Стреноженная Россия: политико-экономический портрет ельцинизма

Отец Алексей как истинный патриот своей страны и РПЦ в те сложные, критические дни сентябрьско-октябрьского переворота 1993 г. до конца выполнил свой пастырский долг. До настоящего времени я преклоняюсь перед мужеством отца Алексея, отца шестерых детей, который оставался под обстрелом все те страшные часы. Каждый год в дни октябрьских событий 1993 г. отец Алексей проводит службу у часовни возле Дома Советов в память о погибших при защите Конституции РСФСР.

21 марта 2010 года народные депутаты РСФСР, общественность Тверской области отметили 75-летие отца Алексея – Алексея Андреевича Злобина. А у меня в глазах темные коридоры Дома Советов, взрывы танковых снарядов, кровь раненых и убитых, лица народных депутатов и защитников Конституции страны.

 
Ты помнишь, Алеша, как плавились свечи
И в окна вползала змеистая мгла.
Как «Геббельса желтого» желтые речи
Врубались нам в души кувалдою зла.
 
 
Ты помнишь, Алеша, мгновения грустные,
Как Славка Федотов давал свой обет,
И Домнина Валя, бабеночка русская,
Смеялась сквозь слезы ОМОНу вослед.
 
 
Ты помнишь, Алеша, парнишку кубанского,
Что в миг отпеванья навеки затих.
И тварей, что жрали под гогот шампанское,
Когда убивали свои же своих.
 
 
Ты знаешь, дружище, как все опостылело,
Ужимки лукавцев, их властный кураж…
Куда ж мы летим вместе с нашей Россиею?
Скажи мне, Алеша… Куда ж?
 

Валерий Кириллов^[581]

Вечером 1 октября 1993 года Священный Синод на своем экстренном заседании принял Заявление по поводу политического кризиса в стране. В этом необычном для нашей прежней мирской жизни документе служители церкви призывали:

«Нынешний конфликт может привести к самым пагубным последствиям – к пролитию крови и разрушению державы… Мы особо призываем не допустить вовлечения армии и правоохранительных структур в политическую распрю. Если воинство и силы охраны порядка будут принесены в жертву политическим амбициям, те силы, которые толкнут на это, совершат не только убийство, но и самоубийство… Властью, данной нам Богом, мы заявляем, что тот, кто подымет руку на беззащитного и прольет невинную кровь, будет отлучен от Церкви и предан анафеме».

Я специально выделил последнюю фразу. Вдумайтесь внимательно в каждое ее слово! У многих народных депутатов и защитников Дома Советов она вызывала и до сих пор вызывает противоречивые чувства: вначале – чувства уважения к миролюбию Святой Церкви и к демонстрируемой высокой ответственности ее иерархов за разрешение противостояния, а затем – чувство полного непонимания. Ведь уже с 27 сентября начала литься людская кровь, причем за пределами Белого дома, за колючей проволокой. Депутаты не имели к этому никакого отношения. Омоновцы провоцировали крупномасштабные столкновения, избивали людей у станции метро «Баррикадная». Об этом свидетельствовали многие газеты, и Синод не мог не знать об этих злодеяниях, о том, кто посылал русских парней «поднимать руку на беззащитных» русских же людей.

И второе: ни у кого не вызывает сомнения, что «воинство и силы охраны порядка» были принесены в жертву политическим амбициям. Сам Ельцин впоследствии в «Записках президента» заявил об этом недвусмысленно. Почему же Синод так и не предал никого анафеме за массовые убийства беззащитных, не отлучил от Церкви, как обещал, а, наоборот, во все святые праздники после кровавых событий осени 93-го на богослужениях привечали Ельцина, Грачева, Ерина, Лужкова, Филатова. Не в безответственности ли за содеянное коренится нынешнее разрушение великой державы?

