Самые голубые глаза

Волнующий роман, который читается буквально на одном дыхании. Вполне в стиле Тони Моррисон, если вспомнить произведения автора «Возлюбленная» и «Боже,храни мое дитя». Проблемы социального неравенства, детского насилия, расовых предрассудков, семейных отношений трогают до глубины души, погружают читателя во всю всю бездну происходящих событий. Писательница стремилась создать «тесную интимную связь» между читателями и самим романом, и это ей отлично удалось. Тонкий психологизм позволяет проникнуть в саму суть происходящего, раскрыть души людей, совершающих страшные, часто совершенно безумные поступки.

Очень тягостное ощущение от прочтения, впечатлительным вообще не советую – много сцен насилия над детьми и животными. Конечно, судьба главных героев вызывает сочувствие, но от невозможности как-то повлиять и помочь, от несправедливости происходящего, от осознания тягости их жизни на душе тошно и тяжко. Безнадега, беспросветная и жестокая, – вот лейтмотив всей книги. Бывает драма, которая через сопереживания очищает, тут же трагедия, которая затягивает в пучину грязи. В общем, знала бы – не читала, Достоевский отдыхает.

Понравилась книга. История имеет возрождение в современных реалиях. Печально, грустно, горько. Если ружьё висит на стене то оно обязательно выстрелит.

Тони Моррисон берет на себя миссию обличать темы, которые принято замалчивать. Кто-то считает, что это как выносить "грязное белье на публику", но на самом деле, это попытка разобраться как такое происходит, и как незнание информации ухудшает и так ужасающую ситуацию.

На первый взгляд, может показаться, что главная героиня здесь Клаудия Мактир, от лица которой в основном ведется повествование. Она является голосом автора, как будет сказано в послесловии, эта книга во многом автобиографичная, и автор в реальности сталкивалась со всеми подобными ситуациями. Но вскоре мы понимаем, что главная героиня здесь - Пикола Бридлав. Это ее жизнь давит и давит, бьет и мучает, терзает и изничтожает, куда сильнее, чем Клаудию с сестрой. В таких ситуациях, когда жизнь представляется адом, а ты еще совсем юный подросток, невозможно увидеть весь комплекс проблем, порождающих эту ситуацию, проще всего сделать вывод из наблюдений, что все дело в ее внешности! Вот были бы у нее голубые глаза и мир сразу стал бы относится к ней по другому. Но это точка зрения ребенка, взрослый должен понимать почем фунт лиха.

Автор ведет повествование хаотично, и, несмотря на то, что обычно я не люблю этот прием, здесь он не только оправдан, но и необходим. Пикола входит в семью Мактиров из-за изначально неизвестной нам трагедии. Автор представляет нам семью Мактир, но потом начинает рассказывать и про родителей Пиколы, мы возвращаемся в прошлое, во времена их взросления и становления как личностей. И не только родителей, все люди, которые терзают и мучают бедную Пиколу (иногда даже не осознавая этого), все они имеют травмы прошлого, все они жертвы обстоятельств, которые неизбежны, если ты черный в первой воловине 20 века в США. Автор не оправдывает своих героев, но она объясняет, как, казалось бы невозможный ад может быть сотворен, казалось бы нормальными людьми. Как ломается психика, как подменяются ценности, как культура меняет нас, формирует, приспосабливает к жизни в текущем мире.

Удивительно мощное высказывание на тему расизма и насилия. Глубокий анализ происходящего, большое количество образов и ситуаций, всестороннее отображение проблемы. Несмотря на огромное количество грязи, она встроена органично, она отображает реальность, она учит, какую нельзя формировать культуру, если вам не близко насилие. И это касается не только афроамериканцев, это касается любых меньшинств, и особенно касается пропасти между бедностью и богатством, ведь богатые даже представить себе не могут истинное положение вещей и природу поступков своих слуг.

