Read the book: «Из животворящей капли крови»

Не сгинет кровью умытый,

                                          И возродится крови испивший.

«Пьеса», открывшаяся перед глазами Владимира, была знакома ему. Он знал ее сюжет, смысл и неминуемый финал. Он сам однажды был участником подобной постановки.

Все играющие знали свои роли и знали то, что означает финальная сцена для одного из героев. Кроме последнего – он играл вслепую. Он просто играл свою жизнь, точнее, жил ее, не подозревая, что все остальные играют на нее – на его жизнь. Точнее, на то, что связано с ней. Сама жизнь обесценивалась по мере приближения к финалу. Владимиру повезло: после подобных обесцениваний и обезличиваний ему сохранили жизнь. Жизнь запредельно долгую.

За столом две привлекательные молодые девушки и двое мужчин. Две сестры и брат гостят в доме жениха одной из них. Странность сестер вызывает недоуменные взгляды прислуги дома. Эта же странность остается незамеченной для самого хозяина.

Большой загородный дом, расположенный на скалистом берегу теплого моря. Беседка, обрамленная виноградником. Укрывшийся в скалах пляж. Белоснежный песок и прозрачная вода. Маленький рай в пятидесяти метрах от дома.

Кроваво-красный свет заката окрашивает зал, наполненный вялотекущей беседой о предстоящей свадьбе. Белоснежная скатерть, салфетки, платья женщин, рубашки мужчин – все становится красным в свете уходящего за горизонт светила. Только красное вино в бокалах просто темнеет.

– Майкл, налейте водки, устал от этой кроваво-красной кислятины! – Хозяин дома внезапно отставляет в сторону бокал с вином. Расплескавшиеся капли попадают на скатерть, темнея на белой материи красивым орнаментом. – Если я побуду хоть четверть часа на солнце, я превращусь в изюм….

– Милый, – взгляд будущей невесты полон чувств, – вино гораздо полезней водки.

– Вся жизнь состоит из стереотипов, кем-то навязываемых обществу… – он поочередно встретился со взглядами будущих родственников и пожал плечами. – Хорошо! Пусть это вино, но белое столовое. Я не люблю красный цвет – он напоминает о крови…

– Но кровь – смысл мира, – приятный голос Веры, сестры невесты, наполняет зал, радуя присутствующих. Владимир же, стоящий наверху, расстегивает при этом ворот рубашки. – Посмотрите, все вокруг пропитано ею: вся жизнь, весь мир, основы которого строятся на крови.

Сделав глоток белого вина, Павел посмотрел на говорящую с недоумением.

– И я не говорю о ней как о составляющей организмов живых существ, – Вера заставила нервничать всех мужчин в доме своим дрожащим тембром голоса, он, казалось, проникал не только в органы слуха, но и в каждую клетку их организма. – Оглянись вокруг себя! Всё имеет свою кровь. Это яблоко, лист дерева, на котором вырос плод, и даже само дерево. Их сок – это кровь, она питает их, они не могут жить без нее. Лишившись ее, они вянут. Так во всём. Земля…

– Я понимаю ход твоих мыслей, Вера, – Павел, звеня касанием приборов о блюдо, нахмурился. – Но я маринист и востребованный, я пишу море, пейзажи. И в этом моя индивидуальность: я всеми силами «выжимаю» кровавый цвет из своих полотен. Закат солнца на них может быть каким угодно: зеленым или фиолетовым, даже грязно-серым, только не красным! Пусть кровь будет прозрачной, как у медузы, – еще один глоток бесцветного вина, – если она существует в ней…

– Но Вера, – раздался хриплый голос Георгия, словно из склепа (брат присутствующих здесь сестер), – нельзя так предвзято относиться к Павлу: может, в его жизни произошло несчастье, приведшее к подобному отношению… к крови.

Все перевели взгляды с бледного лица Георгия на Павла. Последний оглядел присутствующих и, бросив салфетку на стол, поднялся.

– Мне нужно работать. – Поднимаясь по лестнице, Павел оглянулся: – Я надеюсь на полуночный променад, Надя.

