ГЛАВА 2

37

Солнечный свет буквально ослепил Адама, едва его ноги ступили на холодные камни у входа. Красота и величие внешнего мира оглушили его. Насколько хватало глаз, до самого горизонта он видел покрытые снежными шапками горы. Холодный чистый воздух, попав в лёгкие, опьянил, вскружив голову. Невероятной красоты окрестности очаровывали. Но требовательный голос Эвы, зовущей из пещеры, заставил его действовать. С удовольствием несколько раз глубоко вздохнув, он осмотрелся и нашёл глазами незамеченные им вчера очень низенькие, почти лишённые листьев, прижимающиеся к каменистой почве скрюченные деревца. Присев и ухватившись руками за небольшой колючий ствол, он что есть силы стал пытаться вырвать его. Но глубоко уходящие в скальную породу сильные корни крепко держали упрямое растение. Оцарапав руки в кровь, он что есть силы тянул и тянул до тех пор, пока не услышал за спиной насмешливый голос Эвы: “Ты как ребёнок”. Растеряно оглянувшись, Адам смутился от того, как она, оберегая живот, легко присела на корточки и одной рукой, без усилий стала ломать податливые ветви. Смущённо почесав затылок, он присоединился к ней, и вдвоём они быстро набрали нужное количество древесины. “Бери и пошли”, – вздохнув сказала Эва, и Адама, подобрав с земли всё, что было ими наломано, послушно засеменил следом. Едва он вернулся в полумрак пещеры, в нос ему ударил удушающий смрад перемешанных воедино запахов свежей крови, испражнений животных и ещё чего-то невероятно мерзкого и вонючего. Удивляясь, как они могли ночевать в столь затхлом месте, скривив лицо, он спросил: “Чем это так воняет?” “Жизнью”, – просто ответила Эва. Адам удивлённо посмотрел на неё. “В мире ГОДсис всё иначе, а здесь так”, – равнодушно продолжила она. Адам, рассеяно кивнув, присел помогать ей раскладывать ветви для костра. “Как только я разведу огонь, у нас будет мало времени, – сказала Эва, беря в руки камни и собираясь высечь искру, – воины могут увидеть дым, и тогда нам не спастись”. Она уже было занесла один камень над другим, как вдруг недалеко от пещеры раздался мужской голос. Эва мгновенно замерла и, не шевелясь, вскинула испуганные глаза. Стараясь не шуметь, она быстро поднесла свой палец, всё ещё испачканный кровью убитых животных, к губам Адама, который сам перепуганно неподвижно замер, брезгливо скосив глаза на её ноготь с чёрными ободком и тёмно-красными разводами. Они услышали, как второй мужской голос ответил первому. Очень тихо встав, не производя совершенно никакого шума, по-кошачьи крадучись, Эва подошла к низко расположенной расщелине. Прильнув к ней, она стала осторожно рассматривать небольшой видимый ей участок, находящийся сбоку от входа. Внезапно мужская ягодица близко загородила свет. Это произошло так неожиданно, что женщина едва не вскрикнула. Их спасла рука Адама, неожиданно закрывшая ей рот. Он, тихо подкравшись сзади, тоже пытался увидеть владельца голоса. Мужчина, постояв несколько секунд, неожиданно повернулся к ним и, вытащив член, стал мочиться прямо в щель, за которой прятались Адам и Эва. Боясь издать хоть малейший шум, они, не шевелясь, так и сидели, вынужденно наблюдая за тем, как мужчина облегчался, обдавая их брызгами мочи. Закончив своё дело, он отвернулся, собираясь идти дальше. И было совершенно понятно, что воин никак не пройдёт мимо входа в их пещеру, рядом с которым и ребёнок бы заметил обломанные ими деревца. Эва, испугано дыша, зашептала слова молитвы: “ГОДсис, помоги, помоги нам, услышь мою молитву. Сила Твоя велика, Ты можешь, Ты можешь, я верю, я…” Внезапно второй слышимый ими ранее голос снова окликнул только что облегчившегося воина, и тот, не дойдя каких-нибудь пары метров до площадки входа, чудом не заметив следов их присутствия, со смехом развернувшись, пошёл обратно. Адам, не вытираясь и не разжимая рта Эвы, быстро увлек её в сторону и прижался вместе с ней к стене рядом с щелью, у которой они только что находились. Стараясь действовать быстро, он случайно задел небольшой камушек, который, скатившись с валуна, шумно грохнулся на пол. Воин, как раз в это время проходивший мимо своего импровизированного туалета, внезапно замер и, остановившись, прислушался. Адам и Эва, не дыша, замерли в невероятном напряжении. И уже в который раз второй мужской голос снова спасительно позвал едва не нашедшего их воина. И тот, кривясь от близкого вида своей мочи, не приближаясь к щели, заглянул в видимую часть полумрака пещеры. Не заметив ничего подозрительного, он разогнулся и ушёл догонять своего товарища.

