Read the book: «Старлей Стариков, или В этом мире мы одни»

Font:

* * *

Аннотация-предисловие

На страницах этого сборника «забытых закавык» старшего лейтенанта Старикова (или «Офицеры запаса», или «Это ли важно?», или «Не поминайте лихом», или «В этом мире мы одни», или «На сломе эпох», или «Место в строю») читатель вместе с блистательными офицерами Военно-морского флота нашей поистине великой и необъятной страны оказывается в рутинных буднях её терпящего бедствие народного хозяйства на сломе эпох, в конце восьмидесятых – начале девяностых постперестроечных годов. Точно переданный колорит каждого выхваченного во времени момента и атмосфера целой эпохи создают иллюзию полного погружения в неё. Рассуждения на социальные, философские, психологические темы вкупе с забавными, как кому-то покажется, ситуациями и морально-этическими дилеммами вчерашних офицеров наталкивают читателя на серьёзные мысли о прошлом, настоящем и будущем. Прочитав эти истории молодых ещё, в сущности, и энергичных в прошлом военных людей, осваивающих азы новой и непривычной для себя гражданской жизни, удастся найти многие ответы на так и не отвеченные до сих пор вопросы о том, кем мы были тогда и кем стали теперь, а главное – кем будем завтра. Книга является логическим продолжением предыдущих сборников рассказов Валерия Екимова «Секреты нашего двора», «Курсантские байки восьмидесятых», «Антилопа». Впрочем, если быть внимательным, то нетрудно заметить и ряд нитей этого сборника со страшно философской фантазией автора длиной в одну мысль в книгах «Неслучайные странности», «Теперь» и ностальгически романтическими нотками книги о предыдущем поколении «Мамины рассказики».

Веришь? – «Во весь голос!» – не хочу.
Кто я, чтобы быть Мессией!
Лишь о том сегодня не смолчу,
что люблю свою Россию
за её простую… простоту,
а ещё – нерасторопность
и смешную отрешённость
от ухода Мира в пустоту.

Из книг «Секреты нашего двора» и «Неслучайные странности»

Не нужно пафоса —
стихи и проза не приемлют фальши,
скажу без статуса —
слова и мысли всего в Мире старше.

Из сборника книг «Забытые морские небылицы»

И кому же, как не писателям, высказать порицание своим правителям (в иных государствах это самый лёгкий хлеб, этим занят всякий кому не лень), но и своему обществу, в его ли трусливом унижении или в самодовольной слабости, но – и легковесным броскам молодёжи, и юным пиратам с замахнутыми ножами…
Из нобелевской речи А. И. Солженицына (1972 год)

Забытые закавыки восьмидесятых
Первая закавыка

Баланс

…Середина восьмидесятых прошлого века.

Где-то на Балтике. Минная гавань. Дивизион рейдовых тральщиков.

Заваленный бумагами и прочей канцелярской утварью стол в каюте командира РТ–229, прозванного за отменные ходовые качества моряками дивизиона «Антилопой».

По стеклу иллюминатора стучит нудный осенний дождь.

Время обеденное, точнее, послеобеденного сна согласно существующему корабельному расписанию, или «мёртвого часа», как называют его моряки, наверно, на всех флотах мира…

– Феликс, тебе что, тоже не спится? – взрывает тишину морского кубрика «эртэшки», куда выходит дверь командирской каюты, привычно ловко скатившись в него на крутых перилах из центрального тамбура корабля, лейтенант Павел Конов, командир соседнего с «Антилопой» шнуроукладчика.

– Да какой тут сон, Пашка, – с досадой бросает другу в ответ сидящий в нагромождении бумаг с большими кассирскими счётами в руках лейтенант Стариков, с головой ушедший в составление какого-то, по-видимому, очень важного документа, – сам же видишь… зарплату считаю.

– Сочувствую, дружище, – не без иронии вздыхает гость. – А у меня уже всё готово, – гордо машет в воздухе сложенным вдвое альбомным листом бумаги, мелко исчерченным в нехитрую таблицу из трёх строчек в виде товарно-накладной сметы. – Вот и зашёл к тебе, чтоб позвать с собой в бухгалтерию бербазы, – улыбается, – сегодня как-никак срок сдачи ведомостей, а вдвоём… веселей.

