В хлопотах по огороду почти незаметно пробежал месяц. Летом и осенью, да и зимой тоже, мы с него по большому счету только и кормились. Наш небольшой участок в четыре сотки находился в десяти минутах ходьбы от дома на окраине городка, рядом с кладбищем, среди нескольких десятков таких же маленьких огородиков, на которых кроме летнего водопровода никаких других благ цивилизации не было. Дачных домиков здесь никто не строил, не на всяком участке имелся сарай для хранения садового инструмента, некоторые каждый раз приносили все из дома, даже шланги для полива. Начало и середина лета выдались жаркими и сухими, поэтому приходилось каждый вечер после работы ходить и поливать огород. Воду с маленькой водокачки, кособоко притулившейся на берегу неширокой речушки, витиевато пробегающей мимо кладбища, подавали раз в день на два часа: с шести до восьми вечера. Ее серые от старости дощатые стены, зеленая, поросшая мхом, шиферная крыша с маленькой ржавой электрической мачтой и двумя протянутыми к ней проводами, как пуповиной соединяющие с городом, являли собой весьма потрепанный арьергард отступающей отовсюду цивилизации, который, тем не менее, еще функционировал. До семи надо было успеть полить грядки и все, что росло в парнике, таская старой, уже выцветшей до белизны, пластмассовой лейкой теплую воду из двух ржавых железных бочек, потом наполнить их и уже из шланга полить весело зеленеющие рядки картошки. На участок мы приходили порознь: я сразу с работы, а жена из дома. Она успевала после работы забежать в квартиру и переодеться в старенький цветастый сарафан, гордо называемый “дачный”. Пока я носился с лейкой по отсыпанным опилками дорожкам, каждый раз чертыхаясь, когда вода попадала мне на ботинки, она собирала в жестяную банку из-под тушенки колорадских жуков, которых мы потом в ней же и сжигали.
– Ты бы туфли снял, переобулся, я тебе старые принесла, – сказала жена, наливая в жестянку керосин из мутной пластиковой бутылки.
При сборе жуков на дне банки обязательно должно быть немного керосина, от которого они дуреют и не разбегаются. Кроме того, банку надо периодически встряхивать, перемешивая их с керосином. Это самая хорошая экологически чистая технология борьбы с колорадским жуком, если, конечно, у вас есть на это время. У нас времени хватало, даже немного оставалось на неторопливые разговоры на лавочке под большой черемухой, росшей по границе между нашим и соседским участком.
Как всегда после поливки, прежде чем идти домой, мы сели на лавочку отдохнуть. В последнее время мне эти посиделки были в тягость. Чувство вины от воспоминания про страшную черную мысль жестоко мучило меня. Я начал избегать смотреть на жену и вообще оставаться с ней наедине, стал чаще ходить на рыбалку или к мужикам в гаражи. Она, от всего этого поначалу сильно загрустив, осунулась и посерела. Даже периодические разговоры с дочкой по телефону, которая уже давно жила в областном центре, не помогали ей, возвращая к жизни на час-два. Но пару недель назад жена тоже стала уходить по вечерам к своим подружкам, которые жили в соседних подъездах небольшого двухэтажного сталинского дома через улицу от нас. Для меня это стало подарком, я тут же засел за недоделанный макет железной дороги. Запыленный, он фанерно-картонной, пока бесформенной, грудой развалился на старом круглом столе, вплотную придвинутом к большому окну в зале. С облегчением бросив походы в гаражи, уже предчувствуя удовольствие, я с головой ушел в работу. В гаражи, если честно, я ходил через силу, мне постоянно приходилось отказываться от дежурного стакана водки и, тем самым, каждый раз вызывать бурную реакцию негодования. Нет, в нашей половине городе любая собака знает, что я пью только по праздникам, ведь я здесь родился и вырос, но традиция мужского общения предусматривает жесткое соблюдение правил, главное из которых гласит: душевности без водки не бывает, а гаражи у нас – это место духовного общения.