Мне всегда нравилось просыпаться спокойно, не от тревоги или будильника, а потому, что организм отдохнул и решил начать период бодрствования. В такие моменты всё ещё чувствуется приятное тепло в теле, сквозь прикрытые глаза можно определить, что уже утро. Откуда-то слышатся разные дневные звуки, шум машин, может, слишком громкие разговоры под окнами, шаги соседей в квартире над твоей. Самое приятное пробуждение.

Вот и теперь я ощутила, что проснулась, отдохнула и готова к началу нового дня. Сладко потянувшись в тёплой постели, неспешно открыла глаза и осмотрелась: обстановка странно знакомая, но не родная. Смутно вспомнился вчерашний вечер. Что? Я у Денеба? Должно быть, да. Я могла восстановить в памяти эту серую комнату с огромными часами во всю стену. Отчего, интересно, мне стало так дурно, что я отключилась до самого утра? Но подумать не вышло. За дверным проёмом показалась тень, и в ту же секунду в комнате появился учитель Сёртун, напугав меня до полусмерти.

На первый взгляд он показался даже довольным, хотя по его лицу никогда точно нельзя сказать, какие эмоции он испытывает. Загадочно улыбнувшись, учитель прошёл к постели и сел на край. Тут-то я удосужилась повнимательнее присмотреться к часам – всего восемь. Интересно, где Денеб?

– Доброе утро, Ада, – пропел Сёртун наигранно небрежно и немного ласково.

– Доброе, – я попыталась сесть, но, заметив, что странно одета, в какую-то гигантскую кофту с длинным рукавом, решила не совершать лишних телодвижений, только получше укрылась одеялом.

– Ты идеально вписалась.

– Во что?

– В эту комнату, в пижаму Денеба и в целом – в ситуацию, – учитель снова мерзко улыбнулся.

– Я случайно тут оказалась, если вы об этом. И ничего не было!

– Да-да, я в курсе. Друг Денеба замечательно пошутил над вами. Но это хороший знак. Ему интересна ты, и он явно не против, чтобы сущность с тобой поиграла, – Сёртун кивнул сам себе.

– Вы о чём? Мы же договаривались, что я просто подружусь. Не хочу быть интересна… – я попыталась назвать его имя, но не смогла. Этот экзистенциалист ужасен. Опасен. Наша единственная встреча до сих пор вызывала ужас при малейшем намёке на воспоминание.

– Льё? Но ты уже ему приглянулась, как объект для каких-то, неизвестных нам, целей, Ада. Иначе бы он не стал искажать твою реальность. Знает ведь, что может получить за это очередной выговор и суровое наказание.

– И получит? – затеплилась надежда, что я смогу выбраться из этой ситуации нетронутой. Чувствовать себя искажённой – неприятно и странно, а ещё крайне обидно.

– Возможно. Хотя, знаешь… После изгнания не думаю, что ему будет страшно. Да и кто возьмётся снова за него? У нас и у экзистенциалистов сейчас и так дел по горло, – взгляд Сёртуна стал хмурым с едва заметной примесью ярости. – В общем, у тебя есть дней десять, не больше, чтобы разузнать всё, что получится. Дальше попробуем вывести метку и забрать тебя. Ясно?

– Ясно, – сердце упало. Из меня всё же сделали шпионку – не думала, что Фениксы таким промышляли. Интересно, чего ещё я не знала про своё сообщество? – Как я смогу себя сохранить, у меня всего одно крыло?

– Будь женщиной. Слабой, милой, очаруй Денеба. Я поговорил с руководителями отделов, и мы единогласно разрешили тебе использовать любые средства. Полная свобода действий. Постель, искажения, выжигание. Ты вольная птица на эти дни, Ада. Но только помни, для чего тебе дали эту волю.

– Я не женщина, учитель. Я – Феникс. В первую очередь, – во мне вдруг взыграла гордость. То они ругали меня за образ жизни, излишнюю увлечённость плотскими утехами и безрассудство, а теперь сами предлагали творить всё что вздумается. Но с разрешения это не так интересно. Да и Денеб… Был бы он просто мужчиной, а не сущностью…

– Что-то позавчера ты об этом не вспоминала, – усмехнулся Сёртун, и я тут же почувствовала себя маленькой девочкой-школьницей, которую учитель ругал за что-то постыдное.