Вечером, после своей беседы с Патриархом, Ю. Лужков и С. Филатов дали пресс-конференцию, на которой, конечно же, постарались вылить как можно больше грязи на делегацию Верховного Совета РФ и на Конституционный суд РФ. Досталось и мне: я, мол, умышленно тяну время. Для чего? Оказывается, для состыковки с формировавшимися в Москве боевиками и нанесения неожиданного удара. Правда, по кому – клеветники не разъясняли. Это им не было нужно. Важно затуманить мозги народу – кто будет разбираться? В этой оттяжке времени Верховный Совет якобы поддерживает и Конституционный суд. И весь этот горячечный бред излагали государственные мужи, почти две недели держащие нас в политическом концлагере.

В субботу 2 октября наша делегация в 9.30 вновь направилась в Свято-Данилов монастырь на очередной раунд переговоров. На душе у членов делегации было как-то муторно от лужковско-филатовских инсинуаций и измышлений. Спускаемся с пандуса и видим митрополита Кирилла, который пытается пройти через кордоны омоновцев, железные ограждения и колючую проволоку.

«Вот уже почти час не могу к вам проникнуть, – сокрушается он. – Не обращают внимания ни на то, что я здесь по поручению Его Святейшества Патриарха, ни на мой сан и мою одежду».

Что мы могли поделать? Призывы Церкви к миролюбию не находили воплощения на практике. Ждали и мы с ним. Через некоторое время поступила команда пропустить митрополита, и мы вернулись в Дом Советов. (Пока же мы смотрели на вооруженных до зубов молодцев с автоматами, дубинками, щитами, невольно подумалось: создана целая армия жандармов и карателей.)

Митрополит Кирилл встретился сначала с А. Руцким. Тот подробно рассказал посланнику Патриарха, как и где хранится оружие, какой контроль и порядок его выдачи. Он заверил высокого гостя, что для москвичей не существует никакой опасности, а страсти нагнетаются специально, чтобы возбудить народ против депутатов.

Затем митрополит побеседовал с Р. Хасбулатовым. Он проинформировал Председателя Верховного Совета РФ о работе переговорной комиссии, просил ускорить завершение работы экспертов по вооружению, чтобы перейти к конкретным шагам по снижению силового противостояния.

На утреннем заседании переговорной комиссии 2 октября я по поручению Съезда народных депутатов РФ высказал претензии к противоположной стороне:

«Почему, как мы договаривались, до сих пор не включены энерго – и теплоснабжение, телефоны, не разрешен подвоз продуктов и медикаментов? Непонятно также, почему вчера Филатов и Лужков так предвзято информировали население России о нашей позиции и ходе самого переговорного процесса?»

«Мы считаем себя оскорбленными, – добавил я, – и прошу дать нам, представителям Верховного Совета РФ, возможность выступить перед журналистами или в прямом эфире».

Меня поддержали в этом вопросе член Конституционного суда В. Олей-ник и митрополит Кирилл.

«Вчера я, – рассказал митрополит, – по договоренности с вами, уважаемые миряне, с членами переговорного процесса выступил на пресс-конференции. И что вы думаете, ни по одному каналу эту пресс-конференцию не показали. Поэтому вношу предложение подготовить специальное Обращение к работникам средств массовой информации и направить его им».

Такой документ мы согласовали и подписали, призвав журналистов «сделать все от них зависящее для умиротворения конфликта». Подписать-то подписали, а вот в том, что «демократическая» пресса нашему призыву последует, сомневались. Если оппозиционная печать («Правда», «Советская Россия» и др.) сразу встала на сторону закона и попранной Конституции, то «Известия», «Московский комсомолец», «Куранты» с еще большим рвением продолжалипропрезидентскую линию. Я уж не говорю про радио и ТВ, которые стали рупором «радикалов» и систематически травили парламент, дезинформировали и науськивали на нас россиян.

О работе экспертной комиссии по снижению силового противостояния доложил контр-адмирал Р. Чеботаревский^[582]:

«Экспертной комиссией, – сказал он, – разработан конкретный план по учету, сокращению всего оружия, взаимному контролю за ним как внутри, так и в оцеплении Дома Советов. Договорились о ликвидации заграждений и завалов вокруг здания и обеспечении совместной охраны мест хранения оружия. В плане также меры по определению порядка пропускного режима…»

«Все ли, – спросил Патриарх, – согласны с таким порядком? Нет ли у кого особых мнений?»

