Эвтаназия экономики коммунизма 1917-2017

В-шестых, монополия может возникнуть, когда создается определенная экономическая ситуация, например неуправляемая конкуренция, которая резко ограничивает инвестиционный процесс в пределах парадигмы эффективной экономики.

В-седьмых, известной монополией обладают люди, имеющие высокую квалификацию, или ученые, генерирующие уникальные знания, определяющие возникновение уникальных товаров или услуг.

В-восьмых, монополией на известное время обладают предприятия, имеющие правом собственности на уникальный и общественно значимый продукт.

В-девятых, для монополии становится возможным временно использовать цены на свои продукты не на основе закона стоимости, а исключительно на основе своих локальных издержек в форме тарифов, скидок и других экономических преференций.

В-десятых, любая развитая монополия осуществляет общественные функции типа совокупности филантропических и благотворительных акций.

Великолепный пример участия в развитии рынка представлен на примере деятельности монополии, созданной группой физических лиц, – «Стандарт ойл»^[22].

Сами процессы динамики развития совокупности рынков, их трансформации, стагнации и исчезновения рыночных отношений в сфере производства и обращения вообще были не понятны ни В. И. Ульянову (Ленину), ни его соратникам, ни, вообще, одному революционеру. Они просто решили, что монополия это последняя стадия воплощенного зла, которое необходимо уничтожить.

Экономические отношения, которые В. И. Ульянов (Ленин) характеризовал как империализм, оказались на порядки сложнее, чем представлял их себе в ауре линейной революционной целесообразности вождь мирового пролетариата. Выявленная система взаимосвязей между экономическими категориями, отражающими реальные явления и процессы, только подтверждает сделанный выше вывод.

В Российской империи замедленное, мучительное для населения, развитие аграрного рынка сельскохозяйственных продуктов было интегрально определено дворянской монополией на земельные ресурсы. Поскольку при системном качестве капитала как самовозрастающей стоимости монополия земельной собственности при высоком спросе у российских крестьян на этот ресурс обусловила высокие темпы роста цены земли и, как следствие, изъятие громадных финансовых ресурсов из главнейшей сферы аграрного производства, так как Россия была преимущественно сельскохозяйственной страной к началу ХIХ века.

По сути дела, сформировавшаяся под воздействием товарно-денежных отношений монополия на земельную собственность у дворян, как и у любого другого крупного собственника, без различия сословий, поставила конечный временной предел расширенному воспроизводству сельскохозяйственных продуктов и их рынков в географических пределах Российской империи до момента мобилизации земельной собственности в руках непосредственных производителей.

Из экономической практики начала ХХ века земельная монополия, которая имела свой преходящий характер, была персонифицирована революционерами как вечное высшее зло, и как главная причина не оставила выбора населению, поскольку капиталистическая система экономических отношений только укрепляла экономические позиции крупных земельных собственников и из-за жизненных потребностей выживания не оставила крестьянству выбора. Крестьянство поддержало революционеров, которые вместе не смогли понять экономической природы земельной собственности и значения собственности вообще в системе экономических отношений. Это конкретное состояние российской аграрной экономики было использовано большевиками-коммунистами в переделе основного ресурса производства – земли в начале ХХ века.

Отсутствие понимания природы земельной собственности и ее монополии на землю в экономических отношениях позволило революционерам-большевикам, не понимавшим системного характера существования монополий различных типов, со времени революции в октябре 1917 года к концу 20-х годов ХХ века, привело к практическому уничтожению крестьянства с их хозяйством. Крестьянство в своей войне с большевиками за землю, конечно, осознало все бедствия неразумного отношения к земельной собственности, но коммунисты этого не поняли и до настоящего дня.

В целом, по ленинскому мнению, в мировой экономике к началу ХХ века сложилась следующая ситуация. Экономика в мировых центрах Англии, Германии и США стала очень мощной, институты государственной власти укрепились настолько, что они стали проводить политику картелей, синдикатов, трестов-монополистов.