– Было и было. Не обязательно напоминать мне об этом.

– Конечно-конечно, Ада. Напомню через недельку. А теперь позволь откланяться, – он тяжело поднялся с постели, придирчиво осматривая свою мантию. – Оставляю тебя на саму себя, нельзя мне здесь так часто появляться. Если что, сигнал помощи знаешь, – он сдержанно кивнул и направился к двери, в паре шагов от неё остановился и добавил, – а эта пижама тебе идёт.

Отвратительно. Я забралась под одеяло и закрыла глаза. Понятно, что после потери крыла, меня все Фениксы считали сбитым лётчиком, но нельзя вот так откровенно намекать, говорить почти прямым текстом, будто гожусь я теперь только в бросовый материал. За неделю что угодно может случиться, а у меня из рабочих инструментов – сигнал о помощи. Сёртун явно обозначил, что за мной следят, но сквозь пальцы. Если я не принесу важной информации, лишусь ещё и руки и вконец буду опозорена. Так был ли вообще смысл в каких-то действиях? Стоило ли вытаскивать информацию из Денеба, подружиться с ним? Если итог всё равно будет одинаковым при любом развитии ситуации? Мне ужасно захотелось, как в подростковом возрасте, закричать, что они все – учителя, наставники, начальники отделов, – надоели! И совершить что-нибудь отчаянное.

Озарение! Ну точно же! Я могла делать всё, что хотела. Без оглядки на правила и репутацию могла снять себя с ограничителя и нестись не разбирая дороги. Наслаждаться волей, Денебом, в конце концов. Как там? Помирать – так с музыкой!

Я уютно устроилась в постели, представляя, как весело и интересно можно провести неделю в Москве, и незаметно снова провалилась в сон. Резко, неожиданно, будто никогда не спала до этого.

В этот раз меня разбудили запахи свежесваренного кофе, поджаренного хлеба и ещё чего-то сладкого. Выбираться из-под одеяла не хотелось, поэтому я просто открыла глаза, зажмурившись от яркого весеннего солнца, заливающего своим светом комнату. Невероятный контраст между довольно мрачной обстановкой и жизнеутверждающими лучами. На тумбочке около кровати стоял небольшой поднос с дымящимся напитком, тостами, булочкой и маленькими тарелочками, видимо, с чем-то очень вкусным, может быть, даже с вареньем. Как давно я не ела варенье! Я вылезла из-под одеяла и нерешительно потянулась к подносу, как мою ладонь перехватила татуированная рука. Денеб. Его невозможно не узнать.

Я повернулась и увидела его улыбающееся лицо совсем рядом со своим. Он незаметно лежал поверх одеяла около меня.

– Выспалась, милая Ада? – чуть насмешливо улыбнулся Ден.

– Похоже на то. Это ты? – я кивнула на завтрак.

– Ага, для тебя старался. Ты вчера как уснула вечером, так и не просыпалась. Пришлось уложить тебя в постель, – в глазах его сверкнул огонёк.

– И переодеть, да? – я уселась, забирая с подноса кружку.

– Не в платье же и сапогах спать? Ты меня удивляешь, Ада.

– Вещи где? – кофе оказался божественным, если все сущности умели так его варить, то я хотела быть их лучшей подругой.

– На месте, – хохотнул Ден, указывая на стул у стены, где аккуратно лежало моё платье. – Только, боюсь, днём в таком ходить как-то не очень прилично.

– Это ты мне сейчас о приличиях будешь говорить? – теперь пришла моя очередь смеяться. – Пока я закончу завтрак и приведу себя в порядок, уже тот самый вечер и наступит.

– Расскажи-ка, куда же ты собралась? А, Феникс? – Денеб перелез через меня, намазал тост вареньем (да-да! настоящим земляничным вареньем) и вручил, – угощайся.

– Я подумала, раз уж у меня отпуск… Ой, спасибо! Мечта, – мне пришлось прерваться на поедание бутерброда, – раз уж отпуск, то надо оторваться по полной! Что хочу, то и ворочу.

– С чего это ты такая смелая?

