Камрат знал, что при похоронах людей исполняется какой-то ритуал, но он не представлял ни его содержания, ни внешнего проявления. Ему хотелось хотя бы что-то сказать прежде, чем убитые будут засыпаны землёй. Все его знания о подобного рода обрядах основывались на бабкиных рассказах. Он (имярек) положил его (имярека) иссечённое в битве тело в могилу и сказал слова прощания. Скупые слёзы упали и смешались с кровью… Или. На его могиле каждый сказал своё слово…
Уходя с места побоища между тескомовцами, команда оставила тела павших не погребёнными, и Камрат не смог узнать что-либо нового для себя от взрослых людей. Говорить же слова прощания тескомовцам, которые сами напали на них, он не хотел, да и прощаться можно только с теми, кого хорошо знаешь.
– Положите с ними их оружие, – попросил он друзей-путров.
– Два меча взяли себе кравели. Те, что полегче, – пояснил вездесущий Ф”ент. – А два других можно.
– И каски тоже, – добавил Камрат.
– Само собою, – понял его по-иному выродок, – чтобы никаких следов не оставалось.
Камрат не стал спорить, он подозвал К”ньеца.
– К”ньюша, я знаю… Нет, я не знаю как раз… Что говорят или делают, когда хоронят разумных?
– У людей?
Камрат непонимающе посмотрел на хопса.
– Разве это важно? Мне кажется, у всех разумных есть что-то одинаковое. Путры так давно живут с людьми и столько у них переняли, что… Или нет? Что ты знаешь о людях?
– Я видел, как люди бросают в могилу при похоронах землю руками. Берут немного в горсть и бросают на тела мертвых. До этого или при этом говорят слова о разлуке и о встрече в будущем. Правда, я не знаю, почему они говорят о такой встрече. Да, некоторые плачут… Я лишь однажды всё это видел, да и то со стороны. Люди не любят, когда путры бывают на их кладбищах. Ты знаешь, что такое кладбище?
– Знаю, но у нас в Керпосе его давно закрыли. А что делаете вы, когда хороните?
– У нас считается, что Всемогущий Биолог отнимает у умершего только разум, чтобы передать его другому, нарождающемуся хику. Поэтому желают умершему хорошего нового тела, мужского или женского, как того захотел ещё при жизни хик. Потом старое или умерщвлённое иными причинами тело закапывают так глубоко, чтобы оно не смогло опять вернуться к жизни, ибо возвращённые не имеют разума, а лишь оболочку, и совершают неразумные поступки. Их стараются сразу убить, а потом сжечь.
– А у нас, – подвернулся Ф”ент со своими сведениями, – желают умершему в новой жизни быть старейшиной клана и чтобы у него было богатое потомство.
– Тогда… пусть… и для них… всё это сбудется, – спотыкаясь на каждом слове, словно с трудом вспоминая каждое из них, проговорил Камрат. Помолчал и связно продолжил: – Только пусть они в новой своей жизни уже не будут тескомовцами, а обычными людьми, горожанами. Я правильно сказал? – повернулся он к К”ньецу.
– Да. Люди почти так говорят.
– Хорошо сказал, – подтвердил Ф”ент.
– Давайте теперь бросим в могилу по горсти земли.
Земля, перетертая кравелями, показалась Камрату мягкой, она была чуть влажной и пачкала руки.
Ф”ента позвали на переговоры кролики, он подошёл к ним и тут же вернулся со сконфуженным видом.
– Что случилось? – насторожился мальчик.
– Да ну их! Они предлагают закопать и наших людей… Нет, нет! Что ты, малыш. Я, конечно, отказался. Но они нас не понимают. Они просто считают, что нам без них будет проще и легче идти по своим делам. Я их не оправдываю, – сам стал оправдываться выродок, словно его кто-то обвиняет. – Они бы так и поступили, будь Харан и Клоуда с ними. Закопали, и всё.
– Так от их гурта скоро ничего не останется, – предположил К”ньец, – если живых закапывать будут.
– Меня не это удивляет, – сказал Ф”ент. – Они сами нам это предложили без нашей просьбы.
– И что? Это что-нибудь меняет?
– Кто их знает, малыш.
– Ты считаешь, нам не удастся договориться с ними о переноске Харана и Клоуды через дорогу?
