Read the book: «Дакия в огне. Часть третья. Под небом Перуна»

Предисловие

Рим во время Ранней империи, когда там правил Марк Ульпий Траян, гордая Дакия и встающие на ноги и набирающие силу далёкие предки славян в лице племенного союза карпов, и их ожесточённое противоборство в конце I и в начале II веков новой эры, обо всём этом и рассказывается в Третьей части моего романа «Дакия в огне».

Эта часть называется «Под небом Перуна». Причём это название у Третьей части появилось не случайно. Событий в романе много, и они нарастают стремительно. Однако происходят они не только в Дакии, но и вокруг неё.

Вкратце изложу их предысторию…

Император Марк Ульпий Траян, приняв власть из слабых рук престарелого Нервы, перебрался с Германо-Ретийского лимеса в Рим, и сразу же после этого вознамерился стереть с лица Земли царство свободолюбивых даков, которое как бы нависало над Балканскими провинциями империи и угрожало им постоянно. Однако от долгого противостояния и многочисленных военных разборок устали не только в Дакии, но и в надменном Риме. Римский Сенат категорически не хотел развязывать новую войну с северными варварами, и тогда Траян пошёл на хитрость. Он спровоцировал даков напасть на мост Аполлодора Дамаскина, и после этого перешёл со своими легионами через Дунай и развернул военные действия.

Однако и на этот раз противостояние с даками не получилось легким, ведь с легионами Рима вступили в борьбу не только Децебал и его отважные воины!

К дакам на помощь поспешили и их северные соседи, и союзники, карпы, которых возглавлял на тот момент князь Драговит. И потому Риму приходиться напрягать все свои силы и уже не в первый, и даже не во второй, а в который раз подступаться к «Дакийской твердыне», и брать её приступом.

Следует сказать, что у древних славян к тому времени наступил знаковый период в их истории, и я бы даже назвал его переломным. Это когда у них, во всяком случае у той части этих племён, которые обитали у порога Дакии, начали зарождаться первые городские центры, а вместе с ними проявлялись и зачатки государственности, и начало формироваться классовое общество. Из вождей, старейшин и их приближённых уже выделилась устойчивая верхушка общества, и более того появились даже князья.

А потому, тот же племенной союз карпов, располагавшийся в верховьях Днестра, к I – II в.в. новой эры уже вполне можно было бы считать ранним государственным образованием, хотя и находившимся ещё в стадии формирования.

Вот об этом одном из самых первых протогосударств, возникших у праславян, в основном и пойдёт речь в Третьей части исторического романа «Дакия в огне».

И так…

105-106 г.г. новой эры.

Область к северо-востоку от Карпских гор (нынешние Карпаты).

Верховья Данастрия (нынешний Днестр).

Укреплённое поселение Тамасидава (позже уличи его переименуют в Пересечень).

Часть третья

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Читатель, сообщу заранее, что я буду вынужден в своём повествовании по времени вернуться несколько назад, и ты вскоре поймёшь причину этого…

Заканчивался месяц червень (по нынешнему календарю – это июнь). Тамасидава вновь была взбудоражена. На этот раз из-за прибытия в город гостей от роксоланов, и прежде всего из-за дочери их Верховного вождя.

Савлея была не только голубоглазой красавицей c пышными русыми волосами, но и ещё упёртой во всём. В том числе и в проявлении своих чувств. И если уж она что-то решила, то переубедить её уже не было никакой возможности. Фарзон это знал прекрасно, и, хотя поначалу он и пытался увиливать и не желал давать своего согласия на заключение этого брака, но, в конечном итоге, это ни к чему не могло привести. Верховный вождь роксоланов это хорошо понимал. «Ну вся в неукротимую свою мать, в Дандамию,» – вздохнул Верховный вождь, и уже вслух добавил:

– А-а-а! Да пусть всё будет, как будет! Клянусь священным огнём, я что мог сделал! Но высшие силы захотели иного… И им противостоять у меня нет ни сил, ни желания.

Так в очередной раз Савлея добилась своей цели.

