– Началось!
В следующий миг на ленте чёрной воды, с раскиданными белоснежными льдинами, показалось пассажирское судно. Не надо было быть моряком, чтобы понять – с пароходом что-то неладное. Он заметно накренился на бок, с палуб и надстроек в ледяную воду прыгали люди. В следующий миг, словно в страшном кино, судно захлестнуло волной молотоголовых. Твари лезли из воды на борт потоком, захлёстывая пароходик, и он, и без того перегруженный пассажирами сверх всякой меры, валился на бок всё быстрее и быстрее. Уже люди не прыгали, а падали за борт, как перезрелые плоды под натиском ветра, им на голову летели какие-то не закреплённые предметы, спасательные круги. Вот, палуба ушла под воду, показался вращающийся винт, и пароход, с оглушительным всплеском, перевернулся вверх килем, поднял облако брызг.
Вместе с криком боли и ярости по цепям бойцов пролетели команды:
– Приготовиться!!! Оружие к бою!!!
Тысячи рук вскинули инструменты смерти, резкие щелчки затворов, и первая шеренга припадает на колено, над ней нависает вторая, заурчали моторами грузовики-камикадзе, полыхнули тысячи и тысячи фитилей, и грозная фаланга застыла готовым взорваться вулканом.
Вот уже первые твари выбрались на набережную, мокрые, страшные, жаждущие чужой крови, они, увидев несметную людскую рать, рванулись вперёд, к вожделенной добыче. Вот уже вскипела вода от сотен и сотен тел, и пришельцы, заполонив берег реки, все дорожки, аллеи, кафе, ринулись живой волной навстречу собственной смерти.
Взревели, беря с места в карьер, грузовые машины, оглушительно грохнула танковая пушка слева, забасили крупнокалиберные пулемёты, и первые жертвы в полчищах хищников покатились по снегу, разлетелись ошмётками от взрывов снарядов. Автомобили, пробив слитную массу атакующих, вспыхнули нестерпимым пламенем, собирая кровавую дань, ударили сверху вертолёт, выкашивая молотоголовых, но…
Слишком их много! И слишком мало серьёзного оружия у защитников! Рявкают пушки, вспенили воду цепочкой огромных всплесков, вскинули в небо султаны земли и гранита прилетевшие откуда-то из тыла тяжёлые ракеты. Но живая волна, стремительная и неудержимая, катилась вперёд. Гитарными струнами натянулись нервы тысяч людей, кинжалами резали слух оглушительные крики командиров.
– Стоять!!! Стоять!!!
Они орали, рвали себе горло, но не от страха за собственную шкуру: если рухнет строй – рухнет всё, и невообразимое число людей, что за спиной воинов пробирается по забитым дорогам со скоростью смертельно раненой улитки, попросту погибнут! И поэтому они орали. И Куко, срывая голос, орал вместе с ними, орали и те, у кого хватило сил и мужества смотреть на мчащееся цунами стремительных тел.
– Стоя-а-а-а-ть!!! Стоя-а-а-а-ть!!!
Почти никто не дрогнул, не побежал, тех, у кого лопались нервы, сбивали с ног более храбрые друзья, валили наземь чудовищными ударами прикладов, ибо знали, стоит только обратиться в бегство хотя бы десятку – и рухнет вся фаланга!
– Стоя-а-а-а-а-а-ать!!!
Всё ближе и ближе гром из под тысяч чудовищных лап, всё стремительней бег непобедимого легиона, вся сильнее бьёт в лица побледневших бойцов смрад оскалившейся смерти.
– А-аго-о-о-о-о-онь!!!
Небо и земля раскололись на части, грохот чудовищного в своей силе залпа опрокинул первые ряды чудовищ, захлебнулись трелью автоматы и пулемёты, через первые шеренги полетели тысячи бутылок и гранат, и настоящая стена огня и взрывов, пуль и осколков вздыбила атакующий вал. Летели через голову непобедимые твари, заходясь предсмертными криками, и через считанные секунды перед рядами ополчения стала стремительно расти баррикада кровавых тел.
