Откуда приходят герои любимых книг. Литературное зазеркалье. Живые судьбы в книжном отражении

Первый претендент на роль прототипа Евгения Онегина – Павел Александрович Катенин, родившийся (11 (22) декабря 1792 г., дер. Шаево Костромской губ. – 23 мая (4 июня) 1853, там же), русский поэт, драматург, литературный критик, переводчик, театральный деятель. Член Российской академии (1833), Катенин получил настолько качественное домашнее образование, что впоследствии служил в Министерстве народного просвещения.

Вместе с К.Н. Батюшковым, Н.И. Гнедичем, А.А. Шаховским посещал знаменитый салон А.Н. Оленина, время от времени участвуя в литературных чтениях, диспутах и даже в любительских спектаклях.

С 1810 г. поступает на военную службу и через два года уходит на войну с Наполеоном. Позже участвовал в заграничных походах.

Приблизительно тогда же начал публиковать свои сочинения, переводил стихотворные произведения Биона, Гесснера, Вергилия, Гете, Шиллера, Ариосто, «Романсы о Сиде» Гердера, отдельные песни из «Ада» Данте и Оссиана. Много писал для театра, в частности переработки пьес Ж. Расина, П. Корнеля, других французских драматургов. В переработке Катенина ставилась трагедия Тома Корнеля «Ариадна» (1811).

Член декабристского Союза спасения и один из руководителей тайной декабристской организации Военное общество. Разрабатывал план убийства Александра I.

* * *

 
Отечество наше страдает
Под игом твоим, о злодей!
Коль нас деспотизм угнетает,
То свергнем мы трон и царей.
Свобода! Свобода!
Ты царствуй отныне над нами!
Ах! лучше смерть, чем жить рабами,
Вот клятва каждого из нас…
 

Между 1816 и 1820 гг. (?)

В 1820 г. отстранен от службы в чине гвардии полковника и уволен в отставку по политическим мотивам, в 1822 г. за скандал в театре выслан из Петербурга сроком на три года, которые провел у себя в имении. Как легко подсчитать, его изгнание заканчивалось в 1825 г., но тем не менее на Сенатскую площадь он не вышел. Причина – рассорился и с декабристами тоже, он вообще обладал неуживчивым характером.

Второй претендент на роль прототипа Евгения Онегина – Петр Яковлевич Чаадаев, также друг Пушкина.

Родился Чаадаев 27 мая (7 июня) 1794 г. в Москве, в старинной зажиточной дворянской семье Чаадаевых. Его дед по материнской линии – академик, историк М.М. Щербатов, автор 7-томной «Истории Российской от древнейших времен». Неудивительно, что от внука ждали не меньших подвигов. Впрочем, когда отец умер, Петру исполнился годик, и мать вынуждена была отдать его и старшего сына Михаила к тетке княжне Анне Михайловне Щербатовой (+1852), у нее они и жили. Опекуном Чаадаевых стал их дядя – князь Д.М. Щербатов, в доме которого Чаадаев получил свое образование. Как видите, в этой части биографии Чаадаева и Онегина совпадают: обоих воспитывал дядя.

Позже Чаадаев учился в Московском университете, дружил с Грибоедовым, будущими декабристами Н.И. Тургеневым, И.Д. Якушкиным.

Во время войны 1812 г. братья Чаадаевы вступили лейб-прапорщиками в Семеновский, их родовой полк, там же служил их дядя-опекун. В ту пору Чаадаеву едва исполнилось 18 лет, через год он переходит в Ахтырский гусарский полк.

Чаадаев храбро сражался при Бородине, участвовал в боях под Тарутином, при Малоярославце, Лютцене, Бауцене, под Лейпцигом, ходил в штыковую атаку при Кульме, брал Париж. Награжден орденом Св. Анны и прусским Кульмским крестом.

После войны переведен корнетом в лейб-гвардии Гусарский его величества полк, расквартированный в Царском Селе. В доме Н.М. Карамзина в Царском Селе Чаадаев познакомился с А.С. Пушкиным, который посвятил ему несколько стихотворений:

 
Он вышней волею небес
Рожден в оковах службы царской;
Он в Риме был бы Брут, в Афинах Периклес,
А здесь он – офицер гусарской.
 