Другими словами, В. И. Ульянов (Ленин) сделал вывод к середине 1916 года, что технология властных полномочий диктатуры пролетариата может быть реализована в форме огосударствления деятельности структур монополистического типа, а традиционная государственная «оболочка» капиталистического государства стала «паразитической» и излишней. Поэтому не случайно в ленинском популярном очерке об империализме как высшей стадии развития капитализма самое большое значение получила категория «неизбежно устранять» частнособственническую оболочку государственного управления.

Эта ленинская позиция, ставшая правилом и формулой управления монополиями без буржуазной «паразитической оболочки» в форме картелей синдикатов, трестов и концернов с помощью диктатуры пролетариата, радикально игнорировала саму основу, на которой зиждилось существо предприятий подобного типа, – частную собственность. Именно в этом коммунистическом недальновидном и механистическом понимании работы монополий в системной рыночной среде было намечено превращение монополии, созданной человеком как эффективного экономического механизма, в «естественную» монополию коммунистического или государственного типа, которые и могут работать и извлекать прибыль только за счет императивных тарифов, определяемых лишь потребностями существования самих монополий за счет ресурсов населения.

В. И. Ульянов (Ленин) поступил очень просто. Он взял основные, существующие на то время характеристики монополий, абсолютизировал их с ментальных позиций и представил их как абсолютное зло, которое, разумеется, должно уничтожить. Затем В. И. Ульянов (Ленин) монополии в системных качествах эффективной экономики попытался перенести в эру Советской республики, уничтожив «негативную» часть монополии в форме присвоения дивидендов от доходов акционерного капитала, добавив вместе этого присвоение прибыли государством при помощи административного монопольного ресурса.

В результате естественно складывающаяся монополия из среды эффективных хозяйственных решений капитализма могла стать и стала неестественной монополией коммунистического типа, прибавив к монополистическим чертам множество административного ресурса орды коммунистических чиновников, перераспределяющих монопольную прибыль существенным образом в административных личных интересах. В итоге монополия в коммунистической экономической парадигме не могла не усилить все худшие характеристики классической монополии, поскольку административный коммунистический ресурс являлся антагонистом экономическому здравому смыслу.

Сейчас, post factum, можно со 100,0 % вероятностью утверждать, что при ликвидации рыночных механизмов образования цены коммунистическая монополия, которая на самом деле стала монополистической государственной монополией и осталась таковой после дезинтеграции СССР, вместо рыночного регулирования цен получила исключительно тарифное регулирование, когда издержки производства практически не участвуют в образовании цены и даже не регулируются платежеспособным спросом. Другими словами, денежные доходы населения страны являются основным ресурсным источником для другого типа экономики. И это при том, что экономическая монополия при господстве административного ресурса создает иллюзию эффективного управления системой предприятий.

Другим экономический результат и не мог быть, когда В. И. Ульянов (Ленин) механистически разрушил системные принципы монополии, использовав ее отдельные характеристики для иных экономических целей при реализации неких идей политической абракадабры, на самом деле имеющей относительное отношение для развития существа хозяйственных и имущественных процессов.

Итак, вектор политического плана В. И. Ульянова (Ленина) и революционных российских социал-демократов от 1903 года к 1916 году изменился.

В 1903 году В. И. Ульянов (Ленин) настаивал на «овладении» действующей государственной машиной путем внедрения демократическими и парламентскими методами на имплантации диктатуры пролетариата с неограниченными властными полномочиями в местное самоуправление. Но к 1916 году интуитивное осознание противоречивой мощи динамичного развития экономики капиталистического типа и силы государственной власти, которая стала одним из источником монопольных тенденций развития, привело к тому, что В. И. Ульянов (Ленин) сделал катастрофический решительный вывод о необходимости уничтожения существующей государственной системы управления. А предыдущий вектор политического плана революционеров был назван оппортунистическим. Людей, продолжавших отстаивать этот план революционного действия, В. И. Ульянов (Ленин) стал называть пошляками и идиотами.

