Энгстелиг как всегда была раздражена и даже не скрывала этого в то время, как Фридрих и Хельга кружили около нее будто две змеи, оплетающие свою жертву. Энгстелиг пыталась оторваться от них, но Вайдманы своими разговорами удерживали ее.
– Мы хотели поздравить вас, фрау, с победой и казнью, – говорил Фридрих.
– Да-да-да, этот маленький граф Аталантсон был настоящей проблемой, – поддакивала Хельга.
Лицо Энгстелиг перекосилось – как и лицо Махаона, но Осо и Ноа не заметили этого, – но она все равно процедила короткое:
– Благодарю.
Она снова сделала шаг в направлении корпуса, но тут Фридрих вновь подал голос. И его слова звучали, скорее, как насмешка – плевок прямо в лицо фрау Эгстелиг:
– Куда же вы бежите, фрау Энгстелиг? Нам ведь не так часто удается встретить вас.
– Вы неуловимы и постоянно находитесь где-то, но никак не в столице подле нашего прекрасного императора, – добавила Хельга. – Я, конечно, понимаю, что ваше родовое гнездо сгорело дотла, но это не повод устраивать свое жилище в карте.
– Для него таким ударом была потеря Вайскопфов, – с ехидством проговорил Фридрих. – Как вы думаете, что будет с ним, если он потеряет еще и последнего представителя Энгстелигов?
– О, боже, Фридрих! – воскликнула Хельга. – А ведь ты прав! Дорогая, не пора ли уже подумать о замужестве и продолжении рода?
Энгстелиг рыкнула что-то невразумительное, и Вайдманы отшатнулись от женщины. Ноа даже стало жаль ее, ведь она была похожа на рассвирепевшего волка, окруженного огнем. Она пыталась сражаться, но заведомо знала, чем всё закончится.
– Дорогая Хельга, неужели ты забыла, что фрау при себе держит того юношу из Блазона? – удивился Фридрих. – Правда, юноша уже вырос и может претендовать на свое наследство на родине.
– Это же тот самый, который убил своего брата? – протянула Хельга и, обернувшись к Энгстелиг, добавила: – Дорогая, вы найдете себе кого-то получше братоубийцы!
Энгстелиг вновь что-то резко и приглушенно ответила, а Ноа не мог поверить своим ушам. Франциск сказал, что его брат Доминик погиб из-за несчастного случая, но Вайдманы говорили совсем о другом. Он вспомнил, каким было лицо Франциска в тот момент, когда он говорил о смерти брата и то, что прежде, чем ответить от чего умер Доминик, де ла Тур долго молчал.
«Все не может быть так просто, – подумалось Ноа. – Наверняка у Франциска были причины и все не так просто, как говорят Вайдманы».
Из размышлений его вырвал грозный голос Энгстелиг:
– Что вам все-таки нужно?
– Ах, фрау Энгстелиг не изменяет себе, – почти пропела Хельга. – Всегда спешит перейти к делу.
– На то она и имперский палач, дорогая сестра, – произнес Фридрих. – Наши светские беседы ей скучны и неинтересны.
– Жаль, а ведь мы не хотели переходить сразу к плохим новостям.
Фридрих посмотрел на сестру с таким выражением, словно они негласно решали, кто сообщит эти вести Энгстелиг, и в конце концов Фридрих сказал:
– Наш милостивейший император решил, что дурная кровь может проявить себя. А потому было решено, что племянник предателя должен пасть от вашей руки.
– Император? Не вы ли ему нашептали об этом? Мальчик никому не мешает.
– Насколько мы знаем, в следующем испытании вы будете одной из судей, – проигнорировав ее слова, продолжила Хельга. – Мальчик не должен его пережить, но все нужно обустроить так, будто это несчастный случай.
– Мы не можем рассчитывать на милость судьбы, – протянул Фридрих, – и надеяться, что мальчишка не пойдет по стопам своего дяди. Проблему нужно устранять с корнем.
– Остальные Аталантсоны не представляют угрозы. Только Аркону и его племяннику достался дар к магии.
– Почему вы сообщаете об этом только сейчас? – рыкнула Энгстелиг.
– Мы не хотели омрачать веселье от соревнований, – проговорила Хельга. – Мы помним, как сами еще учились и…
– Это все, что вы хотели сказать? – перебила ее Энгстелиг и, получив немой ответ, добавила: – Тогда спешу распрощаться с вами.