Все – и эксперты, и члены переговорных делегаций – согласились, что предложения подготовлены добротно и теперь дело за тем, чтобы претворить их в жизнь, изложить в соответствующих приказах и распоряжениях руководителей сторон.

В первой половине дня нам не удалось согласовать протокол № 2. Делегация Верховного Совета настаивала на том, что в первом пункте этого протокола должны быть указаны меры по восстановлению все тех же систем жизнеобеспечения Дома Советов: включение телефонной связи, разблокирование транспорта, предоставление полной свободы для деятельности народных депутатов и лиц, находящихся в здании.

«Но мы включили электро – и теплоснабжение, – возражал С. Филатов, – а также необходимое количество городских телефонов для оперативной связи».

«Кому вы включили телефоны?» – спросил я.

Ни сам С. Филатов, ни кто другой из правительственной делегации не ответил на этот вопрос. Тайна прояснится позже: «высочайшей милости» удостоились только Р. Абдулатипов и В. Соколов – за подписание пораженческого протокола № 1. Подобная избирательность всегда была в духе «демократического» руководства.

Стороны были единодушны в том, что вся процедура разоружения, отвода сил ОМОНа, ликвидация заграждений и полная нормализация жизнедеятельности Дома Советов должны завершиться как можно быстрее: в срок от 48 до 60 часов. Мне лично и членам нашей делегации казалось тогда, что принято самое главное решение. Можно было с облегчением вздохнуть.

Выйдя из зала переговоров, председатель Совета Республики В. Соколов сказал журналистам: «Я думаю, переговоры продлятся еще день-два и согласие будет достигнуто». Он пояснил – мы ведем речь лишь о внештатном оружии и подтвердил, что ситуация в Белом доме находится под контролем А. Руцкого.

Итак, наполовину дело сделано. Мы спешили в Дом Советов, чтобы побыстрее рассказать о результатах. У выхода из монастыря к нам подошли два народных депутата – Ю. Шихарев и Ю. Кузьмин: «Возьмите нас с собой… Мы не можем быть в стороне, без других народных депутатов».

Нужно было видеть, как у этих взрослых мужчин, убеленных сединой, по щекам текли слезы, когда они входили в осажденный Дом Советов. Сегодня я нисколько не сомневаюсь, что они пошли бы с нами и в том случае, если бы знали, какой ад устроят здесь через сутки грачевско-еринские янычары.

Тем временем группа экспертов обсуждала так запутавшую всех проблему: что понимать под штатным и нештатным оружием, подпадающим под сокращение. С той стороны непрерывно раздавались утверждения: Дом Советов, помимо штатного оружия, напичкан занесенными автоматами и пулеметами, которые представляют опасность для жителей Москвы.

Контр-адмирал Р. Чеботаревский опровергал: внештатного оружия в Доме Советов нет, а вооруженные бойцы – это полк, подчиненный непосредственно и.о. президента А. Руцкому в соответствии с законом.

Другими словами, проблема возвращалась к исходному рубежу – антиконституционности Указа № 1400 от 21 сентября 1993 г. и мерам Верховного Совета РФ по преодолению переворота и его последствий. Противоположная сторона это хорошо понимала. Но она уже была заложницей своего первого шага – безоговорочная поддержка антиконституционного указа заводила ситуацию в тупик. Отсюда все увертки и демагогия наших оппонентов. Попробуй найди приемлемое для обеих сторон решение, если незаконен сам указ от 21 сентября, а об отмене его президентская рать и слышать не хочет.

За тему оружия она ухватилась как за палочку-выручалочку. Теперь уже в роли главного инспектора выступил сам Патриарх. Он направил в Дом Советов митрополита Ювеналия и члена Конституционного суда В. Олейника. Прибыв туда, они встретились с А. Руцким и с Р. Хасбулатовым. И вновь Р. Хасбулатов и А. Руцкой достаточно подробно рассказали, где хранится оружие, как выдается и контролируется. «Вы думаете, владыко, – подчеркнул Александр Владимирович, – у противоположной стороны нет нештатного оружия? Что вы! А боевики Боксера? Их же больше 1200 человек! Есть и другие арсеналы, и мы знаем о них».

