Read the book: «Картографы рая и ада»

Серия «Культурный разговор»

© Владимирский В.А.

© ООО «Издательство АСТ»

Василий Владимирский
Фантастика – это фантасты

«Критика – это критики» называлась широко известная в узких кругах книга литературоведа, публициста и главного редактора журнала «Знамя» Сергея Ивановича Чупринина. Заголовок на самом деле универсальный: любое целое складывается из уникальных единиц, и особенно это бросается в глаза, когда речь идет о некоем творческом сообществе. Чем больше мы знаем о единицах, тем лучше понимаем целое, тем увереннее разбираемся в контексте.

Книга, которую вы держите в руках, – именно такая попытка выйти на общее через частное, подобраться к универсальному через локальное. Велико искушение назвать сборник персонифицированной историей фантастики ХХ – начала XXI века, «историей в лицах», но это явный перебор: на столь амбициозную задачу автор, конечно, не замахивался. Перед вами скорее материалы к такой истории, некоторые сугубо предварительные заметки, без претензии на исчерпывающую полноту и академическую обстоятельность. Кто может – пусть сделает больше.

Писатели в этом сборнике представлены в хронологическом порядке, от несомненных классиков до ныне здравствующих и активно пишущих современников. Роберт Хайнлайн, один из «Большой тройки» англо-американских фантастов Золотого века 1930–1950-х годов. Звезды Новой волны¹ 1960–1970-х – Дж. Г. Баллард, Харлан Эллисон, Сэмюел Дилэни, Кристофер Прист. Роберт Сильверберг и Гарри Гаррисон, одно время близкие к этой группе, но нашедшие свой путь в литературе. Алиса Шелдон, более известная под псевдонимом Джеймс Типтри-мл., ярчайшая фигура в американской феминистической фантастике 1970-х. Тим Пауэрс, отец-основатель стимпанка, и Брюс Стерлинг, один из лидеров киберпанковского движения. Писатели, громко заявившие о себе на рубеже XX и XXI столетий, Тед Чан и Майкл Шейбон, каждый из которых стал отдельным феноменом сам по себе.

Разумеется, фантастика XX века представлена не только американцами и британцами – есть тут и другие имена. Аргентинский классик Хорхе Луис Борхес, любимец советской интеллигенции, в отдельном представлении не нуждается. Крупнейшие отечественные фантасты-«шестидесятники», братья Стругацкие и Кир Булычев – и их менее известные, но по-своему не менее интересные современники Ольга Ларионова и Владимир Савченко. Один из лучших учеников Б.Н. Стругацкого, крупнейший представитель Четвертой волны советской НФ, незаслуженно забытый Борис Штерн. Создатели визуальных произведений, чье влияние на наше представление о «жанре» сложно переоценить – великий британский комиксист Алан Мур и великий японский аниматор Хаяо Миядзаки. Все они расширяли границы, искали новые выразительные средства, задавали векторы, по которым двигалась НФ в прошлом столетии – и движется до сих пор.

Если присмотреться внимательно, становится видно, что все это сообщество пронизывают тонкие взаимосвязи, сложная иерархия взаимных влияний, симпатий и антипатий. Пацифист Гарри Гаррисон терпеть не мог милитариста Роберта Хайнлайна, ядовито пародировал его «Звездный десант» в романе «Билл, герой Галактики» и прямо напрашивался на конфликт со старшим коллегой. Алиса Шелдон несколько лет ловко водила за нос Роберта Сильверберга и Харлана Эллисона, с которыми состояла в переписке, убеждая, что Джеймс Типтри-мл. – брутальный мужчина. Даже Борхес, который может показаться фигурой не совсем уместной в этом ряду, на самом деле отлично вписывается в общую схему. Первый его рассказ, изданный на английском, перевел и опубликовал близкий друг Хайнлайна Энтони Баучер (в российских переводах его чаще ошибочно называют Бучером), Гарри Гаррисон печатал новеллы аргентинского писателя в антологии лучшей мировой фантастики, а сам автор «Вавилонской библиотеки» активно лоббировал издание «Марсианских хроник» Рэя Брэдбери на испанском. И это только самое очевидное, то, что лежит на поверхности, – в действительности таких точек пересечения гораздо больше.

