Но лучше на пути этого лиса-оборотня с недобрыми мыслями не стоять! Он будет улыбаться тебе в лицо, идти с тобой рука об руку, но в один прекрасный момент ты окажешься в расставленном им же капкане. Ливен, Миненков, Сухомлинов – это только те, чьи имена были на слуху. Птицы высокого полёта, которым рыжий мальчишка с невероятной лёгкостью подрезал крылья, отправив в последний, убийственный полёт, в самый низ, до дна пропасти…
Октябрьский и Бёрнет не сводили глаз с него. Элан медленно прошёл между гробами, останавливаясь у каждого, глядя сквозь стекло на покрытые инеем лица воспитанников, клал руку на прозрачный купол, отделяющий очередное нетленное тело от внешнего мира. Губы едва заметно шептали единственное слово, не разобрать какое, хвост и острые ушки печально повисли, выдавая жестокие душевные муки.
Поравнявшись с пятым и простившись (попросив прощения?) с соратницей, он подошёл к своей бывшей наставнице.
Хельга внешне была спокойна. Даже её лицо можно было назвать отрешённым, и переполненный болью взгляд огромных голубых глаз не нашёл никакого отклика в пронзительно жёлтых, скрывающих в своей глубине холод электронного разума, глазах.
– Здравствуй, Оля…
– Здравствуй, Лис…
Он не сердился, не бросался в лицо обвинениями, он даже не плакал…
– Что случилось?
Его голос, очень тихий, едва заметно дрожал, но заговорщикам показалось, что это дрожит ниточка их жизни. Сейчас решающий момент: купится на фальшивку, или нет? Они не боялись до потери сознания – всё продуманно до мелочей, и разговор двух кураторов подтвердил гениальную простоту замысла.
– Они попытались воспроизвести умение сестёр Долгачёвых подгружать последовательно две Матрицы ЭМ.
Рыжий лис сгорбился, словно от нестерпимой боли в сердце:
– Проклятье… Что же они ничего не сказали…
Казалось, ещё секунда, и шатающийся Элан просто рухнет на колени, но железная воля удержала непослушное тело.
Бёрнет и Октябрьский не замечали суеты вокруг: готовили машины для перевозки тел в аэропорт, эволэки и наставники положили на гробы первые цветы, отдавая тем самым дань уважения товарищам. Их внимание полностью поглотил диалог киборга и кицунэ.
– Я узнала о планах из их видео обращения, – продолжила Хельга. – Дети знали, что ты запретишь такой опасный опыт, ведь он и прежде заканчивался уходом души в Океанес. Сёстры унесли секрет своего мастерства с собой…
Она явно хотела продолжить, но перехватила взгляд друга и прочитала в нём невольный укор. Должна была остановить их, просто обязана была, но…
– Не смотри на меня так, пожалуйста, – чуть нахмурившись, попросила Оля, и напомнила, – Ты прекрасно знаешь, кто я, и каковы правила. Я – Искусственный Разум, мне приказывают – я выполняю.
– Прости…
Элан выдохнул ей это короткое слово на ухо, когда они уже обнялись.
Да, он прекрасно знает все правила границы, той зыбкой черты, на которой всегда балансирует контакт живого и неживого сознания. Нет ни у кого права обвинять снежную королеву за холодный расчёт, никто и ничто не сможет сбить её с пути, отмеченного вихрями электронной стужи. Это её мир, её вселенная, скорлупка её корабля, что летит сквозь пространство и время.
Их объятия распались, и они с Хельгой тут же оказались в окружении товарищей из ИБиСа: все с нетерпением жаждали посмотреть видеозапись с обращением Навигаторов к своим друзьям.
Короткая запись голографического проектора разъяснила суть задуманного, молодёжь заявила о своей решимости провести опасный опыт, заодно помочь жителям молодой планеты без лишних хлопот избавиться от опасных соседей на орбите – отработавших реакторов, для транспортировки которых к солнцу попросту не было свободных буксиров.