– Терять-то мне уже нечего. С одним крылом вряд ли я долго протяну на службе, – краски вокруг словно померкли, сердце опасливо ёкнуло и грустно сжалось.

– Ада… – сущность неожиданно заботливо провёл рукой по моей щеке. – Оно же восстановится. У Фениксов всегда так.

– Восстановится, да. Только нескоро. Где гарантия, что меня за это время… – я провела рукой по горлу.

– Не лезь в пекло, да и всё. Тоже мне, проблема, – пожал плечами он. – Я вот никуда не лезу, живу себе спокойно.

– У меня работа, Ден. Странно, что тебя не наказали за дезертирство.

– Я не дезертир! Не надо мне тут. Своё дело я делаю, просто у меня есть некоторые привилегии. Назовём их так…

– Не слышала, чтобы у сущностей были привилегии.

– Ты, Ада, много чего ещё не знаешь. И лучше тебе не знать, – лицо Денеба стало суровым, даже чуток заострилось. Я испугалась, не хотелось бы увидеть истинное лицо сущности. Боюсь, моя психика этого зрелища не перенесла бы.

– Ладно, – я резко поднялась, ощущая приятную прохладу пола под босыми ногами. – Пойду в душ. Я, в общем-то, сюда не отдыхать приехала. А… Не суть.

Мне действительно вспомнилось, что впереди сотня нерешенных задач, несмотря на отпуск. Как-то во всей этой неожиданной кутерьме, возникшей из-за Денеба, я совершенно забыла, что собиралась сделать. Приятно было бы проваляться в постели до вечера, а потом ретироваться домой, но за меня никто не разберётся с рабочими вопросами. Лишний выговор тоже ни к чему. Сёртун ничего не упомянул о моих повседневных делах, но это вовсе не значило, что их можно не делать.

С этими довольно мрачными и унылыми мыслями я целенаправленно добралась до ванной. Да, Денеб знал толк в удобных и неуловимо прекрасных пространствах – свободная белая комната с огромной душевой кабиной в углу, оборудованной тропическим душем; очень много света, два больших зеркала; всё сияло чистотой и пахло сладко. Я скинула пижаму и забралась под тёплые струи воды. Этот душ – прелесть, ощущения совсем такие, как если бы я действительно стояла под дождём – очень успокаивал и расслаблял, а ещё – настраивал на меланхолический лад.

Такой нежный жест от Денеба – касание щеки, не приснился ли мне? Я дотронулась до лица, будто бы пытаясь отыскать след от прикосновения. Сущности почти как люди или только прикидываются? Учитель всегда говорил, что они – как домашние животные, могут привязываться, служить, доверять, но у них нет никаких чувств, похожих на человеческие. Но из-за того, что они постоянно находятся среди людей, то прекрасно переняли все особенности их поведения. Изображают так, что не отличишь от настоящих эмоций и чувств. Странно, но не хотелось бы, чтобы Денеб оказался таким. Рука зачесалась, и я опустила взгляд к ней: шиповник завял, цветы поникли и потеряли яркость, став бледно-бордовыми. Что это? Я потёрла татуировку мочалкой – не помогло. Мне ничего не оставалось, как выключить воду и выйти из душа. Халата не нашлось, да и странно, если бы он здесь был. Поэтому я просто замоталась в огромное серое полотенце, которое отыскала в шкафчике.

Тихо выйдя в гостиную, Денеба нигде не нашла, поэтому немного расслабилась и направилась к большому окну. Интересно, что из него видно? Солнечная улица, бегущие прохожие, машины и голубой автобус. Жизнь как жизнь. В буферах всегда спокойно, можно отвлечься и не думать о работе. Как же я раньше обитала здесь постоянно? Не могла вспомнить, хорошо мне было или не очень? Довольно рано я уехала учиться в Англию, приезжала на каникулы, и то, не каждые. Родители… Да, они где-то и сейчас были. Я даже знала где, но после того случая с крылом… Сложно даже думать о возвращении. Со мной что-то случилось гораздо более серьёзное, чем потеря крыла. Теперь я боялась, что не смогу спокойно смотреть маме и папе в глаза, не смогу больше врать. У Фениксов есть другие семьи, более важные, чем настоящие родители. Чем дольше я работала, тем чаще ловила себя на мысли, что из головы пропадали образы родственников, друзей, тех, кто остался в тени, то есть – в обычной жизни. Говорят, это проклятье Фениксов. Но вместе с тем и награда – жить, не помня половины случившегося. И после каждого нового задания понимаешь, что проклятие становится благом.

