Образ власти в современных российских СМИ. Вербальный аспект
TextПозитивнооценочная лексика этой группы употребляется скупее. Критика власти свойственна современным СМИ. А при выражении положительной оценки авторы предпочитают использование нейтральных рационально-оценочных слов. Однако случаи обращения к рационально-оценочным словам с эмоциональными коннотациями тоже есть, и они весьма знаменательны.
О существительном гражданин. Оно актуализировалось в массмедийном и – шире – в политическом и в культурном дискурсе в период подготовки к выборам в Думу 2011 года и выборов президента России в 2012 году в том его значении, которое в словаре сопровождается пометой высок. – 'высокое': «Гражданин… 3. Высок. Человек, заботящийся об общественном благе, подчиняющий свои личные интересы общественным» [Большой толковый словарь русского языка: 225]. Появилась целая серия посвященных проблемам политики и власти произведений разных жанров, наименования которых, созданные по одной и той же модели, включали это слово: «Гражданин поэт» – сатирический, оппозиционной направленности спектакль Д. Быкова; «Гражданин президент» – публицистическая передача с А. Васильевым на телеканале РБК; «Гражданин Гордон» – телевизионная передача также публицистического характера (ТВ, 1 канал). С 2014 года действует проект «Активный гражданин» – проведение электронных референдумов, посвященных разным проблемам жизни столицы (создан по инициативе мэра Москвы С. Собянина) Аналогичное употребление этого существительного в печатных СМИ: в газете «Московские новости» (печатная версия выходила до 2014 года) наряду с названиями полос: «Я москвич», «Я наблюдатель», «Я болельщик», «Я телезритель» и т. д., названием одной из полос было: «Я гражданин».
О прилагательном первый. Его неявно выраженная оценочность актуализировалась многократным повторением словосочетания первый президент России в материалах СМИ, сообщавших о смерти Б.Н. Ельцина (апрель 2007 года) и в публикациях, связанных с празднованием его 80-летия (конец января – начало февраля 2011 года):
«Умер Борис Николаевич Ельцин – первый президент России» (Газета, 4.04.07); «Прощание с первым президентом России пройдет в Храме Христа Спасителя» (там же); «Первый президент России уходит в вечность» (Арг. нед., 2007, № 17); «Концерт, посвященный 80-летию со дня рождения первого президента России. Сегодня – на канале Россия» (ТВ, Россия 1, 01.02.11); «В Екатеринбурге открывается памятник первому президенту России Борису Ельцину» (радио Вести – FM, 01.02.11); «Борис Ельцин. Первый» (назв. документального фильма – ТВ., Первый канал, 01.02.11) и т. п.
Первый в вербально-ассоциативной сети русского языка связано причинно-следственными отношениями с представлениями: а) ‘первооткрыватель, первопроходец’, а потому наиболее ‘трудный, самый опасный’ (см.: ‘первый полет человека в космос’) и б) ‘достойный наибольшего уважения’. Кроме того, первый семантически близок с ‘лучший’ (в спорте – первое место – у лучших спортсменов). Семантические и прагматические связи наделяют порядковое прилагательное дополнительными положительными коннотациями, и словосочетание первый президент России обретает патетическое, торжественное звучание.
Некоторые политические партии включают в свои названия рационально-оценочные слова с позитивными эмоциональными коннотациями, например: «Великое Отечество» (партия, созданная в 2013 году). Атрибутивный компонент подчеркивает, что цель партии – возрождение России как великой державы, возвращение ее в число ведущих стран мира.
6. Оценочностью обладают конкретные существительные в форме именительного падежа в сочетании сгенет в о м в обозначениях типа «Политик года», «Человек года», «Имя России», «Имя Победы» и нек. др. Назовем такое значение именительного падежа номинативн о-к валификативным. В подобных словосочетаниях семантическая структура существительного в именительном падеже осложняется опущенным определительным компонентом суперлятивного значения; лучший политик, самый выдающийся человек, самое значительное имя.
7. Оценочные метафоры (о них см. ниже, сс. 149-170).