Лис, всё так же стоя на колене, изо всех сил старался угощать свинцом только тех, кто ещё лез вперёд, над его головой яростными вспышками бил очередями-тройками автомат Хельги. Справа и слева, поборов страх, стреляли во врага все, кто только мог, метали гранаты, чертили огненные дуги в облаке пороховой гари бутылки с горючей смесь.
Ополченцы дрались, как звери. Ни чудовищный вал хищников, ни жуткий страх первых секунд боя, ничто не поколебало стену. Даже когда приутихла стрельба, и твари стали прорываться сквозь огонь и свинец, вырывая из фаланги всё больше и больше бойцов, почти никто не дрогнул. Стреляли, заряжали, орали, бросились с ножами и топорами в рукопашную, умирали, подхватывали с земли оружие, залитое кровью друзей, снова стреляли, падали, сражённые клыками и хвостами, но не отходили…
Как стихла огненная буря Куко даже и не понял. Тишина, звон в ушах, облако дыма, накрывшее всю линию столкновения, бьющее в нос смрадом сгоревшего пороха и взрывчатки, гора убитых и умирающих пришельцев в прицеле. Что-то дёргает за правое плечо. Повернуть голову, опустить глаза, взгляд бежит по знакомой перчатке, руке, останавливается на Олином лице. Прекрасная даже в копоти отгремевшего боя, женщина улыбается, прижимает к себе, словно стараясь согреть. Красивые губы что-то хотят сказать, но обычно очень чуткие уши, не раз и не два демонстрировавшие настоящие чудеса, кроме какого-то частого звона, сливающегося в полосу помех, не слышат ничего.
Вокруг куда-то бегут люди, бегут не в тыл, а, наоборот, к реке. Их открытые рты что-то кричат в диком экстазе, и кицунэ вдруг понял, что это – победа. Пришельцев, дрогнувших, бросившихся наутёк искать спасения в тёмных водах, оставивших на поле боя горы убитых и раненых, гонят в шею!
Лис поднимается с колена, делает, как во сне, один шаг, другой, третий. Ещё секунда и он бежит вместе со всеми, кого только минули зубы и когти хищников. Их много, их удивительно много для этого страшного побоища, слева и справа, спереди и за спиной, настоящих людей, настоящих героев, чьи имена никто не назовёт и не впишет в историю. Кицунэ что есть мочи мчится сквозь полосы тошнотворного, пропитанного кровью и смертью тумана, ловко обходя очаги пожаров, не замечая, как бегущая за спиной Хельга бьёт последними патронами, добивая ещё шевелящихся тварей, не давая им на последнем вздохе дотянуться до потерявшего разум эволэка. Трясущиеся пальцы и сумасшедший бег не дают вставить новый магазин, но Куко просто не в состоянии понять это – оружие в руках, и больше ничего не надо.
Он тоже что-то кричит, и ошалевший разум даже сознаёт, что кричит то же, что и все, но победный клич древних славян, «Ура», летящий из тысяч охрипших глоток, слышит, наверное, вся Вселенная, но только не оглохшие в бою солдаты и ополченцы. Над лавиной людей реет несколько знамён, обычных красных полотнищ, и они плывут над землёй, прокопчённые запахом победы.
В разрывах дыма пожаров мелькают впереди силуэты ненавистных врагов, стремительно удирающих к реке, им вслед летят пули, пополам с картечью, и то один, то второй, третий, то прямо перед носом, то слева, или справа, спотыкаются, падают. Раненые, они бьются на снегу, страшно кричат, словно моля о пощаде, но ни у кого из бойцов даже не дрогнула рука: в больших хищников стреляют снова и снова, пока те не замирают в потёках крови, маленьких, размером с волкодава, режут ножами, рубят заточенными лопатами и топорами. И снова вперёд! Ура-а-а-а!!!
Разбитая во многих местах, испещрённая огромными воронками набережная, усеянная разорванными в клочья чудовищными взрывами телами пришельцев. Ополченцы и солдаты прыгают на гранитное ограждение, стреляют в воду, не обращая внимания, видно ли вообще в пучине стремительно уходящие в глубину силуэты. Пули дорожками пузырьков режут речные волны, поднимаются в небо фонтаны взрывов.