Едва перестал быть слышен звук его шагов, Адам отпустил рот Эвы и с отвращением вытер лицо рукой. Она, сделав то же самое, быстро бросилась к выходу и, улегшись на пол, осторожно поползла. Движимый любопытством Адам последовав за ней, в точности повторяя её действия. Едва он, подобравшись к спрятавшейся за одним из внешних камней Эве, осторожно высунулся из-за её плеча, то увидел караван людей, идущих цепью буквально в нескольких сотнях метров от них. Их было достаточно много, от четырехсот до пятисот человек, детей, мужчин, стариков и женщин, одетых в одежды, схожие с той, что была на Эве. Впереди шёл высокий мускулистый человек, голова которого, в отличие от соплеменников, была обрита наголо. На его плечи была надета странного вида накидка, сделанная, похоже, из старых и грязных автомобильных чехлов. За хорошо развитыми, мощными плечами, висел самодельный колчан со стрелами, и лук, а в мускулистых руках мужчина легко держал приличных размеров копьё. Следом за ним шёл воин, который, словно хоругвь, на длинной палке нёс древний, весь в дырках белый докторский халат. “Каяф”, – тихо прошептала Эва, кивнув на бритого воина. “Что это на нём?” – не сумев скрыть смешок, тихо спросил Адам. “Только вождь носит тонакан шор предков, – поучительно ответила Эва и, посмотрев на Адама удивлённо, продолжила: – Племя уходит из деревни”. “Почему ты так решила?” – спросил Адам, с интересом разглядывая идущих. Эва, указав на развевающийся по ветру халат на палке, сказала: “Они несут дрош, значит, уходят надолго”. “Что это такое?” – спросил Адам, с улыбкой кивнув на халат. «Дрош – это вручённый богами великий флаг предков. Они передали его отцам, те завещали его нам, и мы вручим святыню нашим детям, чтобы те сохранили его для следующих поколений, чьи потомки, когда получат его, знали бы, что они ветви великого народа, выросшего из корней дерева, посаженного богами. И так будет до скончания дней”, – с пафосом произнесла Эва. “Это просто старый медицинский халат, к тому же ещё и с оторванным карманом, – прыснув смешком, произнёс Адам. Но, заметив серьёзный взгляд Эвы, стараясь сдержать улыбку, спросил снова: – А откуда он у вас?” “Этот дрош сделали боги, которые жили за великой стеной, на которой был Божественный знак, вот такой, – сказала Эва, нарисовав пальцем на камне цифру шесть, – там был город предков, которые говорили на древнем, на твоём языке, – почтительно продолжила Эва. – Они с начала времён жили в домах, похожих на те, в которых сейчас обитает наше племя. Но теперь от их города уже почти ничего не осталось, и ходить туда нельзя, запретное место”. “Центр 6, – догадался Адам, – вот оно что. Но если у вас есть дома, зачем племени нужно на зиму куда-то уходить?” – удивлённо спросил Адам. “Я не знаю, – озадаченно ответила она. – Никогда такого не бывало. Дом племени – его корни. Но, может, они уходят, потому что зима близко, а у них мало дров? Поэтому Каяф ведёт их в долину, где теплее и есть еда, добыча”, – рассуждала шёпотом озадаченная Эва. “Но дом всё-таки легче протопить, чем пещеры, в которых, наверное, полно этих летающих тварей”, – проговорил Адам, внимательно вглядываясь в фигуру Каяфа. “Грязная еда, плохая”, – скривилась Эва. “А как же мы?…” – повернувшись к ней, спросил Адам. “Мы не можем охотиться, потому что воины обязательно где-то рядом, – ответила ему она. – Нужно быстро поесть и уходить в другую сторону”. И несмотря на приличных размеров живот, развернувшись с грациозностью ящерицы, поползла обратно в пещеру. Тяжело вздохнув и ещё раз глянув вслед уже практически миновавшему их племени, Адам неуклюже имитируя движения женщины, отправился за ней следом.

