Дульсинея Орловская

Любопытство взяло верх. Освободив поверхность стола, высыпал все содержимое коробки. Перед глазами замелькали какие-то уже выцветшие старинные фотографии, письма, справки, почетные грамоты, удостоверения и несколько медалей, среди которых, Георгиевский крест, орден Красной звезды, медаль «За боевые заслуги», и прочие различные почетные значки и юбилейные награды.

На первый взгляд то, что он увидел дальше в коробке, не представляло, лично для него, никакого интереса. Уже хотел забросить весь этот мусор в печку, чтобы потом сжечь, но в последний момент передумал и отложил все это в сторону на потом.

Наконец весь груз был добротно упакован, можно, уже не боясь за его сохранность, загружать в машину и отправлять домой. Времени было более чем достаточно, поэтому решил вернуться к коробке и продолжить изучение ее содержимого.

В первую очередь обратил внимание на награды. Одна была еще с царских времен, остальные, с советских, там же лежали и удостоверения к ним, военный билет, еще какие-то справки, а на самом дне небольшая пачка писем, написанные, как он предположил, его матерью и его отцом.

Взял в руки первое письмо. Оно было написанное рукой отца, а когда начал читать его, то не поверил, что так может выражать свои мысли обычный, как он считал, безграмотный, деревенский мужик. Это письмо, как и другие, начиналось со слов: «Здравствуй моя дорогая, прекрасная Дульсинея Орловская!».

 
Глава 2
Как все это началось
 
 
2.1. Волонтер
 

Шел тысяча девятьсот шестнадцатый год. Российская империя, выполняя свой союзнический долг перед странами Антанты, продолжала вести на полях первой мировой войны боевые действия против армий Кайзеровской Германии и Австро-Венгерской империи. На улицах Российских городов, особенно губернских, было теперь много военных. Все увеселительные заведения города вечерами заполнялись чаще людьми военными, им оказывалось большее почтение, нежели посетителям в штатском.

Через город проходила железнодорожная магистраль Южного направления. По ней каждый день перемещались различные составы военного назначения. В тех эшелонах, в которых ехали солдаты в сторону фронта, раздавались залихватские песни, а если состав останавливался на станции, то военный люд сразу высыпался на перрон. Одни, по деловому, искали, где взять кипяток или прикупить для себя дополнительные продукты, а те, кто уже успел понюхать пороху и познал на передовой почем фунт лиха, опытным взглядом сразу определяли, где можно было достать настоящий самогон. Другие, самые шустрые, успевали в каком-нибудь укромном уголочке зажать и потешиться с краснощекой молодухой.

Совершено противоположная картина смотрелась, когда возвращались те же эшелоны с фронта. Составы медленно подходили к перронам и, будто боясь потревожить кого-то, плавно останавливались.

У каждого вагона уже стояли наготове санитары с носилками, на которые осторожно укладывали тяжелораненых и уносили в здание вокзала. Тех, кому медицинская помощь оказалась уже ненужной, относили в сторону. Ходячие раненые, самостоятельно шли на привокзальную площадь.

Всех живых раненых рассортировывали по видам ранений и на подводах развозили по госпиталям. В эти дни горожане старались обходить вокзал стороной, не каждый мог спокойно смотреть и слушать людскую боль.

Повозки с ранеными одна за другой сновали по всем улицам и переулкам. Горожане, среди которых встречались, в основном, женщины простого сословия, тихо смотрели на эту процессию и тяжело вздыхали.

Многих привело сюда не простое житейское любопытство и сострадание, а скорее всего надежда увидеть кого-то из своих родственников. Они выкрикивали имена и вглядывались в лица раненых солдат, пытаясь за окровавленными бинтами разглядеть только им знакомые черты своего человека. Если кому-то повезло, и он вдруг узнавал среди серо-зеленой, окровавленной массы своего, из толпы раздавался звук облечения, повезло, что живой, а раны, даст Бог силы, затянутся.

Среди этой разномастной толпы стоял семнадцатилетний волонтер Иван Заверткин, уроженец Орловской губернии, выпускник профессиональной школы, построенной для детей всех сословий на пожертвования Московского купца Гаврила Гавриловича Солодовникова, о котором ходили различные легенды, как о его скупости, так и о щедрости великого мецената.

Как только началась война, Иван несколько раз обращался к различным военным начальникам, с просьбой зачислить его добровольцем в армию. По годам он был еще далек от призывного возраста, хотя внешне гляделся достаточно взрослым человеком.