8. Легко становятся оценочными, обладая при этом разнообразными эмоциональными коннотациями окказионализмы, подвергшиеся всевозможным трансформациям устойчивые словосочетания и выражения, а также прецедентные феномены. В смысловом пространстве «власть» их оценочность обычно многослойная: 1) это изначальная оценочность прототипической вербальной единицы, 2) это оценочность носителя современного мышления, направленная на денотат, обозначение которого послужило прототипом для образованного окказионализма или переосмысленного фразеологизма, прецедентного феномена; 3) это оценочность, направленная на явление, которое обозначено в данном контексте. Например:
– «Спецпреемник: Политологи «ищут» нового президента России» – загол. и подзагол., о прогнозах, высказываемых оппозиционными политиками относительно итогов президентских выборов за три года до этих выборов (Нов. Изв., 06.09.05) – первая часть окказионализма – недвусмысленное напоминание о прежней деятельности В. Путина – работе в спецслужбах, которая долгое время служила основанием для враждебного отношения к нему со стороны ряда СМИ. Одновременно созданное слово демонстрирует скепсис, неверие в то, что стране удастся найти независимого от силовых структур и достойного кандидата на пост президента;
– «Казнотраты» – загол. (Нов. Изв., 07.06.2007), о том, что депутаты Госдумы только половину рабочего времени посвящают пленарным заседаниям, а остальное время – неизвестно чему. Деривационное значение окказионализма создается негативнооценочными свойствами производящих основ: 'казнокрад' и 'траты';
– «Новый мэропорядок»: Реформа 2014 года снизила политический вес муниципальных глав» – загол. и подзагол. (Коммерсантъ Власть. www.kommersant.ru/doc/3169943). Парономазия (созвучно актуальному сейчас в СМИ миропорядок) помогает выразить ироническое отношение и к утратившим прежнюю влиятельность мэрам крупных городов, и к очередной реформе;
– «Ложка дегтя в бочках меда» – загол., статья Вячеслава Костикова о «пафосных» трактовках патриотизма и о резком, послужившем диссонансом выступлении Г. Грефа на Гайдаровском форуме в январе 2016 года (Греф говорил об отставании России и назвал ее нынешнее состояние «проигрышем»; АиФ, 2016, № 3). Здесь негативная оценочность того, что названо одним из компонентов фразеологизма в его изначальном виде («бочка меда» – неумеренные похвалы и необоснованные восторги) дополнена негативными ассоциациями, которые на фоне недавнего нефтяного кризиса вызывает существительное бочка (англ. barrel; у нефтяников баррель – 'мера вместимости и объема, используемая в нефтяной промышленности ряда стран'). Суммарно оценочность направлена на тех, кто, несмотря на кризис, поддерживает патриотические настроения в стране, т. е. на власть. Эта мысль развивается в статье и акцентируется в последних фразах: «Подмена дела бахвальством остается любимой игрой чиновничества и драйвером карьеры. Кто громче крикнет «ура!», тот уже и патриот и при новой должности. А между тем ложка горького дегтя в барреле сладкой нефти была бы очень полезна»;
– «СССР. Эпоха развитого социализма. – Россия. Эпоха развитого бюрократизма» (АиФ, 2006, № 25) – креолизованный текст: прототипический и трансформированный прецедентные тексты – подписи к двум «стебовым» фотопортретам руководителей. Это Л.И. Брежнев с пятью наградами на груди и современный чиновник с кипой стодолларовых бумажек в нагрудном кармане. Насмешливое сопоставление подчеркивает сущностную, с точки зрения автора, схожесть обозначенных периодов, аксиологические характеристики одинаковы;