А тут ещё следует сказать, что у праславян не запрещалось вступать в любовную связь до заключения брака, это никак ими не порицалось, ну и нравы у наших предков в этой области были намного свободнее, чем в Средние века, когда они отринули язычество и перешли в христианство, тем более эти нравы были раскрепощенными у роксоланов, у которых до сих пор женщины сохраняли многие права и привилегии, и их нельзя было в чём-либо ограничивать, и потому ещё до того, как Воислав и Савлея сыграли свадьбу, они уже зажили вместе.

Драговит для Воислава и Савлеи выделил целое крыло в своих палатах, и велел до свадьбы их не тревожить. И это было благоразумно. Потому что молодые в первые дни не покидали своего ложа сутками, и никак не могли насытиться друг другом. Им даже еду и напитки приносили к закрытым дверям, и там их деликатно оставляли.

А между тем подготовка к свадьбе шла своим чередом.

Поначалу Драговит хотел её перенести на время по завершению похода в Дакию, но Вирута убедила его, что этого ни в коем случае не стоит делать.

– Пойми же, дорогой, – обратилась к князю она, – нам очень важно заручиться поддержкой Фарзона и его роксоланов, а для этого надо как можно скорее породниться с ним! Так что свадьбу ни в коем случае не переноси на потом. После свадьбы роксоланы окончательно и бесповоротно встанут на нашу сторону!

И Драговит согласился с доводами супруги. Она как всегда была мудра и многое предвидела.

***

А что же жених…

Про Воислава нельзя было сказать, что он являлся каким-то тихоней и упорно избегал всех девушек. Совсем нет! Девушки у Воислава появились лет с семнадцати. По очереди он встречался с несколькими соплеменницами, пусть это и делали они не сильно то и таясь, и по обоюдному желанию, но никому Воислав не обещал, что непременно женится. Однако одна из них очень уж хотела выйти замуж за Воислава.

Это была племянница воеводы Ратибора.

Родослава была дочерью сестры уличского воеводы. Она была под стать Савлеи, но чуть помладше её. Ей было неполных восемнадцать лет. И она страстно влюбилась в старшего сына князя, и поэтому известие о его свадьбе с роксоланкой её не могло не огорчить. Но она ещё надеялась стать со временем если и не первой, то хотя бы его второй супругой (у древних славян не запрещалось иметь несколько жён, при условии, что в таком случае мужчина должен был быть не бедным, и мог их всех достойно содержать).

Родослава попыталась воспользоваться тем, что как раз наступил праздник летнего солнцестояния и который назывался Ярилиным днём или Купалой, а это был главный летний праздник у праславян, который особенно любила молодёжь. В этот праздник босоногие и простоволосые юноши и девушки отрывались во всю, и никто их не мог удержать.

Они плели венки, совместно водили весёлые хороводы, пели, прыгали через разведённые костры, чтобы очистить себя, и совершали омовения в различных водных источниках.

Праздник длился на протяжении нескольких дней, и племянница воеводы надеялась, что Воислав не удержится и примет участие в нём, и уж тогда-то она его выследит и поговорит с ним наедине.

И вот на пятый день по прибытию Савлеи в Тамасидаву, Родослава застала старшего сына князя на берегу Данастрия, когда он оставил свою роксоланку и со сверстниками во всю веселился и прыгал через самый большой костёр.

Родослава подбежала к старшему сыну князя, одела на него заранее сплетённый ею венок и, ухватив Воислава за руку, увлекла его вниз, к реке.

Там не сговариваясь и беззаботно смеясь, они полностью разделись и бросились в воду. Когда же они вышли из воды, Родослава вновь схватила княжича за руку и увлекла его в разросшиеся кусты, и уже там…

Она всё точно рассчитала.

Там, в разросшихся кустах, между ними случилось то, чего девушка и добивалась. Воислав не долго сопротивлялся. И уже через некоторое время, как и прежде, с ней занялся любовью.