Через год он повторил свою попытку, но и она оказалась не удачной. Вести с фронта приходили неутешительные, и молодой человек считал, что его место на передовой. Как многие юноши он думал, что с его участием Русская армия сразу разобьет врага и победоносно пройдет по его территории. Он все настойчивее обивал пороги различных военных ведомств. Однажды, в обход адъютантов, вышел на самого генерал-губернатора, и, благодаря его протекции, Ивана зачислили волонтером при штабе сборного пункта Орловского военного округа.

Его сразу предупредили, что пока ему не исполнится девятнадцать лет о фронте, чтобы и не думал. Сейчас будет служить при штабе сборного пункта. Именно здесь, из числа новобранцев и бывших раненых, годных к строевой службе, формировали новые подразделения, которые после прохождения военной подготовки и переподготовки отправляли на фронт.

Ивана поставили на довольствие, отвели место в казарме для младшего командного состава, выдали полный комплект новой военной формы, включая нижнее белье, портянки, новые яловые сапоги, В течение двух месяцев, как положено, прошел полный курс молодого бойца.

В целом он особо не выделялся из общей солдатской массы, был такой же, как и все. Единственное отличие, по которому узнавали, что он вольнонаемный, это то, что у него не было погон, соответственно не было и воинского звания. Однако этот недостаток не давал ему каких-либо послаблений по службе, к нему предъявлялись точно такие же жесткие требования, как и ко всем солдатам. А поскольку он служил при штабе, и был постоянно на виду у самого высокого начальства, то первое время соответственно и шишек ему доставалось намного больше, чем другим.

Первое время иногда его посещали мысли, что поспешил и действительно слишком рано сам напросился на настоящую воинскую службу, но постепенно научился ходить строем, слушать и четко исполнять, без рассуждений, команды старшего начальника, следить за своим внешним видом и многое другое. Особое внимание уделял огневой подготовке. Постоянные занятия на стрельбище и в тире, выполнение специальных тренировочных упражнений и практических стрельб из стрелкового оружия различных систем сделали из него настоящего снайпера.

Часто слушал рассказы бывалых солдат, которые успели понюхать пороху, узнали сильные и слабые стороны противника, на себе познали, что такое оборона и что такое штыковая атака. Особенно был благодарен тем, кто показывал и обучал его приемам рукопашного боя. Он с удивлением узнал, что с винтовкой и примкнутой к ней штыком можно идти в атаку только на открытом месте, а вот в окопах она бесполезна. По их мнению, для этих целей нужно другое оружие, что-то среднее между палицей и штык – ножом.

Иван записывал рассказы бывалых солдат, подробно составлял описание оружия, которое они использовали в рукопашном бою при штурме вражеских окопов. А потом уединялся, где-нибудь в сторонке, и там, по-своему, вырисовал различные варианты нового штурмового оружия, после чего выносил свои задумки на суд ветеранов. Не все, получалось удачно, некоторые варианты фронтовики сразу встречали, что называется, в штыки, но потом, когда накал страстей снижался, оппоненты успокаивались сами и просили молодого изобретателя продолжить свои работы.

Через полгода в этом волонтере уже нельзя было узнать того провинциального слушателя реального училища. Он заметно окреп, раздался в плечах, голос стал более басовитым, а речь стала намного рассудительнее.

2.2. Знакомство

В свободное от службы время, посещая различные публичные места, не раз замечал, как за ним внимательно следили девичьи глаза молоденьких санитарок из гарнизонного госпиталя. Его старшие товарищи, заметив пристальное внимание женской половины в сторону молодого волонтера, шутливо подталкивали его и предлагали действовать. Но Иван только краснел и старался как-то отвлечь друзей от своей персоны.

Друзья не могли успокоиться, что в их компании находится единственный девственник, и каждый раз подтрунивали над ним. Однажды, по случаю дня рождения волонтера был организован пикник, а после него веселая, шумная компания завалилась в местный бордель для младших чинов. Виновник торжества хотел по-тихому покинуть компанию, но друзья не позволили это сделать. В качестве подарка, пригласили для именинника девицу, под аплодисменты и улюлюканье отправили пару в номера, а через некоторое время торжественно встретили их бурными аплодисментами. Девица, при всей честной компании, жеманно подтвердила, что их юный друг перестал быть девственником и имеет теперь полное право находиться в среде старых распутников. Получив свое вознаграждение, томной походкой прошла в зал, села вместе с другими девицами в ожидании очередного клиента.

Дня через три, после посещения заведения, Иван почувствовал неприятную боль в паху, которая проявлялась при мочеиспускании. Поделился с друзьями, а те хоть и успокоили его, мол, ничего страшного нет, но все же посоветовали, пока не поздно, срочно обратиться госпиталь.