38

В темноте пещеры Эва заканчивала снимать шкуру с мёртвого и совершенно мерзкого на вид существа, совершенно не обращая внимания на белое, искривлённое от омерзения лицо Адама. Зажав рот рукой, он с ужасом следил за её окровавленными ловкими пальцами. “Воины всегда идут впереди и позади племени, нельзя разводить огня, нужно тихо, – объяснила она Адаму, прижимая палец к губам. И, посмотрев на ещё недавно живую плоть, продолжила, – арнэт быстро портятся. Нужно есть сейчас”. Покрутив в руках тушку, она впилась зубами в её сырое, волокнистое мясо. Оторвав кусок, начала с трудом пережёвывать его, вытерев окровавленные губы и подбородок ладонью. Увидев это мерзкое зрелище, Адам раздул щёки в рвотном позыве. Будто не замечая этого, Эва протянула мёртвое животное и ему: “Ешь”. Адам, прикрывая рот рукой, отрицательно покачал головой. “Не будешь есть, умрёшь, – буднично произнесла она. – Я скоро не смогу ходить на охоту, и ты должен сам научиться добывать еду. Ведь ничего другого ты найти не сможешь”. Посмотрев на окровавленные руки женщины, Адам с осторожным отвращением взял мёртвую, скользкую от свежей крови тушку и, осторожно поднеся её к носу, понюхал, уловив сладковатый запах смерти. Эва, перестав жевать, смотрела на него. Адам, бросив на неё полный страдания взгляд, попытался рукой оторвать себе кусок. У него ничего не вышло. И тогда он, часто дыша от волнения, боясь потерять решимость, закрыл глаза и, подобно Эве, впился в мёртвое тело зубами. Он стал тянуть от себя жилистое, воняющее сырое мясо, с трудом отрывая мышечные ткани и сухожилия. Эва равнодушно отвернулась. А Адаму, испачканному кровью существа, с трудом пережевывающему кусок мёртвой плоти в холодном каменном чреве пещеры, стало себя жаль. Так жаль, что он заплакал, горюя о кислых сливах и сырой картошке. О безвозвратно потерянной зелени центра 3 и такой, как он понимал теперь, его достаточно беззаботной жизни, которую оставил навсегда.

Но уже где-то в глубине сознания рождалось в нём что-то новое, дикое, холодное и расчётливое. Подавляющее собой все его прошлые мысли и желания. Стирающее из памяти Риту и кажущиеся теперь совершенно нелепыми глупые его восторги относительно “грандиозных” жизненных планов и моральных принципов. Всё это приходило к нему постепенно, с каждой минутой, проведённой в пещере, с каждым проглоченным куском сырого мерзкого мяса он рождался заново, в первое утро его новой, свободной жизни.

39

Снег, покрывающий собой всё вокруг, уже не выглядел монолитно-белой холодной массой. Будто ощущая скорый приход тепла и где-то внутри уже смирившись с тем, что ему скоро придётся покинуть высокое предгорье, он не так уверенно блестел на раннем весеннем солнце.

