Под покровом минувших лет. Пристрастные хроники из XX века

© Юрий Петрович Линник, 2022

ISBN 978-5-0055-3904-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Линник Юрий Петрович. 1972 г.

Предисловие

Хотелось бы в начале настоящего по сегодняшним меркам объёмного труда пояснить некоторые моменты. Во-первых, не смотря на большое число страниц, это книга не является графоманским продуктом, так как формировалась из множества автобиографических и мемуарных очерков, публиковавшихся мной на Прозе.ру под общим заглавием «Семейные хроники» начиная с 2014 года и написанных ещё раньше – начиная с 2005 года, то есть, более 15 лет назад.

Кроме того, в книгу вошли автобиографические очерки моего отца Петра Парфентьевича Линника о его пребывании в г. Бернбурге (Германия) и работе по демонтажу оборудования немецкого содового комбината концерна «Сольвэ» написанные им по горячим следам в 1946—47 гг. Указанные очерки были также опубликованы в Интернете и признаны в компетентном сообществе редким и ценным историческим документом той далёкой уже эпохи.

В книге много информации, которая вряд ли представит интерес для постороннего читателя – годы и детали жизни простых людей, оценки поведения семейные отношения, личностные характеристики, состояние здоровья. Поэтому книгу эту в качестве родословной я рассчитывал на моих родственников, потомков людей, упомянутых в повествовании.

Небольшой тираж распространил среди моих родственников, детей и внуков. Часть тиража направил в библиотеки тех мест, в которых происходили описанные в книги события. Своим знакомым направил электронные версии книги. Неожиданно начали поступать вопросы и отзывы по книге, после чего я решил опубликовать эту книгу на книжных интернет – площадках. Возможно, кого-то заинтересуют события, быт и жизнь людей того далёкого времени, описанные в книге.

Не являясь коммерческим проектом, книга не прошла профессиональную корректуру и редактуру, ввиду дороговизны этой услуги.

Семейные хроники. Годы 1886—1948

Не жди от жизни никакого чуда,

Ведь чудо уже то, что ты живёшь.

Невесть кто, явился в этот мир откуда?

Не знамо весть, когда, куда уйдёшь.

Девятнадцатый век. Новые земли

Юго-восточная Украина. Середина 18-ого века. Пустынные степи Приазовья, древняя страна легендарных скифов, принадлежат Крымскому Ханству, вассалу могущественной, но слабеющей Османской империи. В 1768 году Османская империя, пытаясь сдержать движение своего крепнущего северного соседа на юг и юго-запад, объявляет войну России. Кампания 1770 года проходит под знаком превосходства России на суше и на море.

В том же году, благодаря успехам в этой войне, на берегу Днепра, выше Днепровских порогов был основано поселение, впоследствии г. Александровск, в будущем Запорожье, административный центр украинского Приазовья, Запорожской области.

Однако, по окончанию войны, по условиям Кючук – Кайнарджийского мирного договора 1774 г. всё Приазовье осталось за Крымским Ханством. Только в 1783 году, когда последний крымский хан Шагин-Гирей сложил с себя власть, земли эти отошли к Российской империи.

Сразу же начинается бурная колонизация приазовских степей. Первые поселения были военными – слободы. Так город Мелитополь, до 1841 года Новоалександровская слобода, был основан как военное поселение в среднем течении реки Молочная.

Также в конце 70-х годов ХVIII века началось заселение территории современного Черниговского района. Эта территория входила в Бердянский уезд Таврической губернии. Волостное распределение время от времени изменялось. Северную часть Бердянского уезда заселяли казаки.

Здесь появилось множество казацких зимовников и хуторов. Сюда также переселялись крестьяне из Полтавской и Черниговской губерний, где не хватало плодородной земли. Интенсивное хозяйственное освоение плодородных чернозёмов Приазовья началось после 1800 года. Кроме украинцев, царское правительство переселяло сюда немцев из Богема и Баварии, которые основали ряд колоний.

