Read the book: «Аналогичный мир. Том первый. На руинах Империи», page 22
Тетрадь восьмая
Солнце показалось над складами, когда они с Андреем уже заканчивали ворочать неподъёмные железные баки. Внутри что-то булькало, но как Андрей ни принюхивался, определить, что там, не мог.
– Хорошо запаяны стервы.
– А тебе не всё равно?
– Интересно, – ухмыльнулся Андрей. – Да и не люблю я вслепую работать.
– Мало ли чего не любишь, – хмыкнул Эркин. – Я вон полицию не люблю, а могу что? Вон торчит, жаба грёбаная.
– Торчит, – согласился Андрей. – Так после вчерашнего они тут с неделю проторчат, не меньше.
– Интересно! – не мог успокоиться Эркин. – Мне интересно, кто полицию навёл? Шума же не было.
– Увидел из окна кто, – еле заметным движением головы Андрей показал в сторону трёхэтажной конторы. – Оттуда всё видно. И звякнул.
– Я б ему звякнул, – вздохнул Эркин.
– Не ты один, – хохотнул Андрей. – Ну, пошёл?
– Пошёл!
– Ещё пошёл!
– Есть! – выдохнул Эркин.
Очередной бак встал на платформу, и они быстро пропустили трос через скобы, притянув его к другим. Не очень ведь и большие баки, чуть пониже их роста и всего-то в два обхвата, а тяжеленные – и скобы есть, а не поднять. Андрей закинул трос наверх и передвинул сходни.
– Давай их все сейчас перекатим сюда, чтоб за каждым не бегать.
– Идёт.
Солнце начинало припекать, и края баков отпечатывались на груди чёрными жирными от пота полосами. Рубашку Эркин сразу снял, ещё со вчерашнего дня зная, что перемажется, и штаны потому надел старые, пожалел джинсы. Андрею хуже. Ему раздеваться нельзя. Хорошо, рукавицы дали, хоть пальцы он убережёт.
– Держи.
– Есть. На меня подай.
– Бери.
– Пошёл?
– Пошёл.
Плату обещали неплохую. Как-то неопределённо: сказали, что не обидят, и если уложатся в срок, то надбавят. Но имперские здесь вряд ли сунут. На станции всегда кредитками платят, а русским-то уж точно имперскими не с руки, но могут за рукавицы вычесть…
Андрей прикусывает губу. Видно, курить хочет, но вчера он пачку только вытащил, как наорали и пригрозили прогнать.
– Терпишь?
– Терплю. Пошёл.
– Есть.
Если они быстро управятся, если с оплатой не прижмут, и если сегодня ещё перехватят такую же, то завтра он сможет с утра пойти к тому белому. И тогда завтрашний заработок он отдаст Жене. Хватит ему жрать и денег на жратву не давать. Женя ему отдельно не варит, а ест он больше их обеих. Лишь бы не надул беляк. Но вроде не должен…
…Коренастый, в полуармейском, шляпа надвинута на лоб и оттуда поблескивают как две льдинки светлые глаза, в зубах зажата сигарета, ноги расставлены для упора и руки на поясе с кольцами для кобуры, ножа, плети. Так стоят надзиратели. И не подошёл бы он к такому, если бы не разложенная обувь. Сапоги, туфли, ботинки, шлёпанцы… И кроссовки. Есть совсем новые, есть похуже, но куда лучше рвани, что в цветном ряду. Он подошёл и встал чуть сбоку, потоптался, привлекая внимание.
– Ну? – бросил, не глядя на него, белый. – Работы нет.
Кроссовки ещё только в магазине на Мейн-стрит, куда цветным путь заказан, и он решил рискнуть.
– Кроссовки нужны, сэр, – тихо сказал он.
– Кому? – белый ответил неожиданно тихо.
– Себе, сэр.
Белый покосился на него, не поворачивая головы, пыхнул сигаретой и… и ответил.
– Сотня.
Сто кредиток, столько он за раз в руках не держал, и даже не представлял такую пачку на ощупь, но кивнул.
– Имперскими можно, сэр?
– Пересчитаю. И не все.
– Хорошо, сэр.
Белый ещё раз посмотрел на него и еле заметно усмехнулся.
– Подходи, как наберёшь. Придержу тебе, – и громко. – Иди, сказал. Нет работы.