От лёгкого прикосновения сзади я едва заметно вздрогнула. Ден подобрался бесшумно. Его холодные руки цепко держали меня за талию. Он был слишком близко, осторожно дышал мне в шею и тихо-тихо говорил:

– Ну что ты грустишь, птичка? – ладонью Денеб скользнул по моей татуировке, вызвав волну тревожной прохлады.

– Поэтому цветы поникли? Да?

– Конечно… Это же я поставил метку, она будет реагировать на твоё настроение. Кроме меня так никто не может. Красивая магия, согласись…

– Красивая, – прошептала я. От близости к Денису чуть кружилась голова, необычное ощущение, будто бы я пьянела, когда дышала с ним одним воздухом.

– Как и ты, – он осторожно коснулся холодными губами моей шеи.

– Ден, у меня работа… – слабо сопротивлялась я.

– К чёрту работу. Ты мне должна целую ночь, можно разбить её на части… Немного сейчас, остальное потом, – Ден настойчиво забирался руками под полотенце, заставляя меня не верить собственным словам и мыслям – я была готова согласиться на всё что угодно, лишь бы оставаться рядом с ним и повторять в бесконечности случившееся накануне. Но больше этого мне хотелось снова проснуться в его уютной постели, найти чашечку кофе на столике и ответить на тёплую улыбку сущности. Морок.

– Давай вечером? Я быстро. Метнусь до архива и обратно, всего-то…

– Так ты смирилась? – он развернул меня к себе и резким движением усадил на широкий подоконник.

– С чем? – от такой неожиданной смены настроения Денеба и его действий я не успела сообразить, что он имел в виду.

– С тем, что ты теперь моя?

– Твоя? Откуда такие выводы? – кажется, что-то в голове прояснилось и встало на свои места. Во всяком случае, уверенности внутри прибавилось.

– Сама же сказала «давай вечером», значит, собираешься заглянуть? – он подставил своё лицо для поцелуя, и я не смогла удержаться. В глазах Дена снова мелькнул огонёк, который с первых мгновений покорил меня. Если внутри у него пожар, почему же снаружи он ледяной? – Почему ты такой холодный всё время?

– Я же сущность, милая, – усмехнулся Денеб. – Это тело – фикция, сосуд, если хочешь – моя марионетка. И я стараюсь не тратить слишком много энергии на отопление, – рассмеялся он.

– Очень привлекательная, надо сказать, марионетка… Ладно. Если обещаешь мне, что эта ночь будет ещё интереснее, чем предыдущая, то загляну, – с намёком шепнула я.

– Огненная птичка, – ухмыльнулся Ден, спуская меня на пол. – Вызову тебе такси.

Для начала я заехала домой, чтобы переодеться в привычный рабочий костюм – неприметно, но удобно: джинсы, тонкий свитер, ботинки на шнуровке, обязательно шерстяное пальто. Фениксы в основном носят натуральные ткани, если вдруг после работы наступает бессилие или становится очень холодно, гораздо приятнее укутаться в шерсть, чем в синтетику. Да и горят натуральные ткани, а не плавятся – меньше шансов получить случайные, но серьёзные ожоги.

Хорошо, что папка с документами давно готова: в ней несколько десятков отчётов за прошлый сезон. Нужно отвезти их в архив и зарегистрировать. Так поступали все отделы и каждый Феникс в отдельности. Позже все эти бумаги разберутся научными сотрудниками, студентами колледжей и иногда – коллегами. Нам важно составлять статистику, прикидывать, как развивается сила влияния, делать прогнозы. Давно подмечено, что чем больше работы у Фениксов, тем хуже грядущее. Перед войнами, глобальными природными катаклизмами, эпидемиями и политическими неурядицами людей, подвергшихся серьёзным влияниям, становится больше в несколько раз.