Лис тоже, каким-то чудом вспомнив про болтающиеся на поясе «телескопы», вскочил на развороченный снарядом камень, и стрелял в предательски мирную гладь реки, пока все винтовочные гранаты не закончились…
Хельга, сцапав своего неугомонного Лиса железной хваткой, лавировала меж суеты ополченцев и солдат: на автомобили грузили раненых, со слезами на глазах оставляли на залитом кровью снегу погибших.
Убитых было очень много, и все понимали умом, что их придётся оставить тут, хотя душа и сердце уже отказывались принимать страшную действительность грянувшей войны – оружие, схваченное коркой застывающей крови, ещё кому-то сослужит добрую службу. И люди, в немом отчаянье, просили прощения у павших за чудовищный грех. Они собирали винтовки и карабины, автоматы и пулемёты, патроны, даже двуствольные ружья, а их, самых лучших, самых храбрых, отдавших жизни, оставляли на съедение тварям.
Пришельцы всё равно хозяйничали в Московии, сторонясь тех мест, где даже холод не мог приковать к земле запах рек пролитой фиолетовой крови, где даже пешему путнику было трудно протоптать тропинку меж бесчисленных трупов молотоголовых тварей.
Элан уже сбросил маску Навигатора, или просто его второе «Я» спряталось в глубины, как всегда довольное достигнутым результатом, победой. Куко, лис воздушной стихии, сыграл свою роль, и ушёл в крепкий сон до следующего раза, до новой схватки интеллекта и силы. Он заслужил этот отдых, пусть набирается сил для будущей победы.
Они прошли всё смертное поле от студёных вод Московии до линии, где устояла их несокрушимая фаланга. Горы стреляных гильз, горы тел, своих и чужаков, вытоптанный, залитый кровью снег, страшная плотина, что остановила-таки чудовищной силы удар, тянулась в обе стороны, казалось, в бесконечность. Стоны раненых, беготня санитаров, и вообще всех, кто хоть как-то пытался помочь искалеченным людям…
Ты из тысячи тех, кто вернулся с войны.
Нас же, тех, кто погиб – миллионы.
Мы устлали поля, города и холмы,
Дно всех рек, и озёр, и трясины.
Наши кости тревожит тот глупый юнец,
Плугом, трактором, стройкой, бездушием.
Не шуми, не рви с корнем, оставь, наконец,
Наши белые, стылые души.
Дай уйти нам спокойно с тех страшных полей,
Где в час мужества, боли и страха,
Умирали бойцы за свободу Руси,
В сумасшедших, безумных атаках.
Дай спокойно накрыть нас живому ковру,
Пусть трава и цветы на могилах,
До которых никак не дойдут в суете,
Руки пращуров, будут нам миром.
Пусть заменят нам пафос гранитных столпов
Лепестки, травы, листья дубравы.
Раз тебе всё равно, сколько нас полегло,
Не лей в душу нам этой отравы.
Не тревожь пустотой громогласных речей,
Рифмой, слогом казённым, не искренним,
Наших подвигов, жертв, слёз, страданий,
Ведь ты, даже кости собрать не осмелился.
Что, так страшно капнуть, землю, камень и дёрн,
Нашей кровью обильно политые?
Тяжело рассказать тебе правду о том,
Что уснули навечно убитые?
Тяжело рассказать об ошибках,
О том, как своими приказами глупыми,
Как в испуге пред звёздами, силой, кнутом,
Всех привёл ты к жестокой погибели?
Расскажи всем о том, как черствела душа,
Как забыл ты – мы духом единые!
Так чего же теперь ты трезвонишь о том,
Чему места нет в собственном имени?
Расскажи, как ты в мирные, тихие дни,
Прожигал свою жизнь непутёвую.
Как чурался штыка, карты, пуль и чернил,
Как ты вечно от службы отлынивал!
Как ты с тягостью вёл заунывный урок,
Лишь часы набирая для выписки,
Не хотел взять ты в толк, что твой враг за бугром
С жаром схемы солдатам расписывал.
