Казачество. Путь воинов Христовых

Но Сигизмунд, подавив восстание Косинского, возобновил раздачу украинских земель полякам. Они наглели, насильничали. Даже духовник короля, иезуит Скарга, возмущался: «Нет государства, где бы подданные и земледельцы были так угнетены, как у нас, под беспредельной властью шляхты. Разгневанный владелец или королевский староста не только отнимает у бедного хлопа все, что у него есть, но и самого убьет, когда захочет и как захочет, и за то ни от кого дурного слова не потерпит». Но король с тем же Скаргой и другими иезуитами уже готовил Украине новый сюрприз. Церковную унию. Некоторых православных архиереев подкупали. На других выискивали компромат и вынуждали сотрудничать. А по польским законам король и сам имел право назначать епископов – своих ставленников. В 1594 г. пять таких епископов и Киевский митрополит Рогоза составили «соборную» грамоту и повезли ее в Рим – якобы православная Церковь в Речи Посполитой согласна подчиняться папе.

Священников и монахов, не желающих подчиниться, стали изгонять. Захватывали храмы и монастыри, церковные земли. Особенно разошлись униаты в Луцке и на Волыни. Там и королевский староста Семашко был воинствующим католиком. Он ввел особый налог на посещение церквей православными. Врывался с солдатами в православные храмы, устраивал в них танцы, приказывал стрелять в иконы. Но из молдавского похода возвращался Северин Наливайко. Он был из семьи ремесленника. Польский пан, владелец городка Гусятина, ни за что убил его отца. Северин пошел служить в личные отряды князя Острожского, прекрасно проявил себя, получил чин сотника. Он участвовал в подавлении восстания Косинского, потом отправился с казаками в Молдавию.

Узнав, что творится на Украине, Наливайко призвал казаков к восстанию. К нему присоединились запорожцы под командованием Лободы. Захватив город Бар, созвали раду и разослали воззвания – подниматься за волю и веру. Восстание охватило Поднепровье, Волынь, Белоруссию. Наливайко обращался к королю, предлагал мир. Выдвигал требования – отдать казакам земли между Бугом и Днестром, чтобы они жили сами по себе, но они станут вассалами Речи Посполитой, будут помогать ей против внешних врагов. В общем, так же, как Дон служил России. Но правительство отвергло переговоры. В 1596 г. Сейм созвал посполитое рушенье, общее ополчение шляхты. Повстанцев уничтожали свирепо. Войско Наливайко и Лободы было разбито, в урочище Солонцы под Лубнами его окружили. Две недели оно отбивалось в осаде. Кончилась еда, стали голодать.

А коронный гетман Жолкевский умело спровоцировал раздоры. Войско Наливайко состояло из крестьян и черни, а казаками командовал Лобода. Жолкевский предложил переговоры только ему. Наливайко оскорбился, повстанцы забушевали. Лободу обвинили в измене и убили. Но осада продолжалась и стало совсем худо. Бурлящая разношерстная масса вышла из повиновения, сама вступила в переговоры. В надежде спасти жизни связала и привела к полякам Наливайко и еще 6 командиров. Но Жолкевский, приняв их, подал условный сигнал, солдаты бросились рубить повстанцев, оставшихся без руководства, вломились в табор. Перебили всех, кто им попался, более 8 тысяч вместе с женами, детьми. Только отряд из 1500 запорожцев сохранил порядок, дружным ударом они прорвали кольцо и ушли на Сечь. Наливайко и других предводителей после долгих истязаний четвертовали.

А королю разгром Украины позволил завершить операцию с унией. Сигизмунд сделал вид, что хочет разобраться в ситуации, в 1596 г. созвал в Бресте церковный собор. Сразу же он разделился на две части. Одна, во главе с Киевским митрополитом Рагозой, постановила принять унию и прокляла ее противников. Другая постановила лишить сана Рагозу и просила короля не чинить насилия в делах веры. Но арбитром выступал Сигизмунд! Какой из двух вариантов он утвердил, догадаться нетрудно. Униаты, опираясь на постановления «собора», обрушились на православных.