Родослава пол ночи не давала покоя княжичу. Она как никогда была страстна и раз за разом разжигала страсть и в Воиславе. А надо ещё заметить, что наши предки в любви были очень раскрепощёнными, и их желания и фантазии ничто не сдерживало. Для них не существовало никаких запретов в этой области. В отличии от более поздних времён. Но когда они оба подустали и разъединились, девушка, помолчав некоторое время, обратилась к возлюбленному:

– А скажи: кто лучше? Я или… она?

– Ну а зачем тебе это знать? – ушёл от ответа Воислав. – Вы обе хороши… Я не хочу вас сравнивать. За-ачем?

– А-а-ах та-ак?! Ну тогда и меня возьми в жёны! – разгорячённо произнесла Родослава, и вновь она прильнула всем телом к возлюбленному. – Я согласна стать твоей даже второй женой!

Но на этот раз он не захотел близости и резко отстранился от Родославы.

– Ну, почему?! Почему?! – сорвалась и чуть ли не закричала племянница воеводы. – Что тебе мешает завести помимо роксоланки через некоторое время и вторую жену? Ты же не простой вой, ты даже не воевода, а – княжич! Ты рано или поздно станешь князем и будешь во главе всех нас! Или она тебе не разрешает? Эта своенравная роксоланка?!

Воислав молча оделся и удалился, а Родослава вслед ему горько разрыдалась.

***

Я уже рассказывал, что избушка старой ведьмы Семаргалы располагалась на краю почти что непроходимых и весьма обширных болот, и потому её редко кто осмеливался посещать. Даже дикие звери, казалось, её обходили стороной.

Старуха Семаргала c раннего утра была очень занята, она варила различные снадобья и отвары, и, изрядно утомившись, сейчас отдыхала на печке, когда услышала бешенный лай своих бойцовских мастифов.

Псы её просто надрывались.

– Э-э-э, кого это не лёгкая там принесла? – проворчала старая ведунья, и кряхтя и охая стала слазить с печи. Но вот она, наконец-то, сползла, обулась в онучи, которые носила даже в летнюю и жаркую пору, и прошла к дверям. Поднявшись на верх, она увидела в отдалении всадников. Старуха прикрыла ладонью глаза, что бы её не ослепляло полуденное яркое солнце, и сильно прищурилась:

– Кто вы?! Что вам надо, залётные?! – прокричала старая.

– Да это же я!.. – в ответ ей закричал старейшина рода Дулёб Хвалимир.

– А-а-а! Это ты, красавчик… – старуха успокоила своих громадных и очень свирепых четвероногих охранников, которые могли разорвать любого, и даже вооружённого и крепкого мужчину.

Опасливо косясь на мастифов, Хвалимир бочком прошёл вслед за старухой в её убогую и вросшую в землю избу.

– Ну что у тебя за дело ко мне? – спросила Семаргала старейшину.

Хвалимир насупился и ответил:

– Помощь нужна…

– Ну, что ж, выкладывай…

– Так и ничего не получилось с сарматами.

– Да я уж об этом наслышана, – кивнула головой старая ведьма.

– Ну и что теперь мне делать? – беспомощно развёл руками старейшина рода Дулёб.

– Дай подумать… Мне надо всё хорошенько, хо-орошенечко обдумать… – откликнулась Семаргала.

Она велела своей помощнице пока что принести прошлогодней медовухи, которая была особенно крепкой. Хвалимир её выпил почти что залпом, крякнул от удовольствия и вытер пятернёй рыжеватую с проседью бороду и усы.

Наконец, Семаргала нарушила напряжённое молчание и заговорщически произнесла:

– Я думаю, у тебя ещё не всё потеряно, Хвалимир, и ты можешь добиться того, что задумал, но для этого… Ты должен для этого на кое-что решиться…

– Говори, что я должен сделать?! – нетерпеливо переспросил Хвалимир. – Я готов на всё!

– Тебе следует на предстоящей свадьбе отравить… сарматку.

– Дочь Фарзона?!

– Ну, да!

Хвалимир нервно почесал висок:

– А что? А по-другому никак нельзя?

– Нет, нельзя!

– И что мне это даст?