В 1814 г., находясь на службе в Кракове, вступил в масонскую ложу, в 1819 г. принят в Союз благоденствия, в 1821 г. – в Северное тайное общество декабристов.

В возрасте 23 лет Чаадаев назначен адъютантом командира гвардейского корпуса генерал-адъютанта Васильчикова. Но в октябре 1820 г. взбунтовался 1-й батальон лейб-гвардии Семеновского полка. Чаадаев знал этот полк, так как служил в нем. Должно быть, именно по этой причине его направили с докладом о происшедшем государю.

Вскоре после этой поездки и наказания, которое получили его бывшие друзья, Чаадаев подал в отставку. Таким образом, наш герой сломал свою карьеру, обещавшую быть более чем успешной – «…рано чувства в нем остыли; ему наскучил света шум…».

Эта отставка породила целых три легенды о Чаадаеве.

Легенда первая – он опоздал на прием к государю, так как был весьма щепетилен относительно внешнего вида. И в этом Онегин – «Как dandy лондонский одет» – ему не уступает.

Собственно, и по мнению Пушкина:

 
Быть можно дельным человеком
И думать о красе ногтей:
К чему бесплодно спорить с веком?
Обычай деспот меж людей.
 

И далее:

 
Второй Чадаев, мой Евгений^[29]
Боясь ревнивых осуждений,
В своей одежде был педант
И то, что мы назвали франт.
Он три часа по крайней мере
Пред зеркалами проводил
И из уборной выходил
Подобный ветреной Венере,
Когда, надев мужской наряд,
Богиня едет в маскарад.
 

Легенда вторая – донесение о восстании полка, которое Чаадаев принес царю в качестве гонца, было расценено как его личный донос.

Легенда третья – на приеме император высказал Чаадаеву что-то нелицеприятное, и он вспылил в ответ. «Я счел более забавным пренебречь этою милостию, нежели добиваться ее. Мне было приятно выказать пренебрежение людям, пренебрегающим всеми… Мне еще приятнее в этом случае видеть злобу высокомерного глупца» (из письма Чаадаева к его тете).

В 1821 г. Чаадаев вышел из масонской ложи. Как в воду глядел: в 1822 г. царское правительство закроет в России все масонские ложи.

В восстании декабристов не участвовал, так как рассорился еще и с декабристами. Вернулся в Россию в 1826 г. и тут же был арестован по доносу Якушкина, который, будучи уверен, что Чаадаев давно и надолго убрался за границу, назвал его имя в числе завербованных им.

Чаадаева подробно допросили, после чего он дал подписку о неучастии его в любых тайных обществах, через 40 дней после этого события его отпустили.

Далее Чаадаев переезжает в подмосковную деревню своей тетки в Дмитровском уезде, где живет уединенно, почти никого не принимает, так как понимает, что за ним установлен постоянный полицейский надзор. В это время в него влюбилась Авдотья Сергеевна Норова, соседка по имению, у которой «возник культ Чаадаева, близкий к своеобразной религиозной экзальтации».

Чаадаев вошел в историю как философ (по собственной оценке – «христианский философ») и публицист. После того как Чаадаев опубликовал свое первое «Философическое письмо», журнал «Телескоп» закрыли, издателя Надеждина сослали, а автора объявили сумасшедшим. В общем, у него была громкая и весьма скандальная литературная слава.

По словам Герцена, разразившийся после публикации скандал произвел впечатление «выстрела, раздавшегося в темную ночь». А венценосный критик Николай I дал следующий отзыв: «Прочитав статью, нахожу, что содержание оной – смесь дерзкой бессмыслицы, достойной умалишенного». После чего Чаадаева поместили под домашний арест, имея право лишь один раз в день выходить на прогулку. Каждый день к нему являлся полицейский доктор для освидетельствования. Когда «больному» стало лучше, а произошло это лишь в 1837 г., с него взяли подписку о том, что он больше ничего не напишет.

Третьим претендентом на роль прототипа Евгения Онегина считается лорд Байрон, а заодно и такие его герои, как Дон Жуан и Чайлд Гарольд. Байрон оказал заметное влияние на образ героя в русской литературе, Пушкин часто упоминает его в своих произведениях.