Забурлили новые мятежи – в Добровнице, Остре, Брацлаве, Корсуни. Казаков попытался поднять Федор Половус. Но после двух восстаний и кровавых усмирений страна выдохлась. Бунты не получали широкой поддержки, и их подавляли. В самой Сечи казаки разделились на три партии. Одна считала, что надо продолжать борьбу. Другую возглавил Тихон Байбуза, убеждал запорожцев, что с королем и панами можно договориться. Третья, Гната Василевича, полагала, что не надо задирать ни поляков, ни турок с татарами – отсидеться, и как-нибудь все сгладится. Но Сигизмунд рвался покончить с казачеством. Сейм принял постановление «О своеволии Украины». Предписывались «беспощадные кары» за любые «эксцессы». Шляхте Киевского, Брацлавского и Волынского воеводств приказывалось арестовывать всех подозрительных, разгонять любые группы, хотя бы и по 5–6 человек, прекратить всякие сношения Украины и Запорожья. На Сечь намечали послать войска. Но до этого у правительства руки не дошли. А потом казаки снова оказались нужны…

Для коронного гетмана Яна Замойского и могущественных магнатов король был не указ. Они продолжили войну за Молдавию, надеясь прибрать ее для себя. Привлекли и опальных казаков. Это вызывало набеги татар, и Замойский стал использовать казачью тактику контрударов. В 1600 г. состоялся совместный поход на Крым польского корпуса и запорожцев Самойло Кошки. Ну а для Сигизмунда его шашни с иезуитами вылезли боком. Забеспокоились протестанты-шведы, как бы и к ним не полезли католики. Риксдаг (парламент) постановил низложить Сигизмунда и лишить права на престол. Власть захватил его дядя Карл.

Король возмутился, начал войну против него. Схлестнулись в боях за Прибалтику. В 1601 г. туда отправился и Замойский с коронной армией, взял с собой 4 тыс. казаков. Здесь им пришлось очень туго. Шведы были отличными солдатами, а замки у них – крепкими. Запорожцев опять бросали в атаки первыми. При взятии Феллина (Вильянди) погиб герой рейдов на турок и татар гетман Кошка. Вдобавок в королевской казне всегда не хватало денег, казакам перестали платить жалованье. В 1603 г. они взбунтовались, пошли домой. По дороге решили компенсировать то, что им не выдали. Круто разграбили две волости под Могилевом… Спрашивается, за что воевали, за что лили кровь?

Глава 11
Начало Уральского Войска

Самарская крепость

В XVI в. само слово «казак» приобрело много значений. В Речи Посполитой – три. Официально оно относилось только к реестровым. Но были и вольные запорожцы. И участники любых восстаний называли себя «казаками» – чтобы не быть бесправными «хлопами». На Руси таких значений было четыре. Существовали «природные» казаки: донские, терские, волжские, яицкие. Но они нанимались на царскую службу, многие оседали в приграничных городах. И постепенно термин «казак» распространился на любых военных из простонародья – если они служили не в стрелецких частях. В документах такую категорию выделяли как «служилых» или «городовых казаков». По сути, это было синонимом слова «солдат», которого в России еще не существовало.

Служилыми казаками становились выходцы не только из казачьей среды, но и из крестьян, горожан. Они получали жалованье 4–5 руб. в год (сумма немалая, корова стоила 1–2 руб.), 12 четвертей ржи и столько же овса, участок земли, освобождались от налогов. Служба их была пожизненной и потомственной. Они сводились в десятки, сотни. А командиры имели чины десятников, пятидесятников, сотников, голов. Позже чин головы у служилых казаков был заменен на «атаман». Но это был не выборный пост, а воинское звание, означавшее командира пяти сотен (и жалованье 9 руб.) Слобода служилых казаков существовала и в Москве, ее следы сохранились в названиях нескольких Казачьих переулков.