– «Ночь длинных ковшей» – это новое устойчивое выражение, распространившееся на страницах российских массмедиа после 9 февраля 2016 года, когда по распоряжению Правительства Москвы был произведен снос незаконно построенных торговых павильонов: «Жители Москвы еще не успели забыть «ночь длинных ковшей», запомнившуюся сносом 97 торговых точек – «самостроев», – как появилась информация о сносе еще 66 объектов» (Интернет-сайт «Великая эпоха», 05.06.16); «В Москве продолжается снос самостороя. На этот раз разбирать будут торговый центр «Пирамида» около станции метро «Пушкинская»….В отличие от «Ночи длинных ковшей» этот демонтаж должен обойтись без эксцессов…» (МК RU.19.02.16). Словосочетание представляет собой трансформированное обозначение прецедентной ситуации. «Ночь длинных ножей» – эпизод из истории Германии 30-х гг. 20 века, когда Гитлер осуществил расправу над штурмовиками СА, которых заподозрил в нелояльности. Выражение в дальнейшем обрело резко отрицательную оценочность; так, «Ночь длинных ножей» – заключительная сцена телевизионного фильма канадского режиссера Кристиана Дюгея «Гитлер. Восхождение дьявола». Снос торговых павильонов в Москве вызвал недовольство не только у их владельцев, но и у многих москвичей, поэтому уже само по себе выражение «ночь длинных ковшей» выражало неодобрение, неприязнь. Однако у тех, кто знаком с историей Германии, оно вызывало иную реакцию (о ней пишет Ю.Н. Караулов): как и любой другой прецедентный феномен, обозначение прецедентной ситуации соотносит названное событие с его историческим прототипом, отмечая их сходство или несовпадение [Караулов 1987: 218]. В данном случае события в Германии 1934 года и снос незаконно построенных павильонов в центре Москвы были введены в отношения мнимого тождества. То, что в русскоязычном сознании могло быть воспринято и употреблялось некоторыми носителями языка как выражение с эмоциональными коннотациями негативного свойства, при сопоставлении с прецедентом-прототипом оказывается выражением, которое обозначает ненавидимое всеми явление – фашизм, т. е. выражением с заложенной в семантику резко отрицательной оценочностью.
Наоборот, оценочность нового устойчивого выражения «вежливые люди» (распространилось с начала марта 2014 года; обозначало военнослужащих в военной форме без знаков различия, обеспечивающих безопасность населения Крыма во время присоединения Крыма к России; обрело статус прецедентного феномена) изменилась с негативной на положительную. Первоначально словосочетание произносилось с язвительной иронией (автор – блогер «Живого журнала» Борис Рожин). Изменение оценочности на положительную исходило, по-видимому, прежде всего от тех, кто был так назван, как утверждение альтернативной позиции: «Да, мы никому не причинили зла, мы очень вежливые люди!», а также от тех, кто поддержал действия власти по возвращению Крыма в состав России. Выражение получило широкое распространение в интернете, в социокультурном пространстве. Общеизвестный факт: футболист «Локомотива» Дмитрий Тарасов был наказан за то, что, уходя с поля после матча с турецким «Фенербахче», снял форменную игровую футболку. Под ней все увидели майку с изображением В. Путина и надпись «Самый вежливый президент». Футболист объяснил свое появление в майке с изображением Путина тем, что считает себя патриотом России. Случай эпизодический и несерьезный, тем более что на футболиста был наложен штраф за нарушение правил. Однако он показывает способность прецедентного феномена становиться знаком, аккумулирующим память о каком-либо событии, отношение к этому событию с точки зрения представителей данного лингвосообщества, а также эмоционально-оценочное отношение к лицу, применительно к которому употреблен прецедентный текст в данной ситуации. Словосочетание закрепилось в русском языке, приобрело, по мнению некоторых филологов, статус «мема федерального значения» (Владимир Корягин. Первый в истории мем федерального значения. – ГАP3EТА.RU. 07.05.14), и область его применения как позитивнооценочного постепенно расширяется. См., например, название материала АиФ «Вежливый инок», посвященного 700-летию со дня рождения Сергия Радонежского (АиФ, 2014, № 20).
