Да, хорошо… С Божьей помощью…– дрожа, ответила она.
– Ну, и отлично! Прощай! – лихо соскочил со ступеньки молодой человек и исчез в сумерках.
– Прощай,– прошептала девушка.
Лиза ещё долго стояла на крыльце, встречая первые звёзды в темном небе. Ей нужно было всё обдумать.
«Владимир, безусловно, очень добрый человек. Он трудолюбив и ответственен. Роме и Саше он лучший друг. Он поверил в Бога и Иисуса Христа. Разве этого недостаточно, чтобы ответить согласием?
Но для чего вся эта спешка в ответе? И это его странное предложение…
О, Боже, если только Ты благоволишь… Помоги мне понять Твой умысел, покажи Твой перст, куда идти и как идти. Что я могу решить здесь без Тебя?»
Мысли Лизы потекли в размышлениях и безмолвной молитве. Так или иначе она уже взрослая, она должна думать о своем будущем, она должна понимать, что ее время настаёт и она должна принимать очень важные и неотделимые от жизни решения. Впервые ей сказали подобные слова. Впервые ее сердце застучало по-другому. Как чисты и девственны эти ощущения. Ей хотелось радоваться, но тут же она почувствовала, как внутри все сжалось в судороге. Лиза не хотела ничего подобного решать сейчас. Это положение дел и это предложение совсем не вдохновляли ее, а, наоборот, прибавили больше тревожности. Вспомнив в деталях их разговор с Владимиром, в ее душе начал подниматься мятеж. Сумев его усмирить, она ещё раз заключила: «На Тебя, Боже, уповаю…»
Вдруг из темноты стал доноситься плач ребёнка и топот быстрых ножек. Лиза затрепетала. Эти странные и пугающие звуки вернули ее к земле. Они явно приближались к калитке, и та с ропотом скрипнула. Залаяла собака.
– Лиза! Это я! – завопил знакомый голосок.
– Настенька! – бросилась Мохова ей на встречу. Она поняла, что случилось что-то трагичное. – Идём! Идём со мной,– Лиза утерла грязные ручейки с щек девочки, взяла у неё ребёнка и повела их в дом.
– Это Настя, дочка Василисы, – объяснила, войдя в избу Елизавета, ошеломленным её вторжением с заплаканными детьми.
– Прошу вас, помогите! – просила девочка.
– Что у тебя? Расскажи, – почти одновременно спросили Роман и Лиза, окружив Настю. Марья Петровна взяла на руки неугомонно ревевшего ребёнка и, пытаясь его успокоить, сказала Сашке, чтобы тот принёс козьего молока.
– Дохлый пришёл, – отвечала, захлебываясь слезами Ася. – Мамку начал колотить… Мне стало страшно… Я схватила сестрицу и к вам поб..бб..бежала.
– Ну, все, все, успокойся, – обняла ее Лиза, поглаживая по тощим дрожащим плечикам. – Всё будет хорошо. Рома, ей нужна помощь, – обратилась она к брату, – мало ли что может случиться,– голос Елизаветы понизился.
Роман тут же собрался к выходу.
– Ни в коем случае сам не ходи! -наказала властным голосом няня, качая на руках, уже успокоившуюся малышку. – Попроси дядю Васю, но не сам. Понял?
Роман вышел.
Прошло около часа. Хмурые и серые Роман и дядя Вася переступили порог няниного дома.
Няня и Лиза с одной свечой на столе ждали их, успокоив и уложив детей. Когда мужчины появились в комнате, они встретили их тревожным взглядом и только с одним вопросом, написанным на их лицах: «Что там?»
– Тяжко! Ох, тяжко! – выговорил Василий Павлович, садясь на лавку у окна.
– Когда мы прибежали туда, то выяснилось, что ни Василисы, ни доктора больше нет, – сказал Рома. – Очевидно, что он избил её до смерти, а, когда увидел, что натворил, наложил руки и на себя.
– Ужас! – вспыхнула няня, побледневши в лице.
Лиза, опершись локтями о стол, схватилась за голову. Длинными исцарапанными пальцами, она впилась в волосы. Её взгляд, опущенный на стол, бегал туда-сюда.