Чувствуя реальную силу своей «неформальной» армии, истинным лидером президентской делегации выступал не С. Филатов, а Ю. Лужков. Чудовищно, но потом мы, находясь в кабинете А. Руцкого, отчетливо слышали по рациям приказы боксеровцам и бейтаровцам бить по всем народным депутатам на поражение, особенно по руководству.

Впоследствии в пылу эйфорической «победы» Е. Гайдар задал такой вопрос одному из корреспондентов: «Вы думаете, мы напрасно просили москвичей собраться у здания Моссовета на Тверской? Ничего подобного. Там в подвалах много оружия, и мы, в случае необходимости, хотели его раздавать и забаррикадироваться в Кремле».

До сих пор никто не может ответить: откуда взялись снайперы, кто они и по чьему приказу стреляли в народ?

Первоначально мне думалось, что призыв: «На помощь! Демократия в опасности!» – Е. Гайдар выдвинул сам, сам решился на этот ответственный поступок, несмотря на действие в Москве комендантского часа (после 23 часов). Ларчик раскрылся 4 апреля 1994 г. – через шесть месяцев после тех трагических дней. Лидер «ВыбРоса» еще раз коснулся этой темы. На вопросы тележурналистов, как у него хватило мужества призывать людей к Моссовету, он с «достоинством» ответил: «Я обговорил этот вопрос с президентом. Я поставил в известность премьера. Я согласовал этот вопрос с министрами обороны и безопасности».

Все встало на свои места. Как видим, «инициатива» была основательно подстрахована: именно руководство дало полномочия Гайдару на призыв к кровопролитию. Но ни один из них, непосредственно причастных к созданию массовых беспорядков с кровопролитным исходом, не был в Лефортово и даже не допрашивался в связи с трагическими событиями.

Переговоры возобновились в 23 часа, когда митрополит Ювеналий и В. Олейник возвратились после инспекции оружия в Доме Советов. Вот к каким выводам они пришли – их обобщил и доложил В. Олейник.

1. Налицо поддержка переговорного процесса и уважение к миротворческой миссии Святой Церкви и лично Его Святейшества Патриарха Московского и всея Руси Алексия II.

2. И.о. президента А. Руцкой лично контролирует использование оружия в Доме Советов.

3. Военные подразделения добровольцев, находящиеся в Доме Советов, заступили на место официальной внутренней охраны, которая на 90 % покинула здание и из-за блокады не смогла вернуться обратно. Поэтому они не могут считаться внештатным формированием. Оружие выдается по строгому учету на время несения караульной службы под соответствующий документ.

4. И.о. президента А. Руцкой гарантировал, что оружие в Доме Советов «не заговорит».

5. Дом Советов готов допустить любую комиссию для проверки любых вопросов, связанных с наличием там оружия.

6. Решению проблемы разоружения должно предшествовать достижение договоренностей по урегулированию политических проблем, и в первую очередь отмена Указа № 1400 от 21 сентября с.г.

Казалось бы, все встало на свои места. Можно решать конфликт мирным политическим путем. Нужно только желание, добрая воля. Однако это не входило в интересы команды Лужкова – Филатова – Сосковца. Вполне естественно, что после приведенного обобщения все упреки с их стороны были направлены в сторону теперь уже нового «врага» – представителя Конституционного суда РФ.

Первым не выдержал Ю. Лужков: «Правительственная сторона изложила свою позицию, заявив, что никакие политические вопросы не могут решиться, пока в Белом доме находятся внештатное оружие и силы, способные использовать это оружие с опасностью для жизни москвичей… Блокада Белого дома установлена исключительно для того, чтобы избежать бесконтрольной утечки оружия и проникновения в город вооруженных лиц. Именно поэтому снятие блокады и восстановление жизнедеятельности Дома Советов должно быть увязано со взятием под контроль внештатного оружия. И очень жаль, что позицию Дома Советов разделяет Конституционный суд».