Встречаются случаи, когда образование окказиональных слов и разнообразные переработки фразеологизмов в смысловом пространстве «власть» не продиктованы необходимостью выразить оценку, а являются результатом языковой игры. Например: «Министр без спортфеля» – о министре спорта В. Мутко и его готовности покинуть пост министра, если это потребуется (АиФ, 2010, № 10); «Межпортфельные отношения» – загол. материала, рассказывающего о распределении функций в формирующемся кабинете министров (Вр. нов., 26.09.07); «Путину готовят третий срок» – загол., публикация о том, как за три года до выборов политики и политологи размышляют о том, будет ли В. Путин президентом еще раз (Мир новостей, 28.06.05), «Великий Починок» – загол. материала об А, Починке, бывшем в 2002 году министром социальной защиты (Нов. газ., 23-25.12.02), и т. п. Но и в этом случае представление об отношении автора к названной персоне или власти в целом создается: добродушная шутка, как уже указывалось, – проявление дружелюбного отношения, сигнал «свой».
Воздействующий результат использования оценочных слов, окказионализмов, трансформированных устойчивых выражений и прецедентных феноменов
1. Рационально-оценочные слова без эмоциональных коннотаций. В аксиологической интерпретации мира это своего рода «концептуальные» слова (термин Г.Я. Солганика, обозначавший идеологические понятия в языке советских СМИП [Солганик: 30]), употребление которых вызывает у представителей массовой аудитории хранящиеся в когнитивной базе оценочные представления и помещает объект изображения в зону позитива/зону негатива.
Зона позитива: профессионализм, порядочность, стойкость, долг, профессионализм, компетентность, трудолюбие, строительство новых жилых районов, открытие современного перинатального центра, индексация пенсий и т. д. – > «хорошо».
Зона негатива: некомпетентность, пассивность, взяточничество, беззаконие, безразличие, лживый, ложь, предательство, понижение уровня доходов населения, безработица и т. д. – > «плохо».
В зависимости от того, какие именно из рационально-оценочных слов наполняют смысловое пространство «власть», создается представление о власти и её оценочная трактовка, которая передается адресату. При некритичности восприятия это происходит автоматически. Например, названия некоторых политических партий, объединений включают в себя слова, относящиеся к рационально-оценочной лексике: справедливый (Справедливая Россия), единый (Единая Россия), жизнь (Партия Жизни), народный (Общероссийский народный фронт). «25 справедливых законов» – название программы, с которой партия Справедливая Россия шла на выборы в Государственную думу-7 в 2016 году. Занимающие в когнитивной базе зону позитива, эти слова вызывают доверие массовой аудитории, электората – сигнал «свой». Наоборот, наполненность континуума рационально-оценочной лексикой негативного характера программирует отрицательную реакцию. Используя рациональнооценочную лексику, автор речи может намеренно фокусировать внимание аудитории на одних только негативных качествах власти и сторонах ее деятельности, заранее имея в виду негативную реакцию на то, о чем сообщается. Таковы, например, тексты, произнесенные в разных городах на митингах КПРФ после выборов 2011-2012 гг. (публикация в газете «Правда», 21-22 марта 2012 года), в которых находим: коррупция, фальсификация выборов, губительные реформы, уничтожено, утрачена, постоянный рост тарифов, обнищание, ложь, лицемерие, административный прессинг, и т. д. Исключительно негативные явления стали содержанием текстов предвыборных телевизионных роликов ЛДПР, КПРФ, Парнаса (выборы в Государственную думу 7) в 2016 году: «Каждый из населения России болеет практически два раза в год», «Повсеместно закрываются больницы», «Из-за нехватки специалистов к врачам растут очереди» (ЛДПР); «те, кто незаконно захватил все богатства страны», «ложь» (КПРФ); «Нынешняя власть завела Россию в тупик», «Политика этой власти обрушила экономику», «граждане сегодня беднеют» (Парнас).
В психологической науке говорится о так называемой «триаде враждебности» – психологическом феномене, в который входят гнев, презрение и отвращение [Красавский 2008: 291]. То, что вызывает гнев у говорящего/ пишущего, соответственно, способно вызвать гнев у адресата речи – предствителя того же лингвосоциума.
2. Оценочная лексика с эмоциональными коннотациями.