По левому берегу реки Молочной расселялись немцы-меннониты. Немцев наделяли земельными угодьями и на тридцать лет освобождали от налогов. Немцы проживали в этих местах вплоть до депортации в самом начале Великой отечественной войны. В 1945 года все немецкие сёла были переименованы и получили русские или украинские названия.

Немалую долю населения Мелитопольского уезда в начале 19 века составляли ногайцы, татарское население южно-русских степей, получивших название от известного татарского темника Ногая. Предпринимались неоднократные попытки привести к оседлости и земледелию ногайские роды. Им раздавали хлебные семена и земельные наделы.

Дело доходило до того, что однажды пристав ногайцев, французский эмигрант граф де Мезон, в приступе служебного усердия или отчаяния, приказал сжечь кибитки ногайцев, чтобы принудить их оседлому образу жизни. В 1831 году был даже основан город Ногайск, как административный центр ногайских племён. Но сколько волка ни корми, он в лес смотрит. К 60-десятым годам 19 века все они ушли в Турцию и обосновались в Малой Азии.

* * *

В 1783 году на берегах реки Токмак при впадении в неё реки Сысыкулак государственными крестьянами – переселенцами из Черниговщины было основано село Черниговка – малая родина моего деда, Парфентия Захаровича Линника (19.12.1886 – 2.10.1970) и моего отца Петра Парфентьевича Линника (27.04.1921 – 21.07.1990).

Вероятно, и дед, и отец Парфентия Линника родились в Черниговке. Отец его Захар Линник – в первой половине 50-десятых годов, дед – в двадцатых годах 19 столетия. А вот прадед Парфентия, который предположительно родился 1790—1800 гг. (в 1806 году в Черниговке проживало 2078 чел), возможно, пришёл на эти земли ребёнком с родителями.

Откуда они пришли – неизвестно, быть может, с Черниговщины вместе с основателями Черниговки, может статься – с Запорожской сечи, разогнанной Россией. Фамилия Линник, кстати, фигурирует в документах запорожского казачества. Вполне возможно, также, что черниговские Линники, имели корни на Полтавщине, где ещё в двадцатые годы прошлого столетия жили какие-то родственники, с которыми поддерживались отношения.

Эта версия подтверждается эффектом родовой памяти, который мне пришлось испытать на себе В 2007 году. По делу службы, мне пришлось посетить Полтавщину, где дотоле бывать не приходилось никогда. На машине я объехал окрестные сёла Миргорода, включая Сорочинцы, и места те мне показались до боли знакомыми и родными. Ощущение чего-то родного не покидало меня, пока я сам не покинул эти прекрасные места.

Определённого ответа на эти вопросы получить сегодня невозможно. Одно ясно, все мои предки по черниговской линии – украинцы, ибо фамилия Линник это нередкая украинская фамилия, особо распространённая в Полтавской области.

Впрочем, Интернет – всезнайка уточняет, что фамилия Линник также белорусская и, даже еврейская. Ничего не имея против того, чтобы евреи носили фамилию «Линник» и премного уважая их за удивительную историю, Ветхий завет и таланты, не открою секрета, если скажу что, евреи живут и под фамилией «Иванов» и т. д.

* * *

Итак, девятнадцатого декабря 1886 года в Черниговке в семье крестьянина Захара и Екатерины Игнатьевны Линник родился второй сын, Парфентий. Всего в семье росли пятеро детей – старший Захар, средний Парфентий, младший Яков и дочери Мария и Евдокия.

Семья жила небогато, но не беднее соседей. Положение ухудшилось, когда главу семьи, Захара убила лошадь немца-колониста, в конюшне которого он подрабатывал в зимнее время.

В центре Екатерина Игнатьевна Линник. Слева: Яков Захарович Линник. Справа сидит: Жена Якова с сыном Владимиром. 1923 год

Екатерина Игнатьевна (ориент. 1860 г.р.) осталась вдовой с пятерыми детьми на руках. Осталась единственная фотография, донёсшая до нас образ моей прабабушки. Высокая, крупная, женщина со строгим проницательным взглядом. Обладала даром знахарства и пользовалась заслуженным авторитетом на этом поприще. Высокий рост Екатерины Игнатьевны передаётся по линиям братьев Линник – Захара, Парфентия, Якова.