В Москве, являющейся буфером Евразийской средней линии, архив собирал информацию о работе Фениксов от границы с Восточной Европы до Уральских гор. Я обычно выполняла задания не на этой территории, но, как оказалось – ноги тех влияний, которых мне пришлось устранять, росли из Калмыцких степей, поэтому Сёртун настоял на том, чтобы часть документов оказалась в московском архиве.

Эти два дня, что я успела провести в Москве, меня преследовали провалы в памяти, вот и дорога до архива исчезла из воспоминаний: прекрасно помнила, как села в машину, как назвала адрес, а дальше – темнота. Может, я просто уснула, не знаю. Помню только, что когда выходила из такси, погода начала портиться, небо затянули серые тучи и похолодало. Тяжёлые двери архива, доставшиеся зданию ещё в прошлом веке, как символ величия, поддались мне с большим трудом. Идти туда совершенно не хотелось, и меня грела надежда на быструю расправу с бюрократическим механизмом. Во всяком случае, слухи обещали довольно слаженную и чистую работу этого учреждения. Москва вообще славилась порядком и профессионализмом.

Внутри стоял мерный гул голосов. Я даже немного обрадовалась знакомому и вполне безопасному обществу Фениксов и, как ни странно, экзистенциалистов. Приятно видеть научных сотрудников за спорами, буфетчиц за праздной болтовнёй. Красота! Передо мной расстилался огромный холл с гардеробом, зоной отдыха, стойками администраторов и милым буфетом. Да, над ним так и было написано. Здесь готовили чудесный какао и пекли самые лучшие воздушные булочки со вкусом детства. Я втянула ароматный воздух и смело шагнула в охранную арку.

Меня тут же оглушил жуткий писк сигнала опасности. Я даже чуть пригнула голову в испуге, но быстро взяла себя в руки и двинулась вперёд, уперевшись в преграждающих путь мощных охранников. В зале воцарилась тишина, и только иногда можно было расслышать встревоженный шёпот «меченая».

– Метка, – буркнула я, едва удержавшись, чтобы не хлопнуть себя по лбу.

– Пройдёмте, – два подошедших работника службы безопасности, встали по обе стороны от меня, чтобы сопроводить в особый кабинет. Жуть, как неприятно.

Я постаралась принять гордый и чуточку победоносный вид и проследовала за мужчинами. Теперь весь архив будет сплетничать обо мне, прекрасно. И как собирался учитель Сёртун оставить всё втайне, если моё появление в любом месте будет вызывать такой переполох? Внезапно я поняла, что об этом инциденте узнают и в нашем отделе, хуже – если слухи дойдут до бывших друзей. Мне стало жарко, потом резко холодно, перед глазами запрыгали блестящие резвые мошки, а к горлу подобрался ком тошноты. В кабинет я заходила уже в не таком боевом настрое, на который надеялась. За столом сидел начальник службы безопасности. О, я знала его прекрасно, – мы вместе учились в колледже. Герша. В обыденности почему-то называл себя Глебом. С момента нашей последней встречи он почти не изменился: всё такой же высокий, чуть худосочный русоволосый парень с прескверным характером.

– Ада! – поприветствовал он меня довольно хищно, только что руки не потёр от предвкушения.

– И тебе привет, – хамовато ответила я.

– Метку показывай, – сразу начал Герша. Ага, боялся, значит. Потому что не знал природы метки. А раз так, то его ждал потрясающий сюрприз.

– Держи, – я скинула пальто на стул вместе с папкой, задрала свитер и сунула руку чуть ли не в лицо Глебу. Шиповник приобрёл насыщенный цвет, похожий на кровь, которая начала сворачиваться. Жутковато, но дико красиво.

– Это что? Метка сущности? Пара?! – глаза Герши полезли на лоб. Я всегда думала, что это такое дурацкое литературное выражение, но сейчас поняла, как ошибалась: сначала он раскрыл глаза широко-широко, а потом будто бы продолжил это делать, задирая брови всё выше и выше. Смешно.

– Ну да, – холодно ответила я.

– Это же… Это… – Герша поднял на меня взгляд, и я усмехнулась ему в ответ. Съел?

– Что это? Ну да, такая вот я. Неужели не слышал? – я убрала руку и плюхнулась на стул. – Метка работает не на слежение или сбор информации, так что совершенно безвредна. Пусти в архив, я только доки отдам и домой.