Во-первых, она обеспечивает эмоциональную же реакцию аудитории. Эмоции, как уже отмечалось выше, заразительны. Чрезмерная аффективность способна подавлять рациональное восприятие информации и способствовать эмоциональному заражению – передаче эмоционального состояния от одного человека к другим (об этом см. выше, с. 67), а регулярное выбрасывание однонаправленных по оценочности эмоций вырабатывает у массовой аудитории запрограммированные оценочные реакции. Привычка, в определении теоретиков социальной психологии, – это «поведение, которое было выработано в результате жизненного опыта и теперь выполняется почти автоматически» [Крысько: 219]. И: «как только привычка укореняется, она становится самодостаточной и трудноустранимой» [там же: 219].
Во-вторых, использование лексики с эмоциональными коннотациями негативного характера (словарные пометы: презр, пренебр, фам.) является одним из способов нарушения границ другой личности и вторжения в приватное пространство изображенной персоны. Как уже отмечалось, в общении журналиста с представителем власти реализуется официальный тип отношений с неизменным сохранением социально-иерархической дистанции. А фамильярность, пренебрежение, презрение – это взгляд «свысока», не соответствующий ролевой ситуации. Слова и сочетания слов с коннотацией грубости в публичном общении (словарные пометы: грубо, бранно) – проявление крайнего пренебрежения к тому, кто назван, автор речи тем самым признает за собой право на «затаптывание» его эмоциональной территории. См., например, лексику, использованную в приведенной выше, в 1 главе, публикации МК «Судьба кремлевских падчериц: зачем советник Путина Титов примерит фату Прохорова» (МК, 12.02.2016): «Он [Титов – B.C.]либо держит фигу в кармане и собирается «кинуть Кремль», «антирыночные тезисы Сергея Глазьева, вызывающие рвотный рефлекс», ««А вот «Справедливая Россия» в 2007 году накосячила – отобрала голоса вовсе не у коммунистов, как полагалось, а у «мамы» [Единой России -B.C.]. Оскорбление, обзывание всегда «пробивают» эмоциональную защиту и разрушают границы эмоционального пространства того лица, которому они адресованы, и принижают его в глазах тех, кто при оскорблении присутствует, т. е. аудитории массмедиа.
2.7. Оценочные метафоры
Метафора в классической теории словесности, в современных трудах по имиджелогии, по языку рекламы неизменно относится к числу одного из основных средств создания образа. «Королевой риторических фигур», «генеральным тропом риторики» назвал метафору Ю.Б. Борев [Борев 2003: 240]. Двуплановость смысла, возникающая в результате метафорической аналогии, обеспечивает яркость и запоминаемость представления о том, что названо словом-метафорой. Знаменитая гоголевская метафора «птица-тройка» стала аллегорическим изображением России и ее судьбы: бесконечность дороги, неведомость пути, предвидение неудержимого движения вперед. Метафора «оттепель» – (неофициальное обозначение периода пребывания на посту руководителя страны Н.С. Хрущева и проводимых им реформ) всем кругом семантических и эмоциональных связей прямого значения этого существительного лаконично и точно передает и сущность реформ, и вызванное ими состояние общества: холода отступают – солнце – ясное небо – сверкающая и звонкая капель – ожидание чуда новой жизни.
В политическом дискурсе главенствующим стилеобразующим принципом был и остается принцип оценочности, поэтому то образное представление, которое создает метафора, содержит одновременно оценочную характеристику. Разумеется, принцип оценочности определяет и метафоры, наполняющие смысловое пространство «власть» в текстах массмедиа: и в этом случае задача автора/авторов – представить позиционируемую персону (или власть в целом) как привлекательную или, наоборот, акцентировать ее недостатки или даже дискредитировать ее.
2.7.1. Что делает метафору оценочной?