Французский капитан Маржерет, служивший в России, писал: «Лучшая пехота… состоит из стрельцов и казаков… они есть в каждом городе, приближенном на 100 верст к татарской границе, смотря по величине имеющихся там крепостей по 60–80… и до 150, не считая приграничных городов, где их вполне достаточно. Затем есть казаки, которых рассылают зимой в города по ту сторону Оки, они получают равную со стрельцами плату и хлеб, сверх того император (Царь. – авт.) снабжает их порохом и свинцом. Есть еще другие казаки, имеющие землю и не покидающие гарнизонов. Их наберется от 5 до 6 тыс. владеющих оружием. Затем есть настоящие казаки, которые держатся в татарских равнинах вдоль таких рек, как Волга, Дон, Днепр и другие, и часто наносят гораздо больший урон татарам, чем вся русская армия. Они не получают большого содержания от императора, разве только, как говорят, свободу своевольничать, как им вздумается. Они располагаются по рекам числом от 8 до 10 тыс., готовясь соединиться с армией… Половина из них должна иметь аркебузы (ружья. – авт.), по 2 фунта пороха, 4 фунта свинца и саблю. Остальные… должны иметь лук, стрелы, саблю или нечто вроде рогатины… когда зовут на войну, шлют им порох, свинец, жалованье 7–10 тыс. руб. Они приводят первых пленников, за что награждаются сукном на платье или деньгами…» [84]

Казаки были не только воинами, но и отличными корабелами, моряками, чем нередко подрабатывали. Отсюда третье значение – «кормовые казаки». Так стали называть матросов на речных судах (термина «матрос» в русском языке тоже еще не было). А «кормовые» – от слова «корм», оплата, которую они получали. Наконец, всякая вооруженная вольница, разбойники, тоже величала себя казаками. Это были «воровские казаки». Данные категории были совершенно различными, и стоит учитывать, что состав казачества формировался не только из природных казаков.

Правительство Федора Иоанновича и Годунова старалось поддерживать мир со всеми соседями. На Дон, Терек, Волгу пошли приказы казакам «жить смирно» и «не чинить задору». Но это оказывалось нереальным. Ведь главной специализацией Крыма оставалась работорговля. Крупнейший невольничий рынок располагался в Перекопе. Здесь работорговцы скупали у воинов их полон. Вторым центром стала Кафа (Феодосия). Тут оптовики перепродавали «товар», и корабли развозили его по Османской империи, в другие страны. Третий центр возник в Азове. Он был удобнее Перекопа, отсюда невольников не требовалось гнать через степи Крыма, а можно было везти морем. В «выгоды» работоргового промысла втягивались и азовские жители, черкесы, ногайцы.

Казаки отвечали нападениями. А на жалобы турок царские дипломаты отвечали, что «азовские люди и Казыева улуса и Дивеевых детей с крымскими и ногайскими людьми ходят на государевы украйны войною и многих русских людей емлют в полон и ведут в Азов, и казаки, того не мога терпети, на них приходят». Впрочем, и правительство хорошо понимало, что мир со степняками – понятие условное, продолжило мероприятия Ивана Грозного по укреплению границ. Южнее Большой засечной черты, выдвигаясь вглубь степей, стала строиться еще одна цепь крепостей – Ливны, Курск, Рыльск, Воронеж, Оскол, Валуйки, Белгород. Крепости возводились и на Волге для предотвращения бунтов местных племен, защиты от ногайцев. В 1586 г. была основана Самара, там поселили 200 семей казаков. Следом за ней выросли Царицын, Царево-Кокшайск, Царево-Санчурск, Уржум, Саратов.

К данному времени относится и первая достоверная информация о яицких казаках. Как уже говорилось, при уходе Ермака к Строгановым атаман Барбоша с соратниками остался на Яике. Он построил городок в урочище Коловратное, в 60 верстах от будущего Уральска. Эта река была еще совсем «дикой», других населенных пунктов тут не существовало. На Яик стекались самые отчаянные головушки. В 1586 г. к ним обратились астраханские воеводы, приглашая на службу. 150 казаков согласились. Но атаманы Богдан Барбоша, Нечай Шацкий, Якбулат Чембулатов, Якуня Павлов, Никита Ус, Первуша Зея и Иван Дуда отказались. С ними осталось 250 казаков.