– Да, милый, – ее смуглая кожа побледнела до цвета кофе с молоком.

Сидящие за столом переглянулись между собой. На лицах застыли улыбки. Майкл, обслуживающий стол, бледный лицом, сжал губы. Ужин заканчивался. Владимир отправился готовить Надю к прогулке.

                              *

– Ты не должен так реагировать. Моя сестра… – Надя перепрыгивала с камня на камень, держась за руку Павла.

– Твоя сестра нагоняет на меня тоску и уныние, несмотря на всеобщее восхищение ею. – Павел смотрел с неприязнью на кровавый горизонт. – Мое мнение перманентно – после общение с ней я не могу работать. Я простоял возле мольберта около часа и не смог сделать ни одного мазка… Это патология!

– Ты утрируешь, милый, – Надя поцеловала Павла, закрывая глаза, – и, несомненно, преувеличиваешь силу ее слов.

Павел, подняв на руки девушку, поставил ее на камень, уходящий в воду. Отойдя, посмотрел на невесту в тусклом свете луны, что разделил небо с остатками багрового свечения. Ее каштановый цвет волос отдавал медью в этом симбиозе. Сверкая, почернели карие глаза. Едва сдерживаемая тканью декольте платья ее большая грудь вздымалась в порывах дыхания.

– Ты сейчас бледна, как твой брат, но… прекрасна. – Павел запоминал инсталлированную им композицию, собираясь выложить позже на холсте, хотя лица и человеческие образы давались ему с трудом. – Что с ним, кстати, он болен?

– Георгий всегда был болезненным мальчиком, – Надя, смеясь, спрыгнула с камня, попадая в объятия жениха, – но иногда он удивляет своей внутренней силой, несмотря на кажущуюся слабость.

– Он всегда будет таскаться с нами? – Павел кивнул на Владимира, идущего по прибрежной гальке.

– Владимир? – она загадочно улыбнулась. – Это его работа….

– Надеюсь, он не ляжет с нами в кровать? – Павел бросил камень в воду.

– Нет, милый, – Надя сверкнула белоснежными зубами. – Хотя, наверное, очень хотел бы… – Она рассмеялась и побежала по лестнице, ведущей к дому.

Павел побежал за ней. А Владимир, хрустнув костяшками кулаков, отправился вслед за бегущей парой.

Луна скрывалась в тучах, утопая в них, как неумелая ныряльщица в неспокойном море. Светлячки зависли в соцветиях жасмина, аромат которого переполнял воздух.

Вряд ли кто-то мог подумать, поверхностно зная это семейство, что этим девочкам и их братцу в совокупности на троих около пятисот лет. Знал Владимир и еще несколько людей на этой планете. Но и все они, включая Владимира, долгожители по человеческим меркам.

Утро в загородном доме начиналось поздно. Хозяин, как личность творческая, не имел определенного распорядка дня. Прислуга подстраивалась под него. Гости позиционировали себя как членов высшего общества и позволяли себе появляться только к обеду.

Все находились за столом, кроме хозяина.

– Где Павел? – Вера смотрела на прислугу дома. – Мы же не можем начать без него. Надя?

– Он ушел работать еще утром…

– Может, кто-нибудь позовет его?

Прислуга с немыми лицами ожидала распоряжений только хозяина.

– Владимир!?

Дверь мастерской была приоткрыта. Оттуда доносилась ругань. Владимир толкнул дверь. Атмосфера отчаяния заполнила кабинет художника. Владимир выдавил улыбку, увидев беспомощность Павла. Ему было знакомо это состояние – он испытал схожее потрясение лично.

Принадлежности художника были раскиданы. Павел сидел на полу, взгляд абстрагирован. На холсте – морской пейзаж. Море и прибрежная линия горизонта выполнены всевозможными оттенками красного. От розового и алого до бордового. Даже тонущий парусник, символизирующий здесь, видимо, смерть, был кровавого цвета.

– Браво! – Владимир похлопал в ладоши. – Это шедевр… Правда, чуть-чуть недостаточно красного, но это мелочь.

Павел развернул к нему голову со всклоченными волосами.