По ложбине, которую миллионы лет назад оставил после себя сошедший ледник, минуя хаотично разбросанные тут и там валуны, довольно резво шагал Адам. Укутанный в невообразимый наряд, состоящий из старых тряпок, сшитых воедино с кусками шкурок неизвестных животных. За его плечами висела похожая на рюкзак сумка с длинными ручками, а в покрасневших от холода пальцах он крепко сжимал две палки, которыми достаточно уверенно помогал себе при ходьбе по глубокому снегу. Сделанные из кусков древнего пластика снегоступы были плотно прихвачены верёвками к ногам, обутым в видавшие виды армейские ботинки, стянутые вместо шнурков кусками проволоки. Его голову украшал своеобразный тюрбан, состоящий из выцветших от времени грязных тряпок, а ещё больше отросшие усы и борода от дыхания покрылись инеем.

Задержавшись на секунду у пещеры, в которой вместе с Эвой провёл свою первую ночь вне стен центра 3, он поправил чуть съехавшую на бок сумку и отправился дальше. Пройдя ещё с километр, Адам остановился, устало привалившись к здоровенному валуну. Он вытер с усов намёрзший от дыхания иней и стал внимательно разглядывать брошенный военный городок, находившийся прямо под ним в ложбине. Его здания располагались между двух неодинаковых холмов. Один был достаточно пологим, а другой, возвышающийся над всей округой, больше походил на настоящую гору с частично заметённой и покрытой древним растрескавшимся асфальтом двухполосной дорогой. Её чудом сохранившаяся лента, петляя, вела куда-то вверх, уходя в дымку низко висящих облаков. Городок состоял из нескольких десятков выглядящих совершенно заброшенными строений, в основной своей массе чернеющих провалами отсутствующих дверей и окон. И только в паре мест чудом сохранившиеся, покрытые грязью веков стёкла матово отражали дневной свет. На укрывающем всё вокруг снегу были едва видны следы одиноких ног, теряющихся между строений. Но это были его отпечатки, оставленные в предыдущие визиты. Точнее, это была тропа примятого им снега, протоптанная снегоступами, которые он смастерил под руководством Эвы. Эти пластиковые приспособления мало того что здорово выручали при ходьбе, так ещё и служили кое-какой маскировкой его маршрутов. И если не давить на них всей ступней сразу, то верхняя кромка снега только чуть приминалась, выдерживая небольшой вес его тела. Памятуя о наставлениях Эвы, каждый его уход за продуктами твердившей об опытных воинах-следопытах племени, он поначалу как-то старался маскировать свои тропы, выбирая разные маршруты и заметая следы маленькими веточками мелкого колючего кустарника, единственного растения, живущего во всей округе и камнях высокогорья. Но потом бросил это утомительное занятие, решив, что раз за всё время он не только не встретил ни одного человека, но даже не заметил и какого-либо чужого следа, то племя скорее всего ушло как минимум до наступления тепла, которое, вернувшись, растопит снег, совершенно скрыв его маршруты. К тому же, как он надеялся, полученных за время его пеших путешествий опыта и знаний ему теперь хватило бы для того, чтобы вовремя заметить возвращение дикарей.

Адам снова внимательно осмотрел безмолвный городок. Вокруг, как обычно, царила полнейшая тишина, и не было видно никакого движения. Выждав для верности еще какое-то время и не заметив ничего подозрительного, решившись, он направился в сторону зданий.