Ты ленился всегда, не хотел нас учить,
Как же выжить средь пламя свинцового?
Как дойти, как стрелять, как врага победить,
Отстоять честь Отчизны – не ново-то!
В первый раз, что-ль, сошлись мы с врагом на штыки?
Сколько надо тебе, чтоб освоится,
Наших тел, нашей крови, звериной тоски,
Что оставил ты семья, невольницам?
Как же смеешь ты жить, всех солдат погубив,
Успокоился с чистою совестью?
А тот прах, что сто лет на высотка лежит,
Уж забыл, и никак не тревожишься?
И живи. Чёрт с тобой! Раз уж выжил, теперь,
Силе тёмной служи – платит сторицей.
Всё продал сатане, и Отчизну, друзей,
Братства дух, дух солдата – припомнится…
Кицунэ опустил глаза себе в ноги. Тут и его вклад, пусть и трижды необходимый, но кровавый и страшный. Знал, призывая людей к оружию, что для многих из них это будет последнее утро, знал, что к тысячам павших прибавятся новые, тех, кого изорвали клыки и когти, и кого в этом хаосе отступления, без нормальных операционных и квалифицированных врачей просто нельзя спасти…
Хельга крутила головой, не решаясь сделать шаг за красную линию. Странно звучит, но её холодный разум прекрасно понимал: эта узкая полоска вдоль реки, усеянная телами поверженных врагов, – сейчас самое безопасное место во всём городе. Океан пролитой фиолетовой крови заставляет молотоголовых держаться подальше от прошедшего побоища, тысячи вооружённых людей, снующих во все стороны, не оставляют ни шанса на атаку, тем более внезапную. Но впереди, в череде кварталов покинутых в спешке улиц, за каждым углом, в каждого канализационном колодце, в каждом окне нависающих над головой небоскрёбов, может таиться опасность. И этот остров смерти, уже взявшей кровавую дань со всех бойцов обеих противоборствующих сторон, вмиг стал островком спасения и безопасности, перед границей которого в нерешительности застыли киборг и кицунэ.
Папа… Вы скоро?
Да, доченька, мы уже идём…
Пришедший издалека, полный боли и облегчения (он снова выжил!) голосок вспыхнул в голове и растаял, получив ответ, усталый и опустошённый.
Вереница машин, точнее всего три, в дыму горящего здания как-то сразу не разобрать, вроде пролетели мимо, но вдруг резко затормозили, и лихо повернули прямо к ним, остановившись в считанных метрах.
Элан в изумлении хлопал глазами, не до конца веря в неожиданную встречу. Маршал Жуков, собственной персоной, немного полноватый, но очень энергичный, почти бегом бросился к кицунэ и киборгу. Даже забыв отдать честь козыряющим военным, он сгрёб своими медвежьими руками и Лиса и Снежную королеву:
– Ну, вот и славно! Живы! – Оля улыбалась, грустно и тепло, Элан не скрывал слёз. – Спасибо вам! За аэропорт спасибо! За этот контрудар! За всё спасибо!
Он обнимал их как родных детей, скрывая боль утраты: его старший сын, Григорий, пал в бою, до последнего сражаясь в первых рядах. А когда захлопнулся капкан окружения, когда стало ясно, что с горсткой выживших бойцов не прорваться сквозь полчища тварей, этот храбрый молодой офицер вызвал огонь батарей на себя…
– Ничего, ничего! – Лис совсем расклеился, уже чуть не рыдая на плече маршала, но тот и сам не мог сдержать слёз. – Они тоже кровью умылись – вовек не забудут…
Хельга, не желая упускать момент, попросила о помощи – добраться без приключений (хватит, итак выжили вопреки всем законам вероятности!) до заждавшегося самолёта. Тут же снарядили машину, одну из сопровождения, с пулемётом в люковой установке. Весь путь до взлётной полосы, полная слёз радости встреча с Миррой и Нечаевым, спешная посадка под руководством Аммы, которая, естественно, пожелала лететь в самолёте с Эланом, а не в дирижабле со всеми, почти не отложилась в памяти смертельно уставшего кицунэ…
* * *
При всех несомненных достоинствах, у «Стрелы» был один недостаток – она летает не очень быстро. Применение реактора в качестве источника энергии заставило вернуться к винтомоторной схеме с замкнутым циклом круговорота теплоносителя, воды. Всё ради того, чтобы избежать загрязнения окружающей среды. И пусть реакторы имели мало общего со своими далёкими предками начала атомного века, но, в системе Аврора-2 всегда очень строго подходили к вопросу здоровья людей.