Старая ведьма стала старейшине рода Дулёб обстоятельно объяснять:

– Фарзон очень дорожит своей единственной дочерью, и если она на свадьбе будет отравлена, то он не станет разбираться, кто прав, а кто виноват, и сразу же начнёт мстить князю Драговиту… Ты понял, наконец-то, что я предлагаю?

Хвалимир не долго раздумывал над предложением старой ведьмы и согласился уже вскоре.

– Готовь яд! – произнёс он. – Ты права!

– А у тебя есть человек, который сможет этот яд подсыпать роксоланке прямо на её свадьбе? – переспросила Семаргала.

Хвалимир вновь почесал висок, уже нервно, затем бороду, и, наконец-то, произнёс:

– Я-я-а… я найду такого человека.

– Он надёжный?

– За него не сомневайся!

О цене Хвалимир с Семаргалой быстро столковались.

***

Вот и настал день долгожданной свадьбы Воислава и роксоланки Савлеи. День для свадьбы был подходящий, потому что именно в это время карпы больше всего их и играли.

И вновь вся Тамасидава не осталась в стороне и гуляла.

Драговит и Вирута были не меньше рады этому торжеству, чем виновники его. Князь угощал буквально всех горожан. Да и благо ещё с прошлого торжественного пира столы так и не успели разобрать. Но помимо этих длинных столов на главной площади перед княжеским теремом были поставлены и с два десятка качелей, вокруг которых вилась молодежь, и слышался ни на мгновение несмолкаемый её смех. Молодёжь веселилась не только днём, но и всю ночь. И никто её из старших не одёргивал.

Отца Савлеи на этом торжестве представлял Тагасий. Он не сразу согласился ехать в Тамасидаву, однако Фарзон настоял, чтобы именно старший сын заменял его. И теперь Тагасий повсюду сопровождал свою сестру. Но по его неулыбчивому и даже мрачному облику было видно, что эта церемония не слишком то старшего сына Фарзона и радовала. И что он не очень-то и доволен был приобретению среди карпов новых родственников в лице князя и его семьи. Тагасий считал, что зря его отец пошёл на разрыв с римлянами, и из-за Савлеи вновь вступил в союзнические отношения с карпами. Наследник Фарзона искренне полагал, что предпочтительнее дружить было с Траяном.

Все предварительные обряды были до мелочей соблюдены, в том числе и на капище Перуна, где жрец Богумил и его помощники провели жертвоприношения, и вечером, на самый последний день Купалы, в княжеских палатах зажглись десятки факелов, и начался свадебный пир. Во главе стола усадили молодожёнов. Они, облачённые в праздничные белые одежды и с венками на головах, принимали поздравления. А по левую и правую руку от брачующихся восседали их родственники, включая князя Драговита и его супругу.

Задействованы были сразу несколько оркестров. Музыка не смолкала. Звучала она очень громко, иногда даже заглушая застольные разговоры. Но помимо гусляров, флейтистов, тамбуристов и прочих музыкантов, развлекали собравшихся гостей и скоморохи.

Скоморохи себя вели иногда совсем уж развязно, задирая многих гостей, и даже князю и молодожёнам от них доставалось. Их шуточки порой казались совсем откровенными и скабрезными. Но на них мало кто обращал внимание. А один из скоморохов привёл с собой годовалого медвежонка, и тот на потеху всем отплясывал на задних лапах и настырно выпрашивал пряники.

Столы ломились от различных яств. Тут было кажется всё, что только пожелаешь! Были медовуха, пиво, ну и греческое вино, которое сейчас лились рекой.

Вскоре начали жениху и невесте преподносить подарки.

Эту особенно торжественную церемонию по традиции возглавили родители брачующихся.

Князь сделал царский подарок. Он одарил молодожёнов целым уделом с центром в Пироборидаве, только что отстроенном и укреплённом городище, располагавшемся примерно в тридцати верстах от столицы карпов, а Верховный вождь роксоланов дал целый табун превосходных скакунов и пятьдесят тысяч римских золотых ауреусов в придачу. Остальные подарки были разумеется поскромнее и попроще.

