Read the book: «Погляд скрозь гады. Белорусские очерки иностранного консультанта», page 7
Почему я назвал Шмакова «соглашателем»? Да хотя бы потому, что ВЦСПС (правопреемником которого стал ФНПР) в наступившие после 1991 года антисоветские времена не подвергся, в отличие от двух других массовых общественных объединений – КПСС и ВЛКСМ – процедуре принудительного изъятия находившегося в его владении и оперативном распоряжении движимого и недвижимого имущества, собственности, земельных участков, финансовых и иных активов. Во время подготовки Конституционного суда над КПСС верхушкой профсоюзов по каким-то каналам (скорее всего – через Ю. Скокова) была достигнута «стратегическая договоренность» с Б.Н.Ельциным по формуле «лояльность в обмен на собственность». А ведь изымать, при необходимости, было бы что… До 1933 года обеспечением охраны труда и социального страхования в стране занимался Наркомтруд СССР, после ликвидации которого все выполняемые функции были переданы Всесоюзному центральному совету профессиональных союзов (ВЦСПС). Находившаяся в управлении наркомата собственность также перешла в управление ВЦСПС. В 1936 году кроме санитарно-курортных предприятий в ведение ВЦСПС была передана и сеть предприятий туристско-экскурсионного профиля. В 1960 году высший исполнительный орган профсоюзов, которому были переданы дома отдыха, курортные поликлиники и пансионаты, принадлежавшие ранее органам здравоохранения, стал самостоятельно формировать и осуществлять оперативное управление фондом социального страхования. К 1990 году в СССР функционировало уже несколько тысяч предприятий, либо прямо находящихся на балансе профсоюзов, либо управляемых ВЦСПС.
В процессе приватизации ФНПР даже без участия Анатолия Чубайса легко и играючи стал единовластным владельцем и крупнейшим собственником целого ряда очень дорогих объектов социальной инфраструктуры типа санаториев, отелей, домов отдыха, пансионатов, типографий, книжных издательств, туристических и спортивных баз, стадионов, охот- и рыбхозяйств – т. д. до бесконечности. Ведь в Советском Союзе ВЦСПС был вторым после КПСС собственником по размерам принадлежавшего ему имущества общественных организаций. По Закону СССР от 06.03.90 №1305—1 ему принадлежали здания, сооружения, жилищный фонд, оборудование, инвентарь, имущество культурно – просветительного и оздоровительного назначения, денежные средства, акции, другие ценные бумаги и иное имущество, необходимое для материального обеспечения деятельности. Как это ни странно, но ни государственные органы, ни объединения профсоюзов не в состоянии дать точную оценку российскую части наследия ВЦСПС. Косвенное представление о ее размерах может дать решение Верховного суда Украины, который недавно признал государственной собственность, находящуюся на балансе украинских профсоюзов, оценив ее в размере 2,5 млрд. долларов США.
Строго говоря, М. Шмаков с его ФНПР в политическом смысле представляют из себя ровным счетом ту же функцию, что и В. Жириновский с ЛДПР – в нужное время публично оглашать какую-то очередную задуманную наверху инициативу и наблюдать за реакцией общества на нее. Ведь самое интересное в его инициативе то, что национализировать и санировать, по замыслу верхушки, будут проблемные предприятия «частного сектора». А денежки на это богоугодное дело будут в очередной раз взяты из существенно прохудившегося «общенародного кармана» – федерального бюджета.
Не менее интересным представляется и понимание российскими коммунистами «национализации» в своем рамочном законопроекте 2019 года. Читаем: «под национализацией понимается возмездное принудительное изъятие имущества, находящегося в частной собственности, и его обращение в государственную собственность, осуществляемое в целях, установленных в пункте 1 статьи 1 настоящего Федерального закона… национализация может осуществляться в отношении земельных участков, природных ресурсов, объектов стратегических отраслей экономики, объектов ЖКХ, имущества, находящегося в собственности физических лиц, индивидуальных предпринимателей и юридических лиц независимо от их организационно-правовой формы, в том числе организации, их части, акции (доли, паи) национализируемых юридических лиц, а также единые недвижимые комплексы». Может осуществляться в формах:
1) изъятия объекта, подлежащего национализации, и обращения его в государственную собственность;
2) увеличения за счет средств федерального или регионального бюджета стоимости имущества, в том числе посредством увеличения уставного (складочного) капитала организации, в результате которого государство приобретет контрольный пакет акций (долей, пая) национализируемой организации или доля государства в праве общей долевой собственности на имущество превысит 50%;
3) передачи организации, контрольный пакет акций (долей, пая) которой находится в федеральной собственности, контрольного пакета акций (долей, пая) национализируемой организации;
4) иными способами, не запрещенными законодательством Российской Федерации.