Лис слушал молча, утирая слёзы, а неформальный лидер команды, Александр, попросил своего наставника:
– Учитель, не сердитесь на нас! Вы всегда были для нас примером, ваша смелость и решимость окрыляет нас, молодых. Вы не боялись рисковать, и мы не устрашимся, вы смело шли вперёд, и мы не остановимся! Простите за это самовольство, но мы хотим сделать этот шаг, и мы его сделаем его. Не ругайте Олю, и не волнуйте свою супругу – она, наверно, Вас уже сделала счастливым, и мы тоже постараемся не огорчить Вас…
Изображение распалось, и Элан, утерев рукавом скупые слёзы, сделал пару шагов к офицерам.
Мерзавцы они, или нет, а вот выдержке и самообладанию у этой парочки можно было поучиться! Ни один из адмиралов и глазом не моргнул, когда убитый горем Лис пожимал им руки:
– Спасибо, господин Бёрнет, что привезли наших детей назад, – он с силой сжал ладонь англичанина, потом и русского офицера. – Спасибо, Евгений Дмитриевич, это очень важно для нас, увидеться в последний раз, проститься по-человечески.
– Не за что, профессор, – тёплым и сочувственным тоном, ответил Октябрьский. – Это наш долг перед ними. Примите наши соболезнования и наше восхищение – вы воспитали настоящих храбрецов!
Лис криво улыбнулся в ответ:
– Да, я их такими и сделал.
– В смысле? – Бёрнету было очень интересно – вопрос жизни и смерти, что за мысли сейчас в голове наставника погибших эволэков.
Тот не стал противиться и пояснил:
– Мой дурной пример погубил их, вот какой смысл, – честно признался Элан, наблюдая краем глаза за погрузкой гробов в катафалки. – Я всегда шёл наперекор руководству ИБиСа, и, чего уж там скромничать, это пошло на пользу всем…
Ветер сбил с крышки гроба Иры цветы, и мужчины, несущие скорбный груз, остановились, терпеливо ожидая, пока девушки не подберут их со стылого бетона полосы, и не водрузят на положенное место.
– Только вот моя неуправляемость вышла боком – дети попросту взяли дурной пример на вооружение. – Он снова повернулся лицом к адмиралам. – Да ещё и не уловили, что момент для своеволия неподходящий. Одно дело, когда на карте стояла судьба эволэков и ИБиСа, но сейчас этот риск был неоправданный.
Он склонил голову и улыбнулся ещё раз, но уже тепло, без надрыва.
– Ещё раз спасибо, что привезли их…
Когда небольшая колонна тронулась от челнока к зданию далёкого аэропорта, унося вдаль эволэков, и живых, и мёртвых, старшие офицеры лукаво переглянулись, украдкой, чтобы никто не заметил. Их восторгу не было предела: купились!!!
* * *
Если судьба улыбается эволэку злым оскалом, то он заканчивает свой земной путь именно так и именно тут.
Зал траурных церемоний не отличался ничем особым от множества прочих помещений, занимающих гору целиком, и надземную часть и подземную, его даже нельзя было назвать очень большим. Просто прямоугольник семь на пять десятков метров, с высотой потолка в два этажа, без колонн, чистый и светлый, не помпезный.
У дальней от выхода стены пять храбрецов, утопающих в цветах. Сложные переплетения траурных лент спускаются от самых люстр, словно обнимают усопших и их смертные ложа.
Очень тихо, хотя посетители идут, кажется, бесконечной чередой. Каждый соратник, желающий отдать дань уважения Навигаторам, на пару секунд замирает у входа и, ступая по мягкому ковру, приближается к ушедшим в Океанес друзьям. Несколько тёплых слов, которые не услышит никто, кроме того, кому они предназначены, несколько горячих слёз, которые никто не увидит, кроме тебя самого. Новый букет, красивый и скромный, из чёрных роз и шёлковых лент, уважительный поклон, полный признания свершённого подвига, без ненужной напыщенности, но очень искренний, и эволкэ или наставник уходит, освобождая дорогу товарищу.