– Пока ничего не считаю. Посмотрим ещё. Они сейчас сказали, а чуть позже о сказанном забудут. И потом, у них один говорит, а другие его не слушают, а думают совсем об ином. Так что, давайте, подождем, пока они не закончат с погребением.
Мальчик и выродки долго стояли и смотрели, как кролики, используя передние конечности, легко управлялись с землёй, аккуратно закапывал трупы. Заметен был навык проведения погребений. Они заровняли место захоронения и сверху положили кусочки дёрна. Маскировки особой не получилось, наблюдательный взор сразу бы определил, что в этом месте копали, а потом пытались скрыть следы. Но придёт лето и на могиле вырастет трава, и уже к осени никто, даже наткнувшись на небольшое всхолмление, не подумает, что под этим бугорком лежат четыре человека, погибшие в схватке, в которой они должны были победить, но не победили, а сами были побеждены.
Пока с десяток кравелей занимались последними штрихами камуфляжа, Ф”ент уже вёл переговоры с другой группой кроликов. Тактика его взаимоотношений с ними строилась на рыхлой не устоявшейся иерархической структуре гурта. Гурт кравелей, недавно вобравший в себя особей разных возрастов, занятий и взглядов, переживший распад клана и разорванные семейные узы, ещё по-настоящему не сформировался в монолитное объединение с жёсткой соподчиненностью по вертикали, с новыми законами бытия, необходимое для существования гурта. В нём ещё преобладали клановые уложения с расплывчатыми горизонтальными связями и групповыми интересами. Ф”ент все эти особенности взаимоотношений в гурте понял при проведении первых переговоров Свима с кравелями и теперь использовал их для нужд оставшейся команды.
Пока что ему такая тактика удавалась.
– Они согласны, – закончив переговоры, Ф”ент вернулся к мальчику и, замявшись, добавил: – Только они просили за это подарить им твой нож, малыш. Понимаешь, они считают, что он, побывав в таких умелых руках, как твои, принесёт им удачу. Правда, так и сказали.
Ф”ент стоял, ожидая ответа мальчика.
Камрат соображал. Отдавать нож было жалко, он к нему уже приноровился. К тому же в бою, если он опять случиться, снова придётся действовать одной рукой, что неудобно. Но и отказываться от помощи он не мог. Нож – что? Его можно будет где-нибудь раздобыть, а вот кролики могут уйти и оставить их тут один на один с больными товарищами.
– Я им обещал, – поторопил его Ф”ент, но на всякий случай, чтобы не пострадать за превышение полномочий распоряжаться чужим имуществом, поджал хвост.
– Правильно сделал, – успокоил его Камрат и со вздохом подал ему оружие. – Раз он им так нужен, что ж… Мы пойдём прямо сейчас?
– Да, они уже готовы.
– Тогда, как любит говорить Свим, вперёд!
Благодаря стараниям Клоуды, у него была возможность хотя бы дышать, но он не мог шевельнуть и пальцем. Потом что-то случилось непонятное. Его вначале дёрнуло и потащило вместе с Клоудой по траве, затем оторвало от земли. Клоуда цеплялась за него и что-то надрывно кричала. Она сорвалась с большой высоты и полетела вниз. Он слышал, как в месте её падения трещат кусты, старался ухитриться посмотреть, всё ли там закончилось благополучно для любимой женщины и не смог. Привязанный к гондоле поводком, он не имел никакой возможности ориентировать себя в пространстве. Его развернуло затылком к месту падения Клоуды, к тому же он висел почти вниз головой…
Мутные звезды!
Он, пожалуй, никогда в жизни не попадал в более безнадежную ситуацию, как это случилось с ним на этот раз. Неуправляемый шар может по воле ветров пролететь тысячи свиджей, нигде не опускаясь. Конечно, его могут перехватить где-нибудь над другой дорогой те же тескомовцы, если кто-то из них вдруг заметит бесхозный шар, улетающий в неизвестность. Однако почти неисполнимые надежды на такой исход не могли служить ему утешением. Не выловят его – он найдёт ужасную смерть от жажды, прилива крови в голову, задохнётся. А упадёт где-нибудь шар, то не избежать нападения диких – для них сеть не послужит помехой. Попасть в руки Тескома – тоже не перспектива, хотя, если у них и придётся умереть, то по-иному, правильнее, что ли.
Впрочем, зачем они набросили на него липучку? Взять живым, так для чего он им?..
