История и тайны Северной столицы. Загадки земли сестрорецкой

А в это время один из военных медленно ходил в наушниках вокруг одного и того же места, водя над ним круглой рамкой на длинной изогнутой штанге с проводом, идущем к ранцу. Капитан, в котором Веня сразу узнал Василия Матвеевича, – соседа, жившего от них через два дома и частенько покупавшего у Лутиных молоко для своих детишек, Юрки и Катьки, – стоял поодаль, что-то записывая в свой блокнот.

– Послушай, Боб, а что если к Василь Матвеичу подойти и попросить? Он же знает нас, и к дяде Алику часто заходит…

– А ты молоток! – Боб, не дав договорить приятелю, сходу понял о чём речь. – Но если он клад найдёт… он же не отдаст его нам! Здесь надо поосторожней как-то.

– Да! Ты прав. Как бы он вперёд нас не отыскал его! Вон у него какая техника! Любые металлы, я слышал, ищет! Нет, нам самим надо как-то… А для этого необходимо точно знать место, вот и всё.

Друзья, поглядев на сапёров, пошли домой, так и не посмев подойти к капитану.

Когда возвращались, уже вечерело. Тени от кустов стали длиннее, и каждый листочек, и каждая былинка в лучах заходящего солнца приобрели рельефные очертания, – и всё, буквально всё вокруг внушало, что унывать не стоит, и что всё ещё впереди!

Неудача первого дня поисков не сломила друзей. – Наоборот! Она лишь подхлестнула дух искательства и подсказала, что искать следует… не так. И тогда решили они повнимательнее присмотреться к дяде Алику: может, и прояснится что. Но договорились, что напрямую спрашивать его ни за что не будут. На том и расстались.

Иногда случается в жизни, что проблемы и задачи, которыми человек озабочен долгое время, начинают каким-то непостижимым и, пожалуй, сверхъестественным образом, решаться. И решаться как бы сами собой. Так получилось и на этот раз.

Дяде Алику ещё с вечера предстояло отправиться в поле выгуливать корову (об этом тётя Ульяна твердила ему весь день, что не прошло мимо Вениных ушей).

В добрые времена, когда в Александровке многие держали коров, большое пёстрое стадо их дневало в поле, мирно пощипывая травку… А вечером, наевшиеся досыта коровы, мыча и мотая хвостами, возвращались домой; и каждую из них встречала хозяйка с прутиком и загоняла на свой двор… Теперь же на весь посёлок осталось всего четыре-пять коров, и пасти их в поле днём, площади которого уже давно арендовал лахтинский совхоз, стало как-то неловко. И дядя Алик отправился в ночь…

Венька наблюдал за соседом во все глаза, стараясь не пропускать ни единой мелочи! Вот дядя Алик, уже в фуфайке и с большой продуктовой сумкой, в которую тётя Ульяна заботливо уложила ужин: бутыль молока, блины, испечённые накануне, шмат колбасы, кусок холодной телятины, старое суконное одеяло, да котелок отварной картошки с маслом…

Вот он присел на лавочку под кустом жасмина, перекурить… Но… но что это он? Что он такое задумал? Только его жена скрылась в доме, дядя Алик тут же бросился к рундуку и, оглянувшись по сторонам с какою-то странной улыбкой, нагнулся и… извлёк из-под крыльца объёмистый свёрток, быстро сунув его в сумку! Затем он уже спокойно и, по-хозяйски, размеренным шагом, направился к коровнику.

«На карту не похоже, вроде, – подумалось Веньке, – фонарь, должно быть. Ну а лопата… где же он её держит-то, в поле, что ли прячет? Вряд ли: корову он не каждый день пасёт, а лопата что, – в поле валяется всё время? И тут он догадался: «это у него фонарь и… складная лопата!» Теперь-то Веньке и проследить за соседом! Да кто ж его в поле-то пустит, на ночь глядя?! Эх! Вот бы сейчас…

И надо же такому случиться! – Часа через полтора тётя Ульяна пришла к Вениной бабушке с войлочной шляпой в руках: старая, потрёпанная, с обвислыми полями, она и годилась только, что б в ней коров пасти!