Когда преподносились подарки, даритель вставал и принимал чашу с медовухой, которую он должен был выпить до дна. Настал черёд преподнести подарок воеводе Ратибору и его родственникам. Ратибор вышел из-за стола, а за ним последовали его супруга, его дети, и семья его сестры, здесь же находилась и необычно бледная Родослава, совсем недавно отвергнутая Воиславом.

Воевода поздравил молодожёнов, пожелал им многих лет совместной счастливой жизни и кучу отпрысков, и объявил, что их семья дарит Воиславу и Савлеи пару парфянских ковров и римские доспехи старшему сыну князя. От сестры Ратибора преподносились римская посуда: бронзовые чаши и кубки, а также сосуды, очень красиво расписанные греческими искусными мастерами.

В самый разгар свадебного пира, уже далеко за полночь, Родослава решилась и, встав со своего места, подошла к невесте.

– Дорогая невестушка, – произнесла вкрадчиво Родослава, – ты сегодня неподражаема! Ты так…ты та-акая замечательная и… и та-акая… та-акая красивая! Ты прямо настоящая богиня! Я очень рада за тебя! И я хочу стать твоей подружкой…Ты согласишься?

Савлея благосклонно заулыбалась в ответ.

Родослава протянула Савлеи чашу с вином и добавила:

– Давай выпьем с тобой! Ну давай же за тебя выпьем, дорогая невестушка! Наша ты несравненная пава! И пусть Лада укроет тебя своим крылом!

– И за нашу дружбу! – ответила Родославе дочь Фарзона.

Родослава совсем стала бледной и просто впилась взглядом в роксоланку, когда та пила из преподнесённой чаши вино. Но вот чаша была Савлеей не сразу, но всё-таки осушена.

Родослава и Савлея обнялись и троекратно расцеловались.

– Теперь мы с тобой стали самыми близкими подружками! – произнесла вся светившаяся от счастья дочь роксоланского Верховного вождя.

Человек, который преподнёс Родославе яд от Хвалимира, пообещал племяннице воеводы, что он не сразу подействует. И Родославу вряд ли заподозрят в совершаемом преступлении. Яд должен был подействовать только через несколько часов, под самое утро.

И Родослава уже ни о чём не могла думать, и только со стороны внимательно наблюдала за роксоланкой, желая увидеть какие-то изменения в её поведении. Но шло время, час за часом, а Савлея не менялась, и только постепенно чуть пьянела и становилась всё более весёлой.

И вот под самое утро молодожёны покинули гостей и уединились в своих покоях. Им пожелали до утра не спать.

Ну а к вечеру следующего дня, по-прежнему радостные и счастливые, они появились перед всеми гостями, чтобы вновь присутствовать на своей свадьбе.

При виде обоих молодожёнов, Родослава едва не лишилась чувств.

Почему всё так случилось? И почему же роксоланка выжила и не испустила дух от яда старой ведьмы?

Да потому, что племянница воеводы просто не знала, что немая помощница старой ведьмы Семаргалы подменила порошок с ядом, и этим самым спасла дочь Фарзона от верной гибели.

ГЛАВА ВТОРАЯ

После переправы через Данувий и пересечения имперской границы у Квиета не было ни одного спокойного дня. Трибун постоянно недосыпал, нервничал и всё время находился в каком-то напряжении. Он до сих пор не знал, что творилось на Юге и в Центральной части Дакийского царства, велись ли там уже ожесточённые бои или пока всё развивалось ни шатко, ни валко, но приказ от Божественного получен и его следовало выполнять, причём неукоснительно и любой ценой.

Траян всё продумал и рассчитал. Всё-таки он незаурядный стратег! Он был умным, талантливым и всё, что касалось военного дела, то ещё и необыкновенно прозорливым! В общем, как многие считали, он был гением! И в это уже искренне уверовали не только римляне.

И вот потому номерная когорта VIII Ульпиева, под командованием новоиспечённого трибуна Лузия Квиета (в составе шести конных ал), продолжала исполнять, казалось бы, на первый взгляд совершенно безумный его приказ и упорно двигалась по труднодоступному высокогорью в глубоком вражеском тылу, но она уже продвигалась днём.