– Веселей-то веселей, – хмурится хозяин каюты, – да вот только моя ведомость ещё не готова, уж в пятый раз пересчитываю, а баланс всё не сходится и не сходится.

– Какой к лешему баланс, Феликс?.. И что там, в этой ведомости, может не сойтись-то?

– Это на твоём «ШУ», Пашка, всё ясно и просто, – распаляется, – командир и три матроса, даже пятиклассник справится в два счёта, а тут целый офицер с высшим образованием.

– Не три, а пять, – обижается Конов, – можно подумать, у тебя на «РТ» сильно больше.

– Конечно больше.

– На полматроса?

– Издеваешься?..

– Ну, хорошо, – снисходительно улыбается, – не на пол, на два матроса.

– Да не на два, дружище, не на два, а в два раза больше – и то, если от твоих пяти штатных должностей считать, из которых у тебя, кажется, две вакантные к тому же.

– Да какая разница? – легкомысленно машет рукой. – Чуть длиннее столбики в таблице… и всё.

– И всё? – задыхается от возмущения Стариков. – Чуть длиннее?

– Ну да! А что тут такого?.. – жмёт плечами товарищ. – У тебя ж вон даже счёты есть. Где, кстати, взял?

– Где взял, там уже нет, после обеда должен вернуть, – парирует. – А ты, кстати, хоть раз пробовал четырёхзначные числа на счётах считать, да ещё с разделением их на рубли и копейки.

– Не-е, не пробовал, – серьёзнеет командир шнуроукладчика. – Мы ж в школе, кажется, их в третьем классе проходили, я тогда и в двухзначных-то цифрах, помнится, путался.

– Вот интересно, – успокаивается Стариков. – А как же тебе тогда баланс в ведомости сводить удаётся?

– Да как и тебе, – кивает в сторону расчерченной таблицы на альбомном листе друга, красующегося поверх канцелярского барахла на командирском столе в каюте «Антилопы». – Переписываю положенные постатейные начисления из бухгалтерских таблиц каждому моряку по порядку в таблицу, а затем высчитываю сумму путём сложения их по строчкам.

– В голове, что ли, складываешь?

– Зачем в голове? В черновике дедовским методом в столбик, как в третьем классе научили.

– Ну. А потом?

– А что потом? – жмёт плечами Конов. – Получаю итоговые суммы построчно, записываю и снова складываю их в столбик, получая итоговую сумму на экипаж.

– И всё?

– Ну да! – беспечно жмёт плечами.

– Так и сдаёшь без проверки?

– Какой ещё проверки? Зачем?

– Ну-у ты-ы даёшь… – с ненаигранным испугом за друга озадаченно тянет Стариков.

– А что такого-то?

– А убедиться, что всё верно?.. – назидательно вскидывает чёрные дуги бровей. – А вдруг ты обсчитался или, того хуже, обсчитал?

– Кого это?

– Лучше себя, конечно, но вдруг моряков или, что совсем беда, государство. Если вскроется при инвентаризации – мало не покажется.

– Какой ещё инвентаризации?.. Кем?.. – вскидывает брови командир шнуроукладчика. – Там же бухгалтера с калькуляторами за нами всё тридцать раз проверяют.

– Да они-то, конечно, проверяют и даже, возможно, на калькуляторах… тридцать… да только подпись в ведомости выдачи зарплаты твоя, Пашка, стоит, – давит своё Стариков, – а не их.

– И их тоже, – бубнит на автомате Конов. – И что?

– А то, что спрос с тебя прежде их будет, если ревизоры, да и не они только, кто угодно, твои же моряки, например, найдут несоответствия. В общем, повторяю: мало не покажется, доказывай потом, что без умысла, что не специально…

– Ну-у, хорошо, хорошо, – проникается Пашка. – И что же делать?

– Сводить баланс.

– Да какой ещё, к лешему, баланс? – снова обижается. – Смеёшься?

– Ничего я не смеюсь, – хмурится Феликс.

– Тогда объясни толком: что делать-то нужно?.. Как ты его, этот свой баланс, сводишь?