Безусловно, в этот список могли войти и другие имена, от Филипа Дика и Станислава Лема до Вадима Шефнера и Михаила Успенского, от Клиффорда Саймака до Чайны Мьевиля, от Лорана Бине до Уоррена Эллиса. Но, как говорил Козьма Прутков, «плюнь тому в глаза, кто скажет, что можно объять необъятное»: счет важных, значимых фантастов (в самом широком понимании) идет на сотни, если не на тысячи. О некоторых героях этого сборника уже написаны десятки исследований (хотя, например, развернутой биографии Кира Булычева до сих пор не существует, что вызывает горькое недоумение) – я же постарался сосредоточиться на самых показательных деталях жизни и творчества, на неочевидных параллелях и неожиданных взаимосвязях.

Изменилась бы общая картина, если бы в этот список вошли другие писатели? Она определенно стала бы подробнее и полнее, это можно сказать с уверенностью. Однако, как любил повторять фантаст Дилэни в пору увлечения трудами французских структуралистов, любой фрагмент голограммы, даже крошечный, воспроизводит все голографическое изображение в целом – не знаю уж, насколько это правило применимо к литературе, но звучит обнадеживающе.

И в заключение, как водится, last but not least – слова благодарности. Часть статей, включенных в эту книгу, с 2011 года публиковалась в разных медиа – не все площадки, с которыми мне довелось сотрудничать за эти полтора десятилетия, пережили крутые исторические виражи, иных уж нет, а те далече. Для настоящего издания тексты дополнены и переработаны, иные косметически, а иные – без малого капитально. Тем не менее они не появились бы на свет без журналов «Мир фантастики» и «Знание – сила», без интернет-порталов «Прочтение», «Bookmate Journal», «Год Литературы», «Литрес Журнал». Спасибо тем, кто открыл это «окно возможностей» и дал вашему покорному слуге шанс проявить себя.

Ну а как этот шанс был использован – уже целиком на совести автора.

Роберт Хайнлайн: Проповедник без церкви

Политический Хайнлайн

Роберт Энсон Хайнлайн родился 7 июля 1907 года в Канзас-Сити, в многодетной, глубоко религиозной протестантской семье, но в число любимых отпрысков не входил. Его биограф Уильям Паттерсон рассказывает в книге «В диалоге со своим веком» («In Dialogue with His Century»), как будущий писатель случайно подслушал разговор родителей, решавших: потратить невеликие деньги на зимнее пальто для Бобби или на сапоги для его старшего брата – выбор был сделан не в пользу Роберта, и Хайнлайн надолго запомнил этот урок. Не все шло гладко и за пределами семейного круга: завязать близкие отношения с одноклассниками подростку мешало легкое заикание, а после поступления в Военно-морскую академию в 1925 году юноша окончательно отгородился от мира штатских прозрачным, но непроницаемым куполом.

Новоиспеченный гардемарин не то чтобы не видел и не слышал, что происходит за стенами alma mater, – но здесь у него появились совсем другие заботы, иные цели. Те, что помогли ему быстро преодолеть проблемы с социализацией, подлинные или мнимые, и наконец раскрыть свои таланты. Нью-йоркская фондовая биржа переживала чудовищный крах – Хайнлайн набирал баллы для выпускного экзамена. Великая депрессия катилась по стране, фермеры оставляли свои поля, бросали дома и присоединялись к армии сезонных рабочих, чтобы хоть как-то заработать на кусок хлеба, – молодой офицер учился фехтованию, изучал испанский язык и закатывал холостяцкие пирушки. Пуританская Америка ужасалась падению нравов и вводила кодекс Хейса, запрещавший кинопродюсерам даже намекать на то, что супружеские пары спят в одной постели, – юный атлет пускался в рискованные романтические авантюры, практиковал свинг и «открытый брак», дневал и ночевал на нудистских пляжах с любимым коктейлем «Куба Либре». Но довольно беззаботный образ жизни не мешал ему напряженно размышлять о счастливой Америке будущего и о назревших социальных переменах.

Первым фантастическим рассказом Роберта Хайнлайна принято считать «Линию жизни» («Life-Line»): миф гласит, что этот текст был написан для конкурса, приз в котором составлял пятьдесят долларов. Сам фантаст тоже приложил руку к созданию легенды – однако Паттерсон выяснил, что память подвела классика. В одном из номеров журнала «Astounding Science Fiction» 1930-х издатели назвали процесс отбора рукописей из самотека – «постоянно идущим конкурсом, в котором выигрывают и читатели, и писатели». Именно на этот «конкурс» РЭХ и отправил рассказ, увидевший свет в августе 1939 года под названием «Life-Line».