Так, с тяжелой руки В. И. Ульянова (Ленина) в России было определено формирование коммунистической печальной традиции фатальных последствий дискуссионного обсуждения действительных экономических проблем развития общества.

Весь этот изобретенный путь уничтожения государства после К. Маркса и Ф. Энгельса вновь открыл В. И. Ульянов (Ленин) в своей совместной с Г. Е. Зиновьевым работе, начавшей целую эпоху практически малоуспешных попыток уничтожения государства. Труд так и назывался «Государство и революция. Учение марксизма о государстве и задачи пролетариата в революции»^[23].

В целом по ленинскому анализу в мировой экономике к началу ХХ века сложилась следующая ситуация. Экономика в мировых центрах Англии, Германии и США стала очень мощной, институты государственной власти укрепились настолько, что они стали проводить политику картелей, синдикатов и трестов. Следовательно, В. И. Ульянов (Ленин) полагал, что технология властных полномочий государства может быть реализована в деятельности производственных структур монополистического типа, а государство дублирует реализуемые властные полномочия через органы управления, и поэтому для «удешевления» процесса управления буржуазная государственная машина может быть уничтожена. Но оказалось, что в соответствии со старой истиной «свято место пусто не бывает», и временно это место попыталась занять диктатура пролетариата в лице деклассированных профессиональных революционеров. В итоге коммунисты, отправившие монополии как одну из систем существования экономики, образно говоря, на кладбище, тайно реанимировали ее и с успехом использовали как минимум три ее качества: вертикальную централизацию управления производством сложных систем; возможность почти мгновенной концентрации производства в критические моменты истории, как например в войну, возможность оперативной интеграции производственных усилий для развития ключевых технологий.

В целом можно сказать, что ленинские теоретические изыскания имели относительное значение к отношениям в сложившейся в Российской империи социально-экономической ситуации в 1917 году. Имели, конечно, но только как знаковый символ. Ответ революционных социал-демократов во главе с В. И. Ульяновым (Лениным) на реальные проблемы развития страны лишь в первом приближении удовлетворял разрешению экономической ситуации только в аспекте разрушения консервативных основ экономики. После захвата власти большевиками они стали создавать не существующие в стране экономические принципы явления и процессы, стали внедрять их исключительно с помощью силы и насилия.

Так, с самого начала для коммунистической экономики были созданы ограничения и противоречия в развитии хозяйственных и производственных процессов, которые не могли быть поняты и осознаны в течение всей эпохи существования социализма в Советском Союзе, поскольку для того чтобы понять и осознать закономерности развития экономических явлений и процессов, предстояло еще хотя бы для начала создать в реальности явления и процессы, получить необходимые данные, которые могли бы отразить придуманные вождем мирового пролетариата тенденции экономического развития.

Таким образом, трагедия экономики коммунизма была запрограммирована В. И. Ульяновым (Лениным) с сотоварищи с самого начала осуществления революционных большевистских планов создания новой экономики будущего вне их реального содержания.

Глава 2. Концепция и технология ленинской коммунистической власти в экономике страны

1. Разработка В. И. Ульяновым (Лениным) концепции и мероприятий по созданию экономики нового общества

Как теперь понятно, что В. И. Ульянов (Ленин) находил, а главным образом изобретал и конструировал необходимые ему «факты», которые в лучшем случае были маловероятны в поле действительной экономической реальности. Всю эту иррациональную абракадабру он называл марксистской методологией, а методы своего исследования историческими.

Он с помощью «исторического» метода успешно для себя и фатально для Российской империи объяснил тенденцию развития общества начала ХХ века.

Из ульяновского революционного мировоззрения следовало, что промышленные монополии захватили государственную власть. Этот созданный капиталистами симбиоз стал империализмом, то есть супермощной государственной системой, которая не может быть подвержена демократической трансформации общества для учета интересов большинства, по В. И. Ульянову (Ленину) – рабочего класса.