Что касается Чаадаева, тот он подходит на роль Онегина еще и потому, что одним из прототипов Татьяны Лариной считается Авдотья Норова, влюбленная в него. Сама Авдотья, или Дуня, упоминается под собственным именем во второй главе:

 
А Дуня разливает чай;
Ей шепчут: «Дуня, примечай!».
Потом приносят и гитару:
И запищит она (Бог мой!):
Приди в чертог ко мне златой!..
 

Дуня – соседка Ленского, стало быть, и Онегина. Ибо жили они все недалеко друг от друга.

Очень интересный прием: Пушкин пишет Онегина с Чаадаева, и при этом Чаадаев упомянут в романе под собственной фамилией, то же можно сказать и о Татьяне – Авдотье Норовой.

А в конце последней главы Пушкин выражает свою скорбь по поводу ее безвременной кончины:

 
А та, с которой образован
Татьяны милый идеал…
О много, много рок отъял!
Блажен, кто праздник жизни рано
Оставил, не допив до дна
Бокала полного вина,
Кто не дочел ее романа
И вдруг умел расстаться с ним,
Как я с Онегиным моим.
 

Действительно, Норова умерла раньше, чем Пушкин успел закончить «Евгения Онегина», из-за чего образ Татьяны был вынужден принять в себя черты еще одного прототипа – небезызвестной Анны Керн, возлюбленной самого Пушкина, то есть Анна Керн – прототип Татьяны, вышедшей замуж – Татьяны княгини.

Позже Анна Керн вдохновит Л.Н. Толстого для создания им «Анны Карениной», хотя тут тоже заметна двойственность, Керн – внутренняя сущность Карениной, от нее также сохранилось имя (кстати, в первоначальном замысле Каренину звали Татьяной), но внешность своей героини Лев Николаевич напишет со старшей дочери Пушкина, Марии Гартунг. Впрочем, мы еще поговорим об этом.

Есть мнение, что Татьяна Ларина написана Пушкиным со вдовы генерала-декабриста, проведшей вместе с мужем многие годы в сибирской ссылке, Натальи Дмитриевны Фонвизиной. Н.П. Чулков пишет: «Таней Фонвизина себя называет потому, что, по ее мнению, Пушкин с нее написал свою Татьяну Ларину. Действительно, в ее жизни было много сходства с героиней Пушкина: в юности у нее был роман с молодым человеком, который от нее отказался (правда, по другим причинам, нежели Онегин). Затем она вышла замуж за пожилого генерала, страстно в нее влюбленного, и вскоре встретилась с прежним предметом своей любви, который в нее влюбился, но был ею отвергнут».

Это могло быть правдой уже потому, что пушкинская героиня первоначально носила имя Наталья, а не Татьяна. К примеру, ею могла стать Наталья Викторовна Кочубей, в которую в ранней юности был влюблен Пушкин. Они познакомились в 1813 г., в то время семья Кочубеев проводила лето в Царском Селе, недалеко от Лицея, и ничего удивительного, что члены ее посещали лицейские балы. Возможно, Пушкин бывал у Кочубеев, так или иначе, но искусствоведы считают, что именно Наталье Кочубей поэт посвятил стихотворение «Измена» (1815), то есть влюбленность длилась приблизительно два года.

Кроме того, на роль пушкинской Татьяны претендовала супруга генерал-губернатора Новороссии графа М.С. Воронцова – Елизавета Ксаверьевна.

Есть версия, что на самом деле Пушкин писал Онегина с себя, а Татьяну – с Елизаветы, в которую был влюблен.

Впрочем, не исключено, что дело обстояло так: Пушкин задумывал и писал «Евгения Онегина» в течение определенного времени, при этом он общался с разными дамами, к кому-то приезжал в гости, кому-то писал письма, делая намеки на то, что собирается посвятить последней то или иное произведение, написать с нее главный женский персонаж… А дальше можно не называть даже имени героини, дамы легко поддаются на подобную лесть и рады считать себя музой великого поэта.

Прототипом Ленского мог выступить Вильгельм Кюхельбекер.