Кто же выступит инициатором этой приятной для многих людей процедуры? Субъектами законодательной инициативы о национализации имущества, которое может быть обращено в государственную собственность, являются Президент Российской Федерации, члены Совета Федерации, депутаты Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации, Правительство Российской Федерации, исполнительный и законодательный органы субъекта российской Федерации, собственник организации. Реализация инициативы о национализации имущества выражается во внесении субъектами инициативы в Правительство Российской Федерации предложения о национализации имущества. То есть последнее слово опять за Правительством РФ, точнее за Кремлем со Старой площадью.
Будь на то моя воля, я бы уже давно изменил положение о правосубъектности отдельных депутатов Госдумы и членов Совета Федерации в сфере законодательной инициативы – оставил бы это важное право исключительно за группами законодателей численностью, предположим, не менее 12 человек. Чтобы эти народные «избранники и назначенцы» прекратили, наконец, самопиариться на совершенно бессмысленных и даже абсурдных законопроектах и отвлекать тем самым наше внимание от действительно жизненно важных, ключевых вопросов современного бытия.
Надо особо отметить, что действующее законодательство Российской Федерации уже и так допускает национализацию частных предприятий в установленных законом случаях. В частности, согласно ч. 2 ст. 235 Гражданского кодекса Российской Федерации обращение в государственную собственность имущества, находящегося в собственности граждан и юридических лиц (национализация), может производиться на основании закона с возмещением стоимости этого имущества и других убытков. Ст. 306 Гражданского кодекса Российской Федерации устанавливает, что в случае принятия Российской Федерацией закона, прекращающего право собственности, убытки, причиненные собственнику в результате принятия этого акта, в том числе стоимость имущества, возмещаются государством.
Однако гораздо интереснее здесь другое. Стратегические отрасли экономики, имеющие существенное значение для сохранения суверенитета и обороноспособности страны, и так находятся в собственности или под контролем государства. Указом Президента Российской Федерации от 4 августа 2004 г. №1009 «Об утверждении Перечня стратегических предприятий и стратегических акционерных обществ» определен перечень предприятий и акционерных обществ, имеющих стратегическое значение для поддержания обороноспособности и экономической безопасности страны, приватизация которых возможна только по решению Президента Российской Федерации. Посмотрите внимательнее сегодня на этот перечень, сколько в нем осталось предприятий по сравнению с 558 изначально заявленными? В связи с проблемой отнесения на практике того или иного предприятия к числу стратегических я припоминаю собственные заботы и переживания, связанные с моим тогдашним членством в Совете директоров ОАО «Соликамский магниевый завод» (СМЗ).
Китайцы, наши стратегические партнеры и ближайшие друзья-соратники по ШОС – Шанхайской организации сотрудничества – буквально на голом месте устроили во всем мире «грандиозный шухер», связанный с наличием или отсутствием на мировом рынке стратегического сырья для всей современной микроэлектроники – редкоземельных металлов из обширного семейства лантаноидов. СМЗ, как и его дочерняя структура – ООО «Ловозерский горно-обогатительный комбинат», градообразующее предприятие поселка городского типа Ревда в Мурманской области Заполярья – остались одними из немногих во всем мире альтернативными китайцам продуцентами и поставщиками этого сырья на рынок. Дым и копоть понеслись вовсю и буквально во все стороны, причем сразу же оживились многочисленные авантюристы, устроившие свою кормушку на спекулятивном продвижении «через свои возможности, но с непременным участием государства» различного рода завиральных идей и проектов.
Я через свои возможности в Министерстве промышленности и торговли, которое возглавлял тогда В.Б.Христенко, вовсю принялся лоббировать идею об отнесении обоих предприятий к числу стратегических с распространением на них хотя бы части мер господдержки по многочисленным и разнообразным федеральным целевым программам. Где я только ни выступал тогда в этом министерстве, в каких только руководящих кабинетах ни побеседовал вместе со своими коллегами-производственниками – до сих пор вспоминать противно и муторно… Конечный результат? Как там говорил не то пес Шарик, не то кот Матроскин почтальону Печкину в мультфильме «Каникулы в Простоквашино» – «Фиг вам!». А ведь тот же СМЗ до сих пор остается единственным (!) в России производителем товарного магния и двух стратегических металлов – тантала и ниобия, так как в Березниках на «Ависме» весь полученный магний расходуется на получение по процессу Кролля более ценного металла – губчатого титана для последующей его переработки в Верхней Салде на предприятии ВСМПО.