Это выведенное откровение В. И. Ульяновым (Лениным) в эмигрантской среде развитых стран для него, как для всех истинных революционеров с российским прошлым, представляло императив немедленного действия. Во-первых, от овладения государственной машиной, для реформирования которой не было реальных ресурсов, необходимо было перейти к ее уничтожению. Во-вторых, всех своих единомышленников из социал-демократической среды, которые определили исследовательским путем другие тенденции развития экономики общества на путях глобализации, необходимо было квалифицировать как оппортунистов, пошляков и идиотов. В этом смысле В. И. Ульянов (Ленин) был уникальным мастером защищать свои, с позволения сказать, незрелые идеи. Ведь мало кому придет в голову дискутировать с идиотами, ну разве что самим идиотам.

Концепция уничтожения государства была возведена ленинцами в ранг первостепенных революционных задач пролетариата, который, правда, еще долго не будет подозревать о своем вкладе в развитие процессов мировой истории.

Вместе с тем В. И. Ульянов (Ленин) подозревал о том, что отсутствие конкретных данных, а тем более исследований об отмирании государства с неизбежностью приведет к отмиранию самой идеи уничтожения конкретно-исторической формы государства.

И, конечно, при том значительном поле социал-демократических идей, которое существовало к 1917 году, вождь будущего Октябрьского переворота вынужден был находить и нашел историческую традицию определения точки начала отмирания государства.

В качестве пункта исторической традиции послужил факт возникновения Парижской коммуны, которая в середине 1871 года просуществовала 71 день. Понятно, что в рамках теории вероятности и концептуальных требований математической статистики, которые точно были известны на рубеже XIXXX веков, невозможно было распространять ограниченные данные временных рядов о фактах отмирания традиционного государства в бесконечность, или как минимум на несколько десятков лет. Но для В. И. Ленина (Ульянова), который на самом деле ошибочно считал термины «случайность» и «хаос» синонимами^[24], конечно, такое обстоятельство не было для вождя камнем преткновения для строительства своих фатальных ментальных конструкций.

Конечно, на основании ограниченных данных по Парижской коммуне определили этот момент исторического переворота К. Маркс и Ф. Энгельс.

Сквозь отголоски схоластических споров социал-демократов о том, что взгляды К. Маркса и Ф. Энгельса на предмет тенденции отмирания не совпадают, В. И. Ульянов (Ленин) постарался доказать с помощью логических умозаключений, свойственных, главным образом, юристам, что взгляды классиков марксизма на предмет отмирания государства едины. С той только разницей, как указывал В. И. Ульянов (Ленин), что К. Маркс рассматривал функции государства в строительстве будущего коммунистического общества, а Ф. Энгельс сделал акцент на реальных процессах генезиса государства. Вот уж точно: тот же шар, но только вид сбоку и сверху.

Очевидно, что эта разница в рассмотрении предметов изучения не позволяет говорить о сформулированной В. И. Ульяновым (Лениным) идее об интеграции двух позиций классиков. Тем не менее эти две позиции вождем российских революционных социал-демократов были лихо проинтегрированы на основе революционной целесообразности.

Когда противники В. И. Ульянова (Ленина) поняли всю опасность большевизма для страны, то он летом 1917 года, совершенно справедливо опасаясь за свою жизнь, скрылся в Разливе, недалеко от Петербурга, в шалаше с Г. Е. Радомысльским (Зиновьевым).

По мнению квалифицированных историков и источниковедов^[25], эта пара лидеров большевизма и создала этот труд о государстве (В. И. Ленин. Государство и революция)^[26]. Причем ближайший сотрудник В. И. Ульянова (Ленина) И. В. Джугашвили (Сталин) постарался удалить в анналах истории упоминание о соавторстве ленинского приятеля Г. Е. Радомысльского (Зиновьева).

В итоге и были сформулированы задачи пролетариата для условий революционной целесообразности, которая положила начало искажению реальности в российской экономической действительности.

