– Вы где уже? – вылетел из трубки и ударил в барабанную перепонку капризный голос девочки-подростка.
– Здравствуйте. Я подъезжаю. Через пять минут буду у вас. Я могу вас подождать на самом проспекте, не заезжая в карман? – Предложил Андрей. Ему не хотелось ехать почти до самого перекрестка, разворачиваться там и пробираться по забитому машинами карману в обратном направлении еще метров триста.
– Нет, подъедьте к дому, пожалуйста, – ответила, чуть подумав, девушка уже твердым голосом.
– Как скажете.
Клиентка отключилась. Его худшие ожидания подтвердились, в забитом кармане встречные машины не могли разъехаться. Андрею пришлось подождать, и пропустить две машины, затем быстро разогнаться, рискуя случайно кого-нибудь зацепить, чтобы успеть проскочить до новой встречки как можно больший кусок пути. Карман заканчивался тупиком, в котором, переминаясь с ноги на ногу, стояли две девушки и юноша. Андрей подъехал к ним вплотную. Одна из девушек небольшого роста подошла к машине, резким уверенным движением открыла переднюю пассажирскую дверь и утвердительно спросила: “Вы из Убера?”
– Да. А вы Лена, правильно? – Андрей склонился чуть вправо в ее сторону, но девушка, не ответив, повернулась к спутникам и сказала: “Это мое такси, поехали”.
Ребята, два юных создания, садясь, по-детски трогательно поздоровались с ним. У Андрея сразу потеплело на душе. Что-то отеческое шевельнулось у него, глядя на них.
В программе он сдвинул флажок “посадка”, открыв поездку, и увидел пункт назначения: “улица Почтамтская дом…”
– Музыку оставить? “Максимум” вам не помешает? – спросил он парнишку, севшего на переднее пассажирское сиденье.
– “Максимум, да, отлично, – несколько раз кивнув головой, подтвердил парнишка.
Девчонки о чем-то оживленно говорили на заднем сиденье. Его девушка села позади него. Она наклонилась вперед и, положив правую руку на спинку переднего кресла, начала медленно перебирать его волосы. Он тут же взял ее за руку и замер. Он то смотрел на приборную доску, то вперед, то вбок, провожая взглядом убегающие назад столбы, дома. Чувствовалось, что поначалу парнишка не знал как ему распорядиться своими свободными минутами, пока любимая разговаривает с подругой, но затем он стал потихоньку поглаживать ее руку. Прислушавшись к разговору и несколько раз взглянув в зеркало заднего вида, Андрей понял: его любимая только делает вид, что поддерживает беседу, периодически вставляя какие-то фразы и одобрительные кивки. На самом деле девушка была полностью увлечена игрой с любимым. Их руки ласкались, как щенки, живя своей отдельной жизнью. Все это Андрей хорошо подмечал боковым зрением.
– Скажите, мы можем их завести в Ручьи к платформе? – Неожиданно спросила капризная клиентка.
– Да, конечно. Это по пути.
– Очень хорошо, – одобрила мою сговорчивость капризная девушка.
Через десять минут мы высадили влюбленную парочку возле железнодорожной платформы.
– Слава богу, я избавилась от этих фриков, – ноюще-капризным тоном доложила кому-то в телефон неприятная девушка. – Ой, ну она вообще такая типа вся влюбленная, – растягивая гласные на окончаниях, продолжала жаловаться девушка. – Сами нищеброды такие, я их до станции довезла на такси, а туда же про какую-то квартиру мечтают. Да, и родители у них нищеброды, – подтверждая слова собеседника, проблеяла она. – Ладно, х…й с ними, – закончила она обсуждение своей подруги. – Мы с тобой сегодня после ужина куда-нибудь рванем?
Андрей посмотрел в зеркало назад. Девушка, развалившись по диагонали на диване, одновременно разговаривала и что-то искала в своей огромной косметичке. Ее скрещенные ноги лежали между передними сиденьями, при этом она все время говорила. Эта представительница третьего, если не четвертого эшелона “золотой молодежи”, похоже, лезла из кожи вон, чтобы всецело быть похожей на обитательницу модных ночных клубов. Такое у Андрея сложилось мнение. Удавалось ли ей это неизвестно, других представителей этой флоры и фауны Андрей в жизни не встречал.