Попросил слово и я:

«Ваше Святейшество! Уважаемые коллеги! Ни у кого не вызывает сомнения, что проблему силового противостояния нужно решить как можно скорее и решить мирными способами. И думается, что эксперты дадут приемлемый вариант нормативным актам. Но не нужно при этом, подобно страусам, зарывать голову в песок. Всем ведь понятно, что источником напряженности явился антиконституционный Указ № 1400. Один из вариантов выхода предложил Съезд – досрочные, одновременные выборы и президента, и Верховного Совета. Имеются и другие варианты разрешения кризиса. И наша задача найти такой из них, который бы устраивал все стороны. Так давайте же его искать».

Несколько раз в ходе переговоров С. Филатова отзывали в соседнюю комнату к телефону. Как мне рассказал вечером полковник юстиции В. Милованов, последний звонок был от Ельцина. «Мы все, кто находился рядом, не слышали, – вспоминал В. Милованов, – что говорил Ельцин. Только отчетливо услышали фразу Филатова: "Хорошо, Борис Николаевич, сейчас мы покинем зал переговоров"».

И вот, вернувшись, С. Филатов попросил слова.

«На наш взгляд, из-за позиции Белого дома переговоры зашли в тупик. Поэтому мы считаем, что правительственная сторона должна покинуть зал заседаний».

Это было недобрым предзнаменованием. Мы понимали, что при любых обстоятельствах вина за срыв переговоров будет возложена на нашу делегацию. В дискуссию вступил Р. Абдулатипов:

«Ваше Святейшество! Уважаемые коллеги! Покинуть зал и прекратить переговорный процесс можно в любое время. И в этом не будет большой заслуги. Наоборот, честь и хвала будет всем нам, если в такой сложной ситуации мы найдем приемлемый для всех нас выход. Мы должны выбросить из головы все антипатии, политические амбиции. Мы должны помнить о России».

«Пиковость» положения понимали и представители Церкви. Если переговоры будут сорваны по вине президентской стороны, вечером на пресс-конференции им придется заявить об этом во всеуслышание. В этот критический момент жестко выступил митрополит Кирилл. Он предложил срочно вернуться к согласованному документу – предложениям экспертных комиссий по вооружению – и на этой основе, на базе первого пункта предложений экспертов, касающегося учета состава и вооружения конфликтующих сторон, к 16 часам 3 октября представить необходимую документацию. Протокол № 3 был немедленно подписан всеми членами переговорного процесса.

В. Домнина в упор спросила Ю. Лужкова, когда же будут выданы пропуска участникам нашей делегации? Написав список, я передал его В. Домниной и заявил: «Уважая себя и в знак протеста я свою фамилию в этот список не вношу. Мне стыдно за руководство Москвы и России, у которых нет элементарного чувства уважения к членам депутатской делегации, которые часами должны выстаивать перед колючей проволокой, ожидая чьего-то соизволения для поездки в Свято-Данилов монастырь на переговоры».

В ответ – молчание.

«Если говорить о стыде и совести, – продолжил я, – то мог бы проинформировать всех участников переговоров, что телефоны для оперативной связи и пропуска на «вход-выход» из блокированного Дома Советов вы дали только В. Соколову и Р. Абдулатипову и они, к сожалению, взяли их, не удосужившись узнать, всем ли даны такие привилегии или только им – с барского плеча. Вы снова действуете провокационными методами, пытаясь перессорить нас изнутри. Этим вы только представили обоих в невыгодном свете перед народными депутатами, которые все равно узнали об этом. Такие действия – в вашей манере. Разве честно, порядочно отключать телефоны у всех членов Конституционного суда, оставив только "у тех, кто не голосовал против антиконституционного Указа № 1400"?»

Что могли ответить нам «борцы» за справедливость? Отношение к категориям «совесть» и «честь» у них особое.

