С любимыми не расставайтесь
Я кружилась в платьице белом.
Кавалер был уверен, силен,
В танце белом вёл нас умело,
Сердце пело: Люблю! Это он.
Перекрестья московских улиц
Были созданы только для нас.
Были… А однажды проснулись
Левитан нам сказал: – Всё. Война.
А в садах созревали вишни,
И осыпался пух с тополей.
Только замуж три дня как вышла,
И разлука. Нет участи злей.
День за днем так долго тянулись.
Как же медленно письма к нам шли.
Много кто, с войны не вернулся.
Еще больше в гробах привезли.
Ты сказал: уйдешь на полгода,
А мне казалось прошли века.
Увезла мужчину подвода,
А вот вернула мне старика.
С любимыми не расставайтесь.
Минута каждая ценна.
И, уходя, на век прощайтесь.
Назавтра может быть война.
Серая шейка
Ах, как же быстро отзвенело лето.
Ах, где же ты, желанное тепло?
И я б взлетела с ветки бересклета,
Но не дает проклятое крыло.
И скоро, очень скоро вьюга злая
Засыплет снегом эту полынью.
На что надеюсь, и сама не знаю.
Из смерти – снега снова восстаю.
Еще жива, назло ветрам и стуже.
Воды открытой меньше полоса.
И каждый день к несчастной моей луже
Спешит прийти голодная лиса.
Не по себе от лающего смеха:
– Не торопись, борись. Я подожду.
А воронью бесстыжему потеха.
Они пророчат карканьем беду.
И вот мы кружимся в смертельном танце.
Зимой, без сил. Два немощных врага.
Никто не хочет с жизнью расставаться.
И стягивает стужа берега.
Вот прыгнула лиса, собравшись с силой.
А что потом? Додумайте ответ.
Был тонкий лед непрочным, но красивым.
От крика сбросил листья бересклет.
Сероглазый Локи
Ты мне красиво говорил,
Мой сероглазый Локи.
Прекрасные цветы дарил,
Давал любви уроки.
О да, любовь разжечь ты смог.
Но после Ragnaroka
Помни, ты поверженный бог
Коварства, лжи, порока.
Пилюли горькие измен.
Их не заесть и медом.
Фрегат любви дал жесткий крен.
Да что!… Ушел под воду.
В глаза лукавые смотрю.
А врешь ты, будто дышишь,
Я так боюсь сказать: – Люблю!
Ведь гордость, гордость выше.
И будет встреча через год:
– Грустила? – Не грустила.
О! Извини zeit not, zeit no
Я всё давно простила.
Скрипач
Твои тонкие нервные пальцы
Крепко держат изящный смычок.
Дай же музыки мне, скиталице!
Плясовую дай под каблучок.
Полетят легконогие ноты,
Словно птицы к проводам души.
Эх пляши душа! Да с поворотом!
Развернись, дурная, на аршин.
А потом ударишь, как стилетом
Резким переходом в ля минор,
Я – нага. Моя душа раздета.
До чего ты прыткий ухажор.
Мне по нраву визги твоей скрипки.
Зря глядит тот разодетый франт.
Я сегодня пью вино улыбки
Лишь твоей, заезжий музыкант.
Случай в больнице
Мертвым не заглядывают в лица.
Люди здесь, они почти мертвы.
Он бежит скорей исчезнуть, скрыться.
Доктор не поднимет головы.
Стон и крики. Вновь кому-то плохо.
Старики, отжившие свое.
Их глаза – цветы чертополоха,
Так и колят. Кожу рвут живьем.
Всем помочь? Так сердца всем не хватит.
Долг и клятва – это для юнцов.
Тем, кто платит – место на кровати,
Остальным – суровое лицо.
Остальным – скрипучие кровати,
В желтых пятнах тоненький матрас.
– Чё те бабка, царские палати?
Кормят, поят, лечат ещё вас!
И она униженно согнется,
Руки – лапки меленько дрожат.
Но светло, светло вдруг улыбнется,
Тянет, угоститься, полкоржа.
И он тоже вопреки запрету,
Вдруг вглядится в старое лицо.
А глаза фиалкового цвету,
Те цветы он собирал мальцом.
И как мама улыбалась мило,
Ей к глазам был маленький букет.
Почему же сердце к ней остыло?
Почему не приезжал к ней много лет?
– Ты смотри, смотри! Бездомную старушку
Обнимает и целует главный врач.
Поправляет одеяло и подушку:
– Мама, мамочка. Возьму домой, не плачь.
Снегири
Сегодня в парке оживленно.