Под непрерывное стрекотание обитательницы клубных джунглей, его мысли вернулись к влюбленным. “Как все странно с любовью, все-таки. Как она преображает, даже меняет людей. Вот носит человека в океане жизни, как щепку, и нет ему нигде покоя и пристанища. Мерит он себя по другим, а другие все разные не похожи на него и друг на друга, и не возникает ничего, кроме трения между ними досаждающего, порождающего только постоянную нервозность. А вот когда встретит один человек другого, и вдруг поймет, что это тот или та, с которым они вместе, соединившись, создадут целый новый мир, тогда это и называется любовью. И не специально соединяются, а их неосознанно тянет друг к другу, как молекулы в химии, безотчетно, неотвратимо. Тогда уже все остальные вокруг становятся неинтересны и незначительны. Отношение и мнение других больше не интересует влюбленных. Точка отсчета, мера всех вещей для них находится только внутри их мира”. К такому выводу пришел Андрей, наблюдавший как-то за парочкой влюбленных, ехавших в трамвае. Ребята отличались от остальных. Отпечаток болезни Дауна или какой-то другой похожей болезни проступал на их лицах. Они были вполне самостоятельными, но не совсем развитыми, как их сверстники. Эти два трогательных человечка стояли всю дорогу в обнимку и смотрели друг другу в глаза. Андрей не обратил бы особого внимания на них, если бы не наблюдал девушку каждое утро в этом трамвае. Наверно она также как и он ездила на работу, или в свой интернат, кто знает? Но в тот день ее глаза поразили Андрея. Эти глаза, которые всегда смотрели на окружающих немного затравленно, немного бессмысленно, сегодня были глазами взрослой влюбленной девушки. Растворившись друг в друге, они создали нечто новое, совсем отдельное, такое, что уже не нуждалось в одобрении или поддержке со стороны “большого мира”. Они обрели независимость от всех, и плевать они хотели на косые взгляды и кривые усмешки, которыми их “награждали” некоторые пассажиры этого раннего трамвая, и которых они раньше так боялись. Ребята теперь жили в согласии с собой, принимая себя и друг друга такими, какими они есть, без лишних мыслей о том, достойны ли они счастья. Вот тогда Андрей сформулировал для себя, что такое любовь. В этой нетипичной паре молодых совсем еще наивных ребят, почти детей, как в капле воды, выпукло явилась любовь во всем своем величии. Любовь – это химическая реакция соединения, при которой выделяется огромное количество тепла. Так он определил ее для себя, вспомнив школьный курс химии. Сейчас он еще раз наблюдал за любовью в ее чистом, беспримесном виде. Их теплота передалась и ему, пробуждая радость, навевая что-то почти забытое, почти утраченное, светлое. Тихими привидениями явились его юные годы, их прогулки с Мариной, когда в белые ночи они вдвоем бродили по пустому городу, когда он шутил, что-то рассказывал, а она слушала и восхищалась. Когда мир существовал только тот, который они видели в данный момент вокруг себя, и мир был восхитителен, а в середине этого мира стояла трогательная, юная и бесконечно прекрасная Марина.
– Побыстрее нельзя, а то я опаздываю? – Капризный голос представительницы фауны неожиданно прервал его воспоминания.
– Извините, я еду по навигатору Убера. Сейчас в центре везде пробки.
– Слышишь? – Как бы жалуясь, спросила кого-то в трубке, – “сейчас везде пробки”, – передразнивая, процитировала она. – Короче, я опаздываю. Подожди меня в самом метро. Подожди, – она отвернула микрофон ото рта, не отнимая при этом телефона от уха, и обратилась к Андрею: – А мы можем по дороге заехать на “Адмиралтейскую”?
– Да, если вам надо, то заедем, – Андрей утвердительно кивнул.
– Слушай, я за тобой заеду. – Выслушав ответ, она опять обратилась к Андрею, – А когда мы сможем туда доехать?
Андрей посмотрел на навигатор, прикинул количество пробок, и ответил: – минут через двадцать.
– Минут через двадцать, – чуть плаксивым голосом передала информацию пассажирка. Дальше, она уже другим голосом продолжила: – Ладно, а что у тебя с этим…, как его…
Андрей опять ушел в свои мысли. На Адмиралтейской к ним присоединилась еще одна представительница фауны, как Андрей их для себя определил. Через восемь минут он высадил их на Почтамтской, с облегчением закрыв поездку.
– Приятного вечера, – сказал он и поставил в Убере клиентке пять звезд.