Одним словом, рассуждать всерьез в России на темы национализации стратегических предприятий – явно безответственное и бесперспективное занятие, нужно вначале оздоровить само государство. Мало, что ли, у нас формально числится полностью или частично государственных предприятий, но что вы на деле знаете о структуре собственности и о конечных бенефициарах многих из них? Как метко выразился экономист М. Делягин – «государство у нас превращено в закрытое акционерное общество с неограниченной безответственностью».
Успешные предприятия с миллиардными прибылями (например, тот же концерн «Фосагро», мировой монополист по производству апатита, семейное владение сенатора и миллиардера Андрея Гурьева) национализировать вам никто, никогда и ни за какие коврижки не позволит. А вот, к примеру, ту же дочернюю его структуру – Пикалевский глиноземный завод, где «несчастный» Олег Дерипаска в 2009 году все никак не мог вытащить шариковую ручку из кармана для подписи – очень даже запросто. Предприятие хоть и выкарабкалось из кризиса, но по-прежнему неустойчиво балансирует на грани рентабельности.
Если желаете, могу под конец процитировать вам для наглядности совсем свежие приветственные слова совладельца ПАО «Фосагро» (19,35% акций) Владимира Литвиненко, ректора Санкт-Петербургского горного института (в котором в свое время успешно защитил диссертацию на звание кандидата экономических наук наш нынешний президент) вчерашним абитуриентам и свежеиспеченным студентам: «Сырьевой сектор – это тот основополагающий сектор нашей экономики, который во многом определяет развитие страны. Эта та отрасль, которая формирует фундамент нашего цивилизованного развития». Бурно аплодирую и безо всяких ненужных оговорок и комментариев присоединяюсь. Теснее сомкнем дружные и стройные ряды цивилизованных сырьевиков! Выше поднимем знамя стойкого, надежного и испытанного сырьевого придатка Запада, Востока и всего цивилизованного мира на ближайшие столетия!
Глава вторая
Настало время рассказать, как я стал помощником В.А.Крючкова по работе в ПГУ и ассистентом в его депутатской деятельности.
С В.А.Крючковым я впервые познакомился заочно весной или летом 1973 года. Секретарь комитета ВЛКСМ КГБ при СМ СССР Виктор Николаевич Миронов, который полностью был в курсе моих кадровых дел и с которым я тогда поддерживал очень тесные отношения по комсомольской работе (это сын трагически погибшего вместе с Маршалом Советского Союза С. С.Бирюзовым в авиакатастрофе в Югославии заведующего отделом административных органов ЦК КПСС Николая Романовича Миронова) во время нашей беседы где-то в районе приемной КГБ на углу Фуркасовского переулка вдруг сказал: «Хочешь поглядеть на своего будущего шефа? Вон он стоит», указав на хорошо одетого, интеллигентного, но с виду ничем особо не примечательного мужчину средних лет, невысокого роста и стройного телосложения, в элегантной шляпе явно иностранного покроя и в «номенклатурном плаще». Он только-только вышел из 5-го (пограничного) подъезда основного здания КГБ и стоял на тротуаре в ожидании прибытия служебной машины.
После изгнания в 1983 году из Франции нашу многочисленную и разномастную «банду сорока семи» по команде с самого-самого верха велели не обижать и всем предоставить режим наибольшего благоприятствования при различных кадровых назначениях. В 5-м отделе ПГУ рядовым оперативным работникам, как я, по сути уже делать было нечего. Имелось лишь два очень хлипких кадровых окна, точнее – две приоткрытые форточки, куда еще теоретически можно было залететь – это Греция и Кипр, но там нужно было, как минимум, владеть английским языком. Поэтому кадровики пытались нас куда-нибудь пристроить, чтобы теоретически сохранялась возможность для ведения оперативной работы «в поле», а не для простого просиживания штанов в резидентурах. В основном это франкоязычные страны Африки плюс бывшие французские колонии в Азии (Вьетнам, Лаос, Камбоджа). Теоретически оставалась в активе еще Канада (Монреаль с его франкоязычным Квебеком), Ближний Восток типа Ливана и Сирии и Латинская Америка в лице Французской Гвианы, но это уже скорее туристическая экзотика, чем настоящая боевая работа для кадрового сотрудника разведки. Словом, тупик с этой стороны был беспросветный, по крайней мере, на какой-то обозримый период – пока поднятая пыль не уляжется.