Истинное значение текста большевиков о государстве и задачах пролетариата в революции позволяет открыть структурное моделирование ленинско-зиновьевского текста.

В. И. Ульянов (Ленин) вполне научно рассуждал о тенденциях развития государства в таких институциональных категориях: К. Маркс и его произведения, Ф. Энгельс и его произведения, теория развития, коммунизм, общественная сила – пролетариат, современное капиталистическое общество, государство как институт управления, Германия, Швейцария, Англия, США, вопрос-проблема о превращении государственности в коммунистическом обществе, оппортунисты, утописты, коммуна, В. И. Ульянов (Ленин) и его выводы, разновидность, анализ.

Перечисление этих системных категорий показывает, что, конечно, вождь коммунистического движения в форме большевизма представил себя как продолжателя бессмертного учения.

У вождя русских революционных социал-демократов эти институциональные категории образовали пять взаимосвязанных структур.

Самая первая из них была, так сказать, всеобъемлющей. Она состояла из четырех взаимосвязанных категорий: К. Маркс и его произведения, Ф. Энгельс и его произведения, В. И. Ульянов (Ленин) и его выводы, анализ. Внутри этой структуры по типу матрешек находились другие структуры.

Эта система взаимосвязей подтверждает претензии В. И. Ульянова (Ленина) на статус новой научной мессии марксистской мысли, тем более что в научном экономическом смысле теория К. Маркса значительно устарела, поскольку она уже просуществовала около пятидесяти лет к моменту Октябрьского переворота и ее необходимо было срочно обновить для представления сообществу.

Через взаимосвязь категории «анализ» другими терминами такими как: утописты, коммуна, государство, образована следующая структура. Этой структурой В. И. Ульянов (Ленин) реализовал свое представление о содержательной модели будущего общественного устройства, которое уже и не могло быть по логике вождя классическим государством.

От категории «государство» образовалась взаимосвязь со следующей структурой, состоящей из следующих терминов: вопрос-проблема о превращении государственности в коммунистическом обществе, современное капиталистическое общество, общественная сила – пролетариат. Другими словами, эта общественная сила, образованная капитализмом из «компонентов» современного капиталистического общества должна была превратить их в некую новую общность, лишенную государственности – коммунизм, когда исчезнет и эта общественная сила, его породившая – пролетариат.

Вся описанная выше тенденция, ее итог сосредоточены в заключительной ленинской структуре, состоящей из трех взаимосвязанных категорий: пролетариат, теория развития, коммунизм.

Как показывают строгая логика рассуждений и точные измерения взаимосвязей показанных институциональных категорий, необходимо констатировать, что почти все они действовали друг на друга отрицательно, не оставляя простора для поиска и отражения позитивной динамики развития общества с помощью потенциала пролетариата.

Только на две категории из ленинского текста «Государства и революции» обнаруживается определяющее позитивное влияние институциональных категорий – это В. И. Ульянов (Ленин) и государство.

Таким образом, в культуре ленинского мышления о государстве обнаруживается закон диалектики «отрицания отрицания». Пример диалектического мышления в исполнении В. И. Ульянова (Ленина) – это самая лучшая ментальная технология объяснять зло перспективой появления добра через делание зла. Это очень сильно напоминает античную драму, когда в финале тяжелой трагедии, когда сложились неразрешимые противоречия между героями, возникает deus ex mahina, и все становится просто и справедливо, так как задумал пантеон античных богов.

В соответствии с ленинской диалектической логикой, в конечном итоге государство должно отмереть. Но империалистическая государственная машина может отмереть только насильственным путем, поскольку не может быть подвержена реформам. Из эффективно работающей части этой разрушенной государственной машины – монополий – с помощью «новой» общественной силы – пролетариата, возникшей из капитализма, необходимо создать новое супергосударство социалистического типа, экономика которого будет состоять из комплекса монополистических предприятий типа синдикатов или трестов. Затем, когда пролетариат овладеет всей системой производства, то государство посредством диалектического скачка отомрет. В результате этого «отмирания» образуется коммунизм.