Не прошло и часа, как Адам уже миновал разрушенный от времени кирпичный забор и остов древних ворот с уже едва угадывающимся фундаментом контрольно-пропускного пункта. Не останавливаясь, прошёл мимо нескольких доживающих свой век одноэтажных казарм с просветами отсутствующих дверей и окон, заметённых снегом и тоскливо зияющих чернотой. Стараясь ступать в свои же, припорошённые снегом следы, он прошагал дальше между двухэтажно одинаковыми корпусами. Адам уверенно держал путь к зданию бывшего гаража, где на облезлых зелёных воротах под надписью “Водитель, внимание! Движение только на первой скорости” имелась неумело разрисованная свирепыми человеческими черепами небольшая калитка, на проушины замка которой была намотана проволока с черепом летучей крысы. Напротив ворот стояла ржавая четырёхопорная железная мачта освещения, с небольшой площадкой наверху и ведущей к ней едва державшейся ржавой лестницей. Ни проводов, ни, естественно, ламп на ней не было, зато между её лапами виднелся след большого костра, вероятно, когда-то разводимого на этом месте, совершенно очевидно, до того как снег укрыл собой всю округу. Подойдя к воротам, Адам по-хозяйски, привычной рукой снял череп арнэт, хмыкнув от воспоминания того, как они с Эвой ели точно такую же сырую тварь в его первое утро свободной жизни, и, отмотав проволоку, шагнул в темноту холодного гаража. Положив свои палки, он стряхнул с бороды и усов иней и, рождая дыханием облачка пара, присев, взял лежащую тут же оставленную им ранее головешку. Достав из сумки два камня, конечно, не так быстро, как Эва, но уже достаточно ловко, высек искру и зажёг факел. Подняв его и громко шаркая по полу пластиком снегоступов, прошёл между остовами нескольких военных автомобилей к уходившим вверх в темноту длинным полкам, заполненными разнообразными вещами. Там были завёрнутые в ткань освежеванные размером с кошек животные, набитые какими-то ягодами старые жестяные банки, разнообразный хлам, который мог бы как-либо пригодиться в хозяйстве, и ещё совершенно непонятно что, стоящее на тёмных пыльных полках. Со знанием дела, не забывая при этом побаловать себя парой найденных им ранее в одной из любовно укутанных кем-то склянок, размером с вишню невзрачных на вид но вкусных плодов. Открыв сумку, Адам положил в неё пару промёрзших тушек животных, принадлежащих, судя по всему, к семейству кошачьих, и ягоды, завёрнутые какими-то рачительными собирателями в чистую тряпочку, связанную узелком. Затем, затянув горловину своей торбы, закинул её за спину и двинулся к выходу. Вернувшись к воротам, затушил факел, положил его на место и взяв свои палки, вышел на улицу. Закрыв калитку, снова намотал на неё проволоку, повесил череп и отметив, что солнце уже давно перевалило за полдень, довольный собой быстро двинулся в обратную дорогу. Добравшись до их первой с Эвой пещеры, он забрался в расчищенный им до этого проход и, усевшись недалеко от входа, принялся за дело, совершенно игнорируя очень тихие но всё же хорошо слышные в окружающей его тишине звуки, производимые всё так же невидимыми в темноте свода спящими арнэт. Запустив обе руки в сумку, он извлёк из неё всё, что взял в гараже-хранилище. Положив рядом с собой замотанные в тряпки тушки, Адам принялся остро заточенным камнем срезать с них мясо, раскладывая его на два разных куска материи, периодически с удовольствием забрасывая в рот мёрзлые ягоды.

Солнце вовсю клонилось к закату, когда он закончил своё занятие. Связав тряпки с наструганным мясом в две торбочки, он, отодвинув приличного размера камень, спрятал в открывшуюся под ним нишу одну из них, плотно придвинув к ней часть ягод и остатки двух тушек.

Затем, вернув валун на место, совершенно скрыл место тайника и, посмотрев на дело своих рук, удовлетворённо кивнув головой, забормотал себе под нос: “Скажу, что нашёл раненую кошку, а тушу разделал на месте”. Затем, передразнивая Эву, проговорил: “Если ты принесёшь мясо, небо упадёт на землю”. И тут же довольно добавил: “Посмотрим, что теперь скажешь”. Сунув вторую торбочку с мясом в свою сумку, он с чувством выполненного долга кивнул головой и пошёл к выходу, у которого лежали палки для ходьбы и снегоступы. Чуть позже, затягивая верёвки одного из них вокруг ботинка, он, вдруг задумавшись, замер: “А что ты будешь делать, когда в хранилище кончатся мясо и ягоды? Да ничего, – тут же успокоил он себя, – запас я сделал и завтра же начну тренироваться убивать этих крыс, тем более что они вроде впали в спячку и сделать это будет не так трудно”. Подбодрив себя таким образом, он быстро собрался и вышел вон, растворившись в накрывших всё вокруг сумерках.

