– Ваше высочество, мне кажется ты драматизируешь. Для защиты все способы хороши, – не согласился Золтан. – Более того, если они узнают, что мы открываем Врата, возможно, всё закончится, даже и не начавшись.

Принц завис в противоречиях с неприятным осадком в душе. Почему отец ничего не рассказал ему? Не может быть, чтобы король не был в курсе того, о чем болтают даже в бакалейной лавке… О Вратах даже думать не хотелось. Врата – это путь в никуда, это непреодолимая, непобедимая сила, оружие, не имеющее аналогов… Сила эта была направляемая, но не особо управляемая. Ключи от этих Врат каждую тысячу лет, по очереди, хранятся у пяти королевств. Сейчас и ещё последующие двести лет хранитель Ключей – Иерхейм… И на протяжении этих восьмисот лет Врата оставались закрытыми. И, во имя всех святых, пусть они таковыми и остаются!

Глава 9

Уже пошла неделя с тех пор, как Эмма видела последний раз наследного принца. Всю эту неделю она старалась не открывать без особой надобности рот, ибо когда она его открывала и начинала что-то говорить, из её глаз тут же текли слёзы. По какой-то причине слёзы сдерживать было гораздо легче с закрытым ртом. На работе на неё вопрошающе и сочувственно косились, но выпытывать ничего не решались. Сама Эмма очень надеялась на то, что всё это когда-то закончится. Пройдет. Должно пройти. Любая боль перерождается рано или поздно. Как гадкая, отвратительная гусеница замирает, окукливается, а после становится прекрасной бабочкой.

Останутся просто красивые воспоминания.

Но пока это «рано или поздно» не наступило, и слёзы прорывались даже в молчании, в котором Эмма прибиралась у бабули в комнате. Сама бабуля сидела на кровати, держа в своих жёлтых лапках затертый сборник стихов. Она мечтательно поднимала брови, улыбалась и трясла седыми кудельками.

– Эммочка, послушай какие прекрасные стихи! «Пора любви! И жажда встречи, неутолимая грядёт…»

– Не хочу я это слушать, – пробурчала Эмма, прервав бабулины порывы. – Не читай. Не хочу!

Но бабуля уже поплыла на своей волне.

– «Роняют тихо слёзы свечи, союз сердец, души полёт!» …Ах, как прекрасно! Эммочка, знаешь, я вспомнила Марселу. Она тоже писала стихи.

– Кто?!

– Марсела!

Эмма застыла с пыльной тряпкой в руке.

– Марсела… – прошептала Эмма, осев у ног бабули. Она смотрела в её глаза, пытаясь понять, в своём ли она сейчас уме или?..

– Бабушка… А Марсела это кто?!

Бабуля выглядела вполне вменяемой.

– Марсела… Марселочка… Я её хорошо помню, как вчера, хоть я и маленькая была. Она нас в войну подкармливала, в подвалах прятала во время бомбёжек… Истории нам такие интересные рассказывала! Про королевства всякие волшебные… Как я любила её слушать! Голос у неё был необыкновенный! Да… Марселочка наша… Сама она в госпитале работала. Как ангел была… Стольких спасла… В том госпитале её снарядом и накрыло… Эммочка, ты куда?

А Эммочка с гудящей головой уже неслась из квартиры, к морю.

Там она лежала на берегу и смотрела в прошитое самолётами – белыми нитями – небо. Если бы у неё были силы кричать, она бы кричала. Но она просто лежала и принимала каждую новую мысль, которая капала ей в мозг, как горячее масло.

Ким ей не врал. Он не кинул её, а ушел, потому что должен был уйти. После того, как она порвала струну. Эта связь событий была очень странной, но тем не менее, предопределенной. Нет струны – нет Кима. Он вернулся туда, откуда пришел. Он вернулся в своё королевство. Он вернулся в своё королевство, потому что он – принц.

Эмма, ты спятила, да? Нет, Эмма не спятила – Эмма приняла решение.

***

– Здравствуйте. Чем помочь?

Эмма только что перешагнула порог музыкального магазина и остановилась.

– Чем могу помочь?

– Здравствуйте. Мне струна нужна.

Продавец с любопытством посмотрел на Эмму. Обе его руки и шея были забиты татуировками, ярко-красная борода, заплетенная в три косы и серьги в ушах… Он профессионально оценил стоявшую перед ним девушку и спросил, уже не сдерживая улыбку.

– Какая струна?

– Я не знаю. Первая, наверное. Или последняя… Я не знаю, откуда считать… Для гитары…

Продавец облокотился на прилавок, приготовившись к длинному интересному диалогу.

– Какая гитара?

Эмма собралась уже окончательно впасть в ступор, но тут сообразила:

– Давайте я вам нарисую.