– Я не понимаю, как это получается, – художник пожал плечами, – у меня нет красных красок…

– Это только подтверждает ваши профессиональные качества. – Владимир открытой ладонью призвал отчаявшегося человека: – Прошу к обеду, все собрались…

Павел остановился возле Владимира и процедил сквозь зубы:

– Ничего более циничного я не слышал в своей жизни! – Художник вышел.

Владимир, поднимая и разглядывая сломанные рамы, холсты с изобилием красного, улыбался воспоминаниям.

Это было около века назад. Владимир – дворянин, блестящий офицер, – находясь в собственной усадьбе, принимал свою будущую невесту с ее матерью. Помолвка. Дворянский дом был огромен и вмещал большое количество знати. Родственники Владимира, однополчане…

Наконец-то! Все вздохнули свободно: Владимир был гуляка и отчаянный дуэлянт. При этом стрелок от бога. Помолвка, по мнению родителей и сослуживцев, должна была дисциплинировать молодого дворянина. На это надеялся и сам Владимир.

Надя со своей матерью, больше похожей на подругу, восхищали всех собравшихся в доме. Они расцветали от счастья в буквальном смысле слова: за неделю они помолодели. Но странным образом исчезли младшая сестра Владимира и двое слуг. Сначала Ольга, ссылаясь на болезненное состояние, не вышла к гостям, а затем и вовсе пропала. Обнаружилось исчезновение слуг.

Помолвка превратилась в черный праздник. Дом опустел. Уехали даже проверенные в боях офицеры. Остались только родители и прислуга невесты с матерью. Предки Владимира гасли на глазах.

Владимир высказал свои подозрения в лицо невесте и ее матери. Шок – девушки, а именно так они выглядели на тот момент, согласились «по всем пунктам предъявленного обвинения».

И в этот момент случилось необъяснимое: Владимир достал пистолет с намерением избавиться от двух существ, истребляющих его семью. Но он не знал, что с ним делать. С пистолетом! Он не мог понять, как он действует! Он смотрел с недоумением на револьвер, не раз спасавший ему жизнь, как на бесполезный кусок металла.

Две красивые, но ужасные смотрели на него с улыбками. Владимир отказался от помощи «фурий» вернуть ему утраченные способности, декларируя о своей самостоятельности. Они оставили его, чтобы прийти вечером и насмехаться снова.

Владимир сидел возле разобранных частей револьвера, лежащих на ковре, замерев статуей над ужасной головоломкой.

Еще два дня он слонялся по дому – от охотничьих ружей отца до своей личной коллекции пистолетов – в попытке осознать, для чего существует оружие и какие цели преследовали его создатели. За это время он потерял родителей.

В отчаянии он сдался этим женщинам…

Точно такое же отчаяние двигало сейчас и известным художником, чьи картины на рынке были востребованы и ставились на одном уровне с великими мастерами.

– Я вне себя от непонимания происходящего, – Павел описывал симптомы своего странного заболевания личному врачу, консультирующему его по телефону. – Я не растерял способность распознавать цвета, нет! Нет, доктор, я не дальтоник… Я пишу красным, которого нет в моей палитре, я его создаю из других цветов… Это цвет, который мне ненавистен, и вы знаете почему. Это отклонение!

Успокоительные речи врача вызывают нервный всплеск эмоций Павла. Он разбивает трубку телефона о стену. Вернувшись в компанию, он находит своих потенциальных родственников играющими в карты. Маски снобов на лице. Покер.

– Милый, ты болен? – взгляд Нади наполнен любовью.

– Да! – Ухмыльнувшись, он осмотрел присутствующих.

– Я предлагаю кровопускание. – Лицо Веры напоминало лицо взрослого человека, предлагающего леденец ребенку. – И напрасно этот метод, проверенный веками, считают…

– Вы с ума сошли!? – голос Павла взвизгнул.

– Да, Вера! – открывая троечный сет, проговорил Георгий. – Это, в конце концов, какое-то средневековье… Я посоветую летаргический сон!

– М-м-м… Спящий красавец! – Надя, закуривая, взглянула на Павла. – Как тебе, милый?