– Да, сэр, – попятился он и быстро ушел…
…И считает теперь, аж голова пухнет. Как этот ещё имперские пересчитает. И чего-то белый будто боялся. Ну, это не его забота.
– Взял?
– Взял. Пошёл.
– Есть.
Андрей тихо присвистывает сквозь зубы. Эркин замечает приближающуюся фигуру в сине-зелёном мундире и отвечает тихим глухим прищёлкиванием языка. Обменявшись сигналами тревоги, они продолжают ворочать баки. Их уже совсем немного осталось, но и места на платформе мало, и стоят они так тесно, что трудно привязывать. Полицейский проходит мимо, поигрывая дубинкой, и Андрей совсем тихо, так что слышно только Эркину, посылает в мундирную спину длинное замысловатое ругательство. Эркин беззвучно смеётся, подмигивает Андрею.
– Пошёл на меня.
– Пошёл.
– Дай вправо.
– Бери. Взял?
– Есть.
– Пошёл. Ещё пошёл.
– Вправо дай. Ну!
Последний бак встаёт на место, и они быстро, словно он убежит, обкручивают его тросом и закрепляют растяжки.
Всё! Сделали!
Андрей подбрасывает вверх и ловит рукавицы и оглушительно с переливом свистит. Просто от радости. Но в конторе со звоном распахиваются окна, и к ним уже бежит полицейский.
Но военный в непривычной – русской? – форме успевает раньше, как, скажи, из-под земли выскочил, и полицейский, убедившись в своей ненужности, уходит.
– Молодцы парни, – военный сдвигает фуражку на затылок и переходит на английский. – Держите. По полсотни каждому.
Эркин стягивает рукавицы и нерешительно – такие они грязные – протягивает их офицеру.
– Вот, сэр…
– Оставьте себе, – машет тот рукой. – Ну, молодцы, ну, выручили. Как раз успели. Вот, ещё вам, – и достаёт по пачке сигарет. – Попробуйте русских. И вот ещё, – бездонные у него карманы, что ли? – Паёк армейский. Поедите.
Рукавицы, пачка сигарет, блестящий брикет в фольге и радужная бумажка, а рук всего две. И Эркину ещё рубашку не забыть взять, а Андрею ящик. За этой суматохой, разбирая свалившееся на них богатство, они как-то не заметили, что платформу с баками прицепили к паровозу, а офицер куда-то ушёл. И полицейский уже снова идёт на них. Эркин щёлкает языком.
– Отваливаем, – соглашается Андрей. – Кидай всё ко мне. Потом разберёмся.
Найдя в одном из станционных закоулков кран, они с наслаждением умылись. У Андрея даже волосы были грязные. И пристроились тут же в тени от штабеля старых шпал.
Эркин спрятал кредитку в карман и подтолкнул ногой ящик.
– Давай пожрём, что ли.
– Давай. Уломались.
Андрей достал брикеты. Повертел свой.
– Попробуем армейского. Не ел такого?
Эркин мотнул головой, аккуратно надрывая фольгу по запечатанному краю. И как из-под земли появилась оборванная негритяночка с торчащими во все стороны косичками и ведром тёмно-бурой жидкости. И карапуз с ведром воды и связкой кружек.
– А вот кофе, парни, – запела девчонка, – кофе с устатку. Хорошее кофе.
Андрей нашарил деньги.
– Налей две.
Мальчишка ополоснул в своём ведре и подал девчонке две кружки. Та поставила ведро, вытащила из-за пояса черпак – кружку на палке – и, сосредоточенно надувая губы, налила и подала им кофе.
– Пейте на здоровье. В самый раз с устатку.
– Братишка? – Андрей кивком показал на мальчишку.
– Ага, – девчонка пересчитала деньги и ссыпала монетки в подвешенный на шее мешочек. – Кофе хорошее, мамка варит. Без обману.
Эркин отхлебнул горьковатой густой жидкости, покосился на Андрея и вытащил монетку.
– Себе налейте.
– Спасибочки вам, – обрадовалась девчонка, пряча монетку. – Мы уж и так как-нибудь.
Они терпеливо дождались, пока Эркин с Андреем пообедают, получили назад кружки и исчезли, как и появились. Вскоре из-за шпал донеслось.
– А вот кофе, парни. С устатку кофе!
– Тоже, крутятся, – вздохнул Андрей, комкая фольгу и отправляя комок куда-то в угол. – Ну, попробуем русских?