Земля стремительно удалялось, деревья помельчали, стали выглядеть кряжистее, а лента дороги сузилась до нити.
Всё?! Единственное, что сейчас мог Свим, так это только думать. Холодок неотвратимости и безысходности окостенел его существо сильнее липучки. Сеть сковала его тело, теперь же он чувствовал, как от страха и безразличной покорности судьбе в нём умирает каждая клетка, каждый нерв.
Звук рыдания, вне его воли, вырвался из груди…
Но что это? Кто-то дёрнул за поводок или ему показалось? Опять дернул…
– Эй-эй! – закричал он так, на сколько хватило сил и воздуха в сжатой сетью груди.
– Сим-би-би… – Кто-то отозвался как будто.
Свим задёргался в путах, понимая, что тем сильнее сам себя пеленает. Приходилось терпеть, лишь бы там, в гондоле, кто-то заметил его в таком состоянии. Или там тескомовцы? Но и они должны знать пределы возможностей человека, попавшего в липучку. Долго он в ней пробыть не может. Его стянет до невозможности дышать или перетянет члены до их выхода из строя. Зачем он им такой?
– Тяни! – задыхаясь, прокричал он.
Ему казалось, что его не слышат. И промедли они там ещё минт-другой, он не выдержит и умрёт.
– Тяни-и!
Кончик липучей ленты, отрезанный Клоудой, мотнулся и зацепил верхнюю губу, Свим вообще лишился возможности что-либо кричать или просто говорить. В пору лишь замычать.
Но это случилось!
Он почувствовал вращение, и ему стало ясно, что его подтягивают к гондоле. Так и есть! Ноги упёрлись во что-то твёрдое. Он расслышал сквозь шум в голове:
– Свим, ты жив?
– Мм… – выдавил Свим, узнавая торна.
Не менее двух прауз Сестерций, осторожно орудуя мечом, высвобождал голову и руки Свима из паутины липучки. Как только Свим получил возможность говорить, он попросил торна поискать в гондоле растворитель, позволяющий быстро снять сеть. Сестерций только развел руками, показывая полную пустоту гондолы, в ней не нашлось и соринки.
– Как же они собирались меня из неё вынимать? – озадачился Свим и, покачав головой, проговорил: – Значит, даже не собирались. Либо удавили бы сетью, либо сбросили бы меня в ней с высоты. Тескомовцы после раскола звереют не по дням, а по минтам. Сеют смерть, не разбираясь: свои или чужие.
– Люди! – одним словом торн выразил своё отношение к выводу дурба.
– Да, люди, – подтвердил Свим. – Но потерявшие веру в организацию, которой отдали свою жизнь, в себя, потому это исчез смысл этой жизни, ведь Теском не сборище убийц, но система для поддержания порядка в бандеке. Чтобы не исчезла связь между городами, и необходимые товары доставлялись вовремя и в нужном количестве. Чтобы разумные могли беспрепятственно передвигаться по дорогам без страха быть убитым, изувеченным или ограбленным. Не было бы Тескома – была бы какая-то другая организация подобного рода, как в других бандеках.
– Ты мне рассказываешь о значении Тескома, будто я сам этого не знаю. Но Теском – это люди. Только люди! – Сестерций дёрнул головой. – Люди любят говорить о равенстве разумных, но в городах разумные-нелюди горожанами становятся не всегда. В некоторых городах они живут в гетто. А разумные без людей редко причиняют кому-то вред. Гурт разумных может, конечно, что-то натворить. С другим гуртом схватиться на ножах или причинить вред какому-нибудь клану, попавшемуся на пути его движения. Что там ещё они могут?.. Но банды разумные не создают. Во главе их всегда стоят люди. Только люди могли придумать такую пакость, как эта липучка или воздушный шар.
– Да-а, Сестерций. Я давно заметил, не любишь ты людей, а?
К этому времени они работали вдвоём, отрывая по кусочку липучей сети от кожи и одежды Свима, а потом мучительно долго избавлялись от них, прилипших к пальцам. Приходилось прокатывать в шарики налипшее, лишь после того от них можно было отделаться, высовывая руки за борт гондолы и цепляя их к ней с внешней стороны. Нудная и кропотливая работа.
– Почему ты так думаешь? – спросил торн, выслушав реплику Свима.