– … Не пошлёшь ли свово в поле сбегать, шапку мому снести: роса нонче, простудится. Забыла ему сразу дать-то. – И бабушка отправила Веньку в поле…

Вооружённый инструкцией от тёти Ульяны, вышел Веня в поле. Было уже поздно. Туман успел затянуть ложбинку близ Горского Ручья и простирался широкой пеленой в метре от земли. А ещё в полуметре от первого слоя нависал второй… Пройдя уж порядочно, он забеспокоился: где в таком тумане дядю Алика отыскать-то?! И вдруг, невдалеке от развалин, у леса, увидел… – метрах в пятидесяти… – языки пламени костра и какие-то тени, время от времени загораживавшие огонь. – Нашёл!

Обрадовавшись, он ускорил шаг и вскоре подошёл к костру. На месте, где только что плясали весёлые языки пламени, – Венька их ясно видел издалека, – была зола: лишь одна головешка еле мерцала красным пятнышком уголька! И – никого!

– Олег Петрович? – негромко спросил он. – Вы здесь? – Тишина вокруг: ни единого шороха, ни хруста сухой веточки! – Олег Петрович… – позвал он уже почему-то шёпотом. Та же таинственная тишина в ответ! «Вот те – на!» – удивился Веня и начал быстро, почти бегом, удаляться от этого странного места.

Лишь через полчаса, в другой стороне от дороги, вышел он на дядю Алика! На небольшой возвышенности, близ которой мирно паслись три коровки, меланхолично пережёвывая травку, тумана ещё не было. У костра полулежали на суконных одеялах трое «пастушков», завершая за неторопливой беседой первую бутылку… Ещё две, – ночь-то долгáя! – поблёскивали в траве.

Рассказав о цели прихода, курьер тут же получил и вторую инструкцию, уже от дяди Алика:

– Ты, это… скажи хозяйке, что нас не нашёл, – дядя Алик был уже хорошо навеселе (шерстяной платок, небрежно обмотанный вокруг его лысеющей головы, походил на тюрбан турецкого паши и усиливал колорит), – … не нашёл, мол, и всё тут!

– На вот, согрейся, – и другой из весёлой троицы протянул было Вениамину алюминиевую кружку, но третий тут же перехватил, – куда ты, Игнатьич! Молочка плесни, а то Петрович больно много его принёс, – он хихикнул, – ужель его нам с водкой мешать! И Веня, держа в одной руке большую кружку молока, в другой – отварную картофелину с солёным огурцом, присоединился к честнóй компании. Затем, освоившись, поведал он и о странном костре. А в это время трое приятелей чокнулись и дружно «вдели» ещё по одной.

– … Полевик озорует! – убедительно заверил Веньку дядя Алик, потянувшись за огурцом и морщась от только что принятой мерки.

– А кто такой, этот полевик? – и в ответ на вопрос юного коллеги полилась долгая и обстоятельная беседа о полевиках, которые «озоруют» в поле, особливо когда начинают метать стога… о гуменниках, пугающих людей на гýмнах, о хитрых и коварных скирдниках и банниках, о домовых, о леших… – вобщем, о всякой такой нечисти. А водочка, подливаемая в кружки, делала беседу особенно тёплой и задушевной.

Дядя Фёдор, третий из собутыльников, подбросил в костёр сухих веток, и языки пламени вновь озарили собравшихся неровным таинственным светом. Эх! Пасти коров ночью, с друзьями, да вдали от жён! – большое, приятное и довольно серьёзное мероприятие, к которому «пастухи» начинали готовиться ещё загодя: взять провизии на ночь, нелегально скинуться на хорошую выпивку, да ещё суметь припрятать её от жёнушек… – это совсем не шутка! А зато потом, в поле у костерка! – Ах!

Ах, как хорошо выпить с друзьями в поле, у костра, лёжа на разостланной фуфайке или на стареньком одеяльце! Ну а коровки? Они же, родненькие, тем временем пасутся поодаль. И пущай себе пасутся.

– …Петрович! Твоя-то опять на клеверный луг забрела, – толкнул в бок приятеля Игнатьич, – гляди, как бы не объелась, а то снова живот раздует.

Дядя Алик нехотя поднялся, крякнув, и направился на соседнюю поляну за коровой. Вот бы… вот бы только ловчее канаву перескочить, не споткнуться… а то, в прошлый-то раз, весь как чёрт в глине вымарался!