Немного в сторонке, у левой стены, в непроницаемо чёрных одеждах собрались Лидеры Кланов, не заходя за невидимую черту, с которой можно было бы увидеть лица посетителей обиталища скорби, услышать ненароком заветные слова, что срываются с дрожащих губ, внять эмоциям, что рвутся из кровоточащих сердец. Все четверо собраны и торжественно печальны, но не могут себе позволить лить слёзы, как подопечные – некоторые девушки не выдерживали накала, и их выводили под руки прямиком к медикам.
Рядом со старостами с тревогой ждут страшного продолжения церемонии формальные руководители ИБиСа – Элан ушёл в комнаты Саши, Светы и Ани, взять посмертные письма, которые просто не может не написать каждый эволэк. Перед первым погружением стажёр изливает на страницу пергамента свою волю, как распорядиться с телом в случае, если истает надежда на возвращение души, а организм ещё будет по инерции дышать какое-то время…
Лис появился минут через пятнадцать после того, как зал был открыт для посещения. Только родители простились со своими детьми и сели у правой стены, принимая соболезнования от подруг и друзей, как по дорожке, направляясь к старостам, прошёл наставник погибшей команды. На лицах старост не появилось новых морщин, когда военный лидер эволэков протянул им три чёрных, словно сотканных из пепла – такая тонкая, невесомая бумага использовалась, – конверта. Они совершенно точно знали, что за завещания оставили белые чернила.
– Добровольный уход из жизни, кремация тел, – отчеканил кицунэ, – прах придать земле на Аллее Памяти.
– В общем, всё как всегда, – выдохнула Нариола, выразив вслух мысль всех лидеров.
Мирра сглотнула, но сказала более ровным тоном, глядя на то, как стайка желторотиков из её Клана неловко топчется около потерявших своих чад матерей и отцов, явно стараясь найти подходящие слова:
– А мы-то думали, что чёрные времена остались позади: предатели казнены, удалось выставить непреодолимый барьер на пути проходимцев, если таковым вдруг захочется снова попробовать превратить эволэков в инструмент по производству денег. И вот на тебе… Снова хороним…
Полякова, как председатель Совета, поставила подпись под смертными письмами и передала листы другим заседающим: естественно, без санкции руководства никто не посмел бы прервать жизнь эволэка.
– Это был их выбор, – заметила она. – Есть предел, после которого над порывами молодёжи не властны ни формальные, ни неформальные лидеры Института.
Лассава неуверенно протянула:
– Так-то оно, конечно, так, но…
Повелительница водной стихии скосилась на Хельгу, что встречала посетителей у входа. Вроде никто ни в чём не обвинял самого необычного в истории ИБиСа куратора, но…
– Лассава! – негромко позвала коллегу Диолея. – Не надо таких взглядов и мыслей.
Та в ответ вспыхнула от стыда, признавая неуместность каких-либо упрёков в Олин адрес:
– Прошу прощения. Просто, прошедшая без потерь Еноселиза и последующие погружения явно всех расслабили. Нас переполняла эйфория, и мы многое стали упускать из виду.
– Полностью согласен, – покивал головой Элан. – Команда ещё до отлёта о чём-то усиленно шепталась, обрывая довольно жаркие споры при моём появлении. Будь я настойчивей, вытряхнул бы все их секреты на изнанку, и этой трагедии бы не произошло.
От главного медика Института ему в руки легли три посмертных письма, и кицунэ в полголоса сказал:
– Я сам всё сделаю.
Сам, не сам, а присутствие при эвтаназии определённого круга лиц обязательно: штатный юрист ИБиСа и его коллега из столицы должны проследить весь жуткий процесс от начала до конца, не дать отойти от прописанных Законом процедур. Кроме них Председатель Учёного Совета, глава Службы Безопасности, глава медицинской службы и прочие ответственные лица, так что, зал покинула целая делегация в дюжину человек.
Но простой процедура не могла получиться – у реанимационных палат их тоже ждали родственники, хоть и находящихся при смерти, но номинально ещё живой тройки Навигаторов, и коллеги приготовились к непростому разговору.