После трагической смерти Захара семья осталась без кормильца, и с ранних лет братьям приходилось работать и в поле и в домашнем хозяйстве. Тем не менее, Парфентий всё таки окончил два класса церковно-приходской школы, научился читать, писать и считать.

До середины 90-х годов сохранялся дом, в котором жили Захар и Екатерина Линники. Достался ли он от отца Захара, или Захар его построил для своей семьи неизвестно.

В этом доме родились их дети, а потом и внуки. Дом глинобитный, в плане вытянут в длину на десять метров, в ширину около пяти. Стены невысокие, не более трёх метров. Крыша высокая, около – 4-х метров до конька, четырёхскатная, крытая камышом. На полатях, по—видимому, хранилось сено и зерно. Две третьих дома использовалось как жилое помещение, оставшаяся часть – для молодняка домашней скотины и птицы.

Старший сын Захара и Екатерины, Захар Захарович женился в 1901 году и построил свой дом. А в старом доме доживала свой век Екатерина, да жили сыновья её Парфентий и Яков с семьями. К девяностым годам прошлого столетия дом этот обезлюдел, но стоял, как памятник деревенского быта середины девятнадцатого века. Домочадцы его, или покинули мир сей, или справили новоселья, или же разъехались по городам и весям.

На заре двадцатого века

В октябре 1906 года, на двадцатом году жизни, Парфентий Линник женился на девушке из того же села, восемнадцатилетней Елизавете Семёновне Нечипоренко, из семьи крестьянина – середняка. Кроме Лизы в семье Семёна Нечипоренко были ещё два сына – Яков, Илларион, и три дочери – Евдокия, Химка, Феодосия.

Семён Нечипоренко, обычная история, противился браку Елизаветы и Парфентия Линника, так как семья Линников бедствовала без кормильца. Тем не менее, брак этот состоялся и продлился 64 года до кончины Парфентия в 1970 году.

Черноглазая с орлиным носом, с явной примесью восточных кровей, но лёгкая и обаятельная Елизавета вышла замуж за высокого, голубоглазого, спокойного и не по годам рассудительного Парфентия. Восточный генотип Елизаветы, походящий на турецкий, ярко проявился в облике их младших сыновей Петре и Иване и далее, не ослабевая, во внуках и правнуках.

В их внешности доминировали явно не славянские черты – чёрные волосы, тёмные глаза и крупные острые носы, что, порой, окружающими принималось за принадлежность к уважаемой еврейской национальности. При этом Елизавета была верной и усердной православной христианкой.

Первые их дети, мальчик и девочка умерли от болезней в раннем возрасте. Самый старший ребёнок в семье, дочь Галина Парфентьевна родилась в апреле 1910 года, всю долгую жизнь прожила в Черниговке и умерла в середине 90-х годов. Муж её погиб в Великой Отечественной войне и всю оставшуюся жизнь она прожила одна, воспитывая детей и внуков. В Черниговке и по сей день живут её внуки и правнуки.

Парфентия осенью 1909 года, после окончания полевых работ призвали на военную службу. И моя бабушка Лиза нянчила и растила дочь Галину без мужа, наверное, нелегко приходилось ей в те годы, а Парфентий служил 4 года.

В армии Парфентий окончил школу унтер-офицеров по специальности полевая связь. В 1913 году, как раз накануне германской войны, он отслужил положенный срок, был уволен в запас и вернулся домой.

Но не прошло и года, как грянула русско-германская война. В 1915 году Парфентия призвали в действующую армию. Весна 1915 года. Самая ранняя сохранившаяся фотография Парфентия. На фото Парфентий ещё не в военной форме, но уже в действующей армии.

Ему около тридцати лет, судя по взгляду, он спокоен и уверен в себе, на лице его не читается какая бы то либо печаль, растерянность или даже страх, а ведь он на войне и прекрасно сознаёт то, что его может ожидать. На обороте полустёртая от времени надпись, которая заканчивается словами: «Мой адрес. Действующая армия. Полевая почта №151».