И все бегут смотреть скорей:
На снежной скатерти белёной
Сверкает стайка снегирей.
И в черно-белом мире стужи
Нужны горячие сердца.
Как снегири, нам кто-то нужен,
Чтобы смахнул печаль с лица.
Заставил думать о хорошем,
О ярких снах и теплом лете.
И, как подарки для прохожих,
Порхают по ветвям малютки эти.
Снежная королева
Как холодны и злы её слова.
Убьют любовь и всё вокруг живое.
Она тебе: – Ничтожество! Права,
Раз ты в ответ киваешь головою.
Ей обожание твоё не дар.
Объятия не вовремя, не к месту.
Так отравил тебя весны угар,
Что взял такую снежную невесту.
И, как приказ, любой её каприз,
А счастье с нею призрачно и зыбко.
Она сама, не воплощенный приз,
И ты, увы, не золотая рыбка.
Не счесть ее предательств и измен.
Но даришь вновь распутнице прощенье.
Не ты, найдет кого-нибудь взамен.
И как дурман ее прикосновенье.
У трона королевы ныне плен
Твоей любви, поверженного Кая.
Но ты себе не хочешь перемен,
И рад, что твоя женщина такая.
Сонная лощина
Как растревожена калитка
Свирепым ветром одинцом.
И мраморной рекою плитка,
И месяц золотым венцом.
У дома листья закружились,
Шуршат о чем-то о своем.
На плиты нехотя ложились,
И убаюкивали дом.
Повисла мгла над сонным лесом,
И снится бедному кошмар,
Придавлен им, как будто прессом
Седых смертей, холодных Мар.
Исчезла радость без причины.
Душа с огромною дырой.
Мы заперты с тобой в лощине,
Где страж с отрубленной главой
Нас ловит в поле кукурузном.
И поздно что-либо менять.
И падают початки грузно
Под ноги дьявола коня
И нам припомнят все былое:
Большие, мелкие грешки.
Где было трое, станет двое.
Один остался без башки.
Забудьте сразу о пощаде
Красны глаза. В них гнев и злость.
Придет бездушное исчадье,
И беглецов изловит врозь.
И каждому своя расплата.
Святых ведь нет, как ни крути.
Но не моя сегодня плата.
Я отхожу с его пути.
Старость
Все те же дороги стали длинней,
А все те же годы – короче.
Потеряться в чреде похожих дней
Старику. Что может быть проще?
И уже не вспомнить старых друзей,
Не узнать родимые лица.
Полмира не видно, как ни глазей,
И все больше разница в линзах.
Всё чаще памятные вечера.
Но не встречи, увы, прощаний.
Помнить юность, будто была вчера.
Как много было обещаний.
Уважать счастливый миг без боли,
Без сожалений, крошки смеха.
А слова в кроссвордах, как пароли.
Но и это тоже потеха.
Прощать родным отсутствие звонков,
И времени на разговоры.
Но ждать во тьме, отчаянно, шагов,
Что разрывают коридоры.
Ах, молодость! Вернись! Хотя б на миг,
Ведь жизненный опыт – не старость.
Чтоб думалось о том, чего достиг,
А не о том, сколько осталось.
Старый дом
Старый дом незряч и брошен.
Тишиной осенней скован.
Искалеченный осколок прошлого,
Ветром северным атакован.
В стылых комнатах мебель старится,
И ставень скрипит перекошенный.
Свет сквозь окна, те, что остались,
Золотит мозаичное крошево.
Здесь шаги, словно грохот выстрела,
И слова звучат преступлением.
Вот оно, в безвременье застывшее,
Вязко-терпкое это мгновение —
Полусон, полусмерть, полудрема.
В ворохе листвы опавшей
Темнота из дверного проема
Кошкой ластится загулявшей.
Черно-белые клавиши скалятся
Изо рта фортепьяно раскрытого.
Люди-тени по стенам метаются.
Люди-тени в безумье закрытые.
В коридорах гуляет эхо.
Дом грустит, о чем-то вздыхает.
Отголоски счастливого смеха
В тишине кое-где оживают.
И никто не в силах спасти
Дом от старости и разрушения.
Я могу лишь на холст нанести
Вязко-терпкое это мгновение.
Странница
Мой аромат грейпфрут и горький перец.
Мой цвет сиреневый с отливом в черный.
Хочу уехать не в Париж, но в Veretz
Меня полюбит только обречённый.
Мне по душе стиль рок, свобода, «Мята».
Люблю играть в оправданные риски.
Любовь на простыне безбожно смятой
Так мило спит. Я тихо, по-английски,
Уйду с рассветом, прихватив сандали,
Хотела каблуки, но героизма мало.