– Сёртун в курсе? – Глеб всё никак не мог успокоиться, даже испарина на лбу выступила.

– Конечно!

– А, ну да, любимая ученица, – хмыкнул Герша и нервно постучал пальцами по столу.

– Вроде того, – от его слов мне стало не по себе. Мерзко это прозвучало. Конечно, про Сёртуна ходили разные мрачные слухи, но учитель он хороший. В голове возникла какая-то картинка, размытый мыслеобраз, напомнивший о чём-то не очень приятном, но я постаралась забыть. Отбросить. Потом с этим разберусь, если захочу.

– Ада, – он наклонился через стол и зашептал, – ты во что ввязалась? Что происходит? Это может быть опасно.

– Сама знаю, но меня как-то не спросили, хочу или нет.

– Это твоё задание? – снова удивился Глеб. Я только кивнула в ответ. – Ёлки-палки… Как потом отмываться будешь? А гарантии? Безопасность? Уровень сущности знаешь?

– Герша… – я сделала строгое лицо.

– Понял. Секретная инфа… Но ты бы это… Хотя бы не появлялась в обществе.

– Надо, работа же, – я достала папку и помахала ей.

– Точно, – он хлопнул по столу. – Провожу.

Мы покинули кабинет и под осуждающие и колкие взгляды прошли к стойке администратора. Я отдала папку с документами, записалась в книгу учёта и вместе с Гершей направилась к выходу. Дальше холла мне пути нет из-за метки. Неприятно, а с другой стороны – работы меньше. Поеду домой, отдохну как следует. Одна!

Но когда я вышла на улицу, что-то пошло не так. Перед глазами всё плыло и растворялось, сосредоточиться было трудно, как бы я ни пыталась. Последствия искажения? Возможно. Фениксы очень чутко реагируют на любые действия экзистенциалистов. При мысли о Льётольве у меня похолодело внутри: не хотелось бы столкнуться с ним даже при Денебе, но, видимо, придётся. Я остановилась, пройдя метров пятьдесят, не больше, села на скамейку и боролась с острой необходимостью лечь. Такое ощущение, будто бы я перебрала с алкоголем, весь мир кружился, а я была как карусель, волчок, попавший внутрь вращающегося же шара. Меня замутило, и, поддавшись теперь уже слишком сильному желанию принять горизонтальное положение, я легла на лавку. Сразу стало легче, жуткое вращение превратилось в лёгкую, ненавязчивую качку. Даже хорошо, если не открывать глаза.

Кто-то настойчиво теребил меня за плечо.

– Девушка, вам плохо?

– Нет, всё хорошо, – я открыла глаза и узнала водителя такси, который привёз меня сюда.

– Может вас отвезти, куда скажете? Домой или к доктору?

– Если не боитесь, что я испорчу вам салон, то давайте, – я бессильно махнула непослушной рукой соглашаясь.

Такой милый парень, добрый. Знал бы он, кому помогал! Испугался бы, наверняка. Водитель помог дойти до машины, я свернулась калачиком на заднем сиденье и, кажется, на вопрос про пункт назначения, назвала адрес Денеба. В машине мне стало хуже, но доехали мы быстро. Парень вытащил меня, постоянно твердя, что всё будет хорошо, и, следуя моим сбивчивым указаниям, проводил до двери квартиры Дена. Я не знала, дома ли он, но раз уж всё так странно сложилось…

Таксист позвонил в дверь, но она распахнулась ещё до того, как парень убрал руку с кнопки. Я смутно различила образ Денеба в дверях, принявшего меня в свои объятия.

– Я её на улице нашёл, прямо на скамейке. Хотел в больницу везти, но она попросила сюда.

– Правильно, домой. Дома лучше помогут, спасибо вам! – Ден бегло расплатился. Хлопнула дверь. – Ада, слышишь меня?

– Ага, слышу, – пробормотала я. – Слабость.

– Искажения… Чёрт бы их… – он оттащил меня в гостиную и уложил на диван. – Должно полегчать, сейчас.

Обхватив своими ледяными руками мой лбу, Денеб зашептал что-то, кажется, на латыни. Перед глазами сразу возникли странные голубоватые узоры, уже ничего не кружилось и не плыло, только в ушах чуть-чуть позвякивало и тело содрогалось в ознобе, будто бы я только что разобралась с не самым слабым влиянием.