* * *

Воевал Парфентий на Юго-Западном фронте в Галиции, под командованием знаменитого русского кавалерийского генерала Алексея Алексеевича Брусилова. Был зам. командира взвода связи. На более поздней фотографии на погонах Парфентия с трудом различаются цифры дивизии или полка, в составе которого воевал Парфентий, – 245. Унтер-офицер Парфентий Линник за время боевых действий был награждён двумя солдатскими Георгиевскими Крестами.

Первую награду, Георгиевский Крест 4-ой степени он получил за взятие в плен немецкого солдата. Как он сам мне рассказывал, дело было так. Русские части выбили немцев из маленькой деревеньки и прошли с боем дальше.

В наступлении связисты идут следом и тянут проводную связь. Налаживая связь, Парфентий забрался на чердак какого—то дома и там, неожиданно, встретил вооружённого немца. Они стояли друг против друга, как на дуэли с оружием. У Парфентия оказались крепче нервы и больше мужества, а, может быть, сказалось то, что он был постарше и поопытнее. Он вынудил немца бросить оружие и поднять руки. Немец оказался офицером.

«Георгием» 3-ой степени Парфентий был награждён за проявленный героизм при восстановлении нарушенной связи во время тяжёлого боя. Когда он понял, что провод связи перебит взрывом артиллерийского снаряда, то взял с собой солдата с катушкой, и они вдвоём рванулись их укрытия под град раскалённого металла. Напарник был убит, но Парфентий нашёл повреждение, восстановил связь и вернулся невредимым. Так Парфентий Линник заслужил два Георгиевских Креста.

Солдатские Георгии третьей и четвёртой степеней до 1916 года изготавливались из серебра. Уже после революции и окончания гражданской войны, когда повсеместно проводились сборы средств на поддержку молодой республики, Парфентий пожертвовал обе награды.

Четвёртого июня (22 мая) 1916 года в 4 часа утра на Юго-Западном фронте началась знаменитая наступательная операция русских армий, разработанная и блестяще осуществлённая генералом Брусиловым, вошедшая впоследствии как классическая в учебники по военной стратегии под названием Брусиловский прорыв. Потери австро-германцев во время Брусиловского прорыва, длившегося до конца октября, составляли убитыми, ранеными и пленными до 1,5 миллиона человек.

Фронт был прорван на протяжении 350 километров, а глубина прорыва доходила до 70—120 километров. Русские войска вступили в Северную Буковину и овладели Черновцами. В 1916 году, принимая участие в наступательной операции Юго-Западного фронта, Парфентий был тяжело ранен в правую руку.

Как героя войны, награждённого двумя Георгиевскими крестами, на излечение отправили его в госпиталь в Москву. К счастью, рука его не была повреждена серьёзно, и после излечения Парфентий получил отпуск и поехал домой в Черниговку. Здесь его и застали известные события февраля 1917 года – отречение царя и т. н. буржуазная революция.

Переболев тифом, в действующую армию он уже не вернулся, ибо наслужился с 1909 года и навоевался с 1915 года. Крестьянские заботы и семья не позволяли принять активное участие в «переустройстве мира».

Хотя, если бы Парфентий не попал в госпиталь, а остался бы в воинской части, неизвестно куда бы повела его судьба, но думается, ничего хорошего из этого бы не вышло. Впоследствии Парфентий не участвовал ни в последующих «революциях», ни в гражданской войне.

Судя по сохранившейся фотографии, в действующую армию был призван и младший брат Парфентия – Яков. Однако, Яков не последовал примеру брата навсегда покончить с войной. Во время гражданской войны он находился в составе формирований Нестора Ивановича Махно.

Тем более, родина пассионарного украинского анархиста, село Гуляйполе находилось в каких-то 60 верстах от Черниговки, а идеи его пользовались популярностью в крестьянстве. Впрочем, Яков мог быть мобилизован махновцами в принудительном порядке.

Неизвестно, долго ли и как он воевал под знамёнами батьки Махно, но заболел язвенной болезнью желудка, труд крестьянский с которой несовместим. Поэтому, он так и не сумел выбраться из  нужды и преждевременно умер в начале тридцатых годов. Об участии в русско-германской войне старшего их брата Захара Линника ничего не известно.