Первым получил, естественно, Элан, причём получил в самом буквальном смысле – мать Светланы Савиной отвесила ему такую пощёчину, что из уголка рта потекла кровь.
– Не смей прикасаться к моей дочери!!! – Женщина в жуткой истерике орала ему в лицо и рвалась с такой силой, что двое мужчин едва сдерживали её. – Она ещё жива!!! Жива-а-а… а-а… а-ах-ха-а-а…
Речь сбилась в рыдание, перемежаемое почти что звериным воем, и Лис, а за нам и все остальные ибисовцы, встали, как вкопанные, не смея ни ответить на обвинения, ни тем более прорываться через настоящую стену из живых, потерявших от горя голову, людей.
– Она действительно жива, – негромко, и удивительно спокойным голосом ответил лидер Навигаторов. – Ваши дети живы, живы в ваших и наших сердцах, в совершённых делах, в памяти.
Родня как-то сразу притихла, внимая словам странного существа, существа, которому их чада вверили свои судьбы и жизни.
– Я не смогу их вернуть вам, как не смогу и занять место павших. Мы все рисковали, каждый уходил в Великую Реку множество раз, зная, что очередное погружение может оборвать тонкую ниточку, указывающую дорогу домой. Таков наш труд, наша страсть и отрада.
Он немного помолчал, обведя потухшим взглядом собравшихся:
– Прекратите эти истерики – вы оскорбляете мужество своих детей, их отвагу и их стремление сделать мир вокруг лучше.
Кто-то попытался что-то возразить, но демон-лис уже рассердился, рубанув хвостом воздух:
– Они не вернутся! Оставьте глупые надежды! – Голос, как удар хлыста, заставил людей встрепенуться и унять накалённые добела эмоции, но тут же последовал переход на тихие тона, с неприкрытой болью и просьбой простить. – Они ушли, и, поверьте, там, где сейчас живут их души, гораздо лучше, чем здесь. Может это и есть рай, я не знаю. Опустите их, не мучайте, не держите на границе миров…
Люди неохотно расступились, давая дорогу палачам…
Лис всё необходимое выполнял, как в тумане – сдерживаться уже не было ни сил, ни необходимости. Амма провела идентификацию личностей, юристы соответствующим образом оформили бумаги, все ответственные лица поставили подписи под актами, к которым прикрепили копии посмертных писем, а он всё не отходил от своих воспитанников.
Ещё пара минут, и препарат парализует работу бьющихся на ладан сердец, и жизнь навсегда уже покинет пустые оболочки. Не будет больше весёлых посиделок у костра, бесконечных розыгрышей, в которых кицунэ, и наставники, и воспитанники, соревновались в хитрости и остроте ума, милых подарков ко дням рождения. Застывшие лица не осветят улыбки, не покататься из глаз его лисят слёзы радости от осознания очередного успеха. Не будет трогательной заботы о вышедших из очередного погружения детях, тяжелых, но наполненных задором и целеустремлённостью недель реабилитации. Не будет ничего…
Ещё минута, и лёгкие глотнут последний кусочек бескрайнего воздушного океана, и чуть тёплая, но всё же живая кожа покроется инеем…
Рука Александры легла на его плечо, чуть сжав пальцы:
– Пора…
Она выдавила эти слова сквозь слёзы, а Элан только кивнул в ответ, не отворачивая залитого своими слезами лица от воспитанников. Палец коснулся сенсорной панели, и Амма запустила необратимый процесс: через капельницы в вены хлынул яд.