– Смотри, – берёт в руки свой многострадальный расчёт, – рисую матрицу-таблицу, складываю, как и ты, вначале по строчкам, а затем по столбикам.

– И всё?

– Не совсем, – вздыхает, – затем складываю полученные суммы столбиков и сверяю полученную величину с итоговой суммой строчек, которые в идеале должны сойтись в правом нижнем углу таблицы.

– По-ня-тно, – по слогам тянет Конов, с опаской следя через плечо друга за его вычислениями на листе. – И как, сходятся?

– Да в том-то и дело, что нет! – от досады бросает Стариков карандаш на стол. – Уже пятый раз пересчитываю – и ни разу цифры не то что сошлись, но и не повторились.

…«Мёртвый час» неминуемо катит к завершению.

Заваленный бумагами и прочей канцелярской утварью стол в каюте командира РТ–229, прозванного за отменные свои ходовые качества моряками «Антилопой».

По стеклу иллюминатора по-прежнему стучит нудный осенний дождь. Вот-вот объявят построение на стенке рядом с рубкой дежурного.

Дивизион рейдовых тральщиков.

Минная гавань.

Где-то на Балтике.

Конец восьмидесятых…

«Главное, чтобы костюмчик сидел…»

…Всё ещё середина восьмидесятых.

Начало зимы, недели – понедельник! – рабочего дня.

Кабинет начальника отдела кадров на крупном заводе в одном из многих морских портовых городов, раскиданных по всем несметным просторам нашей поистине великой и необъятной страны…

– Послушайте, милая девушка…

– Юлия Марковна, – строго, насколько это возможно в такой щекотливой ситуации, поправляет вожделенно улыбающегося краснощёкого руководителя неприлично молодая и бесконечно симпатичная белокурая девчушка.

– Ну хорошо-хорошо… – поправляя круглые очки, принимает безразличный вид весьма тучный, несколько неуклюжий мужчина средних лет. – А сколько вам, Юлия Марковна, полных лет?

– Восемнадцать, – нисколько не смутившись, тут же на одном дыхании выдаёт та с достоинством, – могу паспорт показать.

– Не надо, не надо, – машет руками начальник, – я верю, верю вам, – переводит дыхание. – И в каком же таком вузе вы в столь юном возрасте, раз просите рассмотреть вашу кандидатуру на должность экономиста литейного цеха, имели удовольствие получить диплом соответствующего специалиста? – спрашивает не без иронии, но с откровенным интересом.

– В Ленинградском промышленно-экономическом техникуме, – с достоинством отвечает новоиспечённый кандидат на вакантную должность, вывешенную на доске объявлений у проходной крупного городского завода. – Между прочим, с отличием, – протягивает свой новенький красный диплом, – два месяца назад.

– По-ня-атно, – не глядя в документы, вскидывает удивлённые брови кадровик, откровенно оценивающе разглядывая идеально стройную девичью фигурку. – А вы, кстати, замужем? – неожиданно вырывается у него.

– А как же? – независимо улыбается та. – Приехала в ваш город по полученному мужем в военном училище распределению.

– На-а-адо же? – слегка поперхнувшись, округляет глаза. – А… скажите-ка мне, пожалуйста, милая девушка…

– Юлия Марковна, – снова строго поправляет та.

– Да-да, Юлия Марковна, – небрежно отмахивается, – я помню, но скажите мне откровенно, а вы часом… не беременны?

– Да ка-а-ак вы-ы… смеете?! – вспыхивает та, невольно глянув на свой идеально стройный девичий животик, туго обтянутый модным по тем временам прибалтийским трикотажем фирмы «Марат».

…Этот спортивный стильный костюмчик ярко-лунного фосфорного цвета – страшный дефицит. Как раз накануне этого разговора с начальником кадровой службы завода (мировой мужик, кстати, окажется, всё-то он понял с первого взгляда!) Феликс приобрёл его в центральном универмаге города для своей молодой жены.

Можно сказать, повезло!