И она стремительно бросилась к корпусу по направлению к прячущимся ребятам. Ноа молил, чтобы она не заметила их, однако ее лицо исказилось от удивления, стоило ей приблизиться к ним, но она пронеслась мимо. Ноа понимал, что это значит. Наверняка она не хочет выставлять его перед Вайдманами в таком свете – все же он наследник Вайскопфов, – а потому, скорее всего, его ждет серьезный разговор и, возможно, еще пару дополнительных частных уроков.
Оставшись в одиночестве Вайдманы сняли с лиц фальшивые усмешки и, двинувшись прогулочным шагом вглубь двора, заговорили между собой:
– Какая она все-таки неприятная личность, – фыркнула Хельга. – А ведь мы между прочим проделали ради нее весь этот путь, чтобы лично ей передать приказ императора.
– Дорогая сестра, ты ведь сама хотела видеть ее лицо, когда сообщишь ей об этом, – усмехнулся Фридрих.
– Но ведь она так забавно беснуется, – хихикнула Хельга. – Так забавно сообщать ей о том, что ей нужно избавляться от старых друзей.
– Да уж, из старой компании осталась только она, – протянул Фридрих. – Именно их компания и портила кровь нашей команде на соревнованиях каждый раз. Кто же там был? – Он стал загибать пальцы. – Она, Аркон Аталантсон, Киллиан Никифори и…
– Нея Вайскопф, – подсказала Хельга. – И все равно мы кого-то забыли… – задумчиво произнесла она.
Сердце Ноа учащенно забилось, когда Вайдманы назвали имя его мамы. В этот момент парню показалось, что они опорочили ее память своим пренебрежительным тоном. Ноа хотел выскочить из тени и наброситься на этих ублюдков, лишь за то, что они посмели своими грязными ртами произнести имя Неи. Но частные уроки с фрау Энгстелиг все же немного научили парня сдержанности. К тому же ему хотелось дослушать, что же еще скажут Вайдманы, ведь там прозвучало знакомое ему имя, но он совсем не знал о роли этого человека. Однако Вайдманы уже скрылись за поворотом и услышать их – по крайней мере, для Ноа – было невозможно.
Ноа обернулся к друзьям, и заметил, что и без того светлое лицо Махаона побелело, как мел, а сам парень застыл, как истукан. Он удивленно тронул Махаона за плечо, и тот резко дернулся, глянув на него каким-то странным взглядом.
– Все в порядке? – осторожно спросила Осо.
Махаон слабо кивнул, но по его лицу было видно, что мыслями он где-то далеко.
До озера ребята добрались без особых происшествий. Серебряная водная гладь издали напоминала огромное зеркало. Здесь, у озера, всегда было спокойно и очень тихо. И это очень контрастировало с тем, что сейчас творилось на душе у ребят. На берегу их уже ждала Эли, увидев которую, у Ноа стало как-то легче на сердце.
– Я Эли, – коротко представилась эльфийка.
– Это Осо и Махаон, – произнес Ноа, показывая на друзей. – А где…
– Персивалю опасно перемещаться по Хэксенштадту, поэтому он выйдет из укрытия только в день побега, – проговорила Эли. – Наш план прост. Завтра ровно в полночь вам нужно будет спуститься на самый нижний этаж, где находится черный ход для прислуги. Мы с Персивалем будем ждать там. Двигаться придётся быстро, чтобы никто не заметил вашего отсутствия. У нас будет примерно полтора часа до следующего обхода, чтобы все завершить и вернуться в свои комнаты. – Она перевела дыхание и спросила: – Вы точно уверены, что хотите этого?
– Да, – сказала Осо твердо. – У меня нет выбора, а здесь… я не хочу оставаться.
– У меня вопрос, – неожиданно заговорил Махаон. – Если вдруг появится необходимость кому-то из нас бежать отсюда, это можно будет провернуть?
Эли с непониманием уставилась на него, как, впрочем, и Ноа с Осо, а Махаон смотрел прямо в лицо эльфийки и ни один мускул не дрогнул на его лице.
– Это сложно осуществимо… – начала Эли.
– Но осуществимо же? – уцепился за ее слова Махаон. Сейчас он совершенно не выглядел высокомерным, а скорее испуганным, как человек находящийся на краю пропасти.
– После побега одной студентки, могут усилить охрану, и это будет сложнее, – пробормотала Эли. – Разве что сбежать сейчас…
– Нет, сейчас я не могу.
Ноа закатил глаза. Если Махаон так боится, что Энгстелиг решится на еще одно убийство, то почему не может сбежать вместе с Осо и все только усложняет. К тому же его гордыня, из-за которой «сейчас он не может», вывела Ноа из себя.
– Ты хоть понимаешь, что у Осо реальная проблема? – спросил Ноа язвительно. – Что такого у тебя резко могло случиться?