– А как же я должен думать после того, что ты здесь наговорил о них? О людях. Да и раньше ты не очень-то нас, людей, жаловал.
– Нет, Свим. Мы, торны, любить или не любить, как это бывает у людей, не можем. И это правильно. Мы – торны. Правда, и среди нас бывают исключения. Я тебе уже рассказывал о нашем славном роде Огариев. И говорил, что в нём были предками и обычные разумные, возможно, что и люди. Об одном таком человеке, который…
«Понесло его про Огария и его род, – подумал Свим, – теперь ничего приличного не скажет».
– Всё, хватит! – решительно заявил он, поскольку руки и ноги были высвобождены. То, что осталось на спине, рукавах и сапогах, он оставлял до лучших времен, да и сама одежда со временем потихоньку справится с инородным телом. – Надо нам, Сестерций, возвращаться назад, ближе к дороге. Там где-то наши…
Он поднялся во весь рост в гондоле, осматривая панораму, развернувшейся под ним части Диких Земель.
Шар летел на высоте не меньше полу свиджа. Было много прохладнее, чем внизу, когда они отдыхали на опушке, хотя Свим всё это время больше потел, чем мёрз. Ветер, гонящий шар, по-видимому, был слабым. Внизу серое полотно мелколесья оставалось практически неизменным в деталях, скрашиваемых атмосферной дымкой. Полотно кое-где было заштопано озерцами, прошито кривыми узорами русел речек и местами подмочено более тёмными колками перелесков. На самом пределе видимости сквозь штору аэрозолей просматривалась дорога Перток – Фост, хотя Свим не был полностью уверен, что это она.
– Та-ак! Будем снижаться, – заявил он и пытливо посмотрел на торна. – Кстати, ты, Сестерций, надеюсь, знаешь, как это делается?
– Что это? – дёрнул головой торн.
– Ну-у… Как снижаться, например, как вообще управлять шаром?
Сестерция вопросы Свима явно ввергли в замешательство. Вокруг него стала разгораться огненная аура.
– Откуда мне знать? – наконец, сказал он. – Мы, торны, считаем шары ненужными, а потому…
– Но-о…
– Я потому тебя сразу не поднимал в гондолу, что надеялся снизиться вначале, а уж потом, на земле, заниматься тобой. Скажу честно, я так и не понял, как это люди додумались летать по воздуху и как тут всё делается. Здесь же ничего для этого нет.
– Да-а… Хотя ты, конечно, не прав. Кое-что здесь есть, но я ведь тоже не знаю, как снижаться.
– Как же так? – торн стал окутываться более яркой аурой. – Ты же рассказывал, что вы летели на шаре от тескомовского тростера, и ты был всё время с Клоудой. И мне казалось…
– Ты тогда меня не так понял, – поспешил оправдаться Свим. – Да, я был всё время полёта с Клоудой, но меня тогда не интересовало, как шар управляется. Меня занимала сама Клоуда… Впрочем, я знаю, что вот эти кнопки… вот эти… – он повёл пальцами, как будто что-то передвинул, – это управление, и они могут включать и выключать глаудеры. – Уверенности в сказанном у Свима не было. Но он более категорично заявил: – Они могут заставить шар лететь даже против ветра. Так вот…
Свим потянул движок на одном из вечных двигателей. Гондола дрогнула и стала разворачиваться вокруг своего центра. Всё быстрее и быстрее. Свим поторопился вернуть движок в прежнее состояние.
– Во! Видел? – бодро проговорил он, одобряя свои действия, и показывал торну, что у них что-то получается.
– Интересно, – не меняя интонации голоса, прокомментировал успех Свима торн. – Мы можем вернуться к дороге. А потом?
– Теперь надо узнать, как на этом проклятом шаре снижаются.
Свим поискал что-нибудь похожее на рычаги, кнопки или ползунки, позволявшие воздействовать на подъемную способность шара. Ничего не нашел.
– Я тоже искал, – утешил его Сестерций.
– Подожди!
Свим напряг свою память, пытаясь вспомнить, что же такое делала Клоуда, когда они совершали посадку? Однако все его потуги остались тщетными. Он тогда даже не видел, что она там делала и что приводила в действие из-за наступившей темноты и от необходимости поиска подходящей площадки для приземления. Он ей просто сказал о снижении, и шар стал снижаться.
– Да что же это такое? – возмутился он самому себе на себя самого.