Поэтому экипаж воздушного корабля, волей не волей, оказался в соседстве с двумя источниками потенциальной опасности: сердцевина с делящимся веществом, спрятанная за толстыми стенами отсека с жёлтым знаком радиационной опасности, и четырьмя пленными. И надолго.
Про присутствие в недрах самолёта реактора как-то никто и не думал – вполне привычное соседство, а вот от грузового отсека все старались держаться подальше, понимая, что тоненькие двери может и не сдержат удара здоровенной твари. И пусть пленников спеленали пластиковые и стальные оковы, мощные опорные плиты не давали им раскачиваться, да и вообще они почти не могли двигаться, но пара бойцов постоянно дежурила около молотоголовых на протяжении всего полёта. Если что не так, то вариантов два. Первый – пуля, если стрелять по каким-либо причинам нельзя, тогда откроется прямо в полёте аппарель, на длинном фале уйдёт в набегающий воздушный поток небольшой парашют. Раскроется купол, замки, и платформы с чудовищами, скользнув по отсеку на направляющих, уйдут вниз, в, без вариантов, смертельное пике, ибо выжить на скорости свободного падения невозможно, даже если упадёшь в воду. А воды было море, даже не море, а целый океан.
Неутомимая Хельга специально построила маршрут над водными просторами, уйдя сразу после взлёта из аэропорта Московии на Юго-Запад. «Стрела» перепорхнула через горные хребты на разломе тектонических плит, и только через четыре часа, оказавшись над бескрайними просторами океанов и морей, заторопилась через полмира на самый южный континент. Как бы ни были хорошо продуманны все меры безопасности, но рисковать не стоило – уже было очевидно, что удар пришёлся только на Северный материк, а два других оставались стерильными, и рисковать никто не хотел.
В кабине экипажа особого смысла для пребывания людей, да и киборгов, не было – ИР самолёта сам мог провести весь маршрут от предполётной подготовки до постановки в ангар без постороннего вмешательства. Но, места обоих пилотов, штурмана и техника-оператора были заняты, самолёт всё-таки грузовой и мест, где можно хотя бы посидеть не так много, тем более что по соседству с пришельцами селиться мал кто пожелал.
Хельга невозмутимым сфинксом восседала в командирском кресле. Амма справа от своей единственной подруги, как всегда такая же неспокойная, крутилась волчком не замолкая при этом ни на минуту. Спереди и чуть ниже, откинувшись на штурманском кресле, без задних ног спала бойцовская рыбка, не обращая никакого внимания на бьющие сквозь остекление ослепительные лучи Авроры.
Точно под ними, под носом самолёта, огромная застеклённая веранда, получившая у экипажей и наземного персонала прозвище «борода», занимающая место от отсека смотрящего вперёд радиолокатора до носовой стойки шасси. Обычно, несмотря на немаленькие размеры, там довольно тесно: «Стрелы» часто используют там, где очень важна почти безграничная автономность, мониторинг стихийных бедствий, от наводнений до извержений вулканов, наблюдение за экосистемами материков и морей. Поэтому «борода» часто забита всевозможной сложнейшей оптикой, рабочими местами для учёных того или иного профиля. Но сейчас там спали, крепко обнявшись, Лесавесима и Хилья.
– Как девочки? – Хельга даже не повернула головы, узнав друга по характерной походке.
– Натерпелись, – вздохнул Элан, останавливаясь в проходе между креслами пилотов. – Сделал ещё по уколу, и тут же заснули.