– Вы что здесь, все с ума посходили? – Павел вскочил, едва присев, и тут же медленно опустился.

– Врача! – закричав, Надя побежала к жениху.

Врач, знающий все темные уголки сознания Павла, раскачиваясь на подлокотнике кресла, смотрел на пациента. Затем, убрав свои инструменты, сложил руки на груди.

– Необходима полная диагностика организма…– Он взглянул еще раз на показания, записанные в блокноте. – Хотя патологий я никаких не наблюдаю…

– Доктор… – начал Павел, но, заметив Владимира, осекся. – А ты что здесь делаешь?

– Ваши слуги, – лицо Владимира выражало сожаление несумевшего отпустить грехи служителя бога, – как-то болезненно себя чувствуют… Я их заменю.

– Что, все сразу?

– Да. Видимо, инфекция. – Владимир обратился к доктору: – Может, осмотрите их?

–Э то моя прямая обязанность! – Доктор поднялся. – Я завтра дежурю, Павел, на послезавтра назначим обследование…

Художник закрыл глаза, слабея. Он проваливался в теплые воды океана, которые в бессознательном оказались кроваво-красными, он тонул в них.

Придя в себя, он обнаружил возле постели Надю. Взгляд полон тоски.

– Мой милый, ты заставляешь меня нервничать! – она вытирала лоб Павла. – А мне нельзя – ты же знаешь, я в положении…

Павла сковал ужас – невесту и все окружающее он видел в красном свете. В ненавистном для него свете. Его затрясло.

– Как?

– Что, милый? – она улыбнулась. – А! Это репродуктивные способности женского организма…

– Как я буду писать картины, не различая цветов? – он приподнялся, зажмуривая глаза и снова открывая, пытаясь избавиться от наваждения. – Я вижу все в красном… А-а-а, вы включили красные лампы!?

Павел поднялся и шатаясь подошел к окну. Но там, за шторой, его ждал очередной удар. Алые лучи солнца пробивались сквозь темно-красные тучи.

Следующее открытие глаз больного принесло облегчение: он увидел привычные сочетания цветов.

– И все-таки кровопускание, мой друг, кровопускание… – Вера передала шприц Георгию. – Говорю вам как врач: других, более эффективных методов медицина еще не открыла!

– Может, в качестве профилактики – летаргический сон? – Георгий с улыбкой невинного младенца смотрел на Павла.

– Об этом не может быть и речи! – Надя приняла большой шприц из рук Георгия, рассматривая с интересом кровь. – Мне мой милый нужен бодрым и свежим…

– Я должен работать! – Павел приподнялся, но порыв ограничился слабостью тела.

– Это исключено…

Все трое направились к двери.

– Ты, Павел, еще слишком слаб! Организму необходим отдых…

– А где мой врач?

– Он звонил – операция, очень сложный случай, – улыбнулся Георгий возле двери. – Заедет завтра.

– Позовите кого-нибудь из моих людей!

В дверях появился высокий силуэт Владимира. Тень, отброшенная им на потолок, напоминала образ демона. Но Павел не видел этого – он уснул, проваливаясь в кошмарные видения.

Владимир смотрел на признанного миром искусства гения и вспоминал свое падение…

Девочки очень быстро выжали кровь из него. «Выжатый лимон» – это самое точное определение. Двадцатипятилетний офицер стал похож на старика. Он сидел в кустах цветущей сирени возле собственного дома и смотрел, как веселятся два его злых гения в образе цветущих нимфеток. Он состарился за день. Он умирал, пуская слюни и мочась в парадно-выходные брюки. Триумф! Но молодой еще мозг, не тронутый маразмом, отказывался осознавать происходящие… И он жадно хотел жить. Тем более, что для него уже была предписана смерть. В бою. Как минимум на плахе.

– Он что-то там бормочет, мама! – Надя смеялась журчанием весеннего ручья.

Ее вчерашний жених журчал своим источником.

– Ну так послушай его, – Вера, смеясь, казалась еще младше своей дочери, – это же твой несостоявшийся муж!

Надя, зажав нос, спросила, что хочет Владимир. С губы сморщенного лица стекла слюна.

