Столетие французской литературы: кануны и рубежи

В поэзии Э. Микаэля – «Дождливые сумерки», «Таинственный свет луны» – звучат меланхолия, тоска:

«Как осенний туман,

 
На меня опустилась тоска,
Ее вечер сгустил, и она, тяжелея, темнея,
Распустилась в душе, словно полная тайн орхидея,
Давит на сердце ночь – с монотонным теченьем река»
 

(Дождливые сумерки)

К.-С. Гюисманс воспевает «изощренную чувственность – «Экстаз», «Японское рококо», «Ваза с пряностями».

 
«О том, чьи глаза черны, чьи волосы черны,
Чье тело светло, внемли мне,
О, моя шаловливая ойран!»
 

(Японское рококо)

Марсель Швоб создает образец символистской прециозности – книгу «Монеллы»^[31] – пронизанной страстью к вечности, тоской о бренности жизни и убегающих мгновениях. Пьер-Луи, одержимый античной экзотикой, переключается на стилизацию. «Песни Билитис» Пьера-Луи – мистификация; это произведение было представлено как перевод стихотворений древнегреческой поэтессы Билитис, чьи стихи были выбиты на ее гробнице. Лоран Тайад выразил суть явления: «Какая разница, лишь бы было красиво!».

Причины творческого угасания символизма в «неустойчивости» концепта «символ», пытающегося установить единство между реальным и идеальным. На примере поэзии С. Малларме происходит растворение предметного мира в бесконечных узорах соответствий, что делает поэзию герметичной, плохо доступной для понимания. С другой стороны, пренебрежение законом соответствий и тождеств, нарушением правил «всеединства», превращает символ в ложно-многозначительную загадку, в некий «ложный» код. Этим объясняется на излете символизма мелкотемье, клишированная образность – экзотический антураж, сумеречные пейзажи, фонтаны, статуи, парки, хрустальная луна, «лилейные женщины». Эти образы лишены подлинной суггестивной выразительности. Символы А. Самена, Жюля Лафорга, Жана Лоррена и Анри де Ренье – вырождаются в обычные метафоры, теряя символическую мощь, превращаясь в клише и стереотипы: «плачущий фонтан», «страждущая душа».

Поколение А. де Ренье, сформированное Рембо и Малларме, постепенно вырождается в эпигонов. Им на смену приходят молодые поэты – Поль Валери с его «чистой поэзией», Поль Клодель с его космическим язычеством – полная противоположность С. Малларме с его одержимостью идеей Красоты-Небытия, и Сен-Поль-Ру, «взорвавший» поэтику символизма и проложивший мостик к авангарду начала века, к сюрреализму. А. Бретон назвал его «сюрреалистом в символе».

Французский символизм, исчерпавший себя к началу ХХ столетия, перестал существовать как направление в 1905 году, однако дав мощный импульс развития по всей Европе, включая Россию и Латинскую Америку. В Бельгии – это «театр молчания» Метерлинка и поэзия Э. Верхарна; в Англии – неоромантизм Суинберна и эстетизм О. Уайлда; в немецкоязычной поэзии – это творчество С. Георге, Р.-М. Рильке; в России – это «младосимволисты» – В. Брюсов, К. Бальмонт; в Латинской Америке символизм достиг расцвета благодаря «никарагуанскому парижанину» Р. Дарио, перенесшему дух Верлена и Бодлера на почву испанского языка. Художественные открытия символизма, особенно ясновидение Рембо, суггестия, синестезия, закон соответствий, черный юмор оказали влияние на сюрреализм.