В. Домнина положила список в сумочку и позднее мне прошептала: «Юрий Михайлович, я с вами полностью согласна и список на пропуска Ю. Лужкову я не отдала».

Вновь в зал пробились фото-, теле- и радиожурналисты. И снова я, по просьбе Его Святейшества, пригласил их на завтрашнее утро в Дом Советов принять участие в Божественной литургии.

3 октября к 10.00 депутаты, персонал Верховного Совета и наши стойкие защитники потянулись на Божественную литургию, которую с патриаршего благословения совершил, при участии игумена Никона из Свято-Данилова монастыря, протоиерей, народный депутат России Алексей Злобин. Они обустроили церковь, привезя из монастыря престол, антиминс, чаши и певчих – даниловских монахов. Это было до слез трогательное и возвышенное зрелище. Потом им обоим было суждено выдержать штурм, в огне которого они причащали, крестили, исповедовали…

Перед поездкой в монастырь на вечернее заседание ко мне зашел В. Исправников и как-то не очень уверенно попросил, не мог бы я вывезти его из блокированного здания: что-то приболел, неважно себя чувствует, вот только сходит в поликлинику и вернется к депутатам в Краснопресненский райсовет. Мы довезли его до монастыря. Каково же было наше удивление, когда вечером 3 октября увидели В. Исправникова по телевидению, где он заявил, что был выведен из Белого дома при содействии Министерства безопасности России. Он призвал своих бывших коллег по депутатскому корпусу передать свои «выходные пособия» пострадавшим в ходе «вооруженных столкновений и массовых беспорядков в Москве». Вот поддонок!

Президентская сторона никак не хотела, чтобы переговоры завершились успехом, и делала все, чтобы их просто-напросто сорвать, взвалив вину на представителей Верховного Совета. Для подтверждения приведу мнение члена Конституционного суда В. Зорькина, которое он высказал корреспонденту «Независимой газеты» 12 ноября 1993 года:

«Вдруг 2 октября ночью мне звонит Филатов и говорит: переговоры сорваны, немедленно вмешайтесь. Он заявил, что именно на мне лежит вина за ухудшение обстановки, так как я, мол, "медлю с осуждением Съезда, идя тем самым на поводу у Руцкого и Хасбулатова". В ответ я предложил сделать заявление, что президент согласен на досрочные выборы, иначе получается, что Съезд отменил свои решения, а президент – нет…

3 октября утром меня пригласил к себе Черномырдин и сообщил, что президент согласен на одновременные досрочные выборы. У меня тогда просто камень свалился с души. Я предложил Черномырдину немедленно обнародовать эту позицию президента (в 14 часов сторонники оппозиции намеревались провести митинг, и надо было спешить). Черномырдин пообещал мне сразу же связаться с президентом. После этого я позвонил в Верховный Совет, поговорил с Руцким, Хасбулатовым, Ворониным, все они согласились пойти на такой вариант. Тем не менее, никакого заявления на эту тему не последовало»^[583].

В 16.00 переговоры в Свято-Даниловом монастыре возобновились. Его Святейшество задал мне вопрос: «Это правда, Юрий Михайлович, что решения переговорной комиссии не будут иметь силы без утверждения их на Съезде?»

Я уверил Его Святейшество, и члены нашей делегации это подтвердили, что мы получили от Съезда все необходимые полномочия. Другое дело, что мы подробно рассказываем депутатам о ходе переговоров, вплоть до отдельных нюансов.

С разрешения Патриарха я как руководитель делегации огласил ряд официальных документов по поводу начавшихся массовых избиений манифестантов у метро «Баррикадная» и в окрестностях нашего «ГУЛАГа».

Прежде всего – Обращение Десятого чрезвычайного (внеочередного) съезда народных депутатов РФ лично к Алексию II. Съезд выражал сожаление и скорбь по поводу того, что силы охраны порядка принесены в жертву политическим амбициям лиц, совершивших государственный переворот. В Москве льется кровь. Более 1000 мирных граждан зверски избиты, 150 из них находятся в больницах, есть убитые и скончавшиеся от нанесенных побоев. Народные депутаты просили Патриарха приложить все усилия для прекращения кровавой бойни, не допустить ее развязывания по всей России.