– Дядя Алик! Я Вам помогу, – крикнул Веня и поспешил за Олегом Петровичем.

Коровка, дорвавшись до сочного клевера, не хотела покидать полянку и, недовольно мыча и мотая головой, отказывалась подчиниться, забившись в кусты.

– Ты справа зайди, а я… сзаду погоню. Да не бойся, – давал дядя Алик указания, выгоняя корову с полянки, – не забодает.

Потом они снова сидели у костра, и Веня с интересом слушал истории из незатейливой сельской жизни, пока не спохватился: время уже позднее, домой надо.

Домой возвращался той же дорогой. Подходя к месту, где горел странный костёр, он снова, заметил языки пламени и тень какую-то, время от времени заслонявшую огонь. Но теперь-то ему было известно, что это всего-навсего «полевик озорует», – и, не задерживаясь, намеревался пройти мимо: ну и пусть себе озорует!

Пройдя ещё шагов двадцать, он вдруг захотел взглянуть: какой же из себя, всё-таки, полевик этот… И, свернув, притаился в кустах. Долго ждать не пришлось. Лишь только лёгкий ветерок рассеял пелену тумана, скрывшую на мгновение костерок, Венька увидал полевика…

Он стоял близ дуба, у которого они с Борькой искали клад, и медленно водил над землёй металлоискателем. Это был Василий Матвеич, капитан…

– Выходит, если и ищет кто клад, то не дядя Алик, – задумчиво констатировал Боб, выслушав рассказ друга. – Ну что ж, будем за капитаном теперь следить.

И вправду, дядя Алик здесь ни при чём, – к такому неутешительному выводу (если и следить за кем, то лучше дяди Алика объекта не найти!) пришёл и Вениамин. И, как оказалось вскоре, – к выводу преждевременному.

За капитаном следить было неудобно и небезопасно, и от этой затеи ребятам пришлось отказаться. Всё, на что они отважились, это снова покопать у дуба, где шатался капитан, но, покопать как следует.

На четвёртый день усердных поисков, когда вся земля вокруг дуба в радиусе пяти метров была перекопана с полметра в глубину, – Венька хорошо запомнил тот вечер! – … на исходе четвёртого дня откопали они пару золотых монет!

– …Тяжёленькие! – радостно произнёс Борька, подбрасывая полуистёртые желтоватые кругляки на ладони. – Грамм по десять будут… рублей на двести, а то и поболе!

Теперь мы богатеи! За такие деньжищи полдома на всё лето снять можно!

А ещё через два дня посёлок облетела нежданная весть: сапёры нашли золотую шведскую монету и, судя по всему, старинную!

Тут-то всё и началось! Дядю Алика словно подменили: обычно спокойный и рассудительный, теперь он целыми вечерами напролёт мог беседовать с Вениным дедушкой на лавочке возле дома, «за беломором»… – беседовать на одну и ту же тему! – а вечера в июле такие тёплые… и куст жасмина так сладко благоухает в безветрии, располагая к беседе! Теперь он мог твердить весь вечер лишь об одном: о кладе, зарытом где-то в поле, о нескольких пудах золота, кем-то закопанных в здешних местах… А как-то, в пятницу…

– Послушай, Вениамин… – дядя Алик, вернувшийся из города чуть «навеселе», подсел к внуку своего приятеля под жасминовый куст и, вытащив из пачки беломорину, стал долго ее крутить в заскорузлых пальцах, словно обдумывая, стоит ли начинать разговор. Затем он продул папиросу, решившись на что-то, и, зажав её зубами, смял в двух местах, как это делают заядлые курильщики. Вытащив спичечный коробок, он потрёс им, как принято, вынул спичку, долго выбирая её, чиркнул и задымил.

– …Ты, Вень, кликни-ка деда свово. Побеседовать надо. Мальчик сходил за дедушкой, а сам отошёл в сторонку, чтобы не мешать взрослым.

– Да ты останься, – окликнул дядя Алик, – тебе тоже интересно будет, а может, и присоветуешь что. Внучонок-то твой, с головой парень! – обратился он к дедушке. И польщённый, Венька важно и вежливо присел с краю.

– Разговор, конечно же, слыхали о кладе?

– Да вроде… говорят что-то, – Веня постарался уклониться от прямого ответа, не поняв ещё, в какую сторону пойдёт беседа. Дедушка крякнул только, усаживаясь поудобнее, но не проронил ни слова.