Вместо ответа представительницы фауны оглушительно хлопнули дверьми и проследовали в сторону ярко освещенного входа в ресторан проекта “Гинза проджект”.
Влюбленные студенты
Бензин заканчивался. Андрей вышел из системы и стал в навигаторе искать заправку. Чтобы заправиться пришлось покрутиться. Снова войдя в систему, он обнаружил понижение рейтинга. В голове взорвалось: “Вот сука! Я же по пробкам ехал не специально, она же видела, что везде все забито. Кто виноват, что она такая тупая сука, назначает время встречи, не думая о том, что заказывает машину, а не вертолет!?”. Его захлестнула волна возмущения. Захотелось вернуться, найти ее в этом гребанном ресторане и башкой несколько раз ударить об стол. Возмущение и обида на несправедливость охватили Андрея. Все хорошее, что он испытывал пару минут назад, мгновенно исчезло, выброшенное из сознания волной гнева. Конечно, он понимал, что не поедет мстить этой вредной сучке, что через десять минут гнев схлынет, и ему уже будет не так больно от человеческой злой глупости и несправедливости. Но сейчас хотелось одного: рвать и метать. Чувство обиды, когда тебя окатила грязью из лужи проезжающая мимо машина, и ты понимаешь, что для водителя это всего лишь ничего не значащий момент, о котором он, в уезжающей все дальше машине, возможно, даже не думает, душило Андрея своей бессмысленностью. Такие моменты либо еще долго мучают, либо отпускают легко, все зависит от отношения человека к такого рода происшествиям. Андрей всегда был отходчивым, поэтому выпустив пар в двухминутном трехэтажном мате, он успокоился, включил Убер и стал медленно пробираться по направлению к мосту Лейтенанта Шмидта, как его называли до недавнего времени.
Это название Андрею нравилось больше, чем ново-старое “Благовещенский” мост, от которого веяло утраченной невинностью что ли. В его понимании, когда-то отнятое название не должно возвращаться. Исключением является возврат объекта первоначальному владельцу. Но Российская федерация правопреемница СССР, а не бывшая оккупированная территория, поэтому все советские названия есть часть одной истории русских, живущих и выживающих сначала в одном, а затем в другом государстве. Поэтому когда мужики на заводе начинали спорить о том надо переименовывать или нет, Андрей всегда выступал против переименований: “Постройте новую улицу и назовите ее каким-нибудь старым именем. Мы же по названиям хотя бы должны помнить, что был Советский Союз. А то при коммунистах вымарывали память о России, теперь о СССР. День прожили и забыли, так что ли?” Ему говорили в ответ, что никто и не собирается переименовывать то, что было построено при советской власти, а только вернуть старые дореволюционные названия, но Андрей стоял на своем. Его не пронимали доводы о том, что часть городов, населенных пунктов, улиц носят название всяких подонков, террористов, которые убивали людей. “Они победили, они и называли. Сейчас-то легко с мертвыми воевать, тогда бы повоевали с ними, я бы на вас посмотрел”. Дальше он уже не спорил, а отходил и начинал заниматься чем-то другим.
До моста Андрей не доехал – возле Мариинки он получил вызов. “Везет мне сегодня на влюбленные парочки”, – подумал он, разглядывая парня и девушку, пока они садились в машину. “Студенты, судя по одежде”, – отметил он. Устроившись на заднем сиденье, они всю дорогу о чем-то вполголоса ворковали. Машина наполнилась легким чуть сладковатым запахом каких-то духов и молодого тела. Эта смесь напомнила Андрею запах Марины. Сейчас она сменила духи и повзрослела, а тогда, когда мир вокруг сочился только этим запахом, они бесконечно единые друг в друге, походя благословляли все вокруг на любовь.
Опять пошел снег. Проползающие мимо фонари поочередно заглядывали в машину через лобовое стекло. Их затуманенный снегом свет равнодушно скользил по салону. Они-то на своем веку много перевидали таких парочек. И столбам было совершенно непостижимо, отчего так радуются эти люди, зачем они смеются, целуются. Они не понимали, что в некоторой степени они сами есть плоды этой любви, любви, созидающей, являющейся началом, продолжением и снова началом всего человеческого мира, частью которого они сами являются. Андрею сильно захотелось домой. Захотелось обнять и поцеловать Марину, услышать запах ее волос. Посмотреть в ее глаза, и обязательно найти в них любовь и ту зовущую необходимость в нем, которую он видел еще десять лет назад, и которая его окрыляла.