– Жить…– раздался едва различимый шепот.

– Он хочет жить!

– А ты этого хочешь? – Вера закусила ветку базилика.

– Ну… У него был неплохой потенциал…

– Ты сейчас о том, о чем я подумала?

– Ну и это тоже… – Надя надула губы, как ребенок.

– Зови скорее Владислава, а то он сейчас развалится!

Они подарили ему жизнь. Жизнь долгую. Настолько, что устаешь жить. Но продолжаешь, потому что с каждой каплей крови животворящей ты получаешь дополнительные ощущения. Эмоции, которые испытывал человек, отдавший свою кровь. И нет, не только те, что он испытывал непосредственно перед смертью, доставались и положительные. Но их необходимо было заслужить.

Вот и сейчас, глядя на признанного миром искусства мариниста, Владимир знал: в данный момент где-то в другой комнате вместе с кровью делятся эмоции гения: его взлет на пути к Парнасу, купание в лучах славы… А ему достанутся «смывки» – где художник ощутил себя снобом, уже насытившимся всем тем, о чем мечтает простой смертный. А еще хуже он примет то, что скопилось в гении за последние дни.

Именно поэтому «выжатые лимоны» дожимались не до конца. Они издыхали где-то с тихим хрипом. Только в голодные невыносимые дни… Только в голодные невыносимы дни они падали, как мумии, без единой капли крови.

Следующая фаза работы с гениальным художником была очевидна. Сюжеты не менялись, менялись лишь декорации и участники.

Слуги надоедали, и их отправляли в мир иной. Владимир задержался в этом мире и являлся потенциальным претендентом на уход.

Павел появился на следующий день к обеду. Владимир обслуживал стол. Он знал правила этикета и все тонкости сервировки стола. Годы. Годы жизни давали колоссальный опыт.

Художник с недоверием взглянул на омара в креветочном соусе. А цвет красного полусухого несколько помутил его разум.

– Тебе лучше, милый? – Надя пристально взглянула на Павла.

– Я различаю цвета и считаю, это положительная динамика…

– Я тоже так думаю. – Георгий выглядел гораздо лучше, на его щеках появился румянец. – Признаю некомпетентность в вопросах медицины. – Он поклонился Вере.

– Да, мамочка, ты большой молодец! – Надя поцеловала мать в щеку.

– Это только начало… – Вера попросила добавки супа. – Неизвестно, как себя почувствует Павел в мастерской, может, придется продолжить терапию.

Павел, пристально глядя на нее, отодвинул от себя блюдо с куском красной рыбы. Поднялся и, ничего не говоря, пошел к лестнице, ведущей в мастерскую.

– Милый…

– Оставь его… – Ладонь Веры легла поверх кисти руки дочери.

Все, включая Владимира, переглянулись, когда через четверть часа раздался дикий вопль. Девушки бросились наверх. Вальяжно шагал по ступеням Георгий. Владимир замыкал шествие.

Павел сидел напротив мольберта. Огромное красное яблоко красовалось на холсте. Рама с точно таким же плодом валялась в стороне.

– Они идентичны… – Вера покачала головой.

– Неплохая копия. – Георгий поддержал пошатнувшуюся Надю.

– Это ты… – Павел с ненавистью посмотрел на Веру. – Это же все ты!

Георгий встал между ними.

– Обвинения должны быть обоснованы, мой друг, – Георгий серой сталью своих глаз смотрел сквозь Павла, – никак не меньше…

– Это же ты, Вера, навязывая мне свой трактат о крови, упоминала яблоко, – Павел морщил лоб, словно вспоминал события десятилетней давности. – Все как в тумане, но я помню это…

Надя схватила Павла за руку. Вера покачала головой.

– Только терапия, только… Владимир, готовь его!

Сквозь бледность лица Павла можно было видеть болезненно выделяющиеся капилляры. Павел находился в бессознательном состоянии. Они слили с него немного – десертная порция для них и способность к существованию для Павла.