А между тем, по путям, проложенным Ермаком, продолжалось освоение Сибири. Росли новые города – Березов, Верхотурье, Обдорск, Кетский острог, Сургут, Тара. Но Кучума еще долго не могли одолеть. Он оставался вассалом Бухары, получал от нее помощь. Но затем в Бухаре начались междоусобицы, отделилась Хива – провозгласила себя отдельным ханством. Кучум лишился главной поддержки. Он стал терпеть поражения. От него отпали ногайцы, татарские мурзы переходили под власть русских. В 1598 г. против Кучума выступил воевода Воейков с отрядом из 400 человек, в который входили и ермаковцы под командой Черкаса Александрова. На Черных водах скрытно подобрались к войску Кучума и разгромили наголову. После этого Кучум скитался по степям с горсткой людей и погиб в стычке с ногайцами.

Россия укрепляла позиции и на Кавказе. Прежний Терский городок успел превратиться в поселение гребенцов. В 1588 г. по просьбе кабардинцев отстроили еще один, в устье Терека. Здесь на постоянной основе разместился гарнизон стрельцов, сменявшийся через каждые 3 года. Терский воевода подчинялся астраханскому. В городок переселился кабардинский князь Мамсрук со своими соплеменниками и отрядом гребенцов, на службу привлекали и нижнетерских казаков. А в устье Сунжи был возведен Сунженский острог. Но в Дагестане шамхал Тарковский вел себя враждебно, сносился с турками и Крымом, предпринимал набеги на казаков и кабардинцев. В 1591 г. против него был организован поход. Выступили стрельцы под началом воеводы Хилкова, князья Кабарды, к экспедиции привлекли гребенских, терских и яицких казаков. Шамхала быстро вразумили, он принес присягу о подданстве Царю. А для защиты от врагов попросил, чтобы ему тоже построили русскую крепость – и на его землях возник Койсинский острог.

А поскольку сохранилась грамота об участии в походе яицких казаков, то с 1591 г. принято считать старшинство Уральского Войска. Хотя и эта дата получается условной. Потому что рейд на Дагестан стал для яицких казаков разовым мероприятием – сулил добычу, жалованье. На постоянную службу России община на Яике еще не перешла. Изрядную долю здесь составляли «воровские» казаки, не желавшие иметь дела с властями. Вместо этого предпочитали выйти на Каспий или на Волгу и грабануть персидских купцов. К концу XVI в. Яицкое Войско значительно выросло. Потому что по Волге возводились царские крепости, брали ее под контроль, и волжские казаки разделялись. Часть пристраивалась на государевой службе, а самая лихая вольница уходила на Яик.

Но здешнее казачество само подорвало свои силы, решило воспользоваться раздорами в Средней Азии. В 1600 г. Нечай Шацкий с тысячей казаков отправился на Хиву. Они сумели добраться до цели и попали в удачный момент – хан с войском отсутствовал. Захватили город, пограбили досыта. Но на обратном пути ханская конница настигла их у Аму-Дарьи и почти всех перебила. В 1605 г. на Хиву пошел атаман Шамай с отрядом в 500 человек. Однако Шамая утащили в плен калмыки. Казаки двинулись без него, сбились с пути, очутились на берегу Аральского моря. Многие умерли от голода и жажды. Оставшихся хивинцы захватили в рабство [114].

Глава 12
Катастрофа Смуты

Патриарх Гермоген

Россия оставалась могущественной державой. Рос ее авторитет на международной арене, была учреждена Московская Патриархия. Но в нашей стране накапливались свои проблемы. В 1591 г. в Угличе был при загадочных обстоятельствах убит младший сын Ивана Грозного царевич Дмитрий. Пошли слухи, что это дело Годунова. Хотя могло быть и так, что подозрения специально наводили на него – если уже в то время замышлялась операция с самозванцем.