40

Хотя Эва всю свою жизнь прожила среди охотников, таковой она не являлась ни по статусу, ни по призванию. Но попав в безвыходную ситуацию, была вынуждена вспомнить всё, что знала об убийстве животных. И хотя это занятие было ей неприятно, выбора не оставалось. Поэтому, пока сроки беременности позволяли, она вместе с Адамом ходила в пещеру, где они так удачно обнаружили арнэт. И несмотря на то что древние законы запрещали употреблять их в пищу, сложность их положения заставляла игнорировать чтимые ею заповеди. Освежевав тощие тушки, она жарила на костре этих отвратительных существ, заставляя Адама, чей желудок не всегда принимал подобную пищу, есть вместе с ней их жёсткое, с душком, невкусное, жилистое мясо.

После того как живот Эвы стал настолько большим, что и ходить-то она могла с трудом, ни о какой охоте не могло быть и речи. Понимая, что её неопытный муж не сможет обеспечить их должным образом, она очень, очень хотела подготовиться к сложным временам. Но это было невозможно. Настоящие холода тогда еще не настали и набрать добычи впрок она не могла, ведь хранить мясо, заворачивая его в мокрую тряпку, обкладывая льдом на морозе, ещё не было никакой возможности. И поэтому, как Эва и ожидала, вместе с зимой пришли трудные времена. Снегоступы, сделанные Адамом под её руководством, ещё какое-то время позволяли ей, не проваливаясь в глубокий снег, с трудом ходить вместе с ним на ловлю крыс. Но с каждым разом это становилось делать всё сложнее и сложнее. Как Эва ни готовилась, но день, когда она не смогла больше пойти на охоту, настал. И Адаму пришлось одному идти убивать арнэт.

Как она и боялась, он, конечно, вернулся ни с чем. Объясняя отсутствие трофеев тем, что животные стали более пугливыми, он несколько дней не мог ничего принести. И когда они уже практически доели остатки последней убитой ею крысы, Адама удивил её, неожиданно принеся ягоды, которые и в прежние-то её, более счастливые времена были не частым лакомством. Правда, они были мёрзлые и мелкие. Но их была приличная россыпь. Он рассказал ей, что умудрился найти их где-то в одной из пещер. “Странно, конечно, – думала она тогда, – ведь ей никогда не доводилось слышать о том, что ягоды могут расти в темноте мрачных каменных мешков высокогорья”. Но растущая внутри неё жизнь забирала все силы её организма, требуя всё больше и больше еды. Страх потери ребёнка и голод терзали женщину, и поэтому, радуясь всему, что могло хоть как-то помочь выносить живущую в ней жизнь, Эва старалась задавать себе поменьше вопросов, страшась совершенно очевидных ответов. Гоня из головы пугающую правду о том, где он добыл ягоды, Эва ела их. Она боялась даже подумать о том, что Адам, ослушавшись её, ходил в деревню и, вскрыв пахэст, крал припасы. Так как это воровство неотвратимо каралось смертью. Ведь целый народ, недоедая, делал стратегические запасы на случай голода, который случался регулярно. А те скудные крохи, что являлись неприкосновенным запасом, помогали в достаточно часто случавшиеся трудные времена хоть как-то, с трудом, но продержаться постоянно растущему по численности племени. В ожидании, пока Адам вернётся со своей “охоты”, и слушая завывания ветра, загонявшего в их новую пещеру холод и снежинки, она мучилась вопросом, на который никак не могла найти ответ. Почему племя ушло, да еще накануне зимы? Этого не случалось никогда на её памяти. Возможно, припасов было так мало, что Каяф, опасаясь того, что голод может стать причиной отлучения его от власти, увел племя вниз на равнины, туда, где теплее. Туда, откуда сборщики приносили зёрна, которые её отец, великий Ноах, хотел пробовать сажать в землю, надеясь на то, что они помогут им решить вечную проблему нехватки еды в постоянно увеличивающемся племени. Но Велвл тогда сумел убедить других, что воинам не пристало копаться в земле. И теперь, когда он стал вождём, приняв имя Каяф, племя промышляло только охотой. А раз так, воровство добычи было верной смертью. “Главное, – думала она, – если он и вошёл в пахэст, чтобы не брал мяса, так как это не прощалось никогда и никому, и смерть, когда их поймают, будет неизбежна. То, что их найдут, Эва не сомневалась ни на секунду. Это был вопрос времени, и поэтому она надеялась, очень надеялась успеть родить до возвращения племени в деревню. Ведь тогда у них появлялся хоть призрачный, но шанс, потому что по закону нельзя убивать ни мать, ни ребёнка. И даже Адам, как, мужчина давший потомство, гипотетически мог рассчитывать на снисхождение, во всяком случае до тех пор, пока не вернёт украденное.