А ещё когорта Квиета далеко оторвалась от римских опорных баз и подвергалась постоянному риску быть обнаруженной и окружённой даками.

***

Когорта прошла за последние дни не малое расстояние и приближалась к местности, которая получила название Дакия Поролиссенсия. Это была обширная область так называемых северных или свободных даков, которые имели полунезависимый статус. Здесь обитало смешанное население, и даки давно уже перемешивались с приходившими к ним из-за Карпских гор иноплеменниками: чаще всего это были бастарны, пиквины, роксоланы, ну и те же карпы. Карпы за Горой селились целыми родами, потому что здесь земля была изобильной.

Центром этой области был довольно-таки крупный город Поролис, население которого составляло двадцать тысяч человек, а где-то ещё севернее его, в окрестностях крепости Альбурн, к когорте должен был присоединиться и второй проводник. И вот к этому условленному месту Квиет и его воины сейчас и приближались.

Квиет запомнил, что новый проводник должен был их уже в этом месте, наверное, дожидаться, и в качестве пароля обязан был предъявить асс, то есть половинку мелкой медной монеты. А первая половинка этой римской монеты была передана Лонгином трибуну при их расставании у переправы через Данувий.

Трибун не торопясь обходил воинов, которые сделали привал и сейчас отдыхали, после продолжительного перехода по горам. Он осматривал их и заговаривал с некоторыми. Так он спрашивал: не сбиты-ли копыта у коней, не голодны ли всадники, не ослаб ли кто или не захворал, и кого может что-то беспокоит, а также иногда шутил и отвечал на вопросы, которые ему задавались.

Один из воинов, который являлся декурионом и только недавно стал заместителем Цельзия, и теперь командовал его алой, пожаловался, что в дакийском высокогорье воздух уж сильно разряжён и ему с непривычки не то что передвигаться, а трудно даже дышать. Квиет тут же подсказал этому бывшему декуриону, а теперь уже префекту, как себя вести при таком разряжённом воздухе. В общем он сейчас как мог своих воинов успокаивал, просил их набраться терпения и обещал им, что вскоре станет немного полегче.

Отдельно он остановился у того места, где расположился Масинисса.

Масинисса, при появлении трибуна, тут же вскочил с земли.

– Ну что, как твоя нога? – спросил Квиет у приёмного сына. – Не беспокоит?

– Всё выправилось… – ответил Масинисса. – Уже вторую неделю не использую мазь. Нога восстановилась у меня и нисколько не тревожит теперь.

– Совсем?

– Ну, да. Про боль забыл. Даже могу, не хромая, ходить! – И Масинисса попытался продемонстрировать трибуну, как он уверенно и свободно ходит.

Но Квиет тут же попридержал приёмного сына:

– Верю, верю! Не показывай, а лучше отдыхай…

И Лузий прошёл дальше.

Обойдя так всю временную стоянку когорты, трибун вызвал к себе Гиемпсала, командира разведчиков.

Гиемпсал перед Квиетом вырос, как из-под земли.

На этот раз Квиет не стал придираться к мужу приёмной дочери. Он был в доспехах и спрятал свой нательный крестик, который некоторых воинов из когорты, ярых язычников, раздражал.

– Ну что мне скажешь? – обратился к Гиемпсалу Квиет. – Завтра сможем дальше продвигаться? Ничто нам не должно вроде бы помешать?

– Всё спокойно, трибун! Не переживай, ничего нам не мешает. Путь по-прежнему свободен, – ответил Гиемпсал.

– И даков никаких поблизости не видно?!

– Пока их в этой округе мы не встречали. Мы даже здесь не сталкивались с одиночными пастухами. Всё тихо. Как будто вымершая земля!

– Ну, ну… А, впрочем, это нам и на руку! Получается, что мы до сих пор не выдали своего присутствия… – согласился со своим командиром разведчиков трибун, и продолжил, – но я вот что хотел тебе сказать… – Завтра, с рассветом, отправь-ка вниз, в сторону крепости Альбурн, которая располагается по правую руку от нашего движения, и у подножия этого хребта, самых опытных своих людей, достаточно будет двоих, и они должны на дорожной развилке в трёх милях от крепости встретить человека с посохом и с половинкой медного асса. Вторая половинка его у меня… Вот она, взгляни на неё! – и трибун передал Гиемпсалу свою половинку мелкой римской монетки.