Лица трёх кицунэ остались такими же безмятежно-спокойными, когда их сердца ударили в последний раз…
Элан не мог сказать, сколько просидел на полу реанимационной палаты, глядя в пустоту, пока его воспитанников быстро, но без суеты, вывезли в другое помещение – тела прямо сейчас переоденут, заморозят, чтобы они продержались положенный срок в зале для траурных церемоний. Ещё сутки, может чуть больше, и откроется заслонка печи, несколько часов неистовства огня, и восемь урн с прахом заложат на Аллее Памяти, и ещё восемь Вечных Цветков, удивительных и неповторимых, останутся в напоминание о тех, что кто-то ушёл навсегда…
* * *
Афалия из всех сил старалась не сердиться на мужа: тот мягко, но настойчиво, попросил супругу съездить в гости к отцу в столицу, заодно показать детей многочисленным знакомым и родственникам. Гибель первой команды больно ударила в её сердце, ведь каждого из воспитанников она подбирала со своим суженым вместе, вместе они открыли им дорогу в Океанес, вместе научили методике изменения тел. А теперь их нет…
Она не плакала при матери и уж тем более при детях, но когда оставалась одна в тишине ночной спальни, подушка часто оказывалась мокрой от слёз. Никогда не забыть ей ни совместных тяжёлых трудовых будней, ни весёлых праздников. Она прекрасно понимала, что мужу ещё тяжелее: он встретит и проводит, он будет каждый миг рядом с погибшими детьми, и именно его рука остановит ещё трепещущую в безвольных телах жизнь. Пламневласая кицунэ не задавала рыжему плуту никаких вопросов по телефону, благовоспитанно старалась не волноваться, но совершенно точно знала, что Элан поступить иначе не сможет, и всё взвалит на себя. Он такой, не боится и не прячется, всё сделает сам, как бы тяжело это ни было.
В первые часы она не на шутку злилась, в основном на себя саму, за уступчивость: ехать с двумя грудными детьми за тридевять земель, пусть и на предельно комфортабельном поезде, да ещё и в специальном вагоне, для мам и детей, – не самая удачная мысль, но…
Просторный особняк градоначальника столицы, старого и доброго друга их семьи, приютил её без малейшего стеснения. Хозяева и родня окружили заботой и вниманием, каждый вечер посмотреть на чудесных «лисят» приезжало немало людей, хотя кое-кто из знакомых и явно тушевался при виде не только Калена и Инии, но и её самой, но Афалия не особо расстраивалась. Быстро пришло понимание, что за чередой встреч с друзьями, бесчисленными смотринами новорождённых, как-то уходит из головы мысль о невосполнимой утрате, не так сильно ноет в груди. Постоянное общение на застольях, шутки и смех не давали ей утонуть в пучине горя – Лис в который раз оказался прав.
Он звонил по многу раз на день, отделённый от возлюбленной тысячами километров пути, но такой близкий и заботливый, разговаривал по телефону со своими детьми, и те, удивительно, безошибочно узнавали голос отца, откликались на шутки весёлым смехом. Ему было тяжело, но он держался изо6 всех сил, стараясь, насколько это вообще возможно, дистанцировать молодую маму от нагрянувшей в Институт беды, да и не только он один.
Лидеры кланов тоже постоянно тревожили её звонками, но эта тревога была как бальзам на раны: Мирра шутила своим непередаваемым чёрным юморком, Нариола как всегда тушила печаль милой наивной непосредственностью, Лассава постоянно обещала оградить Лиса от домогательств электронной бестии, а Диолея традиционно блистала философскими трактатами, но не занудно-бесконечными, а простыми, но в то же время невероятно глубокими по смыслу и содержанию.
Это её семья, соратницы и соратники, беспрестанно осаждающие с предложениями о помощи, лишь бы только получить возможность понянчиться с двумя очаровательными близнецами. Первое время это жутко раздражало, но Александра посоветовала ей принять помощь, не всю, естественно, не нужно превращать дом в проходной двор, но принять. И почти каждый день домик у ручья становился приютом для эволэков старшего поколения – соратницы охотно играли роль нянек, оставаясь нередко на всю неделю, а в выходные вообще традиционно случался большой сбор родных и друзей.
Хоть и было их с Эланом семейное гнёздышко далеко от дома столичного градоначальника, но и тут было очень уютно, практически домашняя атмосфера!