 
…По имени Владимир Ленской,
С душою прямо геттингенской,
Красавец, в полном цвете лет,
Поклонник Канта и поэт.
Он из Германии туманной
Привез учености плоды:
Вольнолюбивые мечты,
Дух пылкий и довольно странный,
Всегда восторженную речь
И кудри черные до плеч.
 

Геттингенская душа – как известно, в немецком городе Геттингене находился университет, в котором учились многие передовые русские люди того времени – лицейский учитель Пушкина А.П. Куницын, приятель Пушкина П.П. Каверин, декабрист Н.И. Тургенев. То есть там взращивали вольнодумцев. Иными словами, упоминая, что у Ленского геттингенская душа, автор дает понять, что Ленский сходен с образом идеального выпускника данного учебного заведения.

Ленский приезжает из Германии, эстонец Вильгельм Карлович Кюхельбекер родился 10 (21) июня 1797 г. в Петербурге, в семье российских немцев-дворян. «Я по отцу и по матери точно немец, но не по языку; – до шести лет я не знал ни слова по-немецки, природный мой язык – русский…», – свидетельствовал Кюхельбекер.

В 1848 г. (16 февраля) Плетнев писал Я. Гроту: «В понедельник мы все трое были у Балабиных. Я прочел там 2-ю главу Онегина. Это подало мне повод рассказать, как мастерски в Ленском обрисовал Пушкин лицейского приятеля своего Кюхельбекера. Когда я рассказал о последнем несколько характеристических анекдотов, Варвара Осиповна сожалела, что я не составляю записок моей жизни». Плетнев был приятелем Пушкина и Кюхельбекера, и к его категорическому показанию, сделанному без всяких оговорок, следует отнестись внимательно. «Я уже имел случай указать на то, что в черновой первоначальной обрисовке Ленского есть черты Кюхельбекера, что в „стихи Ленского“ перед дуэлью вошла пародия на некоторые строки из послания Кюхельбекера по поводу „Кавказского пленника“.

На основе новых материалов утверждение Плетнева представляется гораздо шире и глубже.

В Ленском, „Поэте“ по пушкинскому плану-оглавлению „Онегина“, была воплощена трактовка поэта, которую проповедовал Кюхельбекер, – высокого поэта; выяснено отношение к ней; сюда вошли некоторые реальные черты Кюхельбекера и, наконец, – реальные отношения Пушкина и Кюхельбекера, особенно ясно и остро во время писания 2-й главы поставившие вопрос о дружбе, помогли развитию сюжета „свободного романа“, еще неясного для самого Пушкина»^[30]. Кюхельбекер также главный герой романа Ю. Тынянова «Кюхля».

Под автором-рассказчиком в романе «Евгений Онегин» разумеется – сам А.С. Пушкин.

Александр Сергеевич планировал создать роман-эпопею, в которую войдут многие известные люди до восстания декабристов, поэтому неудивительно, что в тексте упоминаются известный петербургский ресторан Talon, парижский ресторатор Бери, Петр Павлович Каверин (1794-1855) – член Союза благоденствия, приятель А.С. Пушкина. Есть там и актер Озеров, и актриса Семенова, балетный танцор и балетмейстер Дидло, балерина Истомина, Федор Толстой, Зизи – Евпраксия Вульф, барышня из семьи Осиповых, жившая в Тригорском, по соседству с Михайловским, Альбан (Альбани) – итальянский художник XVII в., ценившийся за изящество и тщательную отделку своих картин, и ружейный мастер Лепаж.

В недописанной 10-й главе в строке «У беспокойного Никиты» имеется в виду декабрист Н.М. Муравьев (1796-1843), активный представитель Северного общества декабристов, которого сослали на каторгу в Сибирь, где он и умер. «Осторожный Илья» – И.А. Долгоруков (1797-1848), член Союза Благоденствия. В дальнейшем устранился от участия в тайных обществах, не удивительно, потому и «осторожного», не понес никакого наказания.

«Друг Марса, Вакха и Венеры, / Тут Лунин дерзко предлагал / Свои решительные меры» – М.С. Лунин (1787-1845) настаивал на необходимости убить Александра I. Умер в каторжной тюрьме в Сибири.