Гиемпсал повертел эту монетку в руках, осмотрел её придирчиво, и затем переспросил:

– А как мы этого человека узнаем?

– Э-э-э! Его не надо вам узнавать.

– Как же так?!

– Отвечаю: он сам должен вас увидеть и распознать. Только для этого… надо кое-что сделать… Выбери нумидийцев, причём таких, у которых кожа, как и у тебя, посветлее будет. Чтобы они походили внешне на даков. И пусть выбранные тобой нумидийцы, Гиемпсал, повяжут головы ещё и платками.

– Че-е-ем? Платками?!

– Вот именно!

– А зачем?

– Не перебивай! Платки у нумидийцев должны быть обязательно белыми. На манер… ну, знаешь, как это делают иберийские разбойники и пираты. Или как будто им стало вдруг жарко. Да-а-а, и, конечно, чтобы себя не выдать, они должны снять доспехи. И накинуть варварские куртки и штаны. Тебе всё понятно?

Гиемпсал кивнул головой.

– Ну тогда исполняй! – и Квиет махнул рукой. – Олимпийцы тебе будут в помощь! И пусть твои люди будут оч-чень осторожны…

***

Затем настала очередь Ореста. После разговора с Гиемпсалом трибун вызвал к себе его.

Когда дак появился, Квиет тут же увёл его в сторону от посторонних глаз.

Они уселись в некотором отдалении от их временной стоянки. При этом они примостились прямо на земле или вернее на двух валунах.

Орест как всегда был задумчив и отводил взгляд. Лузий несколько нервно откашлялся. Его этот вопрос занимал все последние дни, он не выходил у него из головы, и поэтому трибун не выдержал и прямо спросил у перебежчика:

– А вот скажи… Ты сам-то знаешь дорогу до нужного нам перевала?

– К которому мы идём?

– Ну, да. Осталось ведь до этого перевала не так уж и много.

– Дорогу до него я знаю, трибун.

– Ну и насколько хорошо она тебе знакома?

– Более-менее.

– Ты часто по ней проходил?

– Наверное, раз десять…Не меньше!

– Хм-м… Ну а то-о-огда… Тогда вот что мне объясни… А зачем нам понадобился ещё один проводник? А-а?

– Мне известна только длинная дорога, которая проходит намного ниже… уже в предгорьях, – стал пояснять перебежчик. – И я могу провести вас лишь только по ней. Но она для вас небезопасна. Поэтому, насколько я понял, и нужен вам второй проводник. Он проведёт когорту скрытно и тайной тропой. О которой почти никто даже из местных не знает. И проведёт по самой кромке этого высокогорья. Где мы вряд ли с кем-нибудь ещё столкнёмся…

– А-а-ах во-о-от значит для чего понадобился второй проводник…– удовлетворился ответом Ореста Квиет. Для него всё, наконец-то, в этом вопросе прояснилось.

– Да, для этого, трибун! – подытожил свои слова перебежчик.

– Ну, ну, хорошо… А сколько нам до нужного перевала тогда осталось идти? – попытался уточниться Квиет.

– Я могу лишь сказать примерно.

– Ну, хотя бы…

– Ду-у-умаю… это займёт ещё неделю… Ну, может… неделю с небольшим.

К вечеру следующего дня разведчики Гиемпсала привели второго проводника, который их дожидался уже в окрестностях Альбурна.

Однако это был уже не дак, а северный варвар. И это оказался не бастарн, не костобок, а самый настоящий карп.

***

Гиемпсал этого проводника подвёл к трибуну.

Квиет внимательно осмотрел его. Взгляды трибуна и второго проводника встретились. И эти взгляды были оценивающие. Трибун осмотрел карпа буквально с ног до головы.

Этот карп был не слишком старым. Кажется, ему едва ли перевалило за тридцать пять. Он и по облачению, и внешне очень походил на ту троицу, которую воины Квиета захватили сразу после переправы через Данувий.