Наперекор стихиям времени. год 1920

Елизавета Семёновна, жена Парфентия, к 1917 году из 11 лет замужней жизни лишь неполных пять провела с мужем. Благо, хоть вернулся с руками – ногами.

А сколько их, молодых, здоровых мужиков, полегло на фронтах германской от пуль и снарядов, от немецкого хлора и русского тифа – около миллиона! А вернулось покалеченными – ни за сохой ходить, ни избу срубить, ни тын подравнять – более трёх миллионов. Вот и живи Расея, процветай!

А кукловоды общеевропейские в белоснежных перчатках, не успев барыш награбленный от крови и окопного дерьма отмыть, в Версале уже следующую бойню стряпают. (Фердинанд Фош, француз, главнокомандующий союзными войсками, о Версальском договоре: «Это не мир, это перемирие на двадцать лет»).

А «пушечное мясо», чего проще, нагуляется за пару десятилетий. Да и свои затейники в лайковых перчатках отыскались. На брошенный трон не зарились, но Верховенства всея Руси не чурались – радетели и спасатели всяких мастей и сословий. Мало им было германской, решили гражданской позабавиться на потеху заклятым «друзьям» России. Под бурные овации западных и восточных «доброхотов» Россия медленно погружалась во мглу.

Ну а крестьянину выживать надо, ему хлебушка никто не подаст. Если собственным горбом не вырастишь – хоть погибай, и погибали… Парфентий на фронте, а на Елизавете хозяйство, 5 десятин земли – более 7 гектаров и двое детей – дочь Галя 1910 года рождения и сын Василий, который родился 23 декабря 1913 года.

Конечно, не одна она оставалась один на один с таким хозяйством. Братья и пахали, и сеяли, и жали. Да всё это не то, еле дождалась мужа с войны. Семьи Парфентия и Якова, живущие под одной крышей старого родительского дома ютились в тесноте. Говорят, в тесноте, да не в обиде. Пока братья на фронте места хватало, но пришли – семьи расти стали, дело житейское.

В 1918 году в семье Парфентия родился ещё один сын – Михаил. Яков не отставал, даром что младший. Он тоже наследником обзавёлся – Владимиром нарекли. Надо разделяться, новый дом строить. Отделиться решил Парфентий, на новом месте новую жизнь начать.

И место приглянул недалече от бережка Токмака, с заливным лугом —загляденье. Да с бухты-барахты как построишься? Хоть в Черниговке дома из глины строили, но всё одно, и лес нужен, и столярка. Опять же, для печи кирпич первоклассный подавай и печника приглашай – магарычом не отделаешься.

Надо бы с силами собраться, чай за войну не разбогатели. А здесь ещё гражданская донимает – то немцы, то белые, то красные, то зелёные через село маршируют. Да не те зелёные, что сегодня парламенты европейские обсиживают. То настоящие были социалисты, не чета сегодняшним «сексуалистам». И, заметьте, каждый, независимо от цвета хоругвей, норовил или рекрутировать кого, или реквизировать что, на «благо отечества», да и себя благами не обижали.

Вот и стройся тут, впору в подполье укрываться. Но когда Елизавета в конце лета 20 года вновь «понесла», тянуть дольше было нельзя. Закончив с урожаем, Парфентий всерьёз взялся за стройку. Участок земли оформил бумагами. С планом не мудрил.

Фундамент заложил под такой же, как и дом родителей, и по размерам, и по расположению жилых и хозяйственных помещений. Всё было удобно в старой хате, и для людей, и для животных. Зимами не мёрзли, в летнюю жару в комнатах царила спасительная прохлада. Новый дом также имел стены глинобитные, из набивного самана, а крышу из плотных снопов высушенного камыша, уложенных в определённом порядке на скатах.

Строительство глинобитных домов на юге России практиковалось до шестидесятых годов прошлого столетия. Правда, последнее время стены жилых построек выполнялись уже не классически глинобитными, а выкладывались из заранее заготовленного и высушенного на воздухе формового саманного кирпича.