– Твой дед знает, как я в этих местах появился, строиться помогал.

– Да, было дело… – поддакнул дедушка.

– А вот зачем я здесь объявился, ещё не знает никто! А появился я здесь совсем не случайно, – и дядя Алик, затушив папироску о торец лавочки, тут же достал из пачки новую, будто давая понять собеседникам, что разговор будет долгим и непростым.

– А появился я здесь, чтобы отыскать наш фамильный клад. – При этих словах Венька аж заёрзал на скамейке, но виду не подал, весь обратившись в слух.

– Да что я вам говорить буду, бумаги покажу, схожу только… – и Олег Петрович, медленно и неуклюже поднявшись со скамейки, направился к дому. Минут через семь-восемь он воротился, неся то ли амбарную книгу, то ли большую тетрадь…

– Вот, здесь вся история наша… Сам переписал со старинных бумаг. Их-то незачем таскать, далеко спрятаны. Почитайте с дедом-то как-нибудь… – и отдал дедушке свою рукопись. – Почитайте, а там обсудим, что да как… Договорились?

– Ясно дело! – ответил дедушка и бережно раскрыл тетрадь в коленкоровом переплёте. Она была почти вся исписана: даже на полях неровным корявым почерком сделаны какие-то пометки.

– Эх, вот как получается-то! – продолжал дядя Алик, закуривая, – наш клад, а его другие ищут… а может, и нашли давно. Жалко! А ведь я его много лет искал! Успокоился потом: рассудил, что враньё это. … Жалко! – повторил он, стряхивая пепел на траву. – Вот и род мой кончается. Тонька-то, невеста уж… – и тяжело вздохнул.

«А здесь почище „Острова сокровищ“ будет», – подумал Венька, но вдруг тёплая удушливая волна ударила ему в лицо: ведь монетки-то те… они же, выходит…

– … Я сейчас! Я скоро, Вы не уходúте! – и, сорвавшись, он побежал сперва к себе, а затем и к своему другу.

Через полчаса или чуть меньше, Венька воротился с Бобом. Тот, врубившись в историю о кладе, пересказанную Веней, тут же согласился с доводами друга и…

– Дядя Алик! Вот, это Ваши: мы их в поле нашли, – и Веня протянул Олегу Петровичу две золотые монетки… Юные кладоискатели, не желая, видимо, обидеть друг друга, решили оба отдать каждый свою долю. Похоже, ребята ещё не знали настоящей цены золота (а может, и по какой другой причине) и дружбу свою оценили выше.

Потом, в течение нескольких вечеров, ребята с большим интересом читали рукопись (манускрипт! – как назвал её дедушка) дяди Алика, в которой была изложена таинственная история их фамильного клада, их древнего рода… Подумать только! У дяди Алика были шведские корни!

Читали внимательно, переписывая для памяти некоторые места и вставляя собственные замечания. А затем, в конце исписанных ученических тетрадок, поставили, чтобы подчеркнуть значимость созданных собственных «манускриптов», свои подписи с пометкой: «август, 1966-й год».

Веня подписался и с сожалением спрятал свою тетрадку на полке среди книжек. Ведь надо ж так: лишь только прикоснулись к настоящей тайне, – и на тебе! – история закончилась! И откуда мог знать он тогда, что история эта, начавшись где-то там, за пеленою лет, – которая завершилась, как ему казалось, у него на глазах, – и не закончилась вовсе, а лишь перелистнула перед ним одну из своих страниц!

Глава 2. Тайна Глухого озера

Ленинград

1967 год, ранняя весна

– Да ты, Алик, выпей ещё стопку-то на дорожку, выпей, – бабушка доложила гостю в тарелку жареной картошки со шматом отдельной колбасы (её фирменное блюдо), и подала дедушке беззвучную команду, взглянув на пустую стопку и быстро подняв и опустив брови. Дедушка, привыкший угождать жене, тут же наполнил маленькую гранёную стопку «московской». – Ты выпей и не волнуйся. Ульяна и не узнает, путь-то неблизкóй. А узнает, не беда! Неужоль и выпить нельзя у своих?! Ведь, мы ж как родня с вами, столько годков!