Документальна и строка «Читал свои ноэли Пушкин». Декабрист И.Н. Горсткин вспоминал: «…Я был раза два-три у князя Ильи Долгорукова… у него Пушкин читывал свои стихи, все восхищались остротой…»^[31].

«Меланхолический Якушкин, / Казалось, молча обнажал / Цареубийственный кинжал» – И.Д. Якушкин (1793-1857) собирался лично убить царя, был сослан на каторгу в Сибирь.

«Хромой Тургенев им внимал» – имеется в виду Н.И. Тургенев (1789-1871), который являлся горячим поборником уничтожения крепостного права.

А вот еще один таинственный женский персонаж, мелькнувший в черновых записях:

 
Смотрите: в залу Нина входит,
Остановилась у дверей
И взгляд рассеянный обводит
Кругом внимательных гостей;
В волненье перси, плечи блещут,
Вкруг стана вьются и трепещут
Прозрачной сетью кружева,
Горит в алмазах голова;
И шелк узорной паутиной
Сквозит на розовых ногах…
 

Под маской Нины Воронской прячется замечательная красавица пушкинских времен графиня Елена Михайловна Завадовская (урожд. Влодек; 2 декабря 1807 – 22 марта 1874), дочь генерала от кавалерии Михаила Федоровича Влодека (1780-1849) и фрейлины графини Александры Дмитриевны Толстой (1788-1847).

В 17 лет Елена вышла за обер-прокурора Сената графа Василия Петровича Завадовского (1798-1855). По поводу их брака

Вяземский писал: «Один из северных цветков, и прекраснейший, вчера был сорван Завадовским»^[32].

По воспоминаниям М.Ф. Каменской, графиня Завадовская «убивала всех своей царственной, холодной красотой» и «представляла собой роскошную фигуру Юноны». Об ее исключительной красоте не переставали твердить воспоминания и письма той эпохи. Согласно словам Долли Фикельмон, «мадам Завадовская полностью оправдывает репутацию красавицы. Высокая, статная, с великолепными правильными чертами, ослепительным цветом лица… У нее ровный характер, она не столь переменчива, как остальные».

Завадовской Пушкин посвятил стихотворение «Красавица», а также навсегда запечатлел ее в образе Нине Воронской. Кстати, доказательство того, что Завадовская и Воронская – одно лицо, подробно осуществлено в очерке В. Вересаева «Княгиня Нина Воронская».

Позже Завадовская сойдется с генералом С.Ф. Апраксиным, роман с которым будет длиться около шести лет. Она разойдется с мужем, поселится за границей. Карамзин встретит ее на балу в Париже в 1837 г. и отметит, что Завадовская мало изменилась и все так же хороша ^[33].

В романе присутствует секундант Ленского – известный дуэлянт Зарецкий. Под этим именем выведен наш знакомый Федор Толстой-Американец, подробно о котором мы говорили в связи с пьесой А. Грибоедова «Горе от ума»:

 
Зарецкий, некогда буян,
Картежной шайки атаман,
Глава повес, трибун трактирный,
Теперь же добрый и простой
Отец семейства холостой,
Надежный друг, помещик мирный
И даже честный человек:
Так исправляется наш век!
 

В 1820 г., когда поэта сослали в Екатеринослав, а потом на Кавказ, в Крым и в Бессарабию, Федор Толстой распространил по Москве слух, будто Пушкина перед отправлением в ссылку выпороли в охранном отделении.

Пушкин был настолько оскорблен, что поклялся вызвать обидчика на дуэль сразу же по возвращении из ссылки. Кроме того, поэт ответил Толстому эпиграммой («В жизни мрачной и презренной…») и резкими стихами в послании «Чаадаеву»: «Или философа, который в прежни лета / Развратом изумил четыре части света, / Но, просветив себя, загладил свой позор: / Отвыкнул от вина и стал картежный вор?».

В конце концов противников примирил С. Соболевский. К слову, Пушкин и Толстой были отменными стрелками и, скорее всего, убили бы или покалечили друг друга. Ко всему прочему, Толстой отлично знал, какое место занимает Пушкин в литературных кругах, и не желал войти в историю как его убийца, понимая, что в этом случае весь литературный мир от него отвернется.