Свим ругался, поминал Край, мутные звёзды и збун, елозил в гондоле туда и сюда, оттого она опасно раскачивалась, норовя сбросить новый, такой неусидчивый, экипаж.
Торн долго со спокойствием, присущим биороботам, наблюдал за ним, его аура обесцветилась, туманя небольшим облачком только верхнюю часть головы.
– Люди, – сопровождал он метания Свима.
– Именно, люди, а не такие чурбаны, как вы, – огрызался Свим. – Чего стоишь истуканом? Мог бы своим компом пошевелить, чем упрекать людей!
– Вот что, Свим, – решил прервать Сестерций суматошные поиски человеком того, чего, по его мнению, в гондоле не существовало. – Сначала давай включим глаудеры так, чтобы они нас приблизили к дороге. Там наши друзья. Ты знаешь, я не уверен, что у них там всё закончилось миром, но возвращаться надо и надо их отыскать. В полёте будем выискивать способ, как опуститься вниз. А не найдём, так продырявим этот пузырь мечами.
– Тоже метод, – согласился Свим. – Тебе чаще надо напоминать, чтобы ты шевелил своими искусственными мозгами… Всё, всё! Никаких Акараков!.. Возвращаемся.
Однако не так-то просто было отрегулировать тягу глаудеров, чтобы она была у них одинаковой. На взгляд дилетанта – проще простого, казалось бы, установить ползунки, определяющие силу тяги вечных двигателей, так, чтобы лететь себе в нужном направлении. Именно так делала Клоуда, это Свим помнил точно. Она почти небрежно касалась их пальцами, и шар летел по прямой, а при поворотах – опять легкое касание к нужному глаудеру, и шар послушно менял направление движения.
Оказалось всё не так примитивно, как думалось. Сколько ни пытался Свим уравнять тягу, всё равно один из двигателей тянул чуть сильнее, и шар то заносило и отворачивало от того направления, которое было выбрано, то вообще начинало раскручивать на одном месте. О поисках каких-то приспособлений, снижающих шар, Свим даже не мог думать, было не до того, чтобы думать – руки от напряжения вспотели.
Ну вот, как будто уравнял, так нет, оказывается! Шар поплыл куда-то в сторону по плавной дуге.
– Влево уходим! – кричит торн, и Свим чуть-чуть, самую малость, убавляет тягу правого двигателя, а торн теперь предупреждает: – Уходим направо!
Так и летели.
Утешало одно – летели к дороге довольно быстро, её участки вскоре стали различимы явственно – они выделялись красновато-матовыми узкими полосами на фоне серо-зеленоватой лесостепи. К сожалению, невольные воздухоплаватели никакого понятия не имели, хотя бы приблизительного, какой из этих видимых участков ближе всего находится к рощице, где в критическом положении остались их друзья один на один с тескомовцами. Свима терзали мысли о них, спасительно сбиваемые необходимостью управлять полетом шара. Но снова и снова перед ним воскресала картина падении Клоуды, когда он ничем не мог ей помочь…
– Пора бы начать снижение, – Свим с надеждой посмотрел на Сестерция, вдруг тот что-нибудь придумал своими полу искусственными мозгами, пока сам Свим сражался с капризными глаудерами?
Торн весь их путь сидел, словно в полузабытьи, лишь подавая сигналы об отклонениях от маршрута, как если бы насущные вопросы, необходимость решения которых подстёгивала их постоянно, его не касались.
– Да, конечно, – спокойно отозвался он на призыв Свима и вынул из ножен меч.
Дурб разочарованно проследил за действиями Сестерция. Он понял: ничего нового торн не придумал, кроме как рубить оболочку шара, благо она уступала отточенному мелерону, так что мечом её можно било резать и рубить. Другое дело – где рубить? Можно было ткнуть мечом снизу, стоя в гондоле – до оболочки не трудно дотянуться даже рукой, а мечом и подавно. Другой вариант осуществлялся сложнее, зато результат мог быть более верным. Для этого следовало взобраться по стропам повыше и сделать отверстие в оболочке где-нибудь сбоку, чтобы газ из неё выходил быстрее. Впрочем, как себя поведёт шар, после того как будет нарушена его герметичность снизу, сбоку или ещё в каком месте, пассажиры гондолы не имели никакого представления, кроме того, что камнем вниз падать не хотелось, но и процесс спуска на землю затягивать не имело смысла.