– Спасибо, спасибо, нянька, – отнекиваясь ради приличия, дядя Алик «поддался» уговорам бабушки, которую почему-то называл нянькой, и с явным удовольствием осушил мерку, не забыв пожелать здоровья гостеприимным хозяевам. Дедушка с Венькой выпили по стопке лимонада.

Угасшая беседа затеплилась вновь. Теперь Олег Петрович обратился к Вене:

– Ну что, нонешним-то летом последний разок с дружком своим в поле побегаешь!

– А… а почему, дядя Алик? – насторожился парень в ожидании скверных вестей, – Борька, он что… – И вот что поведал об этом Олег Петрович…

Бориного отца, крупного спеца по судовым энергетическим установкам, переводят в Севастополь, как раз на следующий год. Он сам об этом просил руководство: сыну, с детства страдавшему дерматитом (о чём Веня и сам хорошо знал), врачи давно советовали сменить сырой ленинградский климат на южный, приморский. Более всего для этого подходил Крым. К тому же, в Севастополе жила бабушка Бори.

– Теперь и не знаю, где дачников сыскать, – таких-то порядочных днём с огнём… Культурные они, аккуратные, ничего не побьют, не испортят. Да и заплатить норовят вперёд и всё сразу. Семь лет уж снимают.

– Молодцы, заранее предупредили, – вставил дедушка, – всегда надо так. Надобно заранее…

– Да вот сейчас и прояснилось у них. Как раз в августе и поедут, чтобы сыну-то к осени в школу там устроиться, в седьмой класс…

Веня приуныл: последнее лето вместе. А как же теперь с кладом-то… одному, что ли, придётся? И как полноправный собеседник, он решил напрямую спросить Олега Петровича об интересовавшей его проблеме.

– Дядя Алик! А… а о кладе-то Вашем ничего не слыхать? Не нашёл кто? Ведь, солдаты осенью могли…

– Вроде, ничего не нашли твои солдаты, – ответил гость, подтыкая вилкой кусочки пропитанного маслом картофеля. – Вот только Василь Матвеич какой-то смурной стал, зáпил… А ведь он и обследовал поле тогда, говоришь? С женой разводиться удумал. Жёнка-то евойная моей жаловалась… Со службы чуть не выгнали.

И тут Веня понял, что единственной ниточкой в его руках, как раз и был тот самый Василий Матвеевич, капитан Звягинцев! Эх, рано Боб в Крым намылился! И, то ли пузырьки лимонада ударили в голову, то ли известие так повлияло, но вдруг он порозовел и воспрял духом. Веня понял, что теперь, оставаясь «за главного», ему и решать! – чувство, надо сказать, сколь пьянящее, столь и тревожное. Необходимо начать разработку плана «летней кампании»! Вот только… Да, экзамены совсем не кстати.

– Ну а с дачниками, всё ж, как решил? – дедушка, перехватив бабушкин взгляд, наполнил стопку по новой. Дядя Алик теперь даже и для виду не сопротивлялся. Он лишь подцепил кусочек селёдки в масле и аккуратно переложил его в тарелку. А потом, подумав, словно собираясь с мыслями, добавил и шмат копчёной колбасы.

– Да в этом году всё то ж, а после… Есть один на примете… художник. Снимает поблизости, а теперь вот подешевше ищет… Одну комнатёнку, пожалуй, сдам. Ну, будь здоров, сосед! – и «кувыркнул» стопку.

Проводив гостя, Веня осведомился о цели его визита. Вот уж третий раз навещает с осени. – Видимо, неспроста…

– Зачем приезжал, говоришь? – заулыбался дедушка, – ясно дело, зачем! Седьмой класс кончаешь, пятнадцатый годок тебе, сынок… А и Тоньке его то ж… Смекай! Вот и приезжает. Женихом ты скоро будешь. – И все дружно рассмеялись.

Веня этому особого значения не предал. Эк куда хватили! – Женихом! Когда там ещё… А вот экзамены, те уже через два месяца: два письменных и устный… И хоть отличником был всю дорогу, а всё ж боязно как-то: экзамены впервые в жизни!

Александровка, близ Сестрорецка

1967 год, лето

На дачу приехали в конце июня! Всё благополучно завершилось: экзамены сданы, – опять отличник! Но, расслабляться нельзя: в августе снова сдавать. Дело в том, что Венина школа была семилетней; и на семейном совете решили, что ему лучше поступить в техникум. Так что свободного времени оставалось месяца полтора от силы, и Венька решил не терять времени даром.