Несмотря на то что Толстой уже пытался жульнически обыграть Пушкина в карты, во время написания «Евгения Онегина» они снова дружат.

 
Он был не глуп; и мой Евгений,
Не уважая сердца в нем,
Любил и дух его суждений,
И здравый толк о том о сем.
Он с удовольствием, бывало,
Видался с ним…
 

Вызывает сомнение информация о том, что Зарецкий, «с коня калмыцкого свалясь», попадает в плен, в то время как Толстой – преображенец (то есть гвардейский пехотный) и никогда в плену не бывал. Так что, возможно, и Зарецкий – тоже образ собирательный.

Позже у Льва Толстого в повести «Два гусара» граф Турбин представлен как «картежник, дуэлист, соблазнитель», и считается, что Турбин также писан с Ф. Толстого, являвшегося

двоюродным дядей Льва Николаевича. «Помню, он подъехал на почтовых в коляске, вошел к отцу в кабинет и потребовал, чтобы ему принесли особенный сухой французский хлеб; он другого не ел. <…> Помню его прекрасное лицо: бронзовое, бритое, с густыми белыми бакенбардами до углов рта и такие же белые курчавые волосы. Много бы хотелось рассказать про этого необыкновенного, преступного и привлекательного человека»^[34].

В романе «Война и мир» Ф. Толстой присутствует как Долохов. Тут и дуэли, и битвы, и карточные игры. Впрочем, образ собирателен, и в Долохове можно найти черты характера не только Толстова-Американца, но и партизана Фигнера.

Кроме того, Толстой-Американец является прототипом шулера Удушьева в романе Д.Н. Бегичева «Семейство Холмских».

«ДУБРОВСКИЙ»

Для того чтобы написать своего «Дубровского», Пушкину пришлось покопаться в архиве, используя судебные материалы по процессу дворянина Островского, у которого незаконно отняли его маленькое поместье. То есть, говоря современным языком, произошел рейдерский захват имущества, в результате чего Островский реально сжег свой дом и ушел с верными ему крестьянами в лес, став разбойником. Он мстил тем дворянам, которые содействовали обстоятельствам его разорения. Очень кстати в этом судебном деле обнаружилась и дочка помещика-обидчика, в которую Островский был влюблен еще с детства.

Островский женился на ней после того, как молодая женщина овдовела. Однажды жена серьезно заболела, и врачи рекомендовали везти ее в Петербург, где был шанс показать больную светилам медицины. Островский везет жену, но в столице его неожиданно опознает один из помещиков, которого он некоторое время назад ограбил. В результате благородный герой угодил на скамью подсудимых.

Фамилия Дубровский тоже не придумана, ее Пушкин почерпнул из архивов Пугачевского дела – секретарем царя-самозванца был некто Дубровский. Александр Сергеевич изучал эти материалы, поскольку по ним он писал свою «Историю Пугачева», а также и «Капитанскую дочку».

Персонаж Троекурова, по мнению пушкиниста Б.Л. Модзалевского, списан Пушкиным с Льва Дмитриевича Измайлова (1764-1834), генерал-лейтенанта из рода Измайловых, прославившегося как помещик-самодур. В возрасте 11 лет его записали в лейб-гвардии Семеновский полк, и уже в 21 год он получил первый офицерский чин. Участник Русско-шведской войны 1788-1790 гг., в 1789 г. произведен в полковники, еще через год награжден орденом Св. Георгия IV степени. Позже участвовал в военных действиях против польских конфедератов, командовал Кинбурнским драгунским, с 1797 г. – гусарским Шевича полком.

Состоял на службе у фаворита Екатерины II Платона Александровича Зубова, когда же Екатерины не стало и Зубов утратил власть, Измайлов вышел в отставку. При Павле I жил в своем имении, но, когда того не стало и трон занял Александр I, вновь принят на службу, правда, прослужил недолго. По невыясненным причинам вскоре уволился, после чего постоянно проживал в имении Хитровщина Тульской губернии. В 1802-1815 гг. исполнял должность предводителя дворянства города Рязани. Во время Отечественной войны 1812 г. командовал рязанским ополчением. За отличие в войне против Наполеона Измайлов 2 октября 1814 г. получил чин генерал-лейтенанта и ордена Св. Анны I степени с алмазными знаками и Св. Владимира II степени.