Свим остановил глаудеры далеко от дороги. Там должны были летать на более низкой по сравнению с ними высоте другие тескомовские шары. Как знать, возможно, они уже ищут пропажу. Правда, усиленный осмотр местности таких шаров не показал, что было хорошим признаком, если, конечно, они сейчас находились где-то вблизи места их невольного старта.
– Начнём? – обратился Свим к торну, замершему с мечом в руках. Тот ответил невозмутимым взглядом мерцающих синеватыми огоньками глаз, словно там, за радужкой, загоралось и затухало открытое пламя. – Истукан, и только, – буркнул себе под нос Свим, посмотрев на застывшего в готовности выполнить его команду Сестерция. – Тогда начнём. Будем рубить снизу, – проинструктировал он торна. – Там какой-то газ. Он легче воздуха и поднимает шар с нами. Дыра внизу не даст ему сразу вытечь, и мы постепенно опустимся, а не рухнем камнем вниз. Понял?
– Я это сам всё знаю, – гордо проговорил торн и полоснул оболочку настолько, насколько хватило замаха его руки с мечом.
Разрез почти в бермет длиной с шипением разошёлся. На разумных пахнуло гнилым, до тошноты, отвратительным запахом.
– Фу ты! – закашлялся и отвернулся, насколько позволяли размеры гондолы, Свим, едва продышавшись после глотка газа, наполнявшего шар. – Во, пакость-то!
– Сложный состав, – скрупулёзно проанализировав газовые составляющие, заявил важно Сестерций. – Не менее шести компонентов. Думаю…
– Оставь! Мы опускаемся?
Торн взял визир и доложил:
– Мы опускаемся, но слишком медленно. Бермет на десятую минта. Надо увеличить площадь истечения газа.
Свим подумал.
– Не торопись. Газ ещё выходит. Ну и запашок! Кто его только делает таким?
– Тайна Тескома. Кто, где, как – никто не знает.
– Может быть, тайна, а может быть, и нет. Делают его в Сеперте. Город снабжает этим газом практически все бандеки на Земле. Ещё, якобы, осталось где-то в мире подобное производство, но оно значительно уступает по объёму выпускаемого газа. А вот как делается? Думаю, даже в самом Сеперте никто не знает, так как никто не решается что-либо посмотреть или ковырнуть в этом древнем комплексе. Копнёшь, а газ перестанет появляться.
Пока они обсуждали производство газа, его шипение от истечения из разреза иссякло. Но опускался шар едва заметно. Можно было бы подождать, однако невольным воздухоплавателям всё время приходилось помнить о щекотливости своего положения. Воздушный шар – штука заметная на громадной площади Диких Земель. Множество посторонних глаз могут его видеть и проследить за его снижением. И не известно, чьи это будут глаза: друзей или врагов? Вернее всего – врагов. Свиму задыхаться в липучке ещё раз не хотелось. Потому, чем меньше они с торном будут находиться в гондоле шара или рядом с ним, тем больше у них шансов избежать новой встречи с тескомовцами или с какой-нибудь бандой.
– Руби! – решительно распорядился Свим, отворачиваясь от возможной струи вонючего газа.
Торн только и ждал команды человека, он от души размахнулся мечом и сделал свежий прорез в оболочке – накрест первому. Газ вновь стал выходить, но немного. Если спуск и ускорился, то незначительно, чтобы удовлетворить потребности экипажа.
– Так мы до вечера не опустимся, – посетовал Свим. – Надо нам… Он удивленно замер, почувствовав, как всё его нутро поднимается к горлу.
Падение шара началось неожиданно.
– Э-э, да мы… – растерянно протянул Свим. – Мы же падаем!
– Да, градиент изменения нашего ускорения к земле резко возрос, – важно проговорил Сестерций. – Мы ускоряемся и ускоряемся. К земле мы приблизимся со скоростью брошенного камня. Не знаю, как в таких случаях происходит с людьми, а мы, торны такой скорости падения не выдерживаем…
– Люди тоже, – машинально ответил Свим, лихорадочно перебирая в уме варианты спасения от новой напасти.
Тем временем торн продолжал, не заметив высказывания человека:
– …у нас выходят из строя некоторые важные органы, после чего торн становится неспособным к клонированию, теряет управление над аурой…
– Заткнись! – безумным криком оборвал Свим монолог торна. – Что ты несёшь? Что делать будем?