Он на минуту замолчал, разглядывая потрясающий пейзаж. Аврора уже клонилась к закату, оставляя красивую дорожку на взволновавшейся от ветра морской глади и ещё более прекрасные кинжалы света в разрывах облаков. Слева, с каждым часом всё ближе, виднелась цепь невысоких гор, обрывающихся прямо в океан, с пенными лентами сильного прибоя, стаями неугомонных чаек.
Скоро неутомимый странник воздушных дорог заскользит над сушей, перемахнёт через плато, и спустится в пустынную низину солёных озёр, где много лет назад основатель ИБиСа, Пагодов, делал с коллегами первые пробные шаги в сложном и опасном деле.
– Судя по всему, им жуткие кошмары снятся, так что, я увеличил дозу и силу лекарства, – отчитался Лис. – А то это не отдых – каждые пятнадцать минут просыпаться в холодном поту.
Он был мрачен, явно не зная, как отгородить родных и близких от разразившейся катастрофы, и не находил ответа, отчего сердился ещё больше:
– Даже сразу после боёв против Сухомлиновского шакалья ничего подобного и близко не было, хотя они там тоже убивали, и не каких-то чудовищ, а людей! Пусть и преступников, но людей.
Хельга только покачала головой:
– Там пара локальных боёв, а тут настоящие сражения. Там битва за мечту с надеждой на успех, и большими шансами на победу, а тут резня на выживание без тени синей птицы удачи над головой. Конечно, девочки очень боятся.
– Вся планета запугана до кровавого поноса, – махнула Амма рукой, как всегда прямая и немного грубая. – Ничего удивительного, ведь прогнозы один хуже другого!
Друзья снова замолчали, не видя необходимости в который раз пережёвывать одну и ту же тему, цифры, факты, аргументы и контраргументы.
– Зато Мирра, когда проснётся, будет плясать от радости, – тепло улыбнулся плут.
– Кто нашёлся?! – Хельга, Амма и Сергей, так же пришедший проведать «пилотов», задали вопрос хором.
– Пока только Олег, прислал сообщение на почту, что жив и здоров. Вырвались-таки! – с облегчением ответил плут. – Оказывается, они на моторных и вёсельных лодках отправляли людей прямо в море, и в каждую клали по рации, чтобы их нашли суда и самолёты, а сами пошли прорываться через горы пешком. Естественно, когда людей забрали с плавсредств, нашли только их рации, а их самих сочли погибшими.
– Хвала Небесам, – сказал Нечаев, – а то наша бедная бойцовская рыбка сама не своя!
Хельга с грустью не то заметила, не то пожелала от всего сердца:
– Хоть бы ещё сестра с дитём и мужем нашлись…
«Стрела», кутаясь в лучи никак не желающего садиться солнца (на южном полушарии – лето!) скользила над бескрайним лётным полем высохшего соляного озера. Практически идеально ровная взлётно-посадочная полоса, позволяющая разбегаться, или наоборот, тормозить, в любом направлении, держа самолёт против ветра.
Немного слева по курсу – совершенно неуместные для пустынного пейзажа строения аэродрома с вышкой и ангарами. Когда-то давно заброшенные, в последние дни они ожили: привезли и смонтировали блоки РЛС, привели в порядок всё освещение, склады забили топливом, запчастями, необходимой техникой. В общем, тишина и покой, что поселились в этих непростых для жизни местах, казалось, навсегда, были грубо нарушены несмолкающим шумом. Садились и взлетали самолёты и вертолёты, из самого «ближнего», всего-то две сотни километров, города Солончаки шли грузовики, вдыхая новую жизнь в давно оставленный людьми комплекс «Остров».
На стоянке маленького аэродрома (маленького – это по меркам построенной инфраструктуры) было тесно: крылом к крылу стояли несколько самолётов, среди которых безошибочно угадывался «борт номер один». Императрица высказала пожелание лично познакомиться поближе с пленными, и желание было тут же исполнено, так что, как только улеглась лёгкая тряска от касания, и «Стрела» стала мягко гасить стремительный бег, в её утробе начались судорожные приготовления.
Все снимали с себя шерстяную одежду, хоть как-то умывались из фляг, одевали хоть что-то условно чистое. Спешили, и только Мирра, рыдающая от радости с электронным планшетом в руках над письмом от любимого, осталась в стороне от поспешных приготовлений.