Прежде всего, согласно его плану, следовало установить слежку за капитаном, да вот только в городе он, – отпадает, значит. А, с чего же тогда начать? Ему чутьё подсказывало, что начать следует – с поля.

Борька с родителями дня на три умотал куда-то на экскурсию, и Вене пришлось открывать полевой сезон в одиночку. Подсобив разложить вещи по углам, натаскав воды из колодца, сходив в магазин за продуктами, Венька, наконец, освободился. С лёгким сердцем, трепетавшим однако, словно воробей в клетке, – сколько ж месяцев мечтал об этой минуте! – он направился… нет, не в поле, – на свидание с полем!

Перейдя Горский Ручей по мостику в два брёвнышка, он очутился в поле. Опоённый дурманом пространства, замешанным на терпких ощущениях долгожданной свободы, Веня остановился, заворожённый, вдохнул полной грудью чистый полевой воздух и пошатнулся, будто пьяный. – Вот она, свобода! Вот оно, его поле!

Парочка жаворонков в небе, будто пытавшихся перепеть друг дружку, выводила на разные лады свою старую-престарую песенку, – как-то дедушка напел даже её, – и насколько же птичья мелодия соответствовала нехитрым и мудрым крестьянским словам: «му-жи-ки-и-и-и, ду-ра-ки-и-и-и, жги-те-се-но-ско-ро-ле-то»!

Ах, как здорово, как хорошо! Венька направился по тропинке, забиравшей вправо. Она выведет на дорогу, разбитую колёсами трактора, а та поведёт в лес, огибая старые развалины… Те самые. Взобрался на холмик близ дороги и вновь оглядел родное поле. Достал маленький туристический бинокль, подаренный по окончании седьмого класса, и, настроив его, оглядел окрестности. – Никого.

Ему хотелось прямёхонько направиться к развалинам и как следует всё там осмотреть: может, изменилось что за год. Поразмыслив, решил, что лучше это следует сделать завтра, – уж больно пустынно и неуютно сегодня как-то в этом уголке поля, да и время, четвёртый час. А сегодня лучше уж обойти всё поле и насладиться первым днём знакомства, ведь целый год не виделись! Вот только… Вот, разве что взглянуть разочек на них, на эти таинственные развалины, со стороны леса…

Веня, пройдя по дороге к лесу, свернул налево и по малоприметной тропке направился к предлеску. А там, сделав небольшой крюк, можно подойти к постройке совсем близко, оставаясь незамеченным.

Но чем ближе приближался он к лесочку, тем неспокойней становилось как-то, будто следил за ним кто. Остановился и огляделся. Лишь верхушки деревьев едва шумели да лесной голубь заворковал в глубине леса. И никого! Может, обратно повернуть? Там, сзади, залитое солнцем поле. А здесь…

Зайдя в пpедлесок, он сквозь ветви тоненьких беpёзок увидал замечательную pовненькую полянку. Таких уютных полянок много в перелесках, но эта отличалась яркостью зелени и почти безукоризненной ровностью поверхности. Она так и манила к себе: зайди, отдохни… насладись тишиной и покоем! Раздвинув ветви, Веня собрался уж было выйти на полянку. Сделал шаг, как вдpуг…

– Пи-и! Пи-и! Пи-трик! – услыхал он вдруг над самой головой столь знакомый ему птичий крик! На него, словно с неба свалившись, налетел чибис, чуть не задевая головы и издавая пpонзительные кpики!

Он застыл на месте, заинтеpесованный птицей, – гнездо у неё здесь, что-ли? – и pешил зайти на полянку с дpугой стоpоны. Однако, птица и не собиpалась оставлять его в покое, налетая снова и снова. Вернулся на тропинку, – чибис продолжал атаковать. И лишь когда отошёл назад на порядочное расстояние, чибис оставил его. Постояв немного, вновь решил испытать судьбу. Но только приблизился к полянке, лишь сделал несколько шагов… – и всё снова повторилось.

Уже направляясь к дому, Венька вновь и вновь обдумывал странное поведение птицы: как же это походило на тайный знак, посылаемый ему полем! А если так, то от чего поле предостерегало его? Какая опасность затаилась в этом предлеске? С такими мыслями он провёл первый день, с ними же и заснул.