– Ноа, не нужно… – пробормотала Осо. – Я думаю, что если у Махаона есть причина, то она серьезная.
– Какая еще причина? – взвился Ноа, толкнув Махаона. – Я доверил тебе тайну, а ты сейчас хочешь подставить под удар не только меня, но и Эли. Ты хоть представляешь, что это значит?
Всегда спокойный и уравновешенный Махаон вышел из себя и в ответ толкнул Ноа.
– Вайдманы пришли за мной! – прорычал он. – Они пришли убить меня, потому что Аркон Аталантсон – мой дядя и он один из членов Эрмандада. Был им. Пока твоя дорогая фрау Энгстелиг не казнила его.
Ноа удивленно уставился на Махаона и почувствовал стыд.
– Прости, я не знал… – пробормотал он. – Я…
– Я должен успеть кое-что завершить, прежде чем уйду, – сказал Махаон. – То, ради чего я здесь.
Эли понимающе кивнула ему и сказала:
– Я не могу оставить кого-то, кому грозит смерть. – Она коснулась плеча Махаона, и от этого сердце Ноа неприятно сжалось. – Я буду ждать и помогу тебе. А пока, – она обернулась к Осо и Ноа, – вы слышали наш план. Ровно в полночь я жду вас у черного хода. Не опаздывайте. Персиваль нетерпелив и ему нужно спешить.
– Хорошо, – кивнула Осо.
И распрощавшись, ребята отправились в общежитие. Они не проронили ни слова на обратном пути – ведь каждый нёс на сердце тяжёлый груз: Махаон и Осо боялись за свои жизни, а Ноа не мог никак взять в толк, почему Эли не рассказала ему весь этот план в лазарете. Зачем нужно было заставлять их рисковать и тащиться после отбоя к озеру, если они почти ничего так и не узнали? В голове Ноа уже крутилась неприятная и навязчивая мысль: а могло ли все это быть не просто так? Ведь если бы эльфийка не назначила им встречу поздно ночью, ребята не услышали бы разговор Вайдманов и фрау Энгстелиг, а еще Махаону бы грозила большая опасность. Да и сам Ноа сейчас много нового узнал об Энгстелиг, императоре и о реальном положении всех магов, неугодных монарху или его подпевалам.
Эта мысль казалась настолько логичной и настолько бредовой одновременно, что Ноа как мог отгонял ее от себя. Но она, как назойливая песня, прочно засела в его голове. И все попытки избавиться от этой мысли отнимали много сил, поэтому очутившись в своей кровати Ноа сразу же забылся сном.
Повстанцы VI
Ройван наблюдал, как маленький огонек свечи, словно бабочка, трепыхался, пытался вырваться, но не мог покинуть свой фитилек. Он единственным источником света в этом доме, погруженным во мрак, пришедший с ночью. А, возможно, этот мрак пришел не с ночью, а с этим мужчиной, который спустя столько лет вновь решился переступить порог давно разрушенного дома. Ройвана одолевали грустные мысли. Он вспоминал свою последнюю встречу с ней, и лучше места, чем этот дом, не было на всей Виридитерре.
Места, которое – видят боги – помнит, что он был хорошим человеком.
Много лет назад Ройван – или это был просто другой он – пылал к этой женщине такой любовью, что, если кто-нибудь посмел бы только ему сказать, чем все закончится, он убил бы этого человека на месте. Но вместо этого он забрал жизнь у той, кого любил больше всего на свете, у той, которая подарила ему сына и была с ним рядом долгие годы, пока сам Ройван гнался за Вечным Знанием. В итоге это Знание, которое он добыл, и привело к смерти Неи.
Жизнь жестоко испытывала мужчину, раз заставила его забрать жизнь у нее. Но никто, кроме него, больше бы не смог.
Ройван не жалел о содеянном. Другой же возродился внутри него и сокрушался каждый день после того, как сделал это. Ройван пытался взять себя в руки, задушить эту сущность, пришедшую из старой наивной жизни. Он повторял о необходимости этого, твердил себе, неустанно цитировал пророчество, но не мог избавиться от этого ноющего чувства в груди и мысли о том, что всегда есть другой выход. Но в чертовом пророчестве совсем не было конкретики! Нея могла присоединиться к имперским магам и заняться геноцидом всех неправильных магов, но могла и спасти. Если бы только Ройван решился рискнуть и посмотреть, что будет дальше. Ах, если бы он мог! Но Ройван чувствовал на себе груз ответственности за всех тех, кто борется с ним плечом к плечу против несправедливости в этом мире.
Но имперские маги выкрали ее, спрятали от него, не дали права сделать ей выбор – а точнее, они потакали ее нежеланию его делать, – в то время как Ройван сходил с ума от беспокойства за то, что случится с ним и делом всей его жизни.