Нет, но к чему вас призывает подобная литература? Чего она хочет от вас? Чего, какой реакции добивается, вот что непонятно? Вы вот поглощаете искусно и безукоризненно выстроенные главы: как невинного ребёнка дразнили, калечили, как истязали в школе, на улице дома, про этих, извините, проституток, половых психопатов, алкоголиков, про то, как родной отец... язык не повинуется перечислять гадости, а вы читаете - и чего набираетесь?! Толерантности никак? Либеральности? Уважения и сочувствия к ближнему? Да это обыкновенный вуайеризм! Сладострастное топтание возле замочной скважины. Предотвратить насилие над детьми вы не в состоянии, так давайте хотя бы не толпиться и не охать: Ну надо же, насилуют, насилуют! Давайте как-то иначе реализовываться, в чём-то чистом, светлом! тургеневском! Я уж молчу о самой мадам авторице, которая, вне всякого сомнения, сама психически больная садистка, а свою педофилическую фантазию швырнула в свет, чтобы насолить бывшему мужу. Но вам-то зачем? Вы же нормальная - - Или нет?!

А знаете, даже возражать нет желания. Вы свято правы, мир "Самых синих глаз" для веселия мало оборудован. Сложнейшая организация, тонкие и разнообразные социальные взаимосвязи, стратификация, по игре полутонов достойная кисти Куинджи, - всё для народа! Всё для того, чтобы народу было максимально погано. Даже не double-thinking: double-mind. Не отсутствие выбора, а его равнорезультатность: как ни сделаешь, изо всего выходят поддельные ёлочные шары, которые и сверкают, и звенят, как настоящие, а вот незадача - не радуют. Куда ни кинь, всё клин. И помирать страшно, и не помирать противно. Либо болезнь, либо лекарство. которое хуже болезни. И женившись восплачешь, и не женившись восплачешь. Скачет баба и задом, и передом, а дело идёт своим чередом. Чем ты белее, тем ты краше, но какая бы ты ни была белая, ты всё равно сука черномазая. А уж эталона смирения и ненавязчивости тебе тем более не достичь: вон сколько места на Земле занимаешь. А как это сделать? Как сделать так, чтобы тебя кто-то полюбил?

Маленькая Пекола своим умом дошла, что это всё - в глазах смотрящего. Это всё от глаз зависит, а вот если взглянуть другими глазами... Господи, как всё, оказывается, понятно, это у меня глаза неправильные. Бывает ведь дурной глаз. Кожа ведь вот тоже неправильная, и мама говорит: "шкуру спущу...", и спустит. Свои плохие надо вырвать, а хорошие вставить. Самые хорошие. Самые синие, как в песне. И в этой обстановке полной безлюбости изнасилование - подчёркиваю, изнасилование дочери отцом - получается автоматически из единственной попытки проявить любовь. Ненависть не позволила ее поднять, а нежность заставила укрыть одеялом. Ненависть не позволила ее поднять... нежность заставила укрыть...

К чести Моррисон, она никого не зовёт на баррикады и тем более к топору. Было, уже было. С понятным результатом. Бессистемное насилие против системного. А у вас не бывает приступов ностальгии по рыцарю добра и света с Бердяевым и Булгаковым в сердце и с верным ППШ в сильных интеллигентных руках? По гуманисту, гуманно шинкующему всех гадов в капусту? Иная крайность, гораздо более распространённая нынче - думать, что ко всему можно адаптироваться. Что нет принципиального различия между общиной каннибалов и, я не знаю, клубом филателистов, и то, и другое - социум, значит, можно усвоить правила и в их рамках сохранять свою индивидуальность (уй, люблю эти длинные слова - самоактуализация, индивидуальность...) Есть у Тони Моррисон и такая героиня: особенная девушка, выросшая в особенную женщину, пахнущую не потом, как грубые негритянки, а ванилью и лесом, родившую не полк горластых сорванцов, а всего одного сына. Опрятная, спокойная цветная, ничего не имеющая общего с шумными нигггерами. Если она поселится в доме у мужчины, то простыни всегда будут прокипячены и наглажены, рубашки накрахмалены, дыры залатаны, а фотографию свекрови украсит букет. И никто никогда не узнает, как отвратен ей этот налаженный быт, с каким неосознаваемым остервенением она будет отмывать жирные тарелки, заляпанные полы и своё осквернённое тело. Никто не узнает, что она любит только одно живое существо. Не сына, не мужа, а того маленького, опрятного и тихого, кто единственный её любит. И его захотят отнять.