Карпа этого звали Жданом, и он был из племени уличей. А ещё точнее, это был доверенный человек старейшины рода Дулёб. То есть, получается второй проводник подчинялся Хвалимиру, а значит и послан был к римлянам именно этим старейшиной. Впрочем, то, что Хвалимиру каким-то образом удалось связываться уже не только с роксоланами, но и договариваться напрямую с римлянами, чьи земли располагались за сотни миль от Данастрия, этого Драговит ещё не знал. А старейшина рода Дулёб развернул такую бурную деятельность, что уже вовсю пытался завязывать контакты с Южной империей за спиной князя.

Тут же появился несколько запыхавшийся Орест. Он с ходу стал переводить.

Квиет через Ореста спросил у второго проводника:

– А скажи, насколько трудна будет дорога до нужного нам перевала?

– Дорога будет не из лёгких, – подтвердил предположения трибуна этот самый Ждан. – Особенно для ваших коней… В некоторых случаях будем двигаться спешившись, и совсем уж медленно. Почти на ощупь, ну то есть гуськом.

– Г-гу-у-у… гуськом? Хм-м…А это как?

– Это- по одному! Чтобы не сорваться в пропасти. Торопиться не стоит. И потому добраться мы сможем до перевала, если нам ничто не помешает, не раньше, чем через восемь-девять дней…

– Мда-а-а…Я понял! Слу-ушай, а как я вижу, ты же не дак? – напрямую спросил второго проводника Квиет.

– Да, я не дак, – ответил тот.

– И лучше всех знаешь это безлюдное высокогорье… От чего оно тебе так хорошо известно? – заинтересовался трибун.

– Потому что я прожил здесь не один год, – ответил карп. – Ведь моя мать была коренной дакийкой. Она – из дакиек горянок. И родом из этих самых мест.

Квиет кивнул головой:

– Теперь понятно…

Трибун ещё кое о чём расспросил Ждана и хотел его уже отпустить, но тот почему-то замешкался, переступил с ноги на ногу, и, наконец, через Ореста всё-таки в свою очередь задал Квиету вопрос:

– Проводник спрашивает тебя, трибун: а что, в твоём отряде ещё есть соплеменники Ждана?

Квиет утвердительно кивнул головой.

Тогда посланный Хвалимиром проводник ещё спросил: а можно ли этих карпов увидеть, и с ними пообщаться? А также выяснить, как они оказались столь далеко от своего дома?

– Увидеть их? Ну, почему же, это мо-ожно… – согласился трибун. И тут же он велел тех трёх карпов, которых воины Квиета захватили сразу после переправы через Данувий, привести.

Квиет уже стал терять терпение, когда появился Гиемпсал. Командир разведчиков VIII Ульпиевой когорты был явно чем-то взволнован.

Подойдя к Квиету, он инстинктивно оглянулся по сторонам и как можно тише произнёс:

– Трибун, случилось непредвиденное…

– Что произошло?

– Северных варваров, которых мы пленили, нет. Они пропали…

– Как нет? Что-о-о?!! – лицо у Квиета от услышанного невольно вытянулось. – Они что, сбежали?!! Ко-о-огда?!

***

Вскоре выяснилось, что карпская троица, незаметно освободилась от пут и перехитрив свою охрану, состоявшую всего из двух воинов нумидийцев, сбежала.

Квиет распорядился за сбежавшими немедленно выслать погоню, но это не дало никакого результата. Сбежавшие карпы, как в воду канули. Что было не трудно сделать в высокогорной местности, если ты тем более эту местность знаешь лучше, чем твои преследователи.

Провинившихся двух охранников нумидийцев, заснувших на своём посту, следовало бы наказать, а по законам военного времени, так и вовсе не церемониться с ними и казнить, но Квиет сжалился над этими нерадивыми охранниками, и велел ограничиться десятью палочными ударами.

Квиет вызвал к себе второго проводника.

Со Жданом появился и Орест.

Трибун спросил через дака у карпа:

– А ты видел тех троих, которые от нас сумели сбежать?