Продавец без вопросов положил перед ней лист бумаги и карандаш. Эмма, хмурилась и вспоминала, а на бумагу ложились штрихи.

– Вот… Так… Да, здесь так, а вот здесь буквы или знаки… Вот такие… А струна вот тут была.

Продавец уже без всяких улыбок смотрел то на рисунок, то на Эмму. Потом подошёл к двери, закрыл её на ключ, перевернув табличку на «закрыто».

Эмма напряглась.

– Это от случайных свидетелей, – объяснил продавец, чем ещё больше смутил Эмму. – Не беспокойтесь, я вас не обижу – я не самоубийца, если что…

На последней фразе продавец рассмеялся как-то нервозно и исчез в подсобке. Оттуда он вернулся с небольшим пакетом из плотной чёрной бумаги. Он аккуратно его открыл, потом откуда-то достал пинцет и вытянул им содержимое пакетика на свет – это была свернутая в кольцо тонкая струна.

– Во-о-т, – сказал продавец, как бы ожидая, что Эмма должна в чем-то убедиться. – Как есть! – и засунул струну обратно в пакет, запечатав его клейкой биркой.

Эмма не знала, в чем ей надо убеждаться, поэтому просто доверилась продавцу и спросила о цене.

Тот сделал испуганное лицо и замахал руками, чураясь.

– Какие деньги, сударыня! Препочтейнейше рад помочь, без малейшей корысти!

– Спасибо…

Удивлённая Эмма вышла из магазина. Куда же дальше? Она прислушалась к своей интуиции и просто шла по улице, даже не думая, а просто чувствуя, куда её потянет.

– Тёть Люся. Точно!

И потянуло её к тёте Люсе. Которая, как ни странно, всю неделю вела себя подозрительно тихо, позвонив только один раз.

Открывшая дверь тётя Люся выглядела ужасно, с синяками под глазами, припухшим лицом и без малейшего намека на всегда брызжущий оптимизм.

– Э-м-моч-каа… – тётя Люся прильнула к племяннице и подняла на неё мокрые глаза.

– Тёть Люсь, вы чего? Кто-то умер?!

– Надежда умерла.

– Какая Надежда?!

– Надежда на светлое будущее!

– Ой, тьфу на вас, мне и так паршиво, – Эмма отлепилась от тётушки и пошла мыть руки. – Ставьте кофе, тёть Люсь…

– Конечно, солнышко, конечно…

Тётя Люся, причитая, пошла на кухню.

– Эммочка! Я всё знаю. Мне было видение. Обратилась ты белой голубицей, взмыла в самую высь и там тебя стрелой и пронзило… упала ты, значит, оземь, и – вдребезги! Ну, как из стекла! Осколки во все стороны! А потом, вижу – стоишь ты целехонькая, только руки в кровище… И платье на тебе такое… Длинное, со шлейфом. Ну, как раньше носили…

– Тёть, кофе сбежит!

– Да, да, да… Ах, поди ж ты!.. Сейчас всё посмотрим… Всё посмотрим, деточка!

Эмма пила горячий горький кофе и готовилась задать вопрос, который даже такого экзальтированного человека как тётушка, мягко говоря, поставит в тупик. Но, за спрос денег не берут, так что:

– Тёть Люсь, мне надо в королевство попасть. И там принца найти. Вы знаете, как это сделать?

Тётушка забрала пустую чашку с блюдцем и совершено без всякого удивления ответила:

– Не знаю, детка. Не знаю. Будем смотреть.

Она уткнулась в чашку и тихонечко мычала.

– М-м-м… Вот оно что… М-м-м…

– Что там?!

– Я не смогу тебе помочь, Эммочка. Но я знаю, к кому надо обратиться. Тебе нужна Сцилла.

– Сцилла? С Харибдой?

– Нет, без Харибды. Но с гипертонией. Сцилла Альбертовна. Невероятная женщина! Она на Фрунзе живёт.

– Тёть Люсь… вы с Мишкой присматривайте за бабулей, пока я не вернусь, хорошо?

– Ах, девочка, моя девочка!..

Тётя Люся затянулась воем, обнимая Эмму:

– Пиши, тёть Люсь, адрес Сциллы Альбертовны…

Глава 10

Сцилла Альбертовна вовсе не выглядела чудовищем из морских глубин, как могло бы показаться. Напротив, это была красивая женщина в сочном возрасте, с неплоскими картинными формами, смуглая, крашенная в баклажан, с греческим профилем и выразительными глазами. Её голос был низким ровно настолько, чтобы этим голосом вводить собеседников в транс, но при этом без малейшего намека на мужиковатость.