На самом деле к этому моменту Хайнлайн уже завершил дебютный роман «Нам, живущим» («For Us, The Living: A Comedy of Customs»), утопию, написанную под впечатлением от фильма «Облик грядущего» Герберта Уэллса, канонической утопии «Взгляд назад. 2000–1887» социалиста Эдварда Беллами, сочинений французского философа и социолога Шарля Фурье и популярной в те годы теории социального кредита Клиффорда Дугласа о равномерном распределении государственных дивидендов. (Любопытная деталь: в 1940-м РЭХ в первый и последний раз встретился с Уэллсом лично на автограф-пати в книжном магазине в Пасадене. Неизвестно, удалось ли им поговорить о литературе, но автограф на экземпляре «Когда спящий проснется», изданном в 1910 году, Роберт получил.)

Тема социальной справедливости, свободы-равенства-братства, всегда тревожила Хайнлайна. Еще в 1934 году, вскоре после увольнения в запас из ВМФ США из-за последствий туберкулеза, он участвовал в избирательной в кампании Эптона Синклера, журналиста, писателя, будущего пулитцеровского лауреата и номинанта «Оскара»². А до 1938-го Хайнлайн руководил районной организацией демократической партии и даже выдвигался в законодательное собрание Калифорнии. Однако его политическая карьера не задалась. Но оставался другой способ донести свои взгляды на будущее страны до потенциальных избирателей: там, где буксует политическая машина, вывозит литература.

Так и появилась книга «Нам, живущим», классическая по форме утопия о молодом флотском офицере, перенесшемся из эпохи Великой депрессии в благополучную и процветающую Америку будущего. Поставив точку, автор начал предлагать роман издателям – и некоторые даже проявили вялый интерес. Однако при жизни Хайнлайна пристроить книгу так и не удалось: она вышла в свет лишь в 2003-м, когда исследователи обнаружили рукопись в необъятных архивах классика. Большого шума в XXI веке этот текст не наделал, но, несмотря на некоторую архаичность, привлек внимание хайнлайноведов и хайнлайнофилов – в основном как источник идей, которые классик позднее развил в цикле «История будущего». (Занятный нюанс: уже после Второй мировой войны РЭХ договорился со своим близким другом, будущим изобретателем дианетики Роном Хаббардом, что тот перепишет, олитературит и актуализирует этот роман, не меняя политический месседж; но, к сожалению, Хаббарда увлекли другие дела и рукопись осталась нетронутой.) Если бы не эта масштабная проба пера, неизвестно, хватило бы Бобу веры в себя, чтобы обратиться к коммерческой научной фанастике, – и профессионализма, чтоб сходу заинтересовать Джона Вуда Кэмпбелла-младшего³, редактора № 1 в американской фантастике конца тридцатых – начала сороковых.

Атомный Хайнлайн

Несмотря на впечатляющий успех в палп-журналах, реформаторский зуд и жажда изменить мир к лучшему не оставляли Хайнлайна. Отслужив во время Второй мировой в научно-исследовательской лаборатории ВМФ в Филадельфии на должности гражданского инженера и администратора среднего звена, он обзавелся знакомствами и связями в госструктурах – и после окончания войны направил свою энергию на то, чтобы пробить в военно-морском ведомстве концепцию «лунной ракеты» (в том числе – как носителя ядерной боеголовки).

Первое применение атомного оружия произвело на РЭХ сильное впечатление – но, в отличие от прекраснодушных коллег-фантастов, он искренне полагал, что, если это направление не будет активно развиваться военными, Америку ждет мрачное будущее. Единственный вариант избежать гонки вооружений по Хайнлайну – создать международную миротворческую организацию с собственной армией и исключительным правом использовать атомную бомбу. 14 августа 1945 года писатель передал по инстанциям докладную записку о необходимости создать «лунную ракету» и о том, как организовать эту работу с привлечением всех доступных ресурсов. Власти отнеслись к предложению фантаста вполне серьезно, в 1946 году его доклад рассмотрели на заседании кабинета министров США с участием президента Трумэна – но так и не дали проекту зеленый свет.