Меня зовут дорог бесчисленные дали.
И на дороге многих я встречала.
Я не устала от простых историй.
Сама пишу, рассказываю сказки.
Их шепчет ветер и диктует море.
Одни легки, другие сладко вязки.
Как много лиц красивых и обычных.
Как много драм: судьба бывает строгой.
Мне интересно: есть за ликом личность?
И если нет, десятая дорога,
Чтоб обойти такого человека,
Чтоб не сорил словами чистый разум,
Как песенка заезженного трэка,
Который сам собой уже наказан.
Пока живу я так. Когда ж устану,
На перекрестке лягу с первым встречным.
В его руках свирелью дивной стану.
Играй свирель, чтоб людям было легче.
Страшила
Меня баба криво сшила.
Руки бы взять, оборвать.
Я вышел такой страшила.
Но воздержусь. Всё же мать.
Сердце мое – деревяшка,
Грубыми нитками рот.
А из одежки рубашка,
Соломой набит живот.
Глаза – голубые плошки,
В шляпе живет вороньё.
Мы вместе боимся кошки.
Такое мое житьё.
Я здесь сторожу посевы.
Но сторож я не ахти.
Гляжу как младые девы
Сено идут растрясти.
Вот лето прошло неслышно.
Убран с полей урожай.
Меня забудут. Так вышло.
Останусь в снегу лежать.
И глядя в лицо метели,
Засну беспробудным сном.
Приснится красотка Элли,
Мы с ней по дороге идём.
Сын истопника
В топку, в топку, в топку, в топку.
В печь летит до полусотни книг.
– Что мне книги? Что в них толку?
Я прекрасно обхожусь без них.
И живу. Других не хуже.
В книгах только дым для дураков.
Дураков, сынок, не слушай.
Будут спорить, дай им тумаков.
Я тебя дубасил палкой.
Не со зла же, воспитанья для.
И тебя мне было жалко.
Зато вырос парень, а не тля.
А писаки – вот лентяи,
Водить ручкой, чай не рельсу гнуть,
Только покажи слюнтяя,
Не сдержусь, ей-ей, в коленку пну.
А романы и поэмы
Бабам так и вовсе не нужны.
Дети, кухня – вот их темы,
Бабы свое место знать должны.
Я смотрел, испуганный ребенок,
Как отец жёг книги без конца.
И глядела Богородица с иконок,
Строгим своим ликом на отца.
А когда остался хвост от ночи,
Я затеплил тонкую свечу,
Истопник хороший, человек – не очень.
Мой отец. Но я так не хочу.
И мелькали книжные страницы,
Будто мне маяк светил, моргал.
Дни тянулись скучной вереницей,
Но от них я в книги убегал.
Вот и вырос. Вспоминая детство,
Мне и вспомнить нечего порой,
Бил, гулял, да книги жёг отец то.
Да частенько уходил в запой.
Ностальгия
Там, яблоки, как град, стучат по крыше.
В саду гортензия и резеда,
На ужин мёд, орехи и маасдам,
И сад рябиной, будто гладью вышит.
Тот самый миг, где рядом МОИ люди.
Фырчит мотор в соседском гараже.
И мама чайник налила уже.
В духовке ж остывает сладкий штрудель.
И солнце, утомленное работой,
Спустилось ниже в синие холмы.
Как дорого мне это наше «МЫ»,
Когда за чаем обсуждаем что-то.
Когда кота по очереди гладим,
И полыхает дровяной костёр.
Но Время – Бог ладони распростёр.
И он ко всем суров и беспощаден.
– Ведь никому не суждено остаться.
И за мгновенья эти не держись.
До хрипа спорю: – Это и есть жизнь!
Держаться! Всеми силами держаться!
Хочу дождя
Бывает: ждешь грозу.
Исходит ранним зноем
Весь майский день,
И хочется дождя.
Дождь – хорошо,
Но ливень лучше. Смоет
Он пыль с травы.
И, новое родя,
Придет размытый день,
Заплачут серым окна,
Зазеленеет новая листва.
Хочу дождя. Хочу,
Чтоб все промокло,
Но небо говорит мне:
– Черта с два!
И вот синеет горизонт.
Ура! Уж гром грохочет.
Смотрю с надеждой в небеса.
Но дождь никак, никак
Пойти не хочет.
И стороной, смеясь,
Прошла моя гроза.
И в майском небе две тучи.
Прогремели, растаяв,
Растеряв на два счета,
Весь свой яростный пыл.
Будто Бог Громовержец
Забрался на кручу,
Хотел рассердиться,
Да просто забыл…