Афалия сумела немного расслабиться, когда Иния и Кален оказались на руках Марии Анатольевны, супруги руководителя мегополиса – взрослая женщина, сама поднявшая на ноги троих детей, внушала куда как больше доверия, чем подруги детства, ещё толком не умеющие правильно держать ребёнка. Неподдельный восторг, с которым девушки тискали малышей, не мог скрыть от кицунэ некоторой неловкости, и огненная лиса постоянно следила за движением своих чад по залу. Всё время казалось, что освещение недостаточное, и, то девочка, то мальчик, стремятся пропасть из вида, хотя уже был вечер, и все люстры зажгли, не оставив темноте ни единого уголка в огромном, богато обставленном помещении. Но, теперь всё в порядке.
Она с наслаждением откинулась на подушки, давая отдых натруженной спине – дети стремительно росли, тем более что часто на руках приходилось держать двух сразу, и мышцы уставали всё быстрее. С лёгкой завистью Афалия смотрела на компании мужчин, потребляющих редкие сорта спиртного: напиваться она бросила давно, но иногда не отказывалась от хорошего вина, а теперь нельзя, и нельзя будет ещё долго. А немного расслабиться хотелось – дальняя поездка с двумя непоседами вымотала, и силы почему-то не желали возвращаться…
Очнулась, как от толчка. Точнее не очнулась, а проснулась – усталость взяла своё, да и окружающие, видя неспособность молодой мамы продолжать, очевидно, бессмысленную борьбу со сном, полностью взяли детей на себя, благо те также притихли, и мирно сопели носами на руках хозяйки дома. Но вниманием Афалии тут же завладела девушка из прислуги, мнущаяся в нерешительности у стола.
– Что случилось, Марина?
Новенькая сильно стеснялась, часто не знала, как правильно подойти с вопросом, и девушка из высшего общества проявила инициативу. Служанка засмущалась ещё больше, но сумела выдавить из себя:
– Госпожа Доронина, с Вами очень хочет поговорить какой-то молоденький офицер… Я его старалась убедить, что Вы сильно устали… Но он так настойчив… Он с корабля Английской Секции…
От последних слов сбивчивой фразы Афалия подскочила на ноги: только «Хоукинс», привёзший тела погибших эволэков, мог иметься в виду! Сон как рукой сняло, и юная госпожа, не обращая внимания на немалое удивление присутствующих, потащила Марину к выходу:
– Где он? – Её голос был наполнен стальным звоном, но зря бедная горничная приняла гнев на свой счёт.
Пока они не то что бежали, а просто летели по коридору, чуть не сбивая всех встречных, в голове у пламневласой кицунэ раненой птицей билась мысль: неспроста не уходит все эти дни тревога!
Когда они выбежали на парадное крыльцо, дочь губернатора поняла истинную причину, по которой гостя с космического странника не пустили в дом, что, в общем-то, необычно и крайне невежливо.
У монументальных перил стоял офицер в традиционной белоснежной форме английского флота: стройный, подтянутый, очень молодой и довольно симпатичный, с лицом интеллектуала, только вот…
Гость не стоял у перил, а опирался на них, изо всех сил стараясь не упасть, в лисий нос ударил смрад алкоголя – дурачок по пути к ним явно не пропустил ни единого магазина, перемешав все возможные напитки, содержащие высокие градусы, в собственном желудке. Тьма не могла скрыть от изменённых глаз девушки ни типичное выражение лица человека, находящегося в шаге от алкогольного отравления, ни его неуверенных движений, ни тем более того, как напряглась охрана, видимо уже успевшая отразить пару попыток выпивохи проникнуть в дом.
– Госпожа Доронина! – Офицер сложился в поклоне, оттянув в приветствии буквы «ж» и «р», и явно не без труда справился с подступившей дурнотой, но всё же смог продолжить. – Я Джеймс Сомервилл, лейтенант-кандидат с «Хоукинса».
Его речь неожиданно обрела довольно высокий коэффициент твёрдости:
– У меня к Вам конфиденциальный и неотложный разговор. – На слове «конфиденциальный» он скосил глаза на охранника, сверлящего нарушителя многообещающего взглядом.