– Бери обе, – мотнул головой Эркин, складывая и пряча в карман обёртку. – Я не курю. И менять не буду.
– Идёт. А ты запасливый, вижу.
– Пригодится завернуть что. Прикрой меня, я деньги посчитаю.
Андрей сдвинулся так, чтобы между ним и шпалами образовалась щель, и закурил, настороженно поглядывая по сторонам. Эркин забился в эту щель, достал деньги. Полсотни, ещё три кредитки, ещё две, ещё… он сбивался несколько раз, но выходило где-то под семьдесят. Остальное имперскими. Должно хватить.
Андрей курил и слушал, как шепчет, пересчитывая деньги, Эркин. Сумма не малая, могут и польститься.
– Ну, как русские? – Эркин выбрался из щели и сел рядом.
Андрей покосился на его довольное лицо и ухмыльнулся.
– Нормально. Хватает?
– Вроде да. Давай сейчас и сходим.
– Не терпится? Ну, давай.
До выхода со станции они несколько раз натыкались на полицейских, но те не цеплялись, только внимательно оглядывали.
Как и уговаривались, Андрей остался шагах в десяти для страховки, и к торговцу Эркин подошёл один. Встал опять сбоку, потоптался. Белый быстро посмотрел на него и, не глядя, бросил.
– Обойди и там зайди.
Торговый ряд тянулся вдоль живой давно не стриженой изгороди. С той стороны кустов кое-где стояли какие-то будки. Одна такая как раз за спиной белого. Значит, туда. Ну что ж, Андрей подстрахует. Эркин прошёл вдоль ряда до конца, изредка поглядывая на разложенные товары, будто отыскивая что-то, свернул и уже с той стороны подошёл к замеченной будке. Андрей держался сначала сзади, но, когда Эркин взялся за дверь, встал рядом.
– Давай вместе.
Эркин кивнул.
В будке лежали навалом мешки и коробки и сидел у стены на корточках немолодой – в волосах седина проблёскивает – негр. Увидев вошедших, он угрожающе заворчал и привстал, но тут из-за штабеля коробок появился белый. Крыша была разломана, и света хватало. Негр сел на своё место, а белый ещё раз оглядел Эркина и развязал один из мешков. Вытащил оттуда связанные за шнурки две пары кроссовок.
– Меряй. Быстро, пока не видят.
Эркин огляделся, увидел у входа перевёрнутый ящик и перед ним лист картона. Быстро сел, снял сапоги. Белый кинул на картон кроссовки и посмотрел на его портянки.
– Погоди.
Порылся в одном из ящиков и кинул на колени Эркину носки.
– На портянки не меряют, чурбан.
Эркин быстро смотал портянки, натянул носки. Помедлил. А если не подойдут? Цветному мерить – мереное покупать. После него ведь никто не возьмёт.
– Я сказал, меряй.
Эркин осторожно обулся.
– Встань, потопчись. Только на пол не сходи.
Белый раскачивал за шнурки вторую, бело-красную пару, а Эркину дал тёмные, чёрные с коричневым.
Эркин неуверенно потоптался. Мешали шнурки – он их так и не развязал – и странное ощущение нереальности происходящего. Как во сне.
– Белые наряднее, – подал голос Андрей.
Торговец окинул его презрительным взглядом.
– Дурак, они приметные.
Андрей густо покраснел: мог ведь и сам догадаться.
– Ну, не жмут?
Эркин помотал головой.
– Берёшь?
– Да, сэр, – вырвалось у Эркина.
– Бери, – кивнул белый. – Сейчас только переобуйся, не выходи в них.
Эркин кивнул, переобулся и, не выпуская кроссовок, протянул деньги. Белый кинул вторую пару в мешок, взял у Эркина пачку имперских, пересчитал, постоял, закатив глаза куда-то вверх.
– Так, пойдёт за… – он кинул взгляд на кредитки в руке у Эркина, – ладно, считаю за сорок, давай эту, – он вытянул полусотенную, ещё две бумажки, – это десять, и ещё пятёрка за носки, сейчас вторую пару дам. В расчёте?
– Да, сэр.
Белый спрятал деньги куда-то за пазуху, дал Эркину вторую пару носков и вытащил лист мятой бумаги.
– Заверни всё.