А дело было так: его с группой матросов дивизиона малых кораблей отправили в культпоход на прогулку, куда он и позвал свою Малышку. Интересное, кстати, зрелище получилось: ультрамодная девушка, недавно приехавшая из Ленинграда, на высоченных каблучках под руку с лейтенантом, вчерашним курсантом, во главе строя улыбающихся и всё понимающих морячков гуляют по магазинам в центре небольшого по столичным меркам военного прибалтийского городка.

Пока молодожёны заняты друг другом, ребята вовремя заметили, как на прилавок из подсобки «поволокли» какой-то дефицит женского гардероба.

Тут ведь главное что?

Правильно: «главное, чтобы костюмчик сидел!..» (если он, конечно, у вас есть). Ну а для того, чтоб был, нужно просто оказаться в нужной точке, где необходимо успеть схватить его и ни о чём больше не думать, а там – как повезёт (имеется в виду – с размером и фасоном), в конце концов руки у всех есть, чтобы ушить или расшить добытое изделие…

– Разве может мужчина такое спрашивать? – возмущённо отворачивается от снова глупо расплывающегося в улыбке кадровика.

– А я вам не мужчина, – нарочито сурово парирует тот. – Я начальник отдела кадров, и у меня… – Почему-то смутившись, быстро поправляется: – …то есть у нас, конечно… на нашем заводе уже и без вас половина бухгалтеров находятся в декрете.

– Ну а я-то тут при чём?..

– Да ни при чём, конечно, – разводит руками. – Это всё мужики, то есть мужчины нашего завода. Их у нас много, пруд пруди, и все холостые, как на грех, и тут, знаете ли, не такое спросишь, когда работать при полном штате бухгалтеров некому.

– Я не беременна, – безапелляционно, лишь слегка незаметно покраснев у ушей, выдыхает молоденькая дамочка, ещё на прошлой неделе достоверно узнав о своей девятинедельной беременности. – И в декрет в ближайшие месяцы… не собираюсь!.. – добавляет уверенно.

– Ну что ж, и на том спасибо, – наконец оправившись, кивает успокоенный начальник, открыто улыбаясь и… просто откровенно любуясь своей новой замечательной сотрудницей-обманщицей.

…Что поделаешь, все мы тогда точно знали, что белое – это белое, а чёрное – чёрное и что все молоденькие девчонки, едва закончив свои учебные заведения, утраиваются в большие мужские коллективы не для карьерного роста, а исключительно для того, чтоб спустя полгода-год выйти замуж и уйти в оплачиваемый декретный отпуск.

И это правильно, на то они и девушки… чтобы любить и рожать, а не делать какую-то выдуманную кем-то не здесь карьеру.

Быть родителем – это ли не высший карьерный пик любого человека?

А для чего мы тогда все здесь?

Главное в жизни – это продолжение её, Жизни!

Впрочем, это и так все знают, просто почему-то некоторым в это не сразу верится, но, как ни крути, всё равно поверится со временем, тут важно только, чтоб его хватило.

Чего?

Да времени, конечно.

На что?

На то, чтоб успеть!..

Астангу

…Старинный приморский город где-то на Балтике.

Близится к концу октябрь предпоследней осени восьмидесятых годов прошлого века, заканчивается неделя – пятница! Подходит к концу и долгий ненормированный день лейтенанта Старикова – командира рейдового тральщика с бортовым номером 229, прозванного матросами Минной гавани за уникальные ходовые качества «Антилопой».

На улице поздний дождливый, да к тому ж ещё и весьма ветреный вечер, в который хороший хозяин даже собаку на улицу не выгонит…

Пару месяцев назад, спустя год мытарств по съёмным комнатам и общежитиям, на общем построении бригады лейтенанту нежданно-негаданно вручили ключи от однокомнатной служебной квартиры. И хотя их новенькая пятиэтажка, построенная «тяпляпистыми» стройбатовцами, оказалась довольно-таки далеко от гавани, на краю загородной улочки города, названной кем-то Астангу, что в переводе с местного наречия означало «под пригорком» (или «на склоне»), она им с женой очень понравилась. Из их окон, расположенных на верхнем, последнем этаже, открывался чудный вид на девственную лесную опушку, куда нет-нет да забредали дикие кабаны, лисицы, зайцы и даже иногда пятнистые олени. Правда, добираться туда из-за существенного расстояния от места базирования кораблей стало значительно сложнее, что сильно осложнило Феликсу возможность хотя б пару раз в неделю видеться с семьёй.