Не успел самолёт с ядерной паровой установкой застопорить винты, как его обступила, удерживаемая на безопасной дистанции бойцами СБ Института, толпа встречающих. Умаявшиеся от тяжёлых боёв и дальнего перелёта, пассажиры вразнобой выскакивали из распахнутых дверей прямо под яркий свет, что не только лился с небес, но и отражался от застывшей необъятным панцирем соли.
Анна Сергеевна всех поприветствовала, горячо поблагодарила за свершённое важное дело, и команда ловцов растаяла. Императрица и её ближайшие помощники обнимали героев, жали руки, даже Иригойкойя, не питающий после известных событий особой симпатии к монаршей особе, вёл себя очень вежливо и открыто.
– Здравствуй, мой неугомонный лисёнок, – Владычица была заметно старше, и, хотя «лисёнку» уже было три десятка, почти четыре, она считала его кем-то вроде приёмного сына, – давно не виделись!
– Здравствуйте, Ваше Величество, – с ироничной улыбкой склонился профессор, сделав вдобавок красивый косой мах хвостом. – Мы не виделись уже почти три года, помнится, это был бал во дворце в честь сотого «Перекрёстка».
– А до этого великого дня, – с не меньшей иронией в голосе заметила Анна Вторая, – в нашем общении был перерыв лет десять, если мне не изменяет память. Тебе не кажется, что старые друзья могли бы и почаще общаться?
– С удовольствием бы пообщался, – улыбка слетела с губ кицунэ, да и в глазах её не было с самого начала разговора, – но друг не стал бы сажать в тюрьму своего друга только за то, что он хотел отомстить за убитых с чудовищной жестокостью детей и жену.
– Это только пошло ему на благо, – парировала Владычица, всем видом давая понять, что не стоит подданному развивать давнюю больную тему. – Лучше посидеть под замком несколько дней, чем много лет.
Лис дал понять, недвусмысленно и прямо, но без грубостей, что никогда не простит отнятого права на месть за кровь близких, а глава Империи, не менее прямо, но так же без резкостей, высказала неизменность своей позиции. Поскольку даже на празднике в честь прокладки юбилейной Аномалии их встреча ограничилась формальными процедурами и речами, можно было смело сказать, что они вообще не общались после Кровавой Субботы.
Но сейчас было не время и не место для выяснения отношений – все потянулись к аппарели, а Нечаев, заявил прямо:
– Прошу прощения, Ваше Величество, но мы их, естественно, в дороге кормили и поили, так что, грузовой отсек, по понятным причинам, загажен изрядно.
Под хвостом самолёта загудели приводы, опустив одну створку люка на землю, образовав наклонный пандус, две другие раскрылись в стороны, четвёртая исчезла в отсеке с живым грузом, став частью его потолка.
Осторожно, под прицелом сразу дюжины автоматов, неведомых зверей спустили на свет божий. Естественно, всеобщее внимание тут же привлёк самый большой экземпляр: послышались удивлённые возгласы, народ зашевелился, стараясь хоть на метр придвинуться поближе.
– В чём причина такой разницы в размерах??? – недоумевала Елизавета, естественно, как наследница престола, сопровождающая свою мать.
– Этого мы не знаем, Ваше Высочество, – ответила Полякова. – Но вообще всё это очень странно. Обычно размер взрослых особей укладывается в какой-то предел, но тут…
Она оборвала предложение, ибо очевидные факты нет смысла комментировать. В свете убывающего дня чудовищный хищник выглядел более чем просто зловеще!
– Самая большая тварь весит почти триста пятьдесят килограмм, – заметила Амма, – две поменьше – по полторы сотни, а самая маленькая – всего восемьдесят. Соответственно и разница в размерах более чем просто значительная.
– Это норма для всех стай? – задала следующий вопрос принцесса.
– Да, – отбросив формальности, ответила бестия. – Я получила видеоотчёты по боям за Огнегорск, Мурманск и Московию. Такая ситуация везде, и это не нормально с точки зрения развития живых существ.