А Годунов взялся за реформы по европейским образцам. Закрепостил крестьян, право их ухода от помещика на Юрьев день было отменено. Мало того, был принят закон, что любой человек, прослуживший по найму полгода, становился вместе с семьей пожизненным и потомственным холопом хозяина. Это вызвало массу злоупотреблений – богатые и власть имущие обманом и силой захватывали людей в холопство. По примеру Речи Посполитой Годунов решил взять казаков под контроль. В 1593 г. направил на Дон дворянина Петра Хрущева, чтобы управлять ими. Но круг возмутился и выгнал его. Правительство прислало гневную грамоту. За самовольные походы на Крым угрожало опалами, казнями, обещало послать войска и согнать казаков с Дона, причем действовать против них вместе с турками. Донцов, находившихся в это время на царской службе, арестовали. Годунов запретил казакам появляться в русских городах, где у многих были семьи. Воеводам предписывалось сажать их в тюрьму. Некоторых атаманов Борис перекупил. Некий Болдырь с отрядом совершил несколько рейдов на Медведицу, разоряя городки. Казаки ответили: погромили и сожгли Воронеж. В общем, поссорились.

А в 1598 г. умер Федор Иоаннович, и прямых наследников у него не оказалось. Земский Собор избрал на царство Годунова. Но он чувствовал себя на троне непрочно. По клеветническим обвинениям Борис расправлялся с теми, кого считал соперниками. Боярина Федора Романова постригли в монахи под именем Филарета, его родных сослали. Пострадали и другие знатные роды – Нагие, Черкасские, Сицкие, Шестовы, Репнины, Карповы, Шуйские, Мстиславские, Воротынские… Налоги по сравнению с временами Ивана Грозного Годунов взвинтил в 20 раз. Не доверяя знати, ставил на важные посты своих родственников и клевретов. Они безоглядно хищничали. Добавилась засуха, несколько голодных лет. Множество людей вымирало, разбредалось в поисках хлеба. А когда голод миновал, крепостных и холопов стали разыскивать. Они скрывались. Возле самой Москвы свирепствовали банды разбойников. Их отлавливали, казнили. Но на юге раскинулось приграничье – крепости, засечные черты. Здесь жили трудно, с оружием в руках. Людей всегда не хватало, и воеводы принимали всех. Сюда стекались и голодающие, и беглые, и разбойники. Юг превратился в настоящую пороховую бочку…

И в нее вбросили «спичку» – Лжедмитрия. Кем он был на самом деле – неизвестно. Немоевский, Олеарий и Костомаров приводят убедительные доводы, что он все-таки не был расстригой Гришкой Отрепьевым. Москвичи заметили, что крестился он и прикладывался к иконам не совсем так, как было принято на Руси. Вроде правильно, но в каких-то мелочах движения отличались. А это впитывалось с молоком матери, отвыкнуть за три года бывший монах не мог [70]. Его привычки отличались от русских, а речи выдают следы польского воспитания. Но и его знакомства показывают, что он был фигурой совсем не случайной. Ключевые фигуры в его окружении так или иначе были связаны с иезуитами. В 1606 г., уже после гибели Лжедмитрия, папа Павел V сетовал, что «надежда приведения великого княжества Московского к святому престолу исчезла». Да и на польском Сейме в 1611 г. прозвучали выводы: «Источник этого дела, из которого потекли последующие ручьи, по правде, заключается в тайных умышлениях, старательно скрываемых, и не следует делать известным того, что может на будущее время предостеречь неприятеля» [70, 131]. То есть паны кое-что знали.

Идея в общем-то лежала на поверхности. В Молдавии уже сколько раз сажали на престол самозванцев. Покровитель Лжедмитрия Юрий Мнишек и раньше участвовал в тайных операциях иезуитов. Почему-то был настолько уверен в успехе, что сосватал «царевичу» собственную дочь (за что ему были обещаны Новгород и Псков). В Варшаве самозванца опекали иезуиты. Он принял католицизм, подписал обязательства привести Русскую церковь к унии, а полякам отдать приграничные области со Смоленском. В 1604 г. Самозванец выступил на Русь – и сопровождала его группа иезуитов, маскировавшихся под под русских священников. То есть они прекрасно выучили русский язык, православное богослужение, отрастили длинные бороды. Одно лишь это говорит, что операция готовилась задолго.