В другом, политическом, заявлении Съезд просил Патриарха содействовать ликвидации первопричины начавшегося кровопролития – побудить Б. Ельцина отменить его антизаконный указ и восстановить конституционный строй в стране.

И наконец, Патриарху было передано Заявление Председателя Верховного Совета. В нем Р. Хасбулатов предупреждал: под прикрытием «переговоров» Ельцин готовит силовой удар по защитникам Конституции и захват здания. Доводя «грозовое предупреждение» до мировой общественности, Руслан Имранович подчеркнул, что вся ответственность за эту гнусную бойню ляжет на Ельцина и его окружение.

Теперь я напомню: эти документы были приняты на утреннем заседании Съезда в 10.00, когда еще не было ни взятия мэрии, ни похода на «Останкино». Но кровь уже лилась – били безоружных демонстрантов на Смоленской и Пушкинской площадях, у метро «Баррикадная», травили москвичей «черемухой» и уже начали палить по ним на поражение. Но Святая Церковь и Патриарх молчали. А нас продолжали и продолжали призывать к мифическому разоружению. Разве не ясно зачем? Как только правительства Москвы и России предъявили защитникам Дома Советов ультиматум – покинуть здание до 4 октября, стало ясно: Ельцин нацелился на силовые методы, и дальнейшие переговоры стали лишь ширмой для подготовки самых зловещих планов.

В 16.30 меня срочно отозвали от стола переговоров к телефону. Звонил из здания Конституционного суда Р. Абдулатипов. «Разблокирован Дом Советов и взята мэрия!» – взволнованно сообщил он.

Это прозвучало как удар грома. Значит, свое слово решил сказать сам народ, москвичи, которые не выдержали измывательств над собой.

Я поспешил в зал. Мою новость встретили по-разному. Раздались реплики, шум. Но большего я сказать не мог – не было необходимой информации. Через час снова звонит Р. Абдулатипов: возбужденные москвичи двинулись на «Останкино». Об этом я также проинформировал участников переговоров. Мы решили прервать их до 20 часов, до выяснения всех деталей случившегося.

Президентская делегация уехала немедленно, а наша оставалась в монастыре до половины девятого. Мы проводили Его Святейшество, попрощались с митрополитами и другими служителями и затем вернулись в Дом Советов. Вечером я постоянно звонил в приемную митрополита Кирилла и готов был выехать в любой момент. Однако команда Ельцина на связь в монастырь не выходила. Так и закончились эти переговоры в Свято-Даниловом монастыре, в которых президентская сторона пыталась выиграть время, перехитрить другую, чтобы потом нанести свой коварный, беспощадный удар.

С того дня прошел год. Вышла в свет запись фонограммы переговоров в Свято-Даниловом монастыре – книга с выразительным названием «Тишайшие переговоры»^[584], которую осчастливил своим послесловием один из могильщиков этих переговоров – Ю. Лужков. Прочитайте, что заявляет сей «тишайший» градоначальник: «Все произошедшее в октябре – да и в августе девяносто первого тоже – заставляет меня содрогаться от некоего предчувствия, что история наша ниспослана свыше, другой истории у нас просто не могло быть – слишком уж много мы нагрешили, – и для того, чтобы снова выйти на ровную, с далеким, хорошо просматриваемым горизонтом дорогу, мы должны выплатить кровавую дань, окупить прегрешения, что были сделаны раньше».

Вот так. Вина за клятвопреступление и кровавую расправу над народом переложена на непреклонный рок. Но и кровавая дань 93-го этому горе-аналитику кажется неполной, недостаточной. Он так и пишет:

«Я невольно задаю себе вопрос: а до конца ли прорвался нарыв? Кончилась ли болезнь?.. Стала ли наша победа окончательной?.. Неужели мы и в третий – а может, и в четвертый, и в пятый – раз должны пройти через кровавый коридор, чтобы окончательно победить?..» И, похоже, этот «миротворец» готов пройти эти разы, если Святая Церковь в очередной раз отпустит ему «кровавые грехи». А со свечкой в руках на экране телевизора и Ю.М.^[585], и Б.Н. выглядят вполне добропорядочно.