Чуть позже, стены из сырого саманного кирпича начали обкладывать одним слоем настоящего обожженного кирпича, что придавало саманной постройке цивильный вид и значительно продлевало срок эксплуатации дома.. Думается, что и сегодня, в десятых годах 21 века, сохранились такие дома, в которых продолжают жить дети и внуки их строителей.

* * *

Строительство глинобитного дома я, будучи семилетним мальчишкой, наблюдал много лет спустя в г. Шахты в 1955 или 1956 году, когда мой дед, Парфентий Захарович, взялся построить во дворе своей усадьбы столярную мастерскую, а попросту сарай. Он выровнял участок земли, затем разметил площадку.

В угловых и промежуточных точках вырыл довольно глубокие, но неширокие ямы. В эти ямы установил брёвна средней толщины. Концы брёвен, которые заглублялись, были тщательно промазаны растопленной смолой.

Далее этот частокол по верхним торцам стягивался брусом, а по низу на уровне земли доской с наружной и внутренней стороны. Затем, в плоскость стен встраивались дверные косяки и оконные проёмы.

Полученная конструкция обшивалась наискось с наружной и внутренней стороны несортовой доской, горбылём, причём расстояние между досками было довольно большим, чтобы было удобно набивать стены саманом. Это была наиболее тонкая часть дела.

Второй этап постройки глинобитной дома уже требовал много рабочих рук и ног. Надо было замесить большое количество самана – красной глины вперемежку с соломой, иногда для крепости добавлялось немного свежего коровьего навоза.

Саман тщательно месился ногами в предварительно выкопанной неглубокой, но широкой яме. «Специалисты» по саману точно доводили месиво, чтобы оно не было слишком жидким, или густым.

Приготовленным составом тщательно заполнялись «забивались» промежутки между столбами и обшивкой. Это нелёгкая, но весёлая работа, так как стены растут на глазах. Неказистая на вид, дощатая конструкция начинает обретать плоть и становится домом.

Третий этап – крыша, плотницкая работа. На верхнем брусе устанавливаются балки и стропила крыши, зашиваются доской фронтоны, стелется крыша. Это делать необходимо быстро, чтобы незащищённые глиняные стены не попали бы под дождь.

Потом уже можно заниматься внутри полами. Глиняный пол делается также из самана. Заливается всё внутреннее пространство комнаты на двадцать-тридцать сантиметров, тщательно выравнивается и после просушки промазывается тонким слоем глины.

Стены снаружи и изнутри также как бы штукатурятся довольно жидким раствором глины. Устанавливаются окна и дверные полотна. Внутри и снаружи известковая побелка и, покраска. Дом готов. Сарай, построенный моим дедом Парфентием, мне понравился. Хотя мне и было немного лет, но я понимал, что сарай получился ровным, красивым и добротным. Парфентий был хорошим строителем.

И я с удовольствием находился там, вдыхая коктейль запахов саманных стен, пола, свежей сосновой стружки, со свистом вылетающей из старенького рубанка деда, и сена, уложенного на чердаке сарая.

* * *

Но вернёмся в Черниговку. 27 апреля 1921 года на свет появился Пётр Линник, мой будущий отец. Хоть и родился в старом доме, но к лету семья перебралась в новую хату. Новая хата семьи Парфентия Линника в Черниговке имела два входа – один через хозяйственные помещения, другой сразу вёл в жилые комнаты.

Вход с хозяйственного двора – рабочий – вёл в просторное помещение, в котором в зимнее время находились коровы с телятами и поросята. Внутри имелся вход в кухню с русской печью. Из кухни дверь вела в сени – коридор, в котором был другой вход со двора – «парадный».

Из сеней можно было войти в небольшую спальню и большую комнату – горницу, уставленную хорошей мебелью, на окнах занавески, в переднем углу – иконы и лампадки.

В горнице проводились семейные торжества, праздничные застолья, принимали гостей. В маленькой спальне размещали гостей, если они приезжали издалека. Выверенная временем планировка крестьянской избы позволяла оптимально вести фактически натуральное хозяйство и обеспечивала сносные условия проживания семьи.