Делать нечего, в тот же день, в сопровождении товарища, пришел в военный госпиталь, а пока искали нужного им доктора, с Ивана прямо сто потов сошло. Он не знал, куда деться от стыда. Ему казалось, что весь люд, с которым он встречался на городских улицах, весь медицинский персонал смотрел на него, и с ехидной усмешкой показывал пальцем в его сторону.

Наконец, нашли нужного доктора. Он заставил пациента полностью раздеться, а пока осматривал, изливал в его адрес такой поток нецензурной брани, которую Иван никогда раньше и не слышал. Потом приказал, кому-то сидящему за ширмой, приготовить все необходимое для обработки больного, а пациента заставил прилечь на кушетку. Через несколько минут, из-за ширмы вышла она, светлое, невинное создание.

В глазах Ивана все завертелось, его охватил такой стыд, что хотелось сразу провалиться в тартарары. Ведь рядом с ним находилось божество, а он лежит на кушетке в таком непотребном виде. Девушка, не обращая внимания на его смущение, протерла ягодицу спиртом и вколола в нее приличное по объему болезненное лекарство, а когда стала обрабатывать гениталии, то ему хотелось немедленно застрелиться. Такого позора он не испытывал никогда, а доктор, не обращая ни на кого внимания, в этот момент отпускал сальные, замысловатые комментарии и безудержно смеялся.

Процедура была закончена, доктор дал последние наставления и приказал через три дня прибыть к нему для повторного осмотра, а завершая беседу, рекомендовал больше не посещать сомнительные, дешевые заведения. Отметил, что в этот раз волонтеру очень повезло, но в следующий раз больше так уже не получится. А чтобы ему было более понятно, приказал медсестре провести этого молодого дон Жуана через кожно-венерологическое отделение, чтобы он сам, своими глазами мог увидеть, какие ужасные последствия могут ожидать его от необдуманных похождений.

Как только принудительная экскурсия была завешена, Иван выскочил сразу на улицу, на свежий воздух, и побежал в ближайшие кусты. Его буквально всего выворачивало наизнанку, казалось еще минута и он предстанет перед судом Всевышнего. Постепенно сознание возвращалось к нему, но тошнотворный запах гниющих тел, казалось, так и застрял в нем навсегда. В этот момент он желал уйти отсюда, как можно скорее, и больше здесь не появляться.

Вместе с ним на улицу вышла и медсестра, Она недавно окончила курсы медсестер, и ее назначили сразу в это отделение. Она никак не могла привыкнуть к этой работе. Ей казалось, что в госпитале будет спасать жизнь и здоровье раненых героев солдат, однако ее направили туда, где лежали военнослужащие, разных рангов и званий, получивших свою грязную, заразную болезнь не на полях сражения, а в постелях с падшими женщинами.

Несколько раз обращалась к главврачу госпиталя с просьбой перевести ее в другое отделение, но от нее отмахивались, как от назойливой мухи. Хотела отказаться, однако не имела права, так как должна подчиняться приказам командира.

Девушка стояла рядом с молодым человеком, и ей было по-человечески жаль его. Хотела помочь ему, и, хоть как-то облегчить его страдания, так как сама хорошо помнила свое состояние, когда впервые увидела весь этот кошмар. Каждый раз шла на работу, как на Голгофу. Ей было тяжко находиться в этом отделении, за это время, она так и не смогла найти в себе каплю искреннего сострадания к таким пациентам, однако в отношении Ивана, как это не было странным, не испытывала чувства отторжения.

Все это время Иван стоял и не знал, что делать дальше. Он стыдился своей слабости, так опозориться перед девушкой еще раз. Глазами искал своего товарища в надежде, что тот поможет ему выпутаться из этой истории, но тот куда-то исчез. Пришлось как-то самому выкручиваться и подыскивать слова, чтобы сгладить впечатление перед молоденькой медсестрой.

Но девушка опередила его и, разорвав молчание, просто сказала, что зовут ее Дуня, что ей шестнадцать лет, и, чтобы ее приняли в госпиталь, она приписала к своему возрасту еще два года. Очень хотела работать в госпитале и помогать раненым солдатам, а заодно получить специальность медсестры. Рано или поздно, война закончится, и надо думать о будущем. А когда рассказала, что она родом из деревни, которая, находится всего в десяти верстах от деревни Ивана, то молодые люди так обрадовались этому, как будто каждый из них встретил своего родного человека.

Но раздался крик доктора. Увидев свою помощницу, приказал ей немедленно возвращаться в отделение и заняться делом, а всю свою болтовню с молодым человеком она может продолжить в свое личное время, после ужина. Это оказалась для них подсказкой, и они сразу договорились встретиться вечером.