– Ну, птичка, что ж ты так перенервничала? – шепнул Ден, отпустив меня и легко коснувшись губами лба.

– В архиве зазвенела метка твоя… – простонала я, пытаясь завернуться в пальто и согреться.

– Да? – Денеб встал и направился к окну, но остановился на полпути. Уже смеркалось. А мне казалось, что прошло не так много времени.

– Да. Пришлось взаимодействовать со службой безопасности.

– Взаимодействовать?

Интересно, он каждое моё слово собирался повторять?

– А как ещё это назвать? Поговорили, метку проверили. В сопровождении руководителя сдала доки. Ден! – я не выдержала и села. Голова отозвалась резкой болью. – Весь холл перешёптывался! «Меченая, меченая»… Фу! До тошноты!

– Поэтому тебя и скрутило.

– Что? – оторопела я.

– Последствия искажения и слишком бурная реакция, метка усиливает и транслирует. Кажется, она на тебя плохо влияет, Ада, – Денеб всё ещё не поворачивался, глядя в сторону окна.

– Тогда убери! Убери её! – в голове у меня снова помутилось. Я вспомнила, как было горячо, больно и страшно, когда учитель Сёртун пришёл озвучить наказание за ночь с Деном. За метку. Вскочив с дивана, я рухнула на колени, в мольбе опустив голову.

Денеб обернулся и медленно подошёл ко мне, я не видела его лица и тряслась от страха, наблюдая, как мягко ступают ноги сущности по пушистому ковру. Куда делась моя огненная смелость и гордость, куда пропал внутренний Феникс? Что-то против воли заставляло меня опускать голову всё ниже и ниже, молчаливо умоляя Дена смилостивиться. Но вместо ожидаемого порицания или отказа, он вдруг тоже опустился на колени и поднял мою голову за подбородок.

– Ада, кто это сделал с тобой? – тихо спросил он, глядя прямо мне в глаза.

– Что это? – я вроде бы понимала, о чём сущность спрашивал, но никак не могла вспомнить.

– Научил так просить? Умолять о пощаде? Сломал твою гордость, Ада? – Ден чуть погладил щеку большим пальцем, и мне ужасно захотелось, чтобы он приласкал меня ещё раз.

– Я не помню.

– Мы, экзистенциалисты и сущности, многое знаем о тебе и твоей силе. А я и мой друг, – ещё и о жизни. Скажи, учитель Сёртун ведь твой наставник? – вкрадчиво начал Денеб.

– Да.

– С каких пор? – похоже, моё сознание что-то знало, но всеми силами сопротивлялось рассказу об этом, не желая поднимать со дна похороненное там на веки.

– Лет с шестнадцати или раньше, я не помню.

– Он ведь особо тебя привечал?

– Да.

– Ада, птичка моя, милая… Вспомни… Почему ты такая? Что он сделал с тобой?

– Не могу, – я помотала головой, чувствуя, как к горлу подкатывал ком.

– Он ведь научил тебя, как подобраться поближе к тем, с кем нужно бороться, да? Через их пороки, через их извращённые и больные желания? Ада… Он сам болен. Тебе не могло это нравится, ты была слишком юна, – Ден обхватил моё лицо обеими руками, не давая прятать взгляд. Я вспоминала, всё вспоминала, через боль, через ужас. В глазах Денеба видела кошмарные сцены, в которых Сёртун под покровом ночи или даже среди бела дня заходил в мою комнату, жадно лапал, трогал, обжигал прикосновениями и бросал на кровать, ставил к столу, на колени.

– Мне нравилось! – крикнула я, заливаясь слезами и с трудом борясь со рвотными позывами, стремящимися вытолкнуть из огненного нутра всю грязь, что скопилась там за время работы под началом Сёртуна.

– Нет! – тихо, но строго противостоял Ден. – Тебе было больно, стыдно и неприятно! Ты не хотела этого, но боялась сказать нет. Но ты сильнее Сёртуна, Ада! Он просто ломал тебя.

– Так поступают со всеми, – сопротивлялась я, что было сил, зная, что сущность права.

– Нет. Не со всеми.