Когда-то – совсем давно – Ройван был так молод и наивен, что имел смелость полагать, что все можно решить мирным путем. Но его знание, которое досталось мужчине через боль и мучения, и годы, которые он провел наблюдая, как гибнут маги – его друзья и соратники – наложили на Ройвана отпечаток. Теперь мужчина считал, что обойтись малой кровью – это уже победа. Он слишком долго медлил, пытался найти другое решение. И в конце концов пришел к выводу, что иного выхода нет и нужно решить проблему как можно быстрее. Смерть Неи была бы самой малой жертвой, если она все-таки решила бы выбрать не Эрмандад.
Ройван услышал стук конских копыт по брусчатке за домом, и напрягся, приготовившись к бою. Долгие годы, проведенные в бегах, научили мужчину всегда быть начеку. Хотя Ройван даже не выглянул в окно, чтобы посмотреть, кто крадется к нему, он знал, что сильнее любого, кого только могут за ним послать. Один всадник – слишком мелкая сошка, из-за которой ему стоит волноваться.
Мужчина тихо считал минуты. Вот всадник должен спешиться, привязать коня, вот сейчас ему необходимо подняться наверх по ступенькам и войти в дом. И вот он должен двинуться в сторону единственного источника света во всем доме.
– Безликий, – послышался настороженный голос Анны, и мужчина обернулся. У него было много прозвищ, но это ему нравилось больше всего. И это прозвище действительно обезличивало, ставило его не выше других, а вне сравнения с другими.
Но Анна – та, что стала ему дочерью – называла его так нечасто, лишь тогда, когда им предстоял серьёзный разговор.
Ройван пытался разглядеть дочь, насколько ему позволял маленький огонек свечи.
– Знала, что найду тебя именно здесь, – девушка улыбнулась. – Ты все еще переживаешь? – Анна сделала несколько шагов к мужчине.
Ройвану стало стыдно, что его, как мальчишку, вот так просто раскусили. Но Анна всегда знала его лучше, возможно даже лучше, чем он сам. И хоть они не были связаны кровно, он всегда считал ее самой родной для себя. Он совсем не думал, что маленькая голодная девочка, которая попытается украсть у него буханку хлеба, станет ему названой дочерью. В своей самоотверженности она превосходила даже тех, кто шел за ним изначально, и Ройван искренне гордился тем, какой стала Анна за эти годы. Рядом с ней его душа находила приют – такой, по которому он скучал долгие годы и не мог найти, – и временами ему даже удавалось забыть о вечной борьбе, на которую был обречен.
– Я сделал то, что должен был, – сухо ответил Ройван, – но это совсем не значит, что мне это по душе. Просто никто другой бы не смог.
Девушка, которая теперь стояла к нему так близко, коснулась его безобразной щеки. Она делала так с детства, и это было их знаком безграничной привязанности и поддержки. Они молчали еще некоторое время, эта тишина обволакивала их, успокаивала. И Ройвану даже немного стало легче.
– Зачем ты пришла? – поинтересовался Безликий. – Я думал, мы встретимся в доме Скуггена.
– Я не могу попасть в портал, – Анна, совсем как нашкодивший ребенок, взглянула в глаза Ройвану. Так могут смотреть лишь дочки на своих любимых отцов. И Безликому стало тепло на душе, поэтому он, вместо того, чтобы отчитать Анну, улыбнулся и спросил:
– Где твой кулон?
– Я его… ммм… одолжила. – В глазах Анны заплясали озорные огоньки. – Там, в лесу, я нашла Волка с его сестрой. Они нуждались в нас.
Безликий не был рад, что Анна отдала свой почти единственный шанс вернуться в дом Скуггена кому-то. Но вместе с тем мужчина был восхищен ее самоотверженностью. «Все, ради безопасности других» – значит, Ройван хорошо ее воспитал.
– Маркус будет недоволен, – сказал он, усаживаясь обратно в кресло. Она, как кошка, устроилась рядом на грязном ковре, и он ласково погладил ее по голове.
– Скажи мне, когда Маркус вообще бывает доволен, – фыркнула Анна, оглядывая комнату. Былое великолепие внутреннего убранства проглядывалось под толстым слоем пыли, сажи и всех остальных следов, которые оставило на этих стенах время. – Ты вообще когда-нибудь видел, чтобы эльфы из Горного клана хоть раз в жизни улыбались? Мне кажется, что их Горная Матерь не просто запрещает иметь дела с эльфами из других кланов, но еще и улыбаться им.