Жизнь домочадцев в холодное время года протекала на кухне, вокруг источника тепла и жизни, русской печи. Здесь готовили еду себе и скотине, ели, занимались всяким рукодельем, общались, спали наконец. Младшие дети спали на печке, отец и мать на деревянном топчане, старшие дети на лавках.

При доме был участок земли размером с гектар. Парфентию Захаровичу удалось хорошо распланировать усадьбу. По обеим сторонам, межам он посадил абрикосовые деревья. Разбил большой фруктовый сад – груши, яблони, сливы, вишни.

При выходе с хозяйственного двора были посажены два пирамидальных тополя, в то время большая редкость на селе. Рядом с домом был сооружён большой навес, крытый соломой – клуня, под которым хранились сельхозинвентарь, ценные корма для скотины, а также был выгорожен загон для овец.

В те годы больших перемен Парфентий Захарович, наслужившись и навоевавшись, не принимал участие в происходящих политических катаклизмах, по-крестьянски мудро принимал всё, что не мог изменить сам. Глава и кормилец уже большой семьи, в расцвете мужских физических и умственных сил, истосковавшийся по крестьянскому труду, отдавался полностью работе; разводил скотину, птицу, выращивал хлеб и, как отдых душе, занимался садоводством.

Некурящий и непьющий, везде он преуспевал. Высокий, жилистый, немного сутуловатый, работящий, хороший хозяин, он пользовался уважением и авторитетом среди односельчан. Годы на фронте, закалили его тело и душу, сделали мудрым и терпеливым.

В 1924 году, уже в новой, просторной хате родился младший среди братьев – Иван (3.01.1924 г. – 8.06.2000 г.). В семье стало пятеро детей, самой старшей Галине исполнилось уже 14 лет, и она была хорошей помощницей по дому. Василию, старшему сыну было 11 лет и полноценной мужской помощи Парфентию Захаровичу от него ожидать не приходилось, хотя все дети имели свои обязанности по хозяйству.

А хозяйство было солидное. Земля, около семи гектаров, была раздроблена и находилась в разных местах, результат раздела земли, имеющей разное качество в разных местах.

В хозяйстве Парфентия Захаровича были два вола, лошадь, корова, несколько овец, постоянно откармливались свиньи, держались несколько десятков кур, гусей. Из сельхозинвентаря были плуг, борона, веялка, каток с тёркой для обмолота зерна, другие мелкие орудия производства.

Это было небогатое, но крепкое середняцкое хозяйство. Чтобы добиться этого, Парфентий Захарович и его супруга Елизавета Семёновна работали, не покладая рук, круглый год, отдыхали только по большим праздникам. Посевная, уход за посевами и пропашными культурами, уборка урожая, обмолот, осенняя пахота земли. Зимой – уход за скотиной, ремонт инвентаря.

Старший брат Василий уже в 16 лет один ездил в поле пахать землю. Для всей семьи настоящими трудовыми праздниками становились дни уборки хлеба, главной культуры хозяйства – жатва. Отец с матерью на волах, впряжённых в арбы, свозили с поля сжатую и увязанную в снопы пшеницу и скирдовали на подворье. Затем, готовили во дворе ток. Разравнивали и утрамбовывали большой круг земли.

Скошенные колосья тонким слоем разбрасывали по току. Лошадь впрягали в каменный каток, к которому цепляли тёрку, широкую доску с набитыми по нижней стороне металлическими ножами. Лошадь ходила по кругу, каток обмолачивал зерно, тёрка резала солому на полову.

После обмолота на веялке полова отделялась от зерна. Количество и качество зерна и было оценкой вложенных в течение полугода усилий и труда. Работали на себя, потому работали с энтузиазмом, подчас не жалея сил и здоровья.

Плодородный, не истощенный ещё приазовский чернозём сторицей отдаривал пот и мозоли усердных хлеборобов. Каждый год труда ощутимо поднимал благосостояние семьи, вложенный труд не пропадал даром.