Внезапно вижу то, что не приметил сразу, оглядывая дом. В левой части участка, почти сливаясь с забором, торчит покосившийся крест из двух досок. Похоже, вкопали его основательно, но всё же грунт подмывает, и теперь крест клонится к земле. Поперечная доска увешана сомнительными украшениями: тут фантики, пачка сигарет, жестяная банка.
* * *
В самом конце посёлка нахожу-таки дом, напоминающий жилой. Во всяком случае, участок его не до конца зарос травой, а в грязи копошатся ленивые куры. Забор с правой стороны замят, как будто по нему прошёл бык или слон, зато по центру имеется калитка, закрытая на проволоку.
Не удивлюсь, хозяева давно почили от старости, а их трупы доедают куры. Редакционная миссия, судя по всему, провалена, и скоро мне предстоит звонить своему водителю и сулить ему золотые горы. Но для очистки совести следует всё же попробовать:
– Эй! Есть тут кто?
На крыльце показывается старик. Толстый мешковатый свитер, заношенные штаны, шерстяные носки и галоши… Возраст, как и телосложение, определить трудно. Худое лицо покрыто сеточкой вен, щёки запали. Глаза серые, цепкие.
– Здравствуйте! Меня зовут Леонид, я журналист…
Неожиданно для меня старик выслушивает объяснения без удивления, даже немного скучно, и пускает в дом. Пока я разуваюсь и устраиваюсь на табуретке в тесной кухоньке, он возится с газовой плиткой. Живёт один: из Хомутова уж много лет как все съехали, одни старики остались.
– Три года тому, как Борисыч помер… мда… То весна была, дороги вообще не было. Так я две недели ждал городских, чтоб тело забрали. В сарае заколотил, как мог укрыл… Всё боялся, что волки придут.
– Как вас зовут?
Разворачиваю перед собой блокнот со списком вопросов, другой рукой пытаясь включить на телефоне диктофон: из-за влаги изображение на экране дергается и плохо реагирует на касания.
– Раз в месяц Иваныч заезжает… Завозит кой-чего. Да мне и самому неплохо. Тут, в лесах, грибов и ягод!.. Болото, как-никак. Да и хозяйство, вон… хозяйство какое-никакое.
– А почему не уедете?
– А куда мне ехать? – удивляется старик. – Здесь моя жизнь, здесь и смерть моя.
Разливает чай по настоящим керамическим чашкам и с кряхтением садится напротив.
– Расскажете, после чего все разъехались? Как это было?
– Знамо, расскажу, – ухмыляется. – Не зря же ты в нашу глушь забрался.
Диктофон работает, и я киваю, показывая, что готов слушать.
Старик начинает говорить – на удивление гладко и уже безо всяких «гм», «мда», а повествование перескакивает с одного жителя деревни на другого. Быстро понимаю, что он рассказывает не свои личные воспоминания, а скорее легенду, сформировавшуюся за долгие годы. Что ж, уточнить по отдельным фактам можно будет и позже – я расслабляюсь и просто следую за его голосом.
2
В 89-м в Хомутове жило девять семей. Место здесь болотистое. Вокруг деревни чего только ни растёт: морошка, черника, голубика, брусника, клюква, подберёзовики, маслята, козляки. Хватало и себе, и на продажу: Семёновы вёдрами отвозили ягоды и грибы на рынок в Трифоново, а по воскресеньям – даже в Ижевск. Детишек Фёдор каждый день возил в Трифоново в школу на «рафике».
Осень выдалась дождливой. Дождь лил неделями, заставляя прятаться от него в домах, но он просачивался и в дома, и в самые души, делая разум холодным и водянистым. Дорогу размыло, «рафик» не проходил, и детей стал возить Глеб Палыч на «уазике».
Глеб Палыч Попов, бывший мент, а теперь охотник, жил с женой Асей и двумя маленькими сыновьями. Раз в два-три месяца у него случались запои. Иногда они проходили мирно. А иногда… местные обходили стороной их дом, а Ася потом долго и безуспешно пыталась скрыть огромные синяки. А его старший, Егор – ему тогда было тринадцать – и не скрывал. Егор вообще странноват был: тихий и спокойный, весь в себе… Светлые мягкие волосики, голубые глаза… и гематомы на руках – вначале чёрные, потом синие, потом жёлтые.
А вот кого Глеб Палыч никогда не трогал, так это младшего – Сашку. Тому тогда десять исполнилось. Внешне – копия Егора, но побойчее пацан был. В войнушке и казаках-разбойниках – всегда первый носился. Сам же Глеб, хоть и не без греха был – а кто без греха? – в остальное время был хмур и молчалив, но надёжен. Руки на месте, хозяйство в порядке, так что и семье повезло, можно считать.
Так вот, дождь лил и лил, вгоняя людей в тоску, и пошёл дурной слух – кажется, среди детей – про чудище на болотах. Якобы, пробудился древний зверь, из-за того и льёт, не переставая. Питается чудище, знамо дело, людьми. И теперь, чтобы снова уснуть, придётся ему до отвала наесться. Откуда первым делом пошёл слух, теперь уж не вспомнить… Кому-то что-то сказала бабка, а что за бабка?.. Бог её знает.
Дорогу уже затопило настолько, что Палыч и на «уазике» не каждый раз рисковал выбираться. Дети скучали по домам, и вот Егор, отправившись погулять, зачем-то решил разведать, что же там за чудище. Да ещё и Сашку с собой уговорил, хотя тот топей боялся.