Предприятие сперва выглядело несерьезным, войско составляло 3 тыс. шляхты, присоединились 2 тыс. запорожцев. Для них-то дело выглядело справедливым, помнили, как служили Ивану Грозному, а тут – его сын. Хотя возглавил их польский аристократ Александр Зборовский. Сын агента Батория Самуила Зборовского – и он тоже был близок к иезуитам. А психологический расчет оказался точным. Едва перешли границу, юг России взорвался. На сторону самозванца стали переходить города – Моравск, Чернигов, Путивль, Кромы, Рыльск, Севск, Белгород, Курск. Народ был сбит с толку, видел в Лжедмитрии сына Грозного, продолжателя его политики. Правда, царские войска раз за разом били Самозванца, и поляки укатились прочь. Но на подмогу пришли донские казаки и, как сообщают историки, 12 тыс. «конных запорожцев» [70].

Здесь стоит внести уточнение. В описаниях Смуты почему-то принято относить всех русских казаков к донским, а украинских – к запорожцам. На самом деле к Лжедмитрию присоединялись и служилые казаки, и вооружившиеся крестьяне тоже именовали себя «казаками» [35]. А Сечь даже вместе с женатыми казаками выставляла максимум 6 тыс. воинов. Из них конных 1,5–2 тыс. Но к Лжедмитрию хлынули «охочекомонные» – простые поселяне, на Украине многие держали оружие. Возбудились возможностью получить награды, набрать добычу. А судя по количеству, наверняка были и агитаторы из польской администрации. Да только воинские качества у них оказались сомнительные. В январе 1605 г. в битве у Добрыничей эта масса «конных запорожцев» при первом натиске царских войск кинулась наутек, ее оставалось только гнать и рубить. Но донские казаки помогли Лжедмитрию крепко. Атаман Карела с 4 тыс. ополченцев, из них всего 600 донцов, в крошечной крепости Кромы связал всю царскую армию и несколько месяцев выдерживал осаду.

Однако успехи Самозванца определились тем, что вся страна ненавидела Годуновых. Ратники не стремились геройствовать и погибать ради них. А 15 апреля 1605 г. Борис умер, оставив престол сыну Федору. Тут же среди войска и бояр возникли заговоры. Армия перешла на сторону Лжедмитрия, Федора свергли и убили. Самозванец воцарился в Москве. Он обласкал казаков, допускал атаманов к руке прежде бояр, сажал рядом с собой за столом. Реабилитировал всех пострадавших при Годуновых. В частности, вернул из ссылок Филарета Романова с женой, тоже насильно постриженной, и сыном Михаилом. Филарет по идее должен был приходиться «царю Дмитрию» дядей – и «племянник» поставил его митрополитом Ростовским.

Но торжество Самозванца было коротким. Он стал перестраивать государство на польский манер, ввел польские моды, ударился в разгул. Окружил себя поляками и проходимцами, за полгода растранжирил из казны 7,5 млн руб. (при доходной части годового бюджета 1,5 млн). Приказал описать богатства и владения монастырей, намереваясь конфисковать их. В угоду римскому папе и Польше затевал войну с турками и шведами. А бояре вовсе не для того свергали Годуновых, чтобы посадить себе на шею безродного вора.

Подходящий момент выдался в мае 1606 г. На свадьбу Самозванца и Марины Мнишек понаехало множество поляков. Вели себя нагло, как в покоренной стране. Один из них, Стадницкий, вспоминал: «Московитам сильно надоело распутство поляков, которые стали обращаться с ними, как со своими подданными, нападали на них, ссорились с ними, оскорбляли, били, напившись допьяна, насиловали замужних женщин и девушек». Когда Василий Шуйский поднял народ, москвичи откликнулись очень охотно. Часть чужеземцев перебили, других взяли под стражу. Пришел конец и Лжедмитрию. Тело сожгли, зарядили в пушку и пальнули на запад – откуда пришел. Царем стал Василий Шуйский. Был низложен и Патриарх, грек Игнатий, поставленный Лжедмитрием. Его место занял Казанский митрополит Гермоген. Он был из донских казаков, зарекомендовал себя строгим ревнителем веры, не боялся даже обличать Самозванца, когда тот сидел на троне.