Владимир ощущал прилив бодрости, смешанный с незнакомым ему чувством. Он еще не распознал его, но понимал – этому он обязан Павлу. Вдыхая аромат ириса, доносящегося с улицы, он думал, как ни странно, о будущем. Мысли о прошлом утомили в процессе долгой жизни.

Георгий примкнул к ним на четверть века позже Владимира. Он заматерел, отлично играл необходимые роли и стал неплохим юристом, что было очень важно в их связке. Владимир из боевого офицера превратился в слугу. Но неплохо готовил из крови составляющую «знания», что было немаловажно. Но с каждой разыгрываемой партией его шансы уменьшались – попадались люди грамотные и разбирающиеся во многих жизненных сферах. Ему приходилось много изучать.

«Век живи и век учись…»

Следующий полдень принес бурю эмоций. Болезненного вида Павел написал остров в океане. Шторм поглотил участок суши. Буря эмоций, что бушевала в художнике, отразилась на холсте.

– Прогресс, сумасшедший прогресс…– Вера стояла в мастерской, завороженная произведением – Еще пару сеансов, и вы вернете себе прежние гениальные способности.

Даже Павел поверил сказанному. Но возвращению гения предстоял краткий разговор, который потряс художника.

– Нет, вы действительно сошли с ума! – смех Павла был похож на хохот невменяемого человека. -Переписать на Надю поместье и даровать ей свои лучшие картины!?

Несостоявшаяся невеста закусила нижнюю губу. В глазах – непричастность ко всему происходящему.

Павел стоял на газоне летней лужайки поместья, на которой обычно проходили открытые обеды. Аромат соцветий карликовой вишни кружил голову девушкам. Голова Павла кружилась от услышанного. Георгий наслаждался красным продуктом испанских виноделов. Павел с ненавистью смотрел на это.

– А почему не всю свою жизнь? – услышав молчание в ответ на вопрос, продолжил маринист.

– Это было бы интересно, – Вера покачала головой, – но она стоит гроши сегодня… А завтра вы уже сами будете платить, чтобы хотя бы банально существовать.

– В конце концов, Павел, кто вы без умения творить? – Георгий постучал пальцами по бокалу, подавая сигнал Владимиру. – Или что?

Павел, осмотрев всех присутствующих, сорвался и побежал в дом. Через пять минут оттуда донесся крик отчаяния. Эхо этого звука согнало птиц с вишневых деревьев.

– Мне не нравятся его настроения… – Надя кормила мопса остатками полдника.

–Г лавное, чтобы выдержал его организм. – Вера взглянула на приближающуюся линию туч в небе. – Как было неоднократно: потрясения избалованных жизнью натур не оставляют им шансов, как, впрочем, и нам…

– Или склонность к суициду… – Георгий взглянул на часть светила, окруженного тучами, сквозь призму винного бокала. – Помните тот случай в Новом Орлеане?

– Владимир!?

– Да, госпожа…

Павел находился в мастерской. Верх отчаяния. Ужас в бегающих глазах. Гримаса мима, демона на лице. Разбросанные кисти, краски, поломанные рамы. Поднимающийся ветер треплет легкую занавеску и всклоченные волосы хозяина дома.

– Я не знаю, что с этим всем делать! – Художник поднял глаза на Владимира, одновременно указывая рукой на хаос в мастерской.

Владимир поднял один их холстов, сохранившийся на деревянном каркасе, на нем хаотичные линии. Лицо Павла было бледным с оттенком зеленого.

– Что-то посоветуешь? – взгляд расширенных глаз изучал Владимира.

– Рекомендую принять их условия, – Владимир убеждал своим спокойствием и тихим голосом, – и они оставят вам жизнь. – Он протянул холст с мазней Павлу. – Что ваши картины, поместье, финансы, когда вы будете лежать под толстым слоем земли и газона. Признание? Хм-м…

– Не лишено логики, – Павел отбросил в сторону холст. – Продолжайте!

– Оставленное ими вам мастерство и пережитые здесь эмоции подарят миру новые гениальные творения, – Владимир пожал плечами. – Ну и опять же – жизнь…

Он оставил его – полуживого, полугениального – в хаосе своей мастерской.