Вот и теперь…

– Ну, не успе-ел я купить билет, не успе-е-ел!.. – горестно тянет он навстречу подоспевшей к нему пожилой контролёрше, лишь только он запрыгивает в закрывающуюся дверь последнего уходящего сегодня от их гавани троллейбуса. – Ну, честное слово, не успел. Все ларьки «Союзпечати» давно закрылись, а мне только теперь удалось вырваться на пару часов… со службы.

Что тут поделаешь?

Стариков после переезда всё никак не привыкнет везде и всюду таскать с собой в карманах заранее купленную пачку бланков проездных билетов, которые тогда нужно было при заходе в общественный транспорт тут же компостировать, пробивать то есть, в специальном устройстве, которое так и называлось – компостер. После той процедуры на билете появлялся специальный узор из дырок, соответствующий только этому транспорту, его и предъявляли редким контролёрам по требованию. В случае отсутствия такого билета нарушителя должны были задержать и препроводить к вызванному к ближайшей остановке наряду милиции.

– Э-э-э, – неопределённо выдыхает бабуся в ответ, даже не взглянув на смертельно уставшего молодого морячка. – Совэтская власт и бэз пилета, – с колоритным прибалтийским акцентом давит каждый слог в пространство, с укором качая седой головой и медленно отступая в глубь пустынного салона.

– Ну, давайте я вам штраф заплачу, – обречённо просит он ей вдогонку, – или сразу два, только не выгоняйте меня из троллейбуса.

Она же не отвечает, лишь что-то продолжает бубнить себе под нос, медленно удаляясь в другой конец салона.

«Ни за что не стану выходить, – решает про себя Стариков, – будь что будет, пусть хоть арестовывают. Не люди они, что ли?»

Сегодня он на всё готов, ничего-то ему не страшно, лишь бы быстрей оказаться дома. После безвылазного бдения в морях и походах в течение последнего месяца ему – о чудо! – на завтра дали первый настоящий выходной день…

(Выходным на флоте, как и во всех, наверное, структурах с ненормированным рабочим днём, считается день, когда с утра не нужно идти на подъём флага, хотя это вовсе не значит, что уже через час или к обеду не призовут дела насущные. А посему все моряки хорошо известное правило «мёртвого часа» (послеобеденного отдыха): «…если хочешь спать в уюте, спать ложись в чужой каюте!..» – без лишних раздумий переносят и на свой выходной. А что это значит?.. Да всё просто: с утра пораньше всей семьёй нужно срочно куда-нибудь из дома убежать, улететь, уехать, благо никаких сотовых телефонов тогда ещё и в помине-то не было, а от посыльного в немаленьком портовом городе можно до времени и схорониться.)

…который просто не может быть ничем омрачён.

И что интересно, сразу после этой мысли к Вселенной Феликсу просто неимоверно начинает везти: бабуля неожиданно окажется человеком, хотя и пристыдила его на весь троллейбус и ничего не ответила на его мольбу, но ни требовать штрафа, ни выгонять его из троллейбуса не станет. В результате уже через сорок минут он благополучно в самом приподнятом настроении доберётся до их с женой новой квартиры.

И теперь впереди у них, если с везением так и дальше дело пойдёт, почти целых тридцать шесть часов в собственном распоряжении.

Такое событие нужно срочно отпраздновать. К тому ж и новоселье-то, не считая, конечно, накрытой лейтенантом на скорую руку «поляны» для «смазки дела» в столовой дивизиона в день получения ключей от новенькой квартиры, они ещё не отмечали. Ну а раз так, то решено: чуть свет, он с женой уже на остановке троллейбуса, где первым делом, помня вчерашний урок, Стариков встаёт в длиннющую очередь в ларёк «Союзпечати» – свежая пресса всегда нарасхват! – за пачкой проездных билетов. Тут все равны, все безропотно и чинно стоят в очереди, не обращая внимания на подходящие один за другим автобусы и троллейбусы.