1. Оценочность метафоры обусловлена прежде всего соотношением смыслов между объектом метафоризации и прямым значением слова, ставшего метафорой. Возможны два типа этого соотношения:
а) оценочные особенности слова-метафоры переходят на обозначенный метафорой объект – непосредственный перенос оценочности. См., например, названия позитивных явлений, свойств, использованные в качестве метафор: чудо, святой, священный: «Чудо СССР» (загол., Завтра, 2013, январь, № 1), «Святой Сталинград» – загол. (Завтра, 2012, декабрь, № 52) «Все слышнее голоса народа, требующие вернуть городу на Волге его священное имя – Сталинград… (там же); названия негативных явлений: вирус, дедовщина, жаба: «вирус чуровщины», который «распространяется на любые выборы» (Нов. газ., 12.12.12), «Дедовщина как государственный уклад» (загол., Арг. нед., 31.01.08), «Жаба власти» (А. Проханов, загол., Завтра, 2003, апрель, № 15) и там же, о внутренней политике 90-х: «жаба перестройки», «жаба либерализма», «жабареформ», «жаба дефолта»;
б) денотативные сферы объекта метафоризации и слова-метафоры удалены друг от друга и не сопрягаемы в реальности. Например, лексика «красивости» и лексика искусства, примененная к политическим или государственным деятелям в описании официальной ситуации (публикация Новой газеты, 12.12.12):
– о С. Железняке: (отвечая на вопросы журналиста Новой газеты, он не смог вспомнить фамилию режиссера кинофильма, о котором шла речь): бриллиант, корона, бестселлер, поиски прекрасного, думский искусствовед: «Сергей Железняк – яркий бриллиант в короне Госдумы. Собрание его инициатив – чистый бестселлер», «Железняк все блуждал в поисках прекрасного…Роман Супер, в отличие от думского искусствоведа, не только вспомнил название… но и год выпуска»;
– о Дм. Пескове: изысканность, поэтическая экспрессия: «Пескову свойственна изысканность трактовок и оценок. Лучшие из них отмечены поэтической экспрессией»
В этом случае оценочность (здесь – язвительно-негативная) создается парадоксальностью переноса. Назовем это алогичный перенос оценочности. Г.А. Копнина характеризует алогичность, нарушение онтологических норм как один из риторических приемов [Копнина 2005: 45]. См. такое же соединение несоединимого в сравнении: «Парламентские и президентские выборы без Зюганова все равно что масленица без блинов» («Стало ли советское прошлое историей?» – Эхо Москвы, 11.11.11).
2. Оценочность может создавать импликационал слова, использованного в качестве метафоры. Импликационал – «набор коннотаций», «стереотипных ассоциаций, связанных со словом» [Москвин. 2007: 275]. Или, иными словами, импликационал – это совокупность смысловых, оценочных и стилистических связей, окружающих слово и определяющих его место в вербально-ассоциативной сети. В этом случае узуальная оценочность одной или нескольких составляющих импликационала переносится на означаемый метафорой объект. Например: дистилированный псевдоним – о переименовании Сталинграда (А. Проханов в статье «Святой Сталинград» – Завтра, 2012, декабрь, № 52). Оба слова – оценочные метафоры. Дистилированный, согласно словарю, – «1. Очищенный, не имеющий примесей… 2. Лишенный дополнительных подробностей, подвергшийся цензуре…» [Большой толковый словарь русского языка: 262]. Семантические и оценочные компоненты импликационала (периферийные семы) – ‘лишенный вкуса, цвета, запаха‘, ‘лишенный оригинальности, индивидуальности‘, т. е. ‘никакой‘. Псевдоним в прямом значении – «Вымышленное имя писателя, артиста, политического деятеля» [там же: 1042]. Смысловые и оценочные компоненты импликационала – ‘скрывающий суть, ненастоящий‘. А ‘ненастоящий‘ в российской лингвоментальности также имеет негативнооценочный компонент, стоит в одном ряду с ‘поддельный‘, ‘фальшивый‘, т. е. ‘тот, что хуже настоящего‘. Здесь же, за счет сдвига в традиционной сочетаемости (псевдоним – не у человека, а у города), активизируются негативные коннотации у морфемы псевдо-: pseudos – ‘ложь, вымысел‘ (ср.: псевдонаука, псевдодемократия и т. п.).