Поэтому она прислушивалась к своему телу, очень желая и в то же время невероятно страшась почувствовать начало родов, которые как она чувствовала должны были очень скоро случиться. Эва один раз видела, как это происходит, но тогда было тепло и рядом была знахарка, а теперь? Она лежит на украденных у мёртвых предков жалких шкурах, в продуваемой, холодной пещере, в ожидании мужчины, которого рвёт от одного вида крови.

Ожидая прихода Адама, Эва часто думала, был ли у неё шанс поступить как-то иначе? И как так получилось что она, дочь великого Ноаха, оказалась изгоем. Может быть, нужно было пересилить себя и, подчинившись законам предков, стать женой Каяфа? Ведь сперва ей даже казалось, что он нравится ей. Высокий, мускулистый, уверенный в себе воин, просто сделал то, что был должен. Да, не дождавшись, пока умирающий выберет его, но отец всё равно бы умер после того, как кто-то вроде бы случайно задел его в пылу охоты и он, упав в расщелину, сломал спину. А она? Она отвергла его и поплатилась за это. Но как ей было поступить иначе, если именно он убил отца? Человека, чьи тёплые, сильные руки она помнила с самого детства. Его, великого Ноаха, который не раз и не два благодаря своей мудрости помогал племени выживать, каждый раз находя правильные решения. И она, его дочь, всегда верила в то, что носит искру отцовского ума в себе. Может быть, поэтому, в отличие от остальных женщин племени, хотя от неё этого и не требовалось, учила древний язык предков. И её привычка быть всегда независимой в суждениях подтолкнула Эву, ослушавшись древних законов и внутреннего голоса, тайно ходить к небесным стенам, пытаясь пробраться к Богу, живущему под белым крестом. В конце концов она получила то, чего хотела. Она видела Его. Того, чей сын или отец, Эва так и не поняла до сих пор, теперь её муж, её беспомощный муж. Она искала выхода, а нашла тупик. Хотела помощи, а обрела страдания и ожидание смерти от холода и голода. Кто всему виной? Проклятый Каяф, будь ты…

Внезапная боль, прервав её невеселые мысли, пронзила Эву. Сперва женщине показалось, что схватка была сильной, но уже через несколько минут она поняла, что ошибалась. Повторившийся приступ так охватил её тело и низ живота, что первые болевые ощущения показались лёгкой шалостью. Мгновенно покрывшись испариной, она осторожно потянулась рукой туда, вниз, и с ужасом нащупала под собой влагу. Пытаясь сообразить, что делать, Эва, пока ещё была в силах, подползла ближе к постепенно затухающему костру и с трудом села, упершись спиной в стену, глядя полным отчаяния взглядом на вход в пещеру, надеясь на то, что Адам вдруг каким-то магическим образом появится прямо сейчас. И вдруг из неё потекла вода, много воды. “Началось”, – только и успела подумать Эва, как новый ужасный приступ боли, заставив изогнуться, пронизал её. И женщина, запрокинув голову, что есть силы закричала в одиночестве стылой пещеры, среди ледяной темноты холодных засыпанных снегом гор.