Афалия кивнула в знак согласия, тут же одним жестом руки приказала службе безопасности не следовать за собой, но немой приказ накачанные молодые мужчины в строгих костюмах выполнили лишь отчасти: зашагали следом по дорожке в сад, хоть и на почтительном расстоянии. Мало ли что?
– Рассказывайте! – Ледяным тоном приказала кицунэ, уже приготовившись к заранее известному ответу.
Офицер тяжело вздохнул, выпуская на лучи света фонарей облако пропитанного алкоголем пара:
– Ну, кратчайшее расстояние между двумя точками – прямая…
Афалия терпеть не могла пьяной мужской «философии», даже супругу пару раз высказывала, и довольно резко, своё неудовольствие, но сдержалась, а Сомервилл, как и обещал, рубанул с плеча:
– Ваших навигаторов убили.
Афалия прикрыла глаза, дожидаясь пока сердце не ударит трижды набатным колоколом, выбрасывая в вены адреналин вперемешку с яростью – так и знала, чувствовала!!! Но голос оставался спокойным:
– Продолжайте.
Джеймс опустил глаза в щедро посыпанную мокрым снегом землю.
– Я их убил. Я обманул Хельгу, я заставил её создать вторую Матрицу. Она ничего не подозревает до сих пор, но обман был.
Снова хлюпанье поспешных шагов – охрана прекрасно видела, как у девушки из благородной семьи после слов незваного гостя шерсть встала колом, как полыхнули недобрым огнём глаза кицунэ. Снова кивок женской головки останавливает мужчин: всё в порядке, я держу ситуацию под контролем. Но телохранители не особо верили в этот контроль и остановились на расстоянии метров трёх, причём один очень грамотно зашёл с боку, сунув руку под пиджак: если что, без раздумий.
Но у вдрызг пьяного офицера не было дурных намерений. Джеймс нетвёрдой рукой пошарил в кармане форменного кителя и достал карту памяти:
– Здесь всё необходимое, чтобы припереть адмиралов Бёрнета и Октябрьского. Передайте своему мужу, он придумает, что с этим сделать.
Афалия растеряно крутила пальцами компромат. Как относиться к недоброму вестнику, она не знала. Этот трусливый подонок убил её воспитанников, но…
Она уже видела такой же потухший взгляд, взгляд человека, уже ушедшего из этого мира – предсмертную исповедь Миненкова она смотрела в своё время не один раз. Молоденький лейтенант уже не жилец, и дело даже не в его высоких начальниках.
Словно прочитав её мысли, Сомервилл криво усмехнулся:
– Я бы с радость умер от Вашей руки, госпожа, но мне пора. Я тут вроде как инкогнито и не хочу поставить Вас в опасное положение.
Снова пауза и снова горькая усмешка, полная запоздалого раскаяния и осознания непоправимости случившегося:
– Мне и так перед Богом ответ держать за восемь жизней, не хочу добавлять ещё одну.
Он повернулся, явно собираясь уйти, но Афалия поймала его за рукав:
– Мы можем обеспечить Вам защиту до дачи показаний, мой отец – губернатор, и будь убийцы хоть трижды адмиралами…
Их глаза встретились, и девушка-лиса тут же оборвала пламенные заверения, поняв их неуместность. Какой бы злодейский поступок не совершил этот человек, как бы его не терзала совесть, побудившая пойти против трусливого благоразумия, он уже сделал свой выбор, и это его выбор.
– Спасибо Вам, прекрасная незнакомка, но не стоит. Меня, скорее всего, убьют через пару часов, но я ничуть не печалюсь. – Он дружески сжал её плечи. – Я всё равно не смогу жить с этим…
Он повернулся к ней спиной и зашагал в темноту сада к огонькам, отмечающим выход из владения градоначальника Белограда, но через полдюжины шагов снова обернулся лицом к Афалии:
– Я просто хочу, чтобы вы, эволэки, знали – мы не все такие…
Кицунэ ещё какое-то время стояла на дорожке, в окружении нагих деревьев и неярких фонариков, утопивших облетевший сад в зловещем полумраке, но побыть наедине с собственными мыслями и душевной болью не дали.