До центра старого города, в отличие от Минной гавани, тут недалеко, весь транспорт идёт вокруг башен старой крепости, куда они и решаются сегодня отправиться на экскурсию. За прошедший год там приходилось бывать лишь на бегу, проездом, по делам службы либо в культпоходах с моряками. Другое дело теперь, когда они впервые отправляются туда лишь вдвоём, желая без спешки пройтись под руку по его старым узким мощёным улочкам, помнящим топот копыт рыцарских лошадей, вдоль старинных крепостных валов, не раз атакованных противником, не зная усталости, впитывая и запоминая его таким, каким он бывает только для двоих, каким будет только для них и ни для кого больше.

Прогулка на свежем воздухе изрядно разжигает им аппетит, а денег в карманах (нечасто такое случается в жизни!) куры не клюют, ведь до незабвенной перестройки, точнее её плодов, ещё, можно сказать, целая вечность…

Лишь год спустя выяснится, что их Минная гавань в связи с изменениями в международной обстановке станет никому не нужна. Ненужными станут и они, люди (много людей!), задействованные в её строительстве и обслуживании, приехавшие когда-то сюда по зову партии и правительства со всех уголков великой страны: кто-то относительно недавно, как они, а кто-то много десятилетий назад.

…Они идут в первую попавшуюся дверь с многообещающей вывеской – харчевня «Лисья нора», за которой действительно оказывается… нора – длинный узкий коридор, упирающийся в такую же узкую деревянную лестницу, вертикально по кругу вокруг каменной колонны уходящей вниз в подземелье, откуда слышится приятная негромкая музыка.

– Тере хомикус… – доброжелательно шелестит из полумрака голос, лишь только они устраиваются за первым попавшим им на глаза столиком.

– Здравствуйте, – невольно сглатывает слюну Феликс и, заглянув в меню на незнакомом языке, с ходу заказывает: – Будьте добры, бутылку шампанского, хлеб, две порции любого супа, шашлык с картошкой и… салат на ваш выбор.

Не проронив ни слова, официант, что-то записав себе в блокнот, забирает меню и степенно удаляется… навсегда!

Впрочем, бутылка «Советского шампанского» ленинградского завода Игристых вин и тарелка чёрного хлеба чудесным образом как-то материализуется на их столике, пока они ненадолго отлучались по делам житейским.

Невыносимый запах яств, вид красивейших в мире блюд на соседних столиках, музыка, полумрак приводит их в состояние полного нетерпения, в результате чего, съев по кусочку далеко, как оказалось, не самого свежего хлеба, они, не выдержав, открывают и ту одинокую бутылку на столе. На все попытки обратиться к чинно проплывающим мимо официантам им достаются лишь учтивые кивания и подчёркнуто отчуждённое непонимание русской речи.

В общем, не дождавшись еды, Феликс с Малышкой в течение получаса приговаривают-таки игристое под ставший вдруг таким душистым и мягким хлеб насущный… с прибалтийским тмином.

Голод и прочие муки совести покидают их!

Оказывается, буханка чёрного чёрствого хлеба прекрасно идёт под тёплое игристое, вызывая благостное и весёлое состояние души. И хотя они сидят в подвале старого, чужого им дома в обществе равнодушных и даже, видимо, враждебно настроенных к ним людей, не желающих видеть их здесь, рядом с собой, им хорошо тут вдвоём.

Всё и вся вокруг них, как и положено, в этот замечательный момент полного понимания главного смысла бытия на Земле, ради которого, возможно, и следует только жить, становятся несущественными…

В этом мире мы одни,
огни лишь мерцают вдалеке, где
уж прошли разлуки дни, твои
чувства вновь живут во мне… все.

И вот в какой-то момент, махнув на всё рукой, они встают, оставив на столе ровно три рубля пятнадцать копеек (магазинная цена выпитого и съеденного за вычетом стоимости тары, которую они в полной сохранности оставляют заведению!), отправившись на продолжение своей прогулки.