Десять лет спустя, в 1957-м, когда на орбиту вышел первый искусственный спутник Земли и во всем мире, не исключая США, энтузиасты бурно праздновали это эпохальное событие, РЭХ все глубже скатывался в пучину депрессии (учитывая двойное назначение советской космической программы – не без оснований). Победа СССР в космической гонке означала для него, что теперь русские могут нанести удар по территории США в любое время в любом месте и традиционные средства ПВО ничего не смогут им противопоставить.

Широкое обсуждение инициативы об отказе Соединенных Штатов от ядерных испытаний привело Хайнлайна в бешенство и подтолкнуло к новому всплеску политической активности. Вместе с третьей женой Вирджинией на собственные средства он разослал тысячи писем с призывом продолжить ядерные испытания, даже если ради этого придется повысить налоги и затянуть пояса, – но почему-то пламенные речи вызвали слабый отклик, а некоторые былые друзья, утомленные назойливостью писателя, и вовсе перестали общаться с четой Хайнлайн.

Ракетный Хайнлайн

РЭХ не раз подчеркивал (возможно, слегка кокетничая), что литература для него скорее способ пополнить семейный бюджет, чем дело всей жизни. Еще в довоенных письмах Кэмпбеллу он четко дал понять, что забросит эту халтурку сразу же, как только получит первый отказ. Продавать фантастику по демпинговым ценам во второстепенные журналы он не собирался: овчинка не стоила выделки. После Хиросимы и Нагасаки Хайнлайн сомневался, стоит ли снова браться за НФ, но друзья объяснили ему, что фантастика – лучший способ убедить публику в необходимости создания космического флота. Возвращение состоялось в 1946 году: мощная лирическая история о слепом поэте и космическом страннике Райслинге, один из лучших рассказов РЭХ, появилась на страницах последнего сентябрьского выпуска влиятельного американского еженедельника «The Saturday Evening Post». Эта публикация открыла Хайнлайну дорогу на «глянцевый» рынок, причем «Collier ʼs», «The Elks Magazine» и другие престижные издания покупали у него не только рассказы на космическую тему, но и программные статьи, так что трудозатраты окупились сторицей.

Чуть позже та же история повторилась с романами для мальчиков, которые Хайнлайн писал по заказу издательства «Scribner» вплоть до 1958 года. РЭХ не слишком любил детей, не знал рынок подростковой литературы и не горел желанием подстраиваться под стандарты «янг эдалт фикшн» 1940-х, во многом устаревшие, а часто попросту ханжеские. Но дал себя уговорить знающим людям, которые на пальцах разъяснили писателю, что это уникальный шанс привить интерес следующему поколению молодых американцев к военно-космической теме. Прежде чем продавать права на издание первого подросткового романа, РЭХ подробно проинструктировал своего литагента: «Я преднамеренно выбрал мальчика, у которого в роду шотландско-английские первопроходцы, мальчика, отец которого – немецкий иммигрант, и мальчика – американского еврея. Несмотря на различное происхождение, они росли как обычные американские дети. Вы можете столкнуться с редактором, который не захочет, чтобы один из юных героев был евреем. Я не буду иметь дела с такими издателями. Происхождение всех троих мальчиков является обязательным, и книга предлагается на этих условиях»⁴.

Хотя РЭХ писал «скрибнеровские» романы неохотно, из-под палки, с трудом вымучивая сюжеты, способные заинтересовать подростков, эти книги заметно укрепили его авторитет за пределами фантастического гетто. Более того, первый роман серии, «Ракетный корабль “Галилей”» («Rocket Ship Galileo», 1947), лег в основу фильма «Место назначения – Луна», отмеченного «Оскаром-1951» за визуальные эффекты и «Бронзовым медведем» первого Берлинского кинофестиваля.

История с экранизацией заслуживает небольшого отступления. Жизнь сводила Хайнлайна с удивительным множеством людей, радикально повлиявших на культуру XX века. В частности, почти десять лет он дружил с Фрицем Лангом, одним из основателей немецкого экспрессионизма, режиссером великого «Метрополиса», «М», «Доктора Мабузе» и т. д. Именно Фриц подал РЭХ идею поработать на Голливуд, когда в 1948 году предложил принять участие в создании фильма «Путешествие на Луну». Эта тема давно занимала Ланга: еще в 1929-м, до эмиграции из нацистской Германии, он снял картину «Женщина на Луне» по мотивам фантастического романа своей жены Теа фон Харбоу. К сожалению, сотрудничеству с РЭХ помешал финансовый конфликт: писатель предположил (возможно, ошибочно), что старый товарищ планирует воспользоваться результатами его трудов безвозмездно, то есть даром. В итоге фильм по «Ракетному кораблю» снял Ирвинг Пичел, крепкий голливудский профессионал, чье имя, увы, ныне почти забыто – в отличие от имени новатора Фрица Ланга, знакомого сегодня каждому синефилу. Может быть, ради того, чтобы остаться в истории кино, Хайнлайну стоило поступиться частью гонорара – тем более что сумму, на которую РЭХ рассчитывал, он после премьеры «Места назначения» так и не получил.