После войны жил в своих имениях, прославился развратным и буйным поведением. Слухи о его преступлениях дошли до столицы. Еще 23 марта 1802 г. император Александр I писал тульскому гражданскому губернатору Иванову: «До сведения моего дошло, что отставной генерал-майор Лев Измайлов… ведя распутную и всем порокам отверзтую жизнь, приносит любострастию своему самые постыдные и для крестьян утеснительные жертвы. Я поручаю вам о справедливости сих слухов разведать, без огласки, и мне с достоверностью донести», но в то время ему удалось избежать суда, и Измайлов продолжал в том же духе еще целых девять лет, исполняя ответственные должности и получая награды.

В имении Измайлов завел самый настоящий гарем на 30 душ: «И днем и ночью все они были на замке. В окна их комнат были вставлены решетки. Несчастные эти девушки выпускались из этого своего терема или, лучше сказать, из постоянной своей тюрьмы только для недолговременной прогулки в барском саду или же для поездки в наглухо закрытых фургонах в баню. С самыми близкими родными, не только что с братьями и сестрами, но даже и с родителями, не дозволялось им иметь свиданий. Бывали случаи, что дворовые люди, проходившие мимо их окон и поклонившиеся им издали, наказывались за это жестоко. Многие из этих девушек, – их было всего тридцать, число же это, как постоянный комплект, никогда не изменялось, хотя лица, его составлявшие, переменялись весьма часто, – поступали в барский дом с самого малолетства, надо думать, потому, что обещали быть в свое время красавицами. Почти все они на шестнадцатом году и даже раньше попадали в барские наложницы – всегда исподневольно, а нередко и посредством насилия» (Е. Жирнов. «Дело насильника-рекордсмена»^[35]).

После суда Измайлова сослали в собственное имение, где он жил до самой смерти, его имения находились под опекой. Умер в возрасте 70 лет.

«ПИКОВАЯ ДАМА»

Прототип Пиковой дамы – княгиня Наталья Петровна Голицына, урожденная Чернышева (17 января 1741 или 1744, Берлин, Германия – 20 декабря 1837, Санкт-Петербург). В молодости она слыла красавицей, способной на рискованные, а иногда и сумасбродные поступки. Дочь дипломата и сенатора графа Петра Григорьевича Чернышева от брака с Екатериной Андреевной Ушаковой, она относилась к поколению так называемых «новых людей», появившихся в начале XVIII в. в окружении Петра Великого. Петр женил своего денщика Григория Петровича Чернышева на своей метрессе Евдокии Ржевской, отчего прошел слух, что Наталья Петровна будто бы являлась внучкой Петра Великого.

Так как отец служил по дипломатической части, Наталья родилась в Германии и после провела детство в Англии, где получила блестящее европейское образование. Свободно владела четырьмя языками, но плохо знала русский.

Когда главу семейства перевели с дипмиссией во Францию, юная Наталья уже начала выходить в свет и на некоторое время сделалась чем-то вроде звезды Версаля. Лучшие живописцы – Людерс, Друэ – писали сестер Чернышевых. В 1762 г. П.Г. Чернышев становится сенатором и семья возвращается на Родину.

Наталья получает фрейлинский шифр при особе ее величества Екатерины II. За красоту и «приятнейшее проворство» в танцах она получила специально изготовленную по этому случаю в единственном экземпляре персональную золотую медаль с изображением императрицы.

В 1766 г. Наталья Петровна выходит замуж за красавца князя Владимира Борисовича Голицына, но, как утверждала молва, выбор свой Наталья Петровна сделала не из-за притягательной внешности будущего супруга – она обожала род Голицыных и всячески превозносила его. В свете ходил анекдот, что, будучи уже весьма пожилой дамой, наставлявшая внучку в христианском вероучении, Наталья Петровна рассказывала про жизнь Иисуса Христа и так увлеклась, что, слушая бабушку, девочка воскликнула: «Уж не из рода Голицыных ли Иисус?».