Сам я особо не страдал от вынужденного безделья, так как после ухода «под крышу» очень заслуженного работника отдела В. И. Ф. стал на какой-то период исполнять функции «направленца» по Франции и смог уже предметно познакомиться с теми оперативными делами, о которых ранее был осведомлен лишь понаслышке. Ранее по оперативным псевдонимам кое-что мог себе смутно представить, но ничего конкретного не знал ввиду строгих правил конспирации в работе. Кстати, именно в тот период на деле выявилась практическая значимость одного приобретенного мною источника, которого в резидентуре мне хотя и вписали «в послужной список», но которого начальство в Центре рассматривало как настоящую полноценную «палку» лишь с определенным резервом. В результате по данному конкретному эпизоду я «был реабилитирован» вчистую, а «палка» стала полностью полноценной. У меня до сих пор не перегорела в душе обида от очевидного пренебрежения тогдашнего регионального зама по Европе Е. И. Шишкина (Царство ему небесное) к труду разведчиков в иных, чем Австрия и Германия, странах Западной Европы. Равно как и к несправедливой оценке достигнутых ими результатов, когда он в течение длительного периода никак не хотел включать в агентурную сеть другое мое достаточно весомое приобретение – это за него сделал уже Виктор Федорович Грушко после ухода Евгения Изотовича с должности регионального зама и его отъезда главным резидентом в Бонн.
Еще в конце 1983 года мне и в отделе, и в кадрах ПГУ предлагали перейти на учебу в Дипломатическую академию МИД СССР (на 1984 год квоту слушателей из КГБ по Западной Европе увеличили вдвое). Однако я от этого лестного предложения решительно отказался, хорошо сознавая, что моя оперативная карьера как разведчика на этом закончится. Формально хоть и останусь в кадрах разведки, но тем же «чистым» дипломатом никогда не стану по определению. До посла все равно никогда не дослужусь, максимум до советника-посланника, а на руководящую работу в зарубежную резидентуру меня тогда уж точно не пошлют. Для этого нужно было предварительно окончить 10-месячные курсы по подготовке руководящего состава, так называемое «УСО», которые в чекистском кадровом раскладе ценились гораздо выше по своей значимости, чем дипломатическая и разные прочие академии вневедомственного профиля. Так рухнула вторая в моей жизни потенциальная возможность стать «карьерным» дипломатом…
Через некоторое время, уже в начале 1984 года, меня вдруг вызывает начальник отдела, уже упомянутый мною В. Б. Л. и сообщает следующее. По линии 10 отдела (франкоязычная Африка) срочно понадобился руководящий сотрудник на уровне заместителя резидента, а впоследствии, возможно и резидента, с хорошим, устойчивым знанием французского языка для выполнения специального задания. Однако начальник 10-го отдела свою квотную единицу для обучения на курсах УСО отдавать «чужаку» отнюдь не спешил. Поэтому два руководителя подразделений решили так – в кадровом отношении я пойду на учебу в УСО по квоте 5-го отдела. Но уже с самого начала обучения меня переводят в 10-й отдел, сразу дают должность старшего помощника начальника отдела (я тогда был по должности помощником начальника 5 отдела), готовят к назначению заместителем резидента в нужную страну, параллельно с учебой решают совместно с кадрами все вопросы по оформлению в длительную загранкомандировку с тем, чтобы я выехал туда незамедлительно, сразу же после окончания курсов. А со всеми оперативными делами и с другим хозяйством резидентуры ознакомился бы уже по ходу работы, на месте. Я дал свое согласие на этот вариант, и кадровая машина завертелась полным ходом. Однако 4 марта 1984 года прошли выборы в Верховный Совет СССР 11-го созыва, которые нарушили все ранее намеченные планы.