Вернувшись в свое расположение, Иван услышал громкий смех сослуживцев, это тот, кто его сопровождал, рассказывал всем, притом со всеми подробностями, как молодому волонтеру оказывали в госпитале медицинскую помощь. Конечно, многое в рассказе друга, так ему показалось, не соответствовало действительности, но если где-то привирал, то звучало это и лихо, и весело. Друзья Ивана не только громко смеялись, но кое-кто даже завидовал ему и говорил, что хотел бы оказаться на месте пострадавшего.

2.3. Первое свидание

Никогда Иван не ждал так вечера, как в этот раз. Он спешил на свое первое в жизни свидание, с самой красивой девушкой на свете. Сразу после ужина обратился к старшине с просьбой отпустить его до отбоя из расположения подразделения, а получив разрешение, бегом отправился в сторону госпиталя.

Последние метры до места встречи, чтобы восстановить дыхание, преодолел пешком. Вот и крыльцо, но там никого не было. На душе сразу стало как-то грустно. То, что Дуня сможет его обмануть и не придти на свидание, не верил, не такая она. А пока перечислял, какая она, девушка, наконец, появилась на крыльце. Переминаясь с ноги на ногу, смотрела по сторонам, а увидев Ивана, отбросив все условности, побежала к нему.

На их лицах сияли счастливые улыбки и такая неподдельная радость, что глядя на них со стороны, можно было подумать, что они не виделись, целую вечность. Взявшись за руки, пошли в сторону парка и гуляли там по безлюдным, заснеженным аллеям.

Но все хорошее быстро заканчивается, наступило время прощания, договорились о следующей встрече, а перед тем как уйти, Дуня, неожиданно для себя, поцеловала своего спутника в щеку и побежала в госпиталь. Прежде чем скрыться за дверью госпиталя, девушка остановилась на мгновение, оглянулась в его сторону, махнула рукой и сразу, как будто растворилась. А он стоял, и на душе стало так хорошо, что захотелось вдруг обнять весь мир.

После этого, как только выпадало свободное время, молодые спешили на свидание. Встречались, как всегда, в одной из аллей госпитального парка.

Зима шла к своему закату, а на смену ей наступала весна. Снег просел, и на открытых местах начали появляться проталины, их с каждым днем становилось все больше и больше. На реке шел ледоход, горожане высыпали на берега и наблюдали, как здоровые льдины, ломая друг друга, величаво проплывали через весь город и скрывались где-то вдали.

В это время раненые солдаты и офицеры, которым разрешили самостоятельно передвигаться по коридорам госпиталя, а так же совершать короткие уличные прогулки, спешили покинуть пропахшие карболкой опостылевшие палаты. Они спешили к реке, чтобы полюбоваться мощью и величием ледохода.

Никто не мог толком сказать почему, но внутренним распорядком прогулки в госпитальном парке были разрешены только раненым офицерского состава, а вот нижним чинам появляться там категорически запрещалось. Им было отведено для прогулок другое место, немного подальше. Это требование распространялось и на представителей всех нижних чинов и сословий. А поскольку и Иван, и Дуня были выходцами из крестьян, то и им, во избежание скандала, следовало бы найти другие места для прогулок. Впрочем, это их нисколько не расстроило, сейчас затаенные уголки парка были для них наиболее привлекательными, нежели открытые людные места.

Именно там, вдали от парадных аллей, было спокойно и тихо, никто не мешал им слушать, как пробуждается земля после зимней спячки, чувствовать, как ее капилляры наполняются живительной силой, наблюдать, как с наступлением тепла, она стремительно покрывается зеленым ковром, а следом и деревья наряжались в зеленые листочки.

2.4. А жизнь продолжается

Весна творила свои чудеса не только на улице, ее живительная сила проникала и в госпитальные палаты. Именно в это время раненые интенсивнее шли на поправку, в их израненные, измученные тела возвращалась жизнь. Еще вчера многие из них пластом лежали на больничных койках, и кто-то из них уже готовился к разговору с Богом, а сегодня, все как будто заново родились, им хотелось не просто жить, а что-то новое творить.

Вместе с этой животворящей силой в них просыпалась и природная сила молодецкая, а вместе с ней и тоска, и накопившийся голод по женскому телу. Каждый мечтал встретиться со своей настоящей или воображаемой подругой, чтобы в тиши ночи излить в нее всю накопившуюся страсть и желание обладать ею.

Девушки из медицинского персонала стали замечать, как у многих раненых начала пробуждаться мужская сила, и, чтобы не спровоцировать их на неадекватные действия, старались в это время не кокетничать и не заигрывать с ними, не задерживаться у постели больного больше, чем это требовалось.