– Да-а? – Сцилла Альбертовна, приподняв свои изогнутые художественной волной брови, смотрела на Эмму, которая стояла на пороге её квартиры и думала, как начать разговор. Но, к счастью для Эммы, невероятная женщина сама быстро просекла ситуацию. – Вы от Людмилы Михаллны? – спросила она, заранее зная ответ. – Проходите!

Квартиру Сциллы Альбертовны можно было бы назвать уютной, если бы не странные предметы в ней изобилующие. Через коридор тянулись верёвки, на которых обычно сушат бельё, только вместо белья на них сохли жабы, летучие мыши, пучки какой-то травы и ещё что-то непонятное, а на полках стояли банки с плавающим в различных жидкостях подозрительным содержимым.

Эмма, так и не придумав адекватное начало разговора, сказала:

– Мне надо в королевство попасть…

– Надо – значит, попадешь, – просто ответила Сцилла Альбертовна, накрывая чёрной тканью небольшой круглый столик в центре комнаты и расставляя на нём всё необходимое. – Присаживайся.

Эмма присела на плюшевый пуфик возле столика.

– Я не сказала, в какое королевство… Кажется Эрхейм… Ирхейм… Я не помню точно, – Эмма говорила и понимала, что начинает выглядеть глупо, придя к такой серьёзной женщине и не зная толком, куда ей надо.

Сцилла Альбертовна махнула рукой.

– Куда надо, туда и попадёшь. Если, конечно там тебя ждут.

– Ждут?

– Если хотя бы одна живая душа тебя там ждёт, то ты туда попадешь.

– Я… Я надеюсь, что ждёт. Очень бы хотелось верить…

Серьезная женщина меж тем взяла три тонких красных свечи и, скрутив их жгутом, зажгла и перевернула горящим фитилем вниз. Свет от ламп в комнате погас сам собой.

– Смотри на свечи, – сказала Сцилла Альбертовна своим гипнотическим голосом.

И Эмма смотрела.

Она смотрела как навзрыд, с треском плачут красные свечи, как в трепещущих бликах багровеет лицо Сциллы Альбертовны, как её чувственные губы покрываются пеной и сморщиваются, обнажая две пары длинных острых клыков, как лопается её кожа между бровей, выпрастывая кровавую рану, и как из этой раны всплывает третий глаз.

– Мне нужно немного твоей крови, – сказала Сцилла Альбертовна. Мягкая глубина её голоса не давала никаких шансов на сопротивление.

Эмма протянула ей руку. Сцилла Альбертовна взяла эту хрупкую, почти детскую ручку и вонзила в неё, чуть ниже запястья, свои зубищи. Эмма не почувствовала боли, она только почувствовала что её сейчас стошнит и прикрыла рот другой рукой. Невероятная женщина не зверствовала – она сцедила всего две капли крови в серебряное блюдечко и вернула Эмме руку.

Далее в руках Сциллы Альбертовны появилась банка, заросшая внутри сине-зеленой плесенью, в которой что-то булькало. Она открыла банку и сделала глоток. После чего закрыла два глаза, оставив открытым только третий, по центру. Не открывая рот, она издала стон и в экстазе откинула голову. Потом плюнула в серебряное блюдечко, и, с хрипом выдыхая, утопила в этом блюдечке спичку.

– Дорога, – заговорила Сцилла Альбертовна. – Дорога твоя недалека… Не к свету идёшь, в сумрак идешь… Боль вижу. Пойдешь туда – счастья не найдешь. Не пойдешь – всю душу твою измотает, изорвет, как флаг на пиратской шхуне… Но, скажу: ждут тебя там. Ждут… – Сцилла Альбертовна выдержала необходимую паузу. – Пойдешь?

– Да. Пойду.

Сцилла Альбертовна, удовлетворённо кивнув, взяла граненый шкалик с чьей-то кровью и вылила её себе на левую ладонь, после чего хлопнула ей по груди Эммы, оставив на её коже пахнущий железом отпечаток.

– Это печать. С ней дойдешь. С ней и вернёшься, – сказала Сцилла Альбертовна, выловив из блюдечка спичку, которая будучи мокрой, тем не менее, загорелась ярко без каких-либо манипуляций. – Смотри на спичку! Смотри! Не моргай!

Эмма смотрела на спичку, которая всё не сгорала, хотя и должна была уже давным-давно сгореть, и очень старалась не моргать. От напряжения у неё заболели глаза и потекли слёзы.

– Смотри!

Голос Сциллы Альбертовны начал уходить куда-то в вату, и уже был еле слышен.

– Смотри!

Эмма не видела ничего, кроме маленького дергающегося пламени.

Внезапно вместо спички возникла рыжая с белым пятном морда лошади. Кто-то толкнул Эмму в спину:

– Ёрш твою медь, барышня, уйдите с дороги!