Сытые и слегка (а может, и не очень слегка – всё-таки целая бутылка на два пустых, не отравленных ещё взрослой жизнью молодых желудка) пьяненькие, они шагают по многовековой брусчатке старого города и неприлично громко и весело, на курсантский манер, радуясь своей проделке с шампанским, распевают победный марш «Прощание славянки»:

…в ногу клюнул жареный петух…
Отгремела весенняя сессия,
Нам в поход собираться пора.
Что ж ты, милая, смотришь невесело,
Провожая меня в лагеря…

К ним никто не подошёл, пока они демонстративно медленно, не торопясь, покидали «Лисью нору», никто не бросился вдогонку, словно только этого и ждали. А может, просто никто не хотел объясняться с ними на их родном великом и могучем языке, трёхэтажный колорит которого Феликс, попав на корабль, к тому моменту освоил в совершенстве.

Как бы то ни было, их невинная проказа удалась, пришлась по нраву этому замечательному приморскому городу, который принял её с интересом и удовольствием (из-за осенних хмурых туч неожиданно выглядывает солнце!), принял и их самих. А они, в свою очередь, приняли и полюбили его. Многое, прежде незнакомое и непонятное тут, ныне становится им по душе: и то, что люди малоразговорчивы, тихи и неспешны; и то, что на улицах не видно курящих; и то, что пешеходам на дорогах везде и всюду абсолютный приоритет; и то, что в многоэтажках нет разноцветья рам на окнах и лоджиях.

И прочее, прочее, прочее…

Мелочь?

Конечно!

Но приятно.

Всё это быстро принимается за норму, потому как это очень удобно, особенно когда соблюдаются всеми.

Спустя годы, после возвращения домой в родной Питер, проходя мимо современных гипермаркетов, они невольно станут вспоминать плотные ряды разноцветных колясок с младенцами внутри, привычно стоящие у магазинов этого приморского городка вместо выстроенных теперь машин. Молодые родители тогда без страха и стеснения оставляли свои люльки у их входов, зная, что каждый проходящий мимо горожанин обязательно покачает их чадо, если то вдруг захнычет, проснувшись, и никуда не уйдёт, пока благодарная мамаша с котомками покупок не выйдет к ним из магазина.

Интересно, в каком году это всё вдруг закончится… закончилось?

Да и было ли это вообще?

К началу девяностых яркое, феерическое слово середины восьмидесятых «перестройка» как-то незаметно потускнеет до брошенной кем-то впопыхах брезгливой «катастройки». С прилавков магазинов мало-помалу исчезнут многие продукты питания, государственные денежные знаки обесценятся, промышленные гиганты города остановятся и разорятся, к жителям благополучного портового города подступит невиданное прежде явление – безработица. Постепенно и в Минной гавани начнутся массовые сокращения: корабли один за другим будут списывать и сдавать на металлолом, переводить в другие порты и гавани, а людей, многие из которых ничего другого, кроме как служить на кораблях, делать не умеют, отправят в запас.

Впрочем, перестройка, как и всё в нашей жизни, закончится, люди в преддверии распада великой страны отсюда уедут по своим местам призыва. Взамен им сюда в Минную гавань приедут другие, вроде бы долгожданные и близкие по духу местному населению, скупая за бесценок всё, что им покажется нужным тут. Этот поток языковых братьев, как выяснится, пьющих не меньше прежних, ввергнет относительно небольшое население нашего древнего городка в глубокий многолетний шок. Оно, кажется, и теперь пребывает в нём, потому как вслед за братьями по языку через открытые границы в милый старинный прибалтийский городок поползут приезжие со всего мира, претендуя на дешёвую работу в регионе.

Спустя десятилетия Феликс с женой в качестве туристов снова приедут сюда, пройдутся по старым улицам, побывают в бывшей Минной гавани, на их улице Астангу. Что интересно, через треть века прежнее местное население города станет гораздо с большей охотой говорить с ними на их русском языке, с приятным ностальгическим для их уха прибалтийским акцентом.

Вот уж поистине – чем дальше, тем ближе!

…Ну а пока на улице старинного приморского городка где-то на Балтике стоит чудесная солнечная осенняя погода. Первый выходной день (суббота!) лейтенанта Старикова близится к концу, завершает свои последние дни и октябрь предпоследней осени восьмидесятых годов прошлого столетия…

25.01.2021–10.01.2025