Поглядел, как Эркин заворачивает кроссовки и засовывает носки в карман.
– Носи на здоровье, парень.
– Спасибо, сэр.
– И язык на привязь возьми. Нам запрещено вам продавать. Подожгут.
Эркин замер и медленно поднял на белого взгляд. Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза, потом Эркин посмотрел на Андрея. Тот уже всё понял и открыл свой ящик. Эркин заложил туда свёрток, закрыл крышку. Белый посмотрел на Андрея, дёрнул углом рта в улыбке.
– Надумаешь тоже, подходи.
Андрей кивнул.
– До свиданья, сэр.
– До свиданья.
– Валите, парни. Не видел я вас.
Снаружи они огляделись и быстро перебежали к чёрному обугленному остову какого-то здания. Раньше это было что-то вроде особняка в саду. Убедившись, что от будок их не видно, Эркин забрал свой свёрток.
– Переобуешься?
– А сапоги тащить? – Эркин махнул рукой. – Так, посмотрю только.
– Давай.
Эркин опустился на колени и развернул бумагу. Так осторожно, будто ждал, что в последнюю минуту это окажется обманом. Но кроссовки были на месте. Андрей присел рядом на корточки, осторожно взял одну, повертел.
– Совсем новые. Магазин он, что ли, грабанул?
– Мне это… по фигу, где он их взял, – Эркин гладил коричневую замшу. – Я думаю, что врать буду, если спросят. Не подставлять же его.
– Скажешь, за работу.
– Новенькие за работу? Они же сотню стоят. Это ж сколько ломаться надо, а я у всех на глазах.
– Два дня походишь, новыми не будут. И сойдёт.
– Думаешь?
– Ага, – Андрей поднёс кроссовку к лицу, шумно вдохнул и протянул её Эркину. – Понюхай. Тыщу лет не чуял, как новая обувь пахнет.
Эркин вдохнул непривычный запах. И ещё раз, уже запоминая.
– Сам-то когда надумаешь?
– В сапогах привычней.
– Ну, как знаешь.
Эркин снова завернул кроссовки, встал. Встал и Андрей.
– Пошли, может, и перехватим чего.
– Пошли. Клади пока ко мне, чтоб не цеплялись.
Они выбрались на одну из соседних улиц и пошли к рынку.
– У тебя осталось чего?
– Три и ещё одна. Четыре кредитки. Имперские все сбросил.
Андрей кивнул и достал сигарету.
– Я тоже. Хозяйке отдал.
– Взяла?
– А что ей? Пересчитала пять к одному, и как раз за неделю уплачено. А этот прижал тебя. У тебя больше, чем на сорок, было.
– Пусть давится, – отмахнулся Эркин. – Да и рисковал он побольше нашего. Слышал же.
– Это да. Кто ж их пугает? Свора?
– Их дело. Он за риск с меня взял. И думаешь, я первый у него? Для кого тот ящик стоит? Белого ж он туда не посадит.
– Верно, – засмеялся Андрей.
– А вот пришлых не расспросили, это мы зря. Чего их к нам понесло? Да целой ватагой.
– Тоже верно, – Андрей нахмурился. – И с ножами ведь все. Знали, на что едут.
– Сам говорил, крутую кашу заваривают. Они свою пусть сами хлебают. А у нас…
– Мало не будет, – мрачно кивнул Андрей и зло сплюнул догоревший до губ окурок. – Теперь ходи и оглядывайся. Свалить бы куда на время.
– Эй, – окликнули их, – Меченый, Белёсый, валите сюда.
Они оглянулись. Длинный, Джейми, ещё кто-то. Человек пять махали им из-за ограды длинного приземистого дома.
– Ну и чего? – Андрей заглянул за ограду и присвистнул. – Валим!
До темноты они рыли во дворе совершенно непонятный котлован. На семерых как раз хватило и работы, и заработка.
Женя всё утро напряжённо вслушивалась в конторские разговоры. Но драка цветных никого не интересовала и потому не обсуждалась. Обсуждали моды. Вариации матросского стиля. И предстоящую свадьбу Фанни. На Балу её видели в столь недвусмысленной позе с Рональдом, что она теперь просто обязана ответить Рональду согласием. Бедная Фанни! Как опасно терять осторожность!
– Но Фанни не так уж и виновата. С тех пор, как закрыли Палас, ей просто некуда девать энергию.