В.А.Крючкова сделал депутатом советского парламента лично Юрий Владимирович Андропов, у которого Владимир Александрович был одним из наиболее приближенных и наиболее доверенных лиц на протяжении очень длительного периода времени. Несколько ранее (в 1978 году) тот же Ю.В.Андропов перевел должности начальников трех главных управлений (Первого (ПГУ) и Второго (ВГУ) главных и Главного управления погранвойск (ГУПВ) в ранг заместителей Председателя КГБ, что впоследствии дало возможность В.А.Крючкову (тогда еще зампреду и руководителю советской внешней разведки) на волне афганских событий стать генералом армии в январе 1988 года.
Когда заместитель председателя КГБ СССР – начальник ПГУ КГБ СССР В.А.Крючков по воле Ю.В.Андропова и при поддержке избирателей четырех районов Минской области стал депутатом Совета национальностей от Минского (сельского) избирательного округа, ему срочно понадобился референт (помощник) по депутатской линии. Как уж там кадровики решали этот вопрос – не знаю, но вскоре меня вызвали к начальнику секретариата ПГУ Юрию Михайловичу С. и после соответствующей беседы сразу же повели «на смотрины» к депутату. Причем в ту часть служебных помещений разведки, куда мы, рядовые работники, и глядеть-то лишний раз опасались, а не то, чтобы ходить там по коридорам. Максимум раз в год попадешь туда по разнарядке в качестве помощника оперативного дежурного Главка – и все. Разве что за ежедневными «тассовками» туда периодически бегали…
Так состоялось мое личное знакомство с Владимиром Александровичем, в ближайшем окружении которого мне довелось проработать более 7 лет. Больше этого срока в его в «ближний круг» входил только работник секретариата ПГУ Николай Федорович М., который к августу 1991 года стал начальником Приемной Председателя КГБ СССР. Он проработал с Крючковым без малого четырнадцать лет и был единственным человеком, который сопровождал Владимира Александровича в его относительно немногочисленных зарубежных поездках в социалистические страны и в Финляндию, а также во время очень многочисленных и достаточно регулярных посещений Кабула – столицы Демократической Республики Афганистан. Мне с Крючковым за рубеж не довелось съездить ни разу – только в Белоруссию, только на встречи депутата со своими избирателями, а также еще совсем немного по чекистским делам по Союзу – в Свердловск, например, на зональное совещание руководящего состава регионов Урала и Западной Сибири, и в Литву. Лишь один единственный раз «проклюнулась» возможная поездка в ГДР, даже служебный загранпаспорт кадры мне выправили – однако поездка сорвалась буквально в самый последний момент, уже и не припомню сейчас, по какой причине это произошло.
По моим наблюдениям, самым доверенным лицом В.А.Крючкова в разведке, его негласным советником и непременным спутником в ежедневных пеших прогулках со служебной дачи на работу был недавно скончавшийся Геннадий Федорович Титов, один из моих предшественников на посту помощника начальника ПГУ. Но это уже совсем другой расклад – это был яркий пример творческого сочетания личного со служебным. Крючков мог кого-то внимательно выслушать, но поступал при этом всегда по-своему. И лишь Титов как-то умудрялся – не раньше – так позже, не мытьем – так катаньем – добиваться нужного ему результата путем активного задействования богатого арсенала отработанных психологических приемов. Прямо какой-то ходячий Дейл Карнеги с устойчивой подпольной кличкой среди оперсостава – «крокодил Гена»!
Какое впечатление на меня произвел Владимир Александрович во время первой встречи? Говорю честно, положа руку на сердце и абсолютно искренне – точно не помню! Представьте себе сами: из кабинета начальника секретариата ПГУ (что уже само по себе было необычно) тебя вдруг сразу, без какой-либо подготовки тащат неизвестно зачем и неизвестно с какой целью в святая-святых разведки. Прямиком в кабинет зампреда КГБ и начальника ПГУ – интересно, как бы вы сами на это среагировали? Вот и я точно так же – был сплошной мандраж, да и только. Хотя Крючкова, как коммуниста нашей парторганизации (он стоял на партийном учете в 5-м географическом (линейном) отделе) я несколько раз видел, но не более того. Ну, платит партвзносы коммунист – и ладно. Крючков абсолютно не терпел холуйских предложений «снизу» сдавать для удобства партвзносы в своем кабинете, хотя порой это все же и происходило ввиду его жуткой, просто сверхчеловеческой занятости и неимоверной загрузки по работе.