И все же диверсия с Лжедмитрием достигла цели. Ведь он успел проявить себя только в столице. Военных и казаков Самозванец щедро награждал при вступлении на престол, надавал народу самых радужных обещаний. По стране заговорили, что бояре убили «доброго царя». Эти настроения использовали проходимцы. Князь Шаховской и Молчанов украли печать «Дмитрия», начали от его имени рассылать воззвания, будто он не погиб, а спасся. А в Польше появился Иван Болотников. Он был военным холопом князя Телятевского (служил в его персональной дружине). Сбежал в степь к казакам, попал в плен к татарам. Был продан в рабство, греб на турецкой галере. Ее захватил немецкий корабль, Болотникова и других невольников освободили, доставили в Венецию. По дороге на родину он познакомился с запорожцами, воевавшими в Молдавии, и заехал в Самбор, замок Мнишеков. А здесь нашел пристанище подручный Лжедмитрия Молчанов, сбежавший из России. Болотникову он представился как «спасшийся царь», назначил своим «воеводой» и выдал грамоту, поручив бороться против изменников-бояр.

Полыхнуло восстание – к Болотникову присоединялись крестьяне, казаки, дворяне. Стали появляться и другие самозванцы. В мешанине Смуты про нижнетерских казаков все забыли, они не получали ни службы ни жалованья. На кругу стали решать, что делать, и атаман Федор Нагиба выдвинул идею – дескать, донцы поддержали «своего» царя и получили награды, так чего же нам не придумать собственного? «Царевичем Петром» стал Илейка из Мурома. Он был «кормовым казаком» (матросом) на Волге, нанялся сходить вместо стрельца в поход в Дагестан [131]. Отличился, и здешние казаки приняли его в свою общину. Из них он единственный бывал в Москве, поэтому его определили «царевичем». 4 тыс. нижнетерских казаков выступили на Волгу. Некоторые города признавали «Петра», другие подверглись грабежам.

Ну а Болотников повел борьбу с «боярской изменой» по своему разумению. Его воинство громило усадьбы, истребляло помещиков. Из-за этих безобразий дворяне отделились от него, перешли на сторону Шуйского. Покинули его и донцы. Он заключил союз с «царевичем Петром», который привел терцев и волжских «воров». Но повстанцев разгромили, осадили в Туле, затопили город, запрудив реку. Они сдались на условиях сохранения жизни. Но Шуйский обманул. Болотникова, атамана Нагибу, «царевича Петра» и многих пленных казнили.

А между тем уже поднималась третья волна Смуты! По Речи Посполитой распространялись слухи о богатствах Руси. Группа панов смекнула – если нового самозванца нет, его нужно создать. На эту роль наметили еврея Богданко, учителя из Шклова. Он отказывался, пробовал удрать. Поймали и пригрозили повесить. Пришлось согласиться. Его привезли в российский город Стародуб, а там находился атаман Иван Заруцкий. Он был мещанином из Тернополя. Угодил в татарский плен, бежал на Дон, выдвинулся храбростью и умом, женился на казачке. Заруцкий отлично знал первого Самозванца. Но предпочел принародно «узнать» второго, за это стал приближенным «царя», был пожалован в «бояре».

Под знаменами «Дмитрия» собрались отряды польской шляхты, которую возглавил князь Роман Ружинский. Зборовский снова привел запорожцев, Заруцкий – донских казаков. Стекались и повстанцы Болотникова, но ядро составили профессионалы. Одерживали победы, в 1608 г. подступили к Москве. Взять ее не смогли, но остановились в Тушине, обложили город. У Лжедмитрия II дело выглядело куда более солидно, чем у Болотникова. К нему стали перебегать представители знати. «Царь» жаловал их поместьями, чинами, при нем возникла «боярская дума» во главе с Михаилом Салтыковым и Дмитрием Трубецким. Когда из Ростова привезли пленного Филарета Романова, самозванец сделал его своим «патриархом». «Царю Дмитрию» стали присягать города, покорилась большая часть России.