Каждый раз, так на всякий случай, девушек предупреждали, что среди пациентов госпиталя мало найдется тех, кто желал бы завести серьезные отношения с кем-то из них, так как у многих раненых были свои семьи. Но вот некоторые, когда идут на поправку, и сила возвращается в их израненные тела, не прочь завести короткую любовную интрижку. Поэтому, как павлины, распушив свои хвосты, старались обратить на себя внимание и добиться к себе благосклонности молоденьких медсестер и санитарок.

И не дай Бог, если на пути новоявленного влюбленного появлялся соперник. Страсти бушевали и переходили все допустимые границы. Порой, не смотря ни на что, отношения между соперниками доходили от простого, банального рукоприкладства, до настоящей дуэли.

Подобные конфликты чаще всего разгорались там, где находились на излечении офицеры, представляющие элиту царской армии. Правда, госпитальное начальство смотрело на такие стычки сквозь пальцы. А вот в отделениях для низших чинов, подобные волнения не допускались. Там строго следили за исполнением дисциплины и не допускали никаких вольных отношений к женскому персоналу. Эта несправедливость объяснялась довольно просто. Солдат – есть обычный расходный материал, которого было достаточно в России, а вот офицер – это уже другой материал, голубая кровь, которую надо беречь.

Все раненые из офицерского состава, которые поступали именно в этот госпиталь, были представителями только дворянского рода из числа самого высшего сословия. Всегда, когда в губернский город прибывали царственные особы, они, первым делом, наведывались, с благотворительными целями, именно сюда.

Поэтому, начальник госпиталя в первую очередь требовал от своих подчиненных постоянно поддерживать соответствующий порядок. Он готов был приставить к каждому офицеру персональную сиделку, лишь бы исключить возможные жалобы и даже смотрел сквозь пальцы, если отношения раненого с девушкой из младшего персонала не соответствовали некоторым этическим нормам.

Еще при организации госпиталя, его начальник считал, что женский персонал должен не только оказывать раненым квалифицированную медицинскую помощь, но всем своим видом благотворно влиять на настроение раненых. В этой связи, еще тогда, по всей губернии был брошен клич о наборе молодых девушек, которые пройдут специальные курсы медсестер и санитаров и будут работать в различных медицинских военных учреждениях. При их отборе кандидатов на должность медсестер и санитарок учитывалось не только их способность к обучению, но больше всего обращалось внимание на их внешние данные.

И надо отдать должное, многие девушки, свободных от брачных уз, отозвались на этот призыв. В назначенный день у ворот госпиталя уже стояла толпа, желающих поступить на курсы и посвятить себя делу спасения защитников Отчества. У большинства претенденток, особенно из глубинки, было стремление получить хорошее образование, а вместе с ним и специальность, а у некоторых желания были проще, найти для себя надежного или выгодного во всех отношениях спутника жизни, выйти за него замуж и завести своих детей.

Отбор первых курсисток в свой госпиталь, начальник проводил лично, по своим критериям и не ошибся, выбрал, на зависть другим, самых настоящих красавиц. Правда, с некоторыми позднее приходилось расставаться, ибо в их головках царила только одна сплошная пустота.

Когда девушки приступили к работе, то было такое ощущение, как будто в палатах солнце взошло. При виде красавиц, раненые, как по команде переставали кричать и стонать от боли, быстрее шли на поправку. Ожидаемый эффект, превзошел все ожидания.

Однако со временем, как только пошли первые раненые, число медсестер и санитарок вдруг стало сокращаться. Сначала никто не задумывался, почему это происходит, только потом догадались. К сожалению, не у всех раненых была возможность вернуться обратно в строй, многим из них предстояло доживать свой век инвалидом, порой просто беспомощным. Понимая это, кто-то из них воспринимал свое новое состояние, как трагедию и искал способы прервать свое нахождение на этой земле.

Вывести из депрессии помогла только постоянная забота об израненных душах, и надо отдать должное милосердию юных особ, это помогало. Они отвлекали раненых от мрачных мыслей, давая им надежду на будущее. У некоторых отношения укреплялись настолько, что те уже не могли представить себя друг без друга.

Как только состояние раненого стабилизировалось, его выписывали из госпиталя и отправляли домой. Не редки стали случаи, когда бывшего раненого добровольно сопровождала домой его медсестра, и оставалась у него там, навсегда. А как складывалась дальше их жизнь, уже никто не знал. Свято место, пустым не бывает, на место выбывших девушек приходили новенькие, и все, как и прежде, продолжало идти своим чередом.