После замужества она подолгу жила в имениях мужа, бывая при Дворе время от времени. Чтобы ее дети получили действительно хорошее образование, она уехала с ними во Францию, где произвела благоприятное впечатление на Марию Антуанетту и даже получила придворное прозвище «Московская Венера». В 1789 г. Наталья Петровна ездила с мужем и дочерьми в Лондон. При их отъезде из Англии будущий король Георг IV, ухаживавший за Натальей Петровной, подарил ей на память свой портрет с автографом.

После указа Екатерины II 1790 г. о немедленном возвращении всех русских в Отечество Голицыны отправили сыновей в Рим, а сами вернулись вместе с дочерями и поселились на Малой Морской ул., 10.

Каждую среду в доме Голицыных проходили балы, где бывали беглые французские аристократы, оказавшиеся в столице Российской империи.

Екатерина благоволила к начинаниям Голицыной, Павел I покровительствовал ей. На коронации Александра I ей пожаловали крест Св. Екатерины II степени. На ее балу 13 февраля 1804 г. присутствовала вся императорская фамилия.

В 1806 г. Голицына – уже статс-дама (вначале знак статс-дамы был получен ее дочерью, графиней Строгановой, которая вернула его с просьбой пожаловать им ее мать). При коронации Николая I Голицыной пожалован орден Св. Екатерины I степени.

Как воспоминал Феофил Толстой, «к ней ездил на поклонение в известные дни весь город, а в день ее именин ее удостаивала посещением вся царская фамилия. Княгиня принимала всех, за исключением государя императора, сидя и не трогаясь с места. Возле ее кресла стоял кто-нибудь из близких родственников и называл гостей, так как в последнее время княгиня плохо видела. Смотря по чину и знатности гостя, княгиня или наклоняла только голову, или произносила несколько более или менее приветливых слов. И все посетители оставались, по-видимому, весьма довольны. Но не подумают, что княгиня Голицына привлекала к себе роскошью помещения или великолепием угощения. Вовсе нет! Дом ее в Петербурге не отличался особой роскошью, единственным украшением парадной гостиной служили штофные занавески, да и то довольно полинялые. Ужина не полагалось, временных буфетов, установленных богатыми винами и сервизами, также не полагалось, а от времени до времени разносили оршад, лимонад и незатейливые конфекты. Предупредительность властей к Наталье Петровне была удивительна: когда она стала плохо видеть, специально для нее изготавливались увеличенные карты для пасьянса; по ее желанию в голицынское имение в Городне могли прислать придворных певчих»^[36].

Голицыну все любили, даже когда она сделалась дряхлой старухой. Когда она стала слабо видеть, специально для нее изготовили колоду карт большого размера. «Почти вся знать была ей родственная по крови или по бракам. Императоры высказывали ей любовь почти сыновнюю. В городе она властвовала какою-то всеми признанною безусловной властью. После представления ко Двору каждую молодую девушку везли к ней на поклон; гвардейский офицер, только надевший эполеты, являлся к ней, как к главнокомандующему», – писал о Наталье Петровне В.А. Соллогуб^[37].

Тем не менее А.С. Пушкин позволил себе написать Пиковую даму со знаменитой Голицыной. Должно быть, его поразила отталкивающая старость в сочетании с острым умом и царственной надменностью. «…При дворе нашли сходство между старой графиней и княгиней Натальей Петровной и, кажется, не сердятся», – писал Александр Сергеевич в 1834 г.

Впрочем, история не была бы историей, если бы Пушкин основывал ее только на образе старухи, да и почему из всех возможных старух прототипом была выбрана именно Голицына?

Дело в том, что внучатый племянник Голицыной, князь Сергей Григорьевич Голицын по прозвищу Фирс (прототип Томского в повести), как-то поведал Пушкину, что, однажды начисто проигравшись в карты, в отчаянье бросился к Голицыной с мольбой о помощи. Но, должно быть, в то время она не имела достаточно свободных средств для того, чтобы помочь любимому внуку. Тем не менее нужно было что-то предпринять, и княгиня рассказала, что в юности познакомилась с графом Сен-Жерменом, который доверил ей тайну трех карт – тройки, семерки и туза.