– Не руби с плеча, Анна, – тихо сказал Ройван. – Ты же знаешь, что Маркус не такой, каким хочет показаться остальным. Тем более, он всегда рядом с Эрмандадом, он должен казаться серьезным, ответственным, потому что на него все смотрят, и он моя правая рука…
– Но не быть таким занудой, – усмехнулась девушка. – Ярна сказала, что Волк – эльф, но не говорила, что он из Клана Рек. Как бы там не началось ничего.
– У Маркуса горячая кровь, но голова у него на плечах, не волнуйся, – успокоил ее Ройван. – Тем более, скоро вернется его брат и Ирис. Уж они-то всегда смогут его вразумить.
Анна притихла, положив голову себе на колени и обхватив ноги руками, и Ройван сразу понял, что дочь хочет что-то спросить, но не решается.
– Ты боишься, что они не смогут вернуться, – выказал он догадку, все еще поглаживая ее по голове.
– Они смогли достать Аркона, и теперь все считают, что он мертв. А поддержка Аталантсонов нам нужна. Глупый мальчишка ни за что не переметнется к нам, если будет думать, что из-за нас убили его дядю, – сокрушалась Анна. – Наши планы рушатся один за другим.
– Посмотри на это в другом ключе. Если они двери закрываются, другие непременно открываются.
Анна скривилась.
– Не все доступные двери стоит открывать, – сказала она мрачно, и Ройван знал, что она хочет этим сказать.
– От того, что я нашел его, – тихо сказал он, – любить меньше я тебя не стану. В нем я вижу ее, но видел, как растешь именно ты. Он мне почти что чужой.
– Кровь не водица, – буркнула Анна. – Уж мне ли не знать.
Ройван поморщился – он не любил, когда Анна упрямилась, но в такие минуты видел в ней себя много лет назад: молодого, порывистого, страстного и легко вдохновляющегося.
– Элишка сказала, что ты стала чаще обращаться, – переменил Ройван тему. – И что ты не ограничиваешься тем зверьем, что было. – Его голос стал жестче и злее. – Сколько раз я тебе говорил, что мастерство измеряется не количеством шкур, которые ты можешь сменять, а то, как ты используешь данную тебе силу.
– Хватит, я не хочу снова об этом говорить! – бросила Анна, и Ройван тяжело вздохнул. В своем желании сделать дочь похожей на себя он переусердствовал. Она была упряма совсем как он.
– Ты никогда не рассказывал, почему этот старый дом так много значит, – вдруг заговорила Анна немного виноватым голосом, ведь ей всегда было стыдно, когда она повышала на отца голос. – Мы никогда даже не заходили в него, а сегодня ты вдруг даже остался здесь на ночь. – Она подняла на него глаза. – Это как-то связано с тем, что ты хранишь в секрете? О своей другой жизни.
Ройван шумно втянул носом воздух и постарался собраться с мыслями. Анна провела с ним почти всю свою жизнь, и в мире было совсем немного вещей, способных настроить ее против него, но он все равно отчего-то опасался, что даже она когда-нибудь разглядит под всей его напускной смелостью и бравадой лицо человека, трясущегося от страха и совершающего из-за него не всегда правильные поступки.
– Когда-то давно, – проговорил он так медленно, словно время могло застыть и горькое признание вместе с ним, – в этой самой комнате Киллиан Никифори встретил свой конец. И появился Ройван, – мужчина снова тяжело вздохнул. Анна знала о той – другой – его личности. Но Ройван никогда не рассказывал ей, когда именно она исчезла. – Здесь все началось и здесь все закончится. Если мы победим, здесь встречу свой конец и я. При худшем раскладе, мы оба, думаю.
– А если…
– Идеи Эрмандада никогда не умрут, – жестко пресек ее Ройван. – Люди забыли, что значит настоящая свобода и наша задача напомнить им об этом. Никогда не забывай об этом, Анна. Помни, за что мы сражаемся. И за что умираем.
Он взглянул на нее и увидел стоящие в глазах слезы. Он воспитал в ней сострадание, доброту, самоотверженность и научил, что разум превыше сердца, но совсем забыл, что дал ей кое-что еще очень важное. Он научил ее человечности, и теперь эта человечность не позволяла Анне принять его смерть, пусть та еще была и не близка.
– Ночь заставляет нас почувствовать горечь печали, – сказал Ройван, вглядываясь в огонек свечи.
– Только потому, что кажется будто тьма обволакивает и защищает. А потому не нужно думать о безопасности, – тихо прошептала Анна. – Но эта безопасность обманчива. – Анна так же тихо вздохнула и, обернувшись к Ройвану, проговорила: – Лучше расскажи, какая она, Земля?