– Всё в порядке, госпожа? – Охранники, услышавшие из всего короткого разговора только последнюю фразу, и сильно озадаченные всем произошедшим, подошли поближе.
– Да, всё хорошо, – заверила девушка, не особо надеясь на силу собственных заверений, и зашагала в дом.
Паники не было, ясная голова быстро оценила опасность ситуации, но спешить сейчас нельзя было ни в коем случае – телефоны, вполне вероятно, прослушиваются, и информацию с карты памяти Элану надо передать только из рук в руки. И тогда…
* * *
Даже Октябрьский, резонно считающийся самым близким другом Бёрнета, не мог точно сказать, как и когда пересеклись судьбы его коллеги адмирала и этого немногословного субъекта, Гарри Рэгга.
Рэгг – типичный грубый солдафон, и хоть сколько не называй пехоту флотской, но в его каменном лице, простом и неотёсанном, не было ни намёка на утончённость и даже чопорность, свойственную людям, вхожим в кают-компании кораблей. Его побаивались, а некоторые офицеры «Хоукинса» и, надо думать, не только «Хоукинса», откровенно лебезили перед этим крепышом, не вышедшим ни ростом, ни, извините, рожей.
Как адмирал и простой пехотинец в звании капитана так сплели свои судьбы, что за секреты связали их на долгие годы, что за узы поддерживают беспрекословное подчинение одного, и мягкое, просто дружеское, расположение другого, не знал ни кто, а если и знал, то помалкивал. И неспроста люди держали языки за зубами: за капитаном Рэггом тянулась слава человека, беспрекословно исполняющего пикантные и тонкие пожелания своего начальника и покровителя. Ко многим подобным историям Октябрьский относился так же, как и прочим разновидностям устного народного творчества. До сегодняшнего дня…
Капитан, получив разрешение Сомервилла, докладывал своему шефу о только что совершённом убийстве, как о чём-то совершенно обыденном, воспринимая постороннего, то есть Евгения Дмитриевича, как некий предмет обстановки, не более того.
Гарри Рэгг по поручению адмирала следил за Сомервиллом, и опасения старого волка звёздных маршрутов оказалось не напрасными: сопляк умудрился каким-то образом вызнать местонахождение нужного ему человека. Этим человеком оказался не человек вовсе, а женщина-лиса, супруга легендарного Элана. О чём был разговор между спивающимся от угрызений совести офицером и пламневласой кицунэ, догадаться можно было без привлечения сыщиков или мастеров детективного жанра, и оба адмирала в последние часы были взвинчены, не находя себе места.
Предателя удалось по-тихому убрать: Гарри подстерёг его на знаменитых Воздушных Садах. Выполненные ступенями на горном склоне, они стали идеальным местом для имитации несчастного случая. Сомервилла точным и хладнокровным, но мягким движением, не оставившем гематом, указывающих на борьбу, отправили в полёт с тридцатиметровой высоты. Из полиции уже сообщили на «Хоукинс», что найден пропавший с корабля офицер, и выразили соболезнования по поводу кончины перспективного специалиста и просто хорошего человека. Перебрал офицер, сильно перебрал, не удержался на дорожке, и упал. Бывает… Судьба!.. Но осталась ещё одна проблема.
– Передача информации, без сомнения, произошла, – продолжал Рэгг, – надо изъять носитель до того, как два эти урода встретятся.
То, что, под «уродами» палач подразумевал эволэков-лисиц было ясно, но вот…
– Как подступиться к эволэку? – Смерил взглядом своё доверенное лицо Бёрнет. – Я немало наслышан об их необычайных способностях, а часть этих способностей они специально продемонстрировали.
Резня, по-другому и не сказать, которую девчонки и мальчишки из таинственного Института устроили профессиональным наёмникам, до сих пор была ещё слишком свежа в памяти, но Рэгг тоже не болтливый ботаник, а человек дела. Выход он видел, и поделился нехитрым планом:
– По телефону или через Сеть Афалия не передавала информацию своему муженьку – это факт, значит, передаст лично.