Хотя на самом деле вес Лжедмитрия II был нулевым. В Тушине заправляли поляки, самозванца они называли «цариком», заставили подписать «тайный договор» – им заранее уступали все сокровища из московского Кремля. Атаман Заруцкий прекрасно ладил с панами. Став «боярином», жену-казачку упек в монастырь (не «по чину»!). Сына протолкнул в «придворные». Рядом с «вором», откуда ни возьмись, очутилась та же группа иезуитов, которая сопровождала его предшественника. Они заключили с Лжедмитрием соглашение о введении на Руси унии. Часть вражеского воинства под командованием Сапеги и Лисовского осадила Троице-Сергиев монастырь.

А Василий Шуйский совершал ошибку за ошибкой. Опасаясь войны с Сигизмундом, он отпустил всех пленных поляков, в том числе Марину Мнишек – и она очутилась в Тушине, разыграла комедию «встречи с мужем» (иезуиты ее уверили, что «для блага церкви» все дозволено, тайно обвенчали с Лжедмитрием II). Кроме того, Шуйский обратился за помощью в Крым. Татары явились, но воевать не стали, разорили окрестности Рязани, Серпухова, Коломны и ушли, угоняя полон. Царь заключил союз и со Швецией. За помощь уступил ей Карелу с уездом, платил огромные деньги. Но и шведы обманули, своих кадровых войск не дали. Навербовали по Европе наемников из всякой швали и привезли на Русь. После первых серьезных боев эта публика взбунтовалась и ушла прочь.

Но обстановка быстро менялась. В города, присягнувшие Самозванцу, приезжали поляки собирать «жалованье» и снабжение. Грабили, издевались, оскверняли церкви и монастыри. А панские слуги, казаки и прочая вольница тоже хотели добычи. Составляли собственные банды. Атаман «черкас» Наливайко (к предводителю восстания Северину Наливайко он не имел никакого отношения) бесчинствовал под Владимиром. Сам Лжедмитрий жаловался Сапеге, что он «побил до смерти своими руками дворян и детей боярских и всяких людей, мужиков и жонок». После таких безобразий русские города стали отпадать от «вора». На них посылали карателей, жгли, резали…

Ну а Сигизмунд III рассудил, что теперь-то развалившуюся Россию будет легко завоевать. Придворный идеолог Пальчевский выпустил труд о том, что она должна стать «польским Новым Светом»: русских «еретиков» надо перекрестить и так же обратить в рабов, как испанцы индейцев. В 1609 г. в нашу страну вторглись уже не отряды самовольных панов и шляхты, а королевская армия, осадила Смоленск. При этом король решил восстановить реестровое «Запорожское Войско». Некий Олевченко, назначенный гетманом, вербовал на войну казаков и всех желающих. Их оказалось много. Ведь из России возвращались счастливчики, привозили множество ценных вещей, пригоняли скот, пленных. Олевченко привел под Смоленск 10 тыс. (по другим источникам аж 30 тыс.) «запорожцев». Из Тушина к королю пришли банды Наливайко и Ширяя – они даже с Лжедмитрием поссорились из-за своих зверств в лояльных к Самозванцу районах. Но «запорожцы» Олевченко, Наливайко и Ширяя были таким сбродом, что их даже в осаде использовать не стали, направили на «сбор пропитания» – то есть на грабежи.

Но силы у России еще были. Смоленск отчаянно оборонялся. А племянник Царя, Михаил Скопин-Шуйский сформировал по северным городам новую армию. Одержал несколько блестящих побед, заставил врагов отступить от Троице-Сергиева монастыря. В Тушинском лагере это вызвало разлад. Вмешался и Сигизмунд, звал «рыцарство» в королевскую армию. С Лжедмитрием никто уже не считался. Он испугался, что паны запросто им пожертвуют, и сбежал в Калугу – объявил поляков изменниками и требовал истреблять их. Большинство казаков из числа тушинцев двинулись за «царем» в Калугу. Поляки напали на них, перебили до 2 тыс. человек. В ответ атаман Дмитрий Беззубцев истребил польский гарнизон в Серпухове. Но к Москве приближалась армия Скопина-Шуйского, и тушинцы окончательно развалились – одни потекли к Царю, другие к королю, третьи к Лжедмитрию.