– Отпусти. Убери метку, умоляю, – шептала я, а у самой в голове звучали совсем другие слова, обращённые к учителю. «Отпустите, мне больно. Я не хочу». А он всегда отвечал одно и то же: «Позже скажешь спасибо, тебе это ещё пригодится».

– Ни за что. Чтобы он снова приходил к тебе, а потом сжигал кусочки памяти? Нет, Ада, – руки Дена стали невероятно ледяными, и меня затрясло ещё больше.

– Зачем ты это? Зачем дал мне вспомнить?!

– Чтобы ты перестала винить себя, перестала бояться метки. Переспать с кем-то по собственной воле, даже если этот кто-то – сущность, не стыдно! А издеваться над молоденькой девушкой, принуждая её к сексу – гадко! Представь, какое наказание получил бы Сёртун, узнай ваше сообщество о его выходках.

– Нет! Не надо ничего говорить! – я страшно испугалась. Хватит мне и одного позора, да отсутствия крыла.

– Ну-ну, детка, я не сплетник. И не адвокат. Это останется между нами. Но я не хочу, чтобы ты пыталась со мной вылечить свои раны в постели безудержным сексом. Не хочу делать тебе больно. Ясно?! – он чуть тряхнул меня, снова заставляя смотреть ему в глаза.

– Я не могу иначе.

– Ты пробовала?

– Ден… Пожалуйста…

Я бессильно согнулась, вырываясь из его рук, и легла на пушистый ковёр. Память отметила странный факт – на мне всё ещё пальто и ботинки. Денеб тяжело вздохнул и принялся разувать меня. Слышно было, как он зашвырнул обувь в коридор, а потом улёгся рядом. Я невольно подобралась ближе, надеясь на кроху нежности и ласки.

– Иди сюда, мой меченый Феникс, – Ден поманил меня к себе, и я с превеликим удовольствием устроилась на его плече. Может, у сущностей всё же есть чувства?

– Как ты сделал, чтобы я вспомнила?

– Ну это просто… Система почти такая же, как у вашего выжигания. Берёшь кусочек памяти – и вуаля.

– Зачем всё-таки? – я прижалась к нему сильнее, вдохнула странный и незнакомый терпкий аромат, напоминающий о тёплой осени.

– Сказал ведь. Я люблю настоящий секс, не такой, какой был у нас. Он будто бы искусственный, подделка. Ты заполняла пустоту, привыкла к боли и безжалостному изнеможению. Но такой вариант – бессмысленная трата энергии, никакого обогащения и пользы не несущая. Какой прок телу от удовольствия, если душа молчит, а, птичка?

– Это же просто физическое, Ден.

– Вот! Об этом я и говорю. Ты же Феникс, где твой внутренний огонь? Я видел его, он проскальзывал, но ты упрямо нивелируешь его физическим.

– Я даже не знаю, что ответить…

– Можешь не отвечать, это необязательно. Но я знаю, что у Фениксов вообще принято сдерживать свою истинную сущность и постоянно играть какие-то странные роли. Вот тот же твой учитель, Сёртун. Он пытается показать себя невероятным наставником, лучшим среди лучших, – я хотела возразить, но Ден предусмотрительно прикрыл мне рот рукой. – Понимаю, у тебя другое мнение, но просто дослушай. Твой учитель играет роль. Не более. Ты знаешь, каков он на самом деле? До конца – вряд ли. С одной стороны, Сёртун старый грязный извращенец, а с другой, – жестокий тиран. Я в курсе, что он был здесь, и помню, в каком состоянии встретил тебя после его посещения. Так не должно быть. Ученик не должен падать на колени перед учителем. Никогда. Он же сломал тебя, понимаешь? Если бы я не знал тебя хоть немного, то когда увидел стоящей на коленях, ударил бы с ноги по лицу. Из-за брезгливости. Терпеть не могу, когда кто-нибудь по своей воле так унижается. Это отвратительно и мерзко.

– Денеб… – мне стало стыдно, жгучий комок отвращения к себе обжигал грудь. Сущность был прав, даже не на сто процентов, а на все пятьсот. И моё существо было согласно, хоть и испытывало при этом боль.

– Это из-за страха, неосознанно. Знаю.