Тот факт, что пролетариат как «новая общественная сила» вырастает исключительно из капитализма, представляет собой, мягко говоря, сильное научное марксистское преувеличение. Вся отечественная дореволюционная и советская историография полна тысяч примеров о том, что в рабочем классе значительна и доля, как бы сказали марксисты-ленинцы, средневековых типов и отношений подобного типа между ними и так далее.

Кроме того, в жизнедеятельности пролетариата есть и культурная составляющая. В самом деле, десять заповедей, знание о которых вошло в плоть и кровь трудящихся в форме категорий религиозной морали или их атеистического отвержения, какое они имеют отношение к капитализму?

В реальностях развития общества осуществление на практике диалектической логики может вести к деструктивным процессам. Я сказал – может! Ведь речь идет о сложных для анализа стохастических процессах в сфере экономики. Легко быть умницей задним числом. Мне такая слава отвратительна. На самом деле все зависит от существующего, а не фантазийного комплекса явлений и процессов и из их вероятностных взаимовлияний, в том числе и отрицательных.

Важно посмотреть, как В. И. Ульянов (Ленин) предполагал создавать новую систему государственного устройства.

В частной переписке К. Маркса и Ф. Энгельса со своими корреспондентами В. И. Ульянов (Ленин) нашел то, что ему было необходимо для создания технологии овладения властью.

Сам процесс возникновения и создания переходного рабоче-крестьянского государства, в соответствии с исторической концепцией классиков, должна была обеспечить диктатура пролетариата.

В ленинской традиции определение категории диктатура пролетариата предельно лаконично и означает положение рабочих как господствующего класса.

Содержательная ограниченность ленинского определения категории диктатура пролетариата совсем не случайна, а это сделано вождем осознанно.

Во-первых, публичное разъяснение содержания категории диктатура пролетариата, в силу ее исключительной формационной свирепости и дикости, могло нанести непоправимый вред развитию социалистического и коммунистического движения. Радикальный ленинский напор и так уже оттолкнул от магистрального социал-демократического движения его выдающихся мыслителей и идеологов К. Каутского и Г. В. Плеханова.

Во-вторых, овладение системой власти это достаточно сложный и не однозначный процесс даже в мирной демократической республике, не говоря уже о времени войны, когда могут возникнуть новые потребности в осуществлении государственных полномочий, которые невозможно изобрести или предвидеть. В этой связи необходимо вновь напомнить о том, что мой анализ содержания категории диктатура пролетариата, проведенный в предшествующей главе, в ленинской интерпретации показал ее определяющее и многообразное влияние как исключительного феномена для осуществления всей широты и глубины властных полномочий.

Структурный анализ знаменитого ленинского труда «Государство и революция» показывает, что по своему содержанию реализация функций диктатуры пролетариата предполагала решение следующих задач.

Прежде всего это использование возможностей, которые предоставляла обществу демократия как форма государственного устройства.

Другим ленинским требованием к осуществлению диктатуры пролетариата стало образование революционной партии рабочего класса. Как показал исторический опыт, этим авангардом стало меньшинство деклассированных, полуобразованных, то есть в основном самообразованных, в лучшем случае деятелей со средним образованием, из разных социальных слоев, которые по своим навыкам, занятиям и образу жизни имели очень относительное отношение к рабочим. Ведь и сам будущий вождь мирового пролетариата не доучился и до зимней сессии первого курса юридического факультета Казанского университета.

Потенциал авангарда революционной партии рабочего класса по-ленински должен быть реализован через диктатуру пролетариата путем захвата государственной власти.

Следующим шагом после овладения властными полномочиями самозванные представители диктатуры пролетариата начинают процесс ограничения демократии не только для ничтожного меньшинства богатых, но и для огромного числа представителей мелкой буржуазии, которая отражает интересы большинства населения в преимущественно крестьянской стране – России, но, а затем, процесс ограничения демократических свобод развивается и в отношении рабочих.