Утром, наскоро позавтракав и выполнив свои нехитрые обязанности по хозяйству, Веня снова намеревался пойти в поле. Развалины и предлесок тянули его теперь с необъяснимой силой.

– Сынок, а ты не забыл, что нонче за керосином сходить надобно? – напомнил ему дедушка. По четвергам в Александровку привозили керосин, а сегодня как раз четверг.

– …Не, не забыл, – ответил Венька без особой радости. О том, что сегодня «керосиновый день», он, конечно же, и не вспомнил. Но делать нечего. Взяв шестьдесят пять копеек (чтоб без сдачи), две жестяные пятилитровые цилиндрические банки с маленькими крышками-колпачками и дугообразными ручками, он отправился. Запас керосина, с четверть банки, у них оставался с прошлого лета, но раз уж старшие говорят… А старшим перечить в те добрые времена ещё не было в моде.

Встав в очередь и поставив свои баночки рядышком с другими, почти таким же, он стал прохаживаться вдоль улицы взад-вперёд, обдумывая план предстоящих действий и размышляя о вчерашнем происшествии.

– Гляди, гляди! Щас она его задерёт! – какой-то старик в тренировочном костюме указал тростью на маленькую рыжую собачонку, пулей вылетевшую из соседнего садика за таким же рыжим сибирским котом. Бедный кот юркнул в канаву и, перевернувшись на спинку, выставил все четыре лапы, готовясь встретить неприятеля. Собачонка же, подбежав, прыгнула на кота в канаву и стала валять его, поддевая носом. И при этом в полной тишине!

– Да что Вы! – пожилая женщина в ситцевом платке, видимо соседка, успокоила старика, – они уж лет десять так играют. Каждое утро. И, действительно, лишь только хозяйка окликнула заигравшихся домочадцев, кот и собачка тут же выскочили из канавы и, отряхнувшись, мирно потрусили обратно в свой садик.

«Сельская идилия, – улыбнулся Веня, – вот они, маленькие радости деревенской жизни!»

В это время подошла девица и поставила свою банку за Венькиными. Он окинул её быстрым взглядом: высокая, симпатичная, в скромном платьице, закрывавшем колени… Вроде бы и видал её где-то, да вот где только… – И тут услыхал знакомое урчание керосиновой полуторки, а чуть погодя «керосинный Джо» возвестил посёлок о своём прибытии бодрыми звуками жестяного рожка.

Наполнив банки, Веня поплёлся домой, но… но где же он, всё-таки, её видел? Этот вопрос вдруг вырос до таких размеров, что даже заставил обернуться. Обернулся: незнакомка в это время уже закрывала банку и расплачивалась за керосин… Он даже и не заметил, как поле, развалины, перелесок… – ка всё это отошло на второй план. Он заметил лишь, что она расплатилась и вот уже шла в его сторону… и что это его каким-то непонятным образом почему-то волнует!

Поставив свою ношу на землю, за тополями, росшими вдоль улицы, и, подождав, пока девушка пройдёт мимо, он последовал за нею на безопасном расстоянии. Ведь, интересно ж было хотя бы узнать где она живёт. Ну а дома… дома потом можно будет сказать, что очередь была длинная.

Венька весьма удивился: а, идут-то они прямёхонько к его дому. Остановившись невдалеке, подождал немного и… и вздохнул с облегчением, – незнакомка, миновав их двор, дошла до Горского ручья и, свернув налево, скрылась за густым кустарником. Шпионить не решился: тогда пришлось бы идти мимо своего двора, а потом объяснять… Да ну её! В следующий раз он её непременно встретит. А нет, так другую…

И тут ему вспомнилось, что дедушка сказал по поводу визитов дяди Алика. Он вспомнил про Тоньку. Что ж, девчонка и ничего, вроде… пристаёт, правда, к нему не по делу, с вопросами дурацкими лезет, а то и подсобить попросит в чём-нибудь. Да только… Вот только знают они друг дружку, как облупленные. И всегда-то она под рукой, и всегда-то во дворе… и следить не надо. – Что ж тут интересного?!