Хотела написать что-то в заключение, о мире насилия глазами ребёнка, а потом призадумалась - ребёнка ли? В том-то и дело, что глазами взрослой, самостоятельной женщины, которая из этого ребёнка выросла. Студентки или аспирантки, - оказывается, темой выпускной работы Моррисон был суицид в творчестве Фолкнера. В пятидесятые-то годы, сколько пришлось наслушаться, и из-з спины, и в лицо - тут и Фолкнеровские суициды как праздник... Интуитивным путём она угадала, что делать, если не насиловать и не привыкать к насилию. Книги, братья, книги, а не колокола и флаги.

К премиальной литературе в принципе отношусь с осторожностью. Люблю, когда книги написаны ясным, понятным языком, а премиальные авторы, по моим впечатлениям, часто "грешат" всевозможными экспериментами со словом и формой, поэтому изначально наличие этой книги в игровой подборке, из которой я должна была выбрать книги для чтения, не вызвало у меня особого энтузиазма. Но что делать? Другие показались мне еще боле нежелательными, поэтому пришлось читать "Голубые глаза". Но как выяснилось, книга в хорошем смысле не оправдала моих ожиданий, точнее опасений и "зашла" на удивление легко.

Хотя почему "на удивление"? Язык Тони Моррисон оказался вполне "моим", та самая "золотая середина", которая мне более всего по душе: язык простой, ясный, без изысков, но при этом достаточно образный, не примитивный, есть  в нем и символизм и метафоричность, но они не бьют в глаза, не кричат о своем присутствии.

Рассказывая историю обычной чернокожей девчонки, Пиколы Бридлав, мечтавшей о прекрасных голубых глазах, которые, по ее мнению, превратят ее из гадкого утёнка в прекрасного лебедя, автор поднимает нелёгкую и актуальную в те времена тему расовых стандартов красоты. Почему даже среди чернокожих во времена детства Пиколы, а это самый конец тридцатых годов, предвоенное время, эталоном красоты считалась белая голубоглазая девушка со светлвми прямыми волосами, почему чернокожие даже среди чернокожих считались некрасивыми "по определению"?

История с закономерно безрадостным финалом. Не могу сказать, что во время чтения находилась под каким-то особым впечатлением, что эта история какой-то сильный эмоциональный отклик вызвала во мне. И тем не менее, что-то в ней зацепило настолько, что на следующий день после прочтения я исправила свою первоначальную оценку на более высокую, мне кажется, она более точно отражает моё впечатление от книги.

Рекомендовать ли её? Не знаю. Разве что тем, кто не боится тяжёлых книг с грустным финалом, этак книга точно не для приятного досуга с книжкой в руках.

Я стою на перекрестке в маленьком американском городке. Наискосок через дорогу три чернокожие одиннадцатилетние девочки оценивающе рассматривают меня. Фрида, Клодия, Пекола. Постояв, бреду дальше. Вот лавка сладостей, а вот прямо за ней из дома высовывается в окно голова попа Мыльная Голова, поджидающего маленьких девочек, которые обязательно прибегут купить конфет и, возможно, позволят потрогать их. Через несколько кварталов стоит старый белый дом с зеленой крышей и красной дверью. На его пороге задумчиво мнутся две девчушки уже встреченные нами, Фрида и Клодия, погодки. Клодия увлеченно ломает подаренную на Рождество белую куклу в попытке добраться до ее секрета и секрета всех белых девочек:

Сворачиваю на боковую улицу, подхожу к двухэтажному дому, бывшему мебельному магазину. Толстая шлюха со второго этажа пьет на веранде содовую. В недрах магазина на первом этаже, где живет Пекола, третья из встреченных мною девочек, слышится ее тихое обращение к матери: "Миссис Бридлоу..." Она выходит из дома, я следую за ней. Пекола замедляет шаг и останавливает у телеграфного столба.