Одним словом, уж не знаю почему, но Владимиру Александрову я как-то глянулся, и он дал команду на мое оформление в секретариат ПГУ на несуществующую должность «референта депутата в кадровом статусе направленца». Ничего путного из этого, в конечном итоге, не вышло, и уже через пару недель он сам дал команду оформлять меня уже на штатную должность «помощник начальника ПГУ». На которой до меня работало всего четыре сотрудника: помощник Ф.К.Мортина Гений Евгениевич К., помощники В.А.Крючкова Геннадий Федорович Титов, Валентин Антонович А. и Юрий Александрович К., а после меня работал только помощник Л.В.Шебаршина Юрий Васильевич Г. – вот и все: история этой достаточно редкой и экзотической должности «помощник начальника советской внешней разведки» на этом благополучно закончилась.
По указанию Крючкова я быстро составил перечень потребных для обеспечения его депутатской деятельности вещей: начиная от организации общественных приемных депутата во всех четырех райисполкомах (Минском, Червенском, Пуховичском и Логойском), организации регулярной доставки в Москву всех региональных печатных изданий – начиная от официальной республиканской «Белорусской правды» и заканчивая районными типа «Уперад» («Вперед»), установления бесперебойной связи с первыми секретарями РК КПБ и председателями райисполкомов, а также с другими абонентами в республике. В последнем вопросе Владимир Александрович проявил неслыханную щедрость: через Управление правительственной связи меня включили в список абонентов очень хитрой системы Министерства связи СССР – по паролю я мог выйти на связь с любым абонентом не только в СССР, но, при необходимости, хоть в Австралии. Естественно, я никогда этим не злоупотреблял, но с моего служебного телефона, бывало, заместители начальника ПГУ периодически звонили куда-то по нужным им делам. Очень хитрая была система, позвонить можно было куда угодно, лишь бы туда тянулись железнодорожные рельсы, линии электропередачи, провода электро- или радиосвязи, внутриведомственной связи и прочая инфраструктура с любым металлом. Однажды мне пришлось на деле испытать все потенциальные возможности этой системы и ухитриться «перехватить» Крючкова во время его поездки по служебным делам где-то глубоко в провинции, буквально возле будки стрелочника на железнодорожном переезде – все четко сработало! Это сейчас проблем с мобильной и спутниковой связью никаких – звони хоть из Арктики, хоть с Антарктики, а тогда – лишь проводная да релейная связь на открытых каналах.
Одним словом, никаких организационных трудностей у меня тогда не возникало, все делалось в режиме наибольшего благоприятствования и в кратчайшие сроки. Свободно владея родным мне украинским языком, я быстро овладел навыками понимания смысла заметок в местной белорусской прессе. А если возникала такая необходимость, у меня всегда были под рукой пара оперативных работников – белорусов по национальности плюс еще одна преподавательница на языковых курсах, которые обеспечивали уже грамотный, официальный перевод нужной заметки для последующего доклада Крючкову. Следил он за всем этим очень пристально и дотошно. Иногда, бывало, получив по служебным каналам информацию из Минского УКГБ, спрашивал у меня на предмет «проверки бдительности»: «А что там недавно произошло на таком-то предприятии (или в колхозе) Пуховичского района, Вы не слышали?» и, получив развернутый ответ, как правило, говорил: «Следите за этим и дальше, если будет что-то новое – незамедлительно докладывайте».
В первую депутатскую поездку в округ с ним отправился Николай Федорович М., я же поехал, наверно, где-то через полгода, не ранее. В поездках с Владимиром Александровичем было одновременно и легко, и, вместе с тем, крайне сложно. Все организационные моменты он решал, как правило, самостоятельно, ни на кого не надеясь. Но с обслуживающего персонала ответственности за тщательную отработку всей программы пребывания в округе это никоим образом не снимало. Поэтому поначалу так и получалось: отшлифуешь до блеска все детали программы пребывания, а он дает очередную неожиданную вводную, и все ранее подготовленное летит кувырком. Это, кстати, было очень характерной особенностью Владимира Александровича: даст, скажем, своему аппарату (два его помощника плюс иногда еще и начальник секретариата ПГУ) задание готовить текст своего выступления, скажем, на партийной конференции или на годовом собрании партийного актива Главка. Мы готовим-готовим доклад, пыхтим, спорим друг с другом, периодически уточняем и согласовываем отдельные положения с Крючковым. А в результате он совершенно спокойно откладывает в сторону уже подготовленный и согласованный материал, вылизанный буквально до запятых, вызывает свою стенографистку и заново надиктовывает ей на основании своей знаменитой картотеки собственный вариант, с которым затем и выступает перед чекистской аудиторией. И мы потом, как правило, откровенно признавали: да, у Владимира Александровича получилось гораздо лучше, чем у нашей команды «спичрайтеров ad hoc».