В. И. Ульянов (Ленин) считал, что ограничение демократии с помощью диктатуры пролетариата для большинства населения России должно заканчиваться подавлением всех буржуазных слоев населения, включая и тех, кто разделяет большевистские идеи о революционных преобразованиях. Оставшаяся часть населения, соответствующим образом преобразованная в горниле диктатуры пролетариата, должна выработать в себе привычку самостоятельно, путем самосуда, подавлять эксцессы в социальной среде. Об этой практике будущего самосуда исчерпывающе высказался сам В. И. Ульянов (Ленин).

При всей моей нелюбви к длинным цитатам эту часть текста из «Государства и революции» В. И. Ульянова (Ленина) следует привести целиком.

Вот ленинская цитата: «Мы не утописты и нисколько не отрицаем возможности и неизбежности эксцессов отдельных лиц, а равно необходимости подавлять такие эксцессы. Но, во‐первых, для этого не нужна особая машина, особый аппарат подавления, это будет делать сам вооруженный народ с такой же простотой и легкостью, с которой любая толпа цивилизованных людей даже в современном обществе разнимает дерущихся или не допускает насилия над женщиной. А, во‐вторых, мы знаем, что коренная социальная причина эксцессов, состоящих в нарушении правил общежития, есть эксплуатация масс, нужда и нищета их. С устранением этой главной причины эксцессы неизбежно начнут «отмирать». Мы не знаем, как быстро и в какой постепенности, но мы знаем, что они будут отмирать. С их отмиранием отомрет и государство»^[27].

В данном случае трудно удержаться от энергичных комментариев по поводу коренной причины эксцессов, но важно заметить, что подобный ленинский диагноз социальных болезней был односторонним и тенденциозным, а в конечном итоге, ошибочным и в соответствии с полученными знаниями его современниками в первой четверти ХХ века. Ленинские откровения подобного рода позволили его преемнику с легкостью обращать жертвы в виновников преступлений и наоборот.

Между тем вектор силы «цивилизованной толпы» был применен В. И. Ульяновым (Лениным) и в его личной жизни в момент его отъезда из Цюриха в Петроград через Германию для участия в уже свершившейся революции в 1917 году.

Во время отъезда Ильич «интеллигентно», с помощью физических методов выяснял свои отношения на вокзале с литератором, писавшим о выдающихся личностях русской революции, и который, по слухам, якобы являлся доносчиком^[28].

Итак, диктатура пролетариата как форма государственного управления стоит, образно говоря, на пяти китах: демократии, как считал В. И. Ульянов (Ленин), возникшей в недрах капиталистического производства; революционной партии рабочего класса, реализующей свою политику через авангард пролетариата; ограничения демократии для большинства российского населения в интересах того же большинства; функции подавления большинства интересов буржуазного и мелкобуржуазного населения; и конечно, самосуда.

Вот она четкая ленинская линия в соответствии с его теорией социального развития: использование, «завоевание» демократии, создание революционной партии рабочего класса, ограничение демократии, самосуд, отмирание демократии и государства.

Эта линия социального развития была сконструирована В. И. Ульяновым (Лениным) на основании диалектического метода, для которого он стал живым воплощением.

Все развивается в соответствии с тремя законами диалектики. Первый закон диалектики: переход количества в качество: демократия развивается, затем ей овладевает и ограничивает демократию авангард пролетариата в лице деклассированных литераторов, то есть демократия получает новое качество – из демократии для богатых она становится демократией для бедных. Но отделение одной части населения от другой в смысле использования прав может называться как и чем угодно, только не словом демократия, имеющим свою этимологию в греческом языке.

В этой связи необходимо упомянуть второй закон диамата: закон единства и борьбы противоположностей. Развиваясь демократия проникает во все социальные сферы, становясь из формальной демократии буржуазного права демократией по существу в переходную эпоху социализма.