Подходим к магазинчику, Пекола заходит внутрь, я наблюдаю за ней из-за витрины. Продавец, цветной мужчина средних лет, с нетерпением и брезгливостью смотрит, как девочка снимает ботинок, достает три пенни и несмело протягивает их ему в розовой ладошке. Выходит, смущенная, зажав конфеты в кулачке.

Подходим вместе с Пеколой к школе, где толпа мальчишек окружает ее и дразнит: "Черномазая! Черномазая! Ее отец спит голым!" Но вот на выручку подруге бежит бесстрашная Фрида. Делаю круг, возвращаюсь к белому дому с зеленой крышей. Звучит ружейный выстрел, мимо меня, теряя башмаки, улепетывает дядя Генри, квартирант в доме Фриды и Клодии. Их мать, встревоженная, с недомытой чашкой и полотенцем стоит рядом с мужем, который дрожащими от гнева руками все еще сжимает ружье. ... Так брожу я и хожу, подсматривая сцены из жизни девочек. Проходят месяцы, сменяются времена года. Фрида и Клодия закапывают у дома Пеколы семена ноготков, шепча слова заклинания. Здесь же будет зарыт мертвый ребенок Пеколы. Вот сама Пекола, идет по окраине города, по обочине дороги. Забитое, никому ненужное и нелюбимое дитя. Подсолнухи. Мусор. Солнце. Все встречные отворачиваются от нее, не смотрят в глаза. Она думает, они завидуют ей, потому что она хотела и получила самые синие глаза в мире. Синие глаза, которые теперь все изменят.

Пеколе не повезло. Она родилась в бедной рабочей семье. Отстранившаяся мать, пьющий отец, регулярно сбегающий из дома брат. А еще она чернокожая. В США 1940-х гг. это все еще является проблемой. Цвет кожи и глаз предопределяют образ жизни, манеру поведения и социальный статус: потерять легко, а вернуть практически невозможно, - причем для белых предусмотрено гораздо больше поблажек. В этой реальности женщина десятилетиями приносит в жертву саму себя за право именоваться "цветной", а не "ниггером". И учит этому своих детей. А дети...

Естественная детская реакция: недоумение, непонимание, агрессия. Чем я хуже? А потом наступает смирение. И маленькая девочка готова отдать все в обмен на синие глаза...

С обличающей прямотой фиксируя всю жестокость и несправедливость взрослой жизни, с которой приходится столкнуться маленькому человеку, автор, тем не менее, констатирует: они появляются не на пустом месте. Оттого так важны здесь экскурсы в прошлое. Они занимают значительную часть книги и подробно описывают детство и юность практически всех значимых взрослых персонажей: Чолли, Полин, Джеральдин, Мыльной Головы. И в какой-то момент невидимый рубильник щелкает: недолюбленность порождает агрессию, а жестокость - порождает жестокость. И дело вовсе не в достатке и социальном статусе: жестокость равно доступна и принцам, и нищим...

После этого становится немного не по себе.

Роман прежде всего - это сильный реализм и тонкая психология. Хотя временами проскакивают сюр и подобие магии. Поначалу непонятна роль вставочек про Джейн - они напоминают детское заклинание - ближе к концу все становится на свои места. Хотя, несмотря на разнородность, текст не выглядит разрозненным. Кусочки паззла красиво складываются в неприглядную, но жизненную картинку, которая заставляет задуматься о многом. Даже если кто-то не является непосредственным участником акта насилия, оно наверняка совершается где-то по соседству, возможно, даже за фасадом благочестия и добропорядочности. Это страшно, равно как и то, что жестокость идет рука об руку с любовью, - но кому судить?

Роман, хоть и повествует о негуманных явлениях, таких как расизм, бытовое насилие и коллективное не-деяние, глубоко гуманистичен. На мой взгляд, это действительно одна из книг, обязательных к прочтению, - как минимум ради модели того, как НЕ должно быть. Отдельного внимания стоит перевод: несмотря на "неофициальный" статус, он великолепен и даст фору некоторым официальным издательским переводам. Текст грамотный и чистый, читать одно удовольствие - спасибо переводчику за труд. Все бы так работали.