– Может всё связанно со средой, в которой развивается зародыш? – предположила Императрица. – В трупах больших животных вырастают большие чудовища, в маленьких – маленькие?
– Нет, это не так, – снова вступила в разговор Александра. – Мы проанализировали образцы из гнезда, и, похоже, что все они будут иметь примерно одинаковый размер, с крупного кошачьего. Кроме того, все стаи, с которыми сейчас идут бои – это, так сказать, первая волна, появившаяся из ниоткуда, а не первое поколение, выросшее уже тут естественным путём!
– А что с этим? – Елизавета обратила внимание на странно ведущего себя молотоголового.
Монстр был явно не в себе. Если остальные яростно шипели, даже порывались освободиться, только напрасно тратя силы и сотрясая оковы, то этот, среднего размера, повис на балке тряпкой, не проявляя особого интереса к происходящему. Из пасти телка пена розового цвета.
– Он почти ничего не пил во время полёта, и тем более не ел, – подал голос хвостатый профессор, бесстрашно подойдя к пленнику, и бесцеремонно пнул тушу ногой. – Пострадал при падении! Придётся пристрелить, заодно посмотрим, насколько они умны…
Колонна из машин двинулась от аэродрома к озёрам как можно быстрее: хотелось успеть ещё до полуночи, когда два спутника планеты находятся в своей высшей точке, и естественная освещённость позволит избежать ЧП. Путь был не далёким, всего-то пять километров по голой и ровной, как бильярдный стол, соляной корке, и в низине показался освещённый гирляндами огней «Остров».
Уходящая, казалось, к самому горизонту гладь мелкого, не больше полутора метров даже в центре котловины, озера, солёного настолько, что даже нырять в нём было непросто, с бедной растительностью по берегам, как-то исхитряющейся выцеживать капли пресной воды из непригодного для питья раствора. Сам же «Остров» полностью оправдывал своё название: большой, площадью почти три квадратных километра, он был изначально разделён часто пересыхающей в наиболее жаркие годы заводью на две неравных части, но для простоты их соединили в одно целое невысокой дамбой.
Маленький называли «Госпитальным», тут испокон веков лечили вышедших из погружения эволэков. Двухэтажный особняк служил домом для испробовавших течения Океанеса девушек и юношей, где они, окружённые вниманием и заботой, пытались наладить жизнь снова.
Большой занимали несколько зданий, в том числе и купол, накрывающий сферу со спрятанным ИР, реанимированным ныне Котом, спокойным, степенным, очень воспитанным. Огромным полосатым увальнем плохенькой голограммы он расхаживал по всем помещениям, почему-то распевая песни про моря и океаны.
Был ещё один остров, маленький, совсем крошечный, на другом конце озера, куда можно было добраться только на лодках. Аккуратный ухоженный сад из небольших ив, каштанов и цветов – первенцев, сознанных эволэками, растений, способных жить за счёт минимума очень солёной воды, да ещё и в очень специфической по составу почве. Тут же, в тени деревьев, предтеча Аллеи Памяти: пять девушек, и трое юношей, первые герои, сложившие головы на трудном и опасном пути.
В те стародавние времена не было ещё таких названий, ИБиС, Эволэк, Куратор, Океанес, Пробой, Эхо, ничего не было, только первые попытки понять, что это за мощное течение невидимых миров и энергий, и что оно сулит, благо, или погибель? Пагодов, после трагедии на Хонсю, выкупил на собственные деньги эти бесплодные, никому не нужные земли за гроши. С кучкой таких же одержимых фанатиков, он построил этот комплекс, выуживая необходимые средства откуда только было возможно, буквально побираясь по друзьям и знакомым, например, небезызвестные в их касте семьи Гредякина и Никольского «скинулись» и подарили чудаковатому профессору ИР, прямо на юбилей, на семидесяти пятилетье. И у них получилось.
Элан едва заметно склонил голову, когда грузовик, на сидении которого он, собственно, и проделал весь путь, въехал на мост, оставив слева от себя небольшой памятник с бюстами по-настоящему великих людей, сжав зубы так, что заиграли желваки.