– А что? У меня нет точки опоры…
– Какой ещё точки опоры? – опешил Свим и подозрительно посмотрел на торна.
Похоже, он ещё до падения и удара о землю уже потерял контроль не только над аурой.
– Чтобы остановить наше падение, – пояснил Сестерций. – Иных способов не вижу. Падает шар, падаем мы.
– Думать надо! Зачем тебе мозги вставили? Чтобы думать… – Свим говорил, а сам лихорадочно перебирал приемлемые способы, которые смогут, если не устранить их падение, то хотя бы смягчить его последствия.
Можно вырубить мечом один из глаудеров и направить его тягу кверху, облегчая массу груза, подвешенного к шару… Он тут же вспомнил, сколько времени они провозились в прошлый раз, отделяя вечные двигатели, и отбросил эту мысль – не успеть.
Попытаться до касания гондолой земли сильно подпрыгнуть, гася таким образом хотя бы частично скорость встречи с поверхностью земли… Но это как же надо оттолкнуться? С какой силой, чтобы… Да и хватит ли этой силы так оттолкнуться и не переломать себе после этого ноги?
Сломанные ноги, что может быть страшнее в их положении посередине Диких Земель? Ничуть не лучше смерти в липучке…
А что если отрубить стропы, поддерживающие гондолу?.. Она весит немало, без неё шар хотя бы на некоторое время замедлит своё стремительное движение вниз. Потом, пока наберёт новую скорость падения, к земле будет ближе и можно надеяться, что и сама скорость станет значительно меньше теперешней. Самим же повиснуть на оставшихся концах строп…
Точно, он как-то слышал о таком. Тескомовцы вот так же сбросили гондолу, когда шар вдруг стал выпускать газ при повреждении оболочки, и спаслись. Да, да, кто-то рассказывал.
В двух словах Свим объяснил торну детали предстоящих действий. Сестерций, если и засомневался, как показалось Свиму, но разве можно по его лицу – носту – что-либо прочесть?
– Восемь строп, каждому по четыре, – распределил Свим предстоящую работу.
– Когда начнём? – изготовился торн.
– Сейчас же. Рубим!.. Нет, постой!.. Давно бы надо было подумать об этом. Просто так нам на стропах не удержаться, надо привязываться, а уж потом… Помоги!
Свим с помощью торна едва смог размотать покрытую липучкой текелевую веревку. Привязал её за две стропы, идущие к разным бортам гондолы; длины верёвки хватало с лихвой.
Глянув через борт, Свим ахнул – земля стремительно надвигалась, до неё было рукой подать – не больше ста берметов.
– Рубим! – выкрикнул он и остервенело набросился с мечом на ближайшую стропу.
Стропа в толщину не больше десятка вместе сложенных волос издала густой звук и не поддалась, продолжая надёжно удерживать гондолу. Свим в отчаянии наносил по ней удар за ударом и добился лишь нескольких басовитых однообразных нот.
– Ты ее не руби, а режь! – подсказал торн, справившийся уже с двумя стропами. – Смотри как!
Свим, обругав себя, заспешил, а земля была уже почти рядом: не надо было заглядывать через борт, её можно было видеть уже с высоты роста человека. Наконец, он справился с одной стропой… Тонко тенькнула вторая перерезанная стропа… Земля в десятке берметов… Три стропы взлетели вверх от встречного ветра… Четвертая!
Гондола даже не произвела звука падения, так как стропы высвободили её в полу бермете от поверхности земли, густо покрытой прошлогодней травой. Шар резко дёрнулся вверх, человек и торн двумя маленькими грузами повисли на нём. Шар подскочил почти на два кантора и плавно поплыл по ветру. Стал медленно снижаться.
Следовало отвязаться от строп с тем, чтобы вовремя спрыгнуть и оставить шар самому себе, но узлы, добротно завязанные Свимом, оказались слишком далеко от путешественников, и они не могли до них дотянуться. Их ноги коснулись земли, они вынуждены были побежать за шаром, подгоняемым небольшим ветерком и инерцией. Вскоре и он зашуршал по сухой траве и стал катиться, наворачивая на себя стропы и привязанных к ним разумных.
Свим почувствовал, как его потянуло вверх, он совершил головокружительное сальто, потом последовал сильный удар о грунт и… он потерял сознание.