Нет, «кровавые коридоры» России не прописаны свыше. Их выстраивают люди – как и заслоны омоновцев, как и спирали из колючей проволоки Бруно. И общество обязательно выяснит, кто проектировщики этих кровавых коридоров.

 
Душа сегодня мечется, болит,
Что делать среди мерзости
и срама?
 
 
«Быть русским!» —
говорит митрополит, —
Не отступать от веры
и от храма.
Мы отошли, мы заблудились, мы,
Безумные, испили чашу яда —
И помрачились многие умы…
К себе самим теперь вернуться надо…
 
 
Опять народом православным стать.
Господь зовет уныние отринуть
И о Руси Святой
Возревновать.
 

Геннадий Иванов, 4 октября 1993 г.

Еще раз вспомним выдержку из Заявления Священного Синода Русской православной церкви от 30 сентября 1993 года:

«Властью, данной нам от Бога, мы заявляем, что тот, кто поднимет руку на беззащитного и прольет невинную кровь, будет отлучен от Церкви и предан анафеме».

Как мы ждали, как ждали тогда – анафемы! Скольких новомучеников спас бы патриарший гнев, сколько людей воспряли бы и пришли к Дому Советов.

К сожалению, потом пошли разговоры, что Святая Церковь заняла проельцинскую позицию, поэтому и не предала анафеме режиссеров кровавой бойни. И Заявление Синода многие расценивали как излишне уклончивое.

Я не могу с этим согласиться. Отсутствие персональных анафем в октябре 1993 г. еще не все дело. Вот как оценил ситуацию митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Иоанн: «Я могу лишь засвидетельствовать, что все церковные анафемы остаются в полной силе. Думаю, что и в Администрации Президента, и в правительстве совесть многим не дает покоя. Вспомним: когда Каин-братоубийца пытался скрыть свое преступление, Господь сам обличил и покарал преступника, восстав судией праведным и нелицеприятным и определив: "Голос крови брата твоего вопиет ко Мне от земли; и ныне проклят ты от земли, которая отверзла уста свои принять кровь брата твоего от руки твоей". Сегодня не смываемая каинова печать жжет лоб не одному и не двум российским политикам».

В декабре 1993 года двадцать священнослужителей Русской православной церкви обратились во вновь избранный парламент страны – Государственную Думу Российской Федерации с предложением сформировать парламентскую комиссию по объективному расследованию событий 3–4 октября в г. Москве. По их мнению, в эти дни имели место немотивированные преднамеренные убийства многих безоружных людей, совершенные самой государственной властью. Суть октябрьских событий, по мнению священнослужителей, – воплощение сатанизма. Выстрелы из танков по безоружным гражданам олицетворяют фактическое обесценивание человеческой жизни и нравственности. Подобные антигуманные действия требуют подробнейшего разбирательства, глубочайшего покаяния. В противном случае кровь невинных жертв падет на всю страну, на всех нас и наших детей. Само расследование стало бы началом покаяния.

Траурных дней 3–4 октября 1993 года власти теперь боятся. И мелко, трусливо пытаются снизить их пафос и боль. Каждый год десятки тысяч людей идут на Смоленку. Тревожно звонят колокола, медленно разворачивается людская лента, двигаясь от площади к Дому Советов. Как всегда, впереди родные и близкие погибших с портретами в черных рамах. И сколько бы лет ни прошло, эти лица навсегда останутся молодыми и прекрасными. Мать несет портрет убитого сына, сын – отца своего, жена – мужа. И тысячи губ шепчут: «Анафема, анафема тебе, Ельцин! Анафема тебе, Грачев, анафема тебе, Ерин, анафема тебе, Черномырдин, Филатов, Шумейко, Яров, Лужков…»