Поместье заволокли тучи. Стучал в окна набирающий силу дождь. Возле камина кутались демоны с человеческими лицами. Они планировали свой следующий шаг. Обсуждали будущую жертву. Его недвижимость. Ликвид.

– Владимир?

– Да, госпожа, – он склонил голову, войдя.

– Как он? – Надя, ежась от холода, смотрела на языки пламени.

– Завтра. – Владимир потер дрожащие руки. – Я думаю, это произойдет завтра…

– Ты уверен? – Девичье лицо Веры с трудом сочеталось с мудростью ее глаз.

– Мой опыт говорит, – Владимир кашлянул в кулак, – что Георгию пора готовить бумаги…

– Ну и отлично! – Георгий вскочил, глядя через окно на непогоду. – Давайте раскурим кальян, я устал от этой плаксивой серости!

– Не стоит, моя девочка… – Вера обняла вздыхающую Надю, целуя ее в голову. – Каждый раз ты оставляешь частицу себя с ними. Мне больно смотреть на это…

– Может быть, это милосердие?

В ответ раздался противный смех Георгия, заглушающий дождь. Владимир до хруста стиснул зубы.

На холсте свежел красками пейзаж. Впервые не морской. Хотя, может, частично – в видении творца… Из-под кисти Павла «вырвался» вид из окна, которое не выходило на море.

Павел видел, как демоны покидали уже чужое для него поместье. Две черные машины разрезали пространство цветущей зелени. В небе светило, вращая лучами, тонуло в тучах. Художник поменял местами землю с небом – в черном море утопало кровавое солнце, в грязно-зеленом небе парили демоны. Впервые Павел ассоциировал себя с кровавым светилом.

Это было последнее его полотно. Произведение уйдет с молотка аукциона Sotheby’s за рекордную сумму как картина неизвестного художника.

                              *

За последние два века высший свет планеты столкнулся с чередой странных убийств и исчезновений членов элитарной прослойки общества. В большинстве случаев трагедии сопровождались отчуждением частной собственности, следы последующих владельцев которой терялись в цепочке перепродаж недвижимости, оставляя лишь кровавые отпечатки убийств. Жертвы – подставные лица.

Паника, проникшая в ряды богатых слоев и сословий, привела к созданию ячейки общества, которая предложила формирование и финансирование группы лиц, занимающихся расследованием этих резонансных дел. Это было полвека с лишним назад.

Результат в проведенной работе фактически отсутствовал. Отдел периодически закрывался из-за своей нецелесообразности. Спустя время открывался вновь ввиду прогрессии преступлений и следующей за ними новой волны паники.

Обновляемый состав группы начинал расследование с рутинной работы – изучения материалов убийств вплоть до вековой давности. Компьютеризация и общая база данных облегчила работу. Но образование оффшорных зон усложнило поиск и работу в целом. Но высшая каста, в чьих жилах текла «голубая кровь», буквально требовала остановки кровопролития. Фактически не осталось богатых семей, кого не тронула хотя бы косвенно эта кровавая «чума» за несколько столетий.

Александр – следователь в третьем поколении. Как преданный сын своих предков и их желаний отучился и стал лучшим в оперативно-разыскной работе. Но его потенциал развалился после нескольких скандалов, связанных с расследованием коррупции среди высших чинов власти.

Он охладел к работе. К семье и к жизни в целом постепенно терял интерес. Появились предрассудки и зависимости. Свои финансовые пробелы Александр закрывал участием в «кривых» сделках.

Анастасия уходила от него. Не в первый раз. И не в первый раз он провожал ее полным отсутствием эмоций. Они отмирали, как ненужные клетки организма, способного существовать без них.

На столе безответно мигал вызовами телефон. На этом же столе покоились обутые ноги Александра. Сюда же прилетел и подарок на годовщину знакомства – золотая цепочка с кулоном.

– Что б я еще раз вернулась к тебе… К твоим «бесцельным стремлениям» и своим неоправданным ожиданиям? Нет! – визг Анастасии глушился расстоянием и полузакрытым проемом двери. – Да я лучше покроюсь мхом в офисном планктоне и случайных половых связях! Это хоть как-то «адреналинит»…

Александр улыбнулся мысленной инсталляции падения подруги жизни. Он глотнул алкоголя и закрыл глаза.