Оппозиционный Хайнлайн

Иными словами, политические увлечения писателя успешно подпитывали его литературные амбиции – и наоборот. Правда, работала эта петля обратной связи причудливо и нелинейно. Так, на рубеже 1940–1950-х Хайнлайн не избежал приступа шпиономании, охватившей Америку после дела супругов Розенбергов, обвиненных в шпионаже в пользу СССР. Однако РЭХ бесила не только угроза суверенитету и экзистенциальной безопасности США, но и истерика вокруг «красной угрозы», мешавшая вполне лояльным гражданам честно выполнять свою работу. Несколько раз Хайнлайну приходилось выступать в поддержку своих друзей, которых подозревали в связях с коммунистами. А сенатора Джозефа Маккарти, развившего бурную деятельность по изобличению «пятой колонны» и агентов Кремля, Роберт без обиняков называл «отвратительным сукиным сыном, не уважающим ни правды, ни справедливости, ни гражданских прав». Параноидальная атмосфера взаимного недоверия, когда старый друг в любой момент может обернуться беспощадным врагом, нашла отражение в романе «Кукловоды» («The Puppet Masters», 1951). Никто не застрахован от угрозы: даже главный герой книги, от имени которого ведется повествование, в определенный момент теряет контроль над собой и оказывается в полной власти зловещего мозгового слизня из открытого космоса.

Надо сказать, Хайнлайн вообще нередко позволял себе реплики, не соответствующие образу замшелого лоялиста. Во второй половине 1960-х он стал инициатором открытого письма писателей-фантастов в поддержку вьетнамской войны – и в то же время так прокомментировал это решение: «Нет, мне не нравится эта война. <…> Это война, в которой участвуют призывники, а я ненавижу призыв в любое время и под любым предлогом… Рабство не становится слаще, если назвать его “срочной службой”». За такое и партбилет на стол можно положить. И это не говоря о крайне либеральном отношении к «институту семьи и брака», святому для всякого консерватора, – см. романы «Чужак в чужой стране», «Луна жестко стелет», «Не убоюсь я зла», «Фрайди», где автор обыгрывает самые разные модели брачных и сексуальных отношений. Не удивительно, что Хайнлайн стал первым, к кому обратился Харлан Эллисон, когда собирал свою революционную антологию «Опасные видения». К сожалению, рассказ «Оркестр молчал, и флаги не взлетали» («No Bands Playing, No Flags Flying»), написанный в 1947-м, не вполне укладывался в концепцию составителя, так как почти не содержал фантастических элементов и был опубликован лишь в 1973 году.

Ко второй половине пятидесятых, когда сформировалась идея романа «Звездный десант» («Starship Troopers», 1959), РЭХ все еще оставался социалистом – не в плане партийной принадлежности, разумеется, а по убеждениям. Он продолжал настаивать, что в США «социализма гораздо больше, чем кажется большинству людей, в одних местах он у нас получается хорошо, в других честно, в третьих – паршиво». Корень проблем Хайнлайн видел в том, как именно социализмом управляют, – и роман о бравых космодесантниках стал ответом писателя на вопрос о гарантиях равноправия и социальной справедливости.

Как ни парадоксально, «Звездный десант» остается, вероятно, самой «социалистической» книгой РЭХ. Полного комплекта гражданских прав в прекрасном мире будущего достоин лишь тот, кто готов поступиться частным ради общего, отринуть эгоистические интересы ради коллективного блага, как у Фурье, у Беллами, у Уэллса, в конце концов. А что может быть лучшим испытанием на гражданскую зрелость, чем воинская служба? Об этом выпускника Аннаполиса, уволенного в запас по состоянию здоровья и полжизни искавшего способ вернуться на флот, можно не спрашивать.