На моей памяти лишь однажды наблюдалось, чтобы он отступил от своих правил и выступал уже не по собственному варианту доклада, а по подготовленному его подчиненными тексту. Это было как раз то самое историческое выступление на закрытом заседании Верховного Совета СССР в Кремле в июне 1991 года, текст которого мне пришлось в авральном режиме сразу с двумя стенографистками «склепать» буквально на коленке за полтора дня. Правда, составлял я его на основе уже ранее подготовленных и сохранившихся неуничтоженными февральско-мартовских наработок и черновиков целой команды в составе пяти человек: В. Лебедева, О. Особенкова, А. Егорова, А. Сидоренко и меня. Тогда, во время своего выступления перед народными депутатами СССР В.А.Крючков, отклонился от напечатанного текста лишь однажды – при зачтении и комментировании известной записки КГБ СССР в ЦК КПСС за подписью Ю.В.Андропова «о приобретении ЦРУ США в СССР агентов влияния».
Что меня тогда больше всего поразило в личности В.А.Крючкова? Прежде всего, его утонченное восприятие настоящей классической музыки. Его истинное, глубокое увлечение театром, особенно драматическим – он не пропускал ни одной стоящей театральной постановки в Москве. Неожиданное для меня увлечение философией (читал он очень много «всякого-разного», но академический научный журнал «Вопросы философии» неизменно штудировал от корки до корки) – делал при этом множество закладок, выписок и комментариев на полях, расшифровками которых затем занималась специальная опытная машинистка-стенографистка секретариата ПГУ. Не менее впечатляло его внимательное отношение к материалам «ОЗП» ТАСС и к закрытым публикациям издательства «Прогресс», а также ежедневное чтение периодических изданий на венгерском языке, которым он владел в совершенстве. К слову сказать, венгерский язык был единственным из европейских языков, за знание которого работникам ПГУ начислялась доплата к должностному окладу в размере не 10, а целых 20 процентов, как и в сложных азиатских языках типа японского, китайского, корейского, урду и пр. Приходишь, бывало, к нему на доклад по вызову, а на приставном столике у начальника лежит несколько последних номеров газеты «Непсабадшаг» или чего-то еще более заковыристого из Венгрии. Наконец, его очень цепкая, потрясающая по объемам накопленных знаний память настоящего интеллектуала-энциклопедиста. Его манера держаться со всеми очень ровно, без ненужных начальственных «выволочек» и чрезмерных эмоций. Всегда очень строго, принципиально и даже, при необходимости, достаточно жестко, но неизменно корректно и исключительно в пределах приличия. За все время нашего знакомства Владимир Александрович при мне «от души» высказался не более двух-трех раз, ненормативный лексикон был абсолютно не в правилах его поведения.
Был он очень внимателен к нуждам и житейским заботам своего близкого окружения. Например, одного работника дежурной службы Главка по своим каналам определил на обследование к знаменитой целительнице Джуне Давиташвили, другому – помог со сложной операцией, поместив его через академика Чазова на лечение в Кремлевскую больницу. Одного заслуженного и очень добросовестного работника секретариата Главка, бывшего сотрудника 15 управления, он настойчиво «пробивал» и, наконец таки добился направления в загранкомандировку – на работу в аппарате Представителя КГБ СССР при МГБ ДРА. Лично мне он серьезно помог дважды. Первый раз – кубинскими лекарствами для лечения сестры после инсульта. Второй – когда моего брата-строителя решили потревожить м… ки из ОБХСС Октябрьского района Москвы в связи с «выявленными случаями хищений в системе коммунально-жилищного хозяйства» района, в котором он был даже не начальником, а всего лишь главным инженером строительного треста. Позднее я уже через сотрудников Московского УКГБ выяснил: продажные менты просто-напросто отрабатывали поступивший от кого-то из их уголовных клиентов, истинных ворюг и расхитителей народного добра заказ на сокрытие и заметание следов совершенного преступления и увод начавшегося расследования в сторону от истинных виновников.