– В тебе жизни – ноль, ты умер там, в тех закрытых делах, покрылся в них пылью, – голос «уходящей» стал громче, она гремела сборами. – Ты абсолютно не умеешь проигрывать. Не можешь пережить переживаемое, а это одна из главных черт потенциального неудачника…

– Да что ж ты, сука, не уйдешь-то никак!?

Александр поднялся. Анастасия, оставшись с чемоданами на площадке, еще долго колотила в дверь и что-то кричала на весь подъезд…

Александр релаксировал в прежней позе, сопровождая расслабление глотками недорогого алкоголя.

– Да… – он все-таки отреагировал на телефонный звонок.

– Ты был там?

–Да…

– И как прошло?

– Всё как обычно.

– Отлично! На звонке…

Повторная вибрация телефона мешала расслаблению.

– Алло…

– Александр Сославский? – голос удивил мягкостью и странным акцентом.

– В принципе, да…

– У меня к вам предложение, – голос мужчины убеждал.

– Надеюсь, не руки и сердца? Еще всё так свежо…

– Нет. Я традиционен…

– А в чем смысл? – Александр взглянул в темноту жидкости бокала.

– Традиционности?

– Нет. Предложения?

– Обсудим это при встрече.

Он был определенно традиционен. Классический стиль одеяния и манера вести диалог. Тронутые сединой виски, галстук, трость и кольцо с большим бриллиантом. Отрезанный кончик сигары и зажигалка, поднесенная рукой из ниоткуда взявшегося человека. Все это интриговало.

Интриговала и осведомленность собеседника в положении дел Александра. Заинтересовало само предложение неординарностью потенциального расследования. Масштаб преступления и другие детали.

– И все-таки, почему я? – Александр отказался от предложенного коньяка.

– Рекомендации, рекомендации… – развел руками собеседник.

– Насколько понимаю, чьи они, нет смысла спрашивать? – Александр, поднимаясь из-за стола, спрятал визитку в карман. – Я подумаю…

Прощанием стал клуб дыма сигары, пущенный вверх.

                              *

Следующей потенциальной жертвой стал профессиональный актер, снявшийся в нескольких блокбастерах. Звезда закатывалась за небосклон славы – он уже не был востребован, но все еще богат и переживал недавний развод с очередной пассией. Алкоголь и наркотики – как утешение.

Поглотители финансов и человеческой крови терзали богему. Все дело в преследовании. Не в первый раз Вера ощущала тревогу. Присутствие сильного врага. Сказать больше – организации. Признаки проявления которой наступали сразу после очередной партии, разыгранной именно с представителями богатых династий. Привилегированная каста. Именно после атак на их финансовые структуры кто-то настойчиво шел по их кровавому следу. Это угнетало и мешало работать. Мешало тем, что эта организация не единственная, кто представлял опасность для них.

Представители глянцевых обложек были также богаты и очень часто одиноки – оторваны от родственников ввиду собственного снобизма. Проблема – минимум точек для предварительных манипуляций.

Дом актера погряз в разврате. Поэтому киноидол не был удивлен появлению двух красивых девиц и их «сутенера».

– Оставляй обеих до утра! – Стоя в халате возле бассейна, звезда кинематографа был похож на погорельца, оставшегося в тапках и халате возле потушенного очага пожара. Он еще раз взглянул на девочек. – Хотя лучше позвони – я, может, и продлю…

– О, Дональд! Как не стыдно? – Вера шагнула к актеру. – Это же я, твоя киса!

Пятидесятилетняя звезда уже, видимо, давно отыграл «в кошки-мышки» – недоумение застыло на его лице. Услышанная фраза рвала его память, но безрезультатно. «Киса» пришла на помощь.

– Канны, два года назад…. Отель, белый танец и колье с бриллиантом как зарождение будущих отношений, – Вера с грацией в осанке двигалась к Дональду, – объятья на балконе в лучах восходящего солнца, ноты черники в бокалах вина…