– Венюшка, где ты долго так пропадал? – услыхал он бабушку, – заждались уж. Помоги-ка, вот, Ульяне керосинку наладить…

В поле ему так и не удалось выбраться: тёте Ульяне понадобилось сменить фитиль в керосинке, а новый как назло куда-то задевался; вот и пришлось рыться в бабушкиных припасах. А потом провозился, пока вставлял… а там снова в магазин, – Тонька, дура, зачем-то сообщила бабушке, что сосиски дают, после обеда завезли, – а в магазине очередь длиннющая…

Спал плохо. Размышлял, с чего начать новый «сезон». Жаль, Боба нет! А то они бы с ним обязательно с планов начали. А потом бы они… А что, в самом деле, потом? – Продолжать копать? Эх, вдвоём копать было б куда веселей, а то одному! Венька представил себя, одного с лопатой, среди развалин, у самого леса, – бр-р! – нет, надо как-то иначе. Дядю Алика, что ли, подключить? Не, не годится: за ребячество может принять, да ещё и на смех подымет.

Лишь под утро, ничего толком не надумав, забылся он неспокойным сном. А проснувшись, решил сперва сходить в поле и хорошенько обследовать развалины. А почему, собственно, развалины? Да по кочану! Ведь, надо ж было с чего-то начинать. Да и голова какая-то тяжёлая после дурного сна…

Вот он и в поле, наконец. По тропке вышел на дорогу, ведущую в лес, и, дойдя до того места, где дорожка круто забирала влево, огибая на почтительном расстоянии развалины, остановился. Задумался.

«Вот, просто взять и пойти туда? – Ну, нет! Так и дурак поступит. Бинокль напрасно, что ли взял?» – Отработанным движением он ловко вытащил бинокль, подкрутил окуляры и оглядел развалины. Вроде, никого.

Вдруг, до его слуха донеслись приглушённые удары камней друг о друга; снова прильнул к биноклю. На этот раз он заметил движение за обвалившимися стенами старинной постройки и решил подойти к развалинам с другого края, со стороны леса: оттуда его точно никто не засечёт. Вновь услыхал звуки ударяющихся камней. Теперь, как ему показалось, камни ворочали в другом углу постройки… Открыто идти к развалинам было, и вправду, ни к чему.

Веня уже вошёл в предлесок, примерно там, где позавчера напал на него чибис, и остановился, прислушавшись. И, то ли на тяжёлую голову с недосыпу, то ли ещё по какой причине, как-то неуютно стало и даже тревожно. А тут, вдобавок, где-то впереди, ещё и ветка треснула сухая… а потом снова.

«Нет, сегодня явно не везёт, – подумал Венька, – завтра попробую, да пораньше», – и уже решил было повернуть обратно, как вдруг… – Вдруг впереди что-то хлюпнуло и тут же послышался несильный приглушённый вскрик:

– А-а! – а через две-три секунды, уже испуганный, чуть дрожащий и более громкий: – Помогите! Помогите!

Венька бросился на крик…

Ленинград

1967 год, лето

Звягинцев глянул в зеркало. «Ну и образина!» – ужаснулся он собственному отражению. Подошёл к столу и вновь наполнил водкой гранёный стакан. На тарелке надкушенный кусок хлеба и солёный огурец прошлогоднего посола, – всё, что осталось из закуски! Юрка скоро вернётся из магазина, что-нибудь принесёт. Но, что он может купить на оставшиеся деньги?! С кривой ухмылкой Звягинцев чокнулся с собутыльником и залпом осушил стакан. То же самое проделал и его приятель из зазеркалья, или почти то же самое, если учесть, что он был левша…

«Надо взять себя в руки, – подумал капитан, а то недолго и…» – он вновь усмехнулся. Да! Это поле подкосило его под корень! Столько лет поисков, столько надежд, и всё псу под хвост! А, собственно, сколько же лет он прокопался в этом проклятом поле? Прикинув, присвистнул: вот уже девятый год! А, может, не там ищет? – Эта мысль приходила ему в голову не раз. Раньше он гнал её от себя, понимая, что, приняв её, он таким образом распишется в собственном бессилии, в зря потерянном времени. Сейчас же она стала приходить ему особенно часто, становясь палочкой-выручалочкой, единственной ниточкой, связывавшей с действительностью и заставлявшей хоть как-то ещё оставаться на плаву. Да! Вложив в голову эту мысль, судьба давала ему шанс и, быть может, последний!