– Бедный Рональд! Ему придётся стараться за целый Палас.
– Он знал, на что шёл.
– Бедный Рональд!
– Фанни молчала изо всех сил.
– Но он заставил её закричать, чтобы все прибежали.
– Вы бы видели Фанни!
– Я видела.
– Сегодня они покупали цветы на Мейн-стрит.
– Рональд сияет.
– Ещё бы! Он на это столько сил потратил.
– Ну, у Фанни такое приданое, что Рональд старался не зря.
Женя с удовольствием сплетничала. Рональда и жалели, и восхищались им.
– Как жаль, что пленные только сейчас возвращаются.
– Да, Бал стал бы намного многолюднее.
– И с большим количеством последствий.
Все дружно покатились со смеху.
– Джен, как ваша прелестная крошка?
– Спасибо, хорошо.
– У вас чудная девочка!
– И такая умненькая.
– Вы её очень разумно воспитываете.
– Спасибо.
Разноголосая дробь машинок и смеющиеся голоса. Бьющее в окна солнце и щебет птиц. Май. Месяц любви и юного счастья. И Женя была счастлива. Она не шла, а летела домой. И доктор Айзек, остановивший её на Мейн-стрит, так и сказал.
– Вы счастливы, Женечка.
Он не спрашивал, но Женя ответила.
– Да. Спасибо, доктор.
– Я очень рад за вас, Женечка. Я вам желаю одного.
– Да?
– Удачи.
– Спасибо, доктор.
– Я всегда буду рад помочь вам. Всем, чем смогу.
– Да, конечно. Большое спасибо.
И через пять шагов Женя забыла об этом разговоре. Осталось только ощущение чего-то очень приятного.
И весь вечер держалось это настроение.
– Ты очень понравилась нашим гостьям. Они сказали, что ты умная и послушная девочка.
Алиса вздохнула и хитро посмотрела на мать.
– А что ты мне расскажешь?
– Хорошо, – Женя задумчиво вертела в руках остатки серой с мельчайшим узором «рябенькой» рубашки, прикидывая, как её можно зашить и можно ли вообще. – Жили-были Линда, Тедди и Спотти. Они жили в маленьком доме посреди огромного леса и очень-очень дружили. Тедди и Спотти ходили на охоту, а Линда ждала их. И они всегда возвращались.
Алиса подпёрла щёку кулачком, ожидая, когда за обычным зачином начнутся необыкновенные приключения. Мисс Рози появилась совсем недавно и в сказке пока не фигурировала, но Алиса этого даже не замечала.
На единоборстве Спотти со страшным чудовищем в огненной пещере пришел Эркин. Смертельно усталый и безмерно довольный. Он даже зашёл в комнату как был, в сапогах, и выложил на стол свёрток.
– Купил?! – ахнула Женя.
Он только молча кивнул.
– Давай показывай.
У него чуть дрожали пальцы, когда он разворачивал бумагу.
– Вот.
– Отлично! Поздравляю, – Женя чмокнула его в щёку. – Носи на здоровье!
– А я? – Алиса залезла с ногами на стул, встала и потянулась к нему.
Эркин покосился на Женю и нерешительно дал Алисе обнять себя за шею и поцеловать в щёку. Но тут поехал и упал стул, и Алиса повисла у него на шее. Он быстро наклонился, и она встала на пол, даже не успев испугаться.
– Ещё! – сразу потребовала Алиса.
– С ума сошла, – возмутилась Женя. – Ему же тяжело. Он с работы пришёл, усталый, а ты виснешь.
– Ну-у, – Алиса наморщила нос. – А в другой раз можно?
– В другой раз и посмотрим, – отрезала Женя. – Эркин, ты молодец, с обновой тебя, а теперь живо ужинать.
– Ага, – он быстро забрал покупку и ушёл в кладовку переодеваться.
– Выйди, покажись в новом, – крикнула ему, хлопоча у плиты, Женя.
– Ага, – ответил он из кладовки.
Когда он вошёл в комнату в джинсах, тенниске и кроссовках, Женя даже ахнула и захлопала в ладоши, такой он был сияющий.
– Пройдись, – потребовала Алиса.
И он прошёлся перед ними, мягко впечатывая подошвы в пол.
– Носи на здоровье, – повторила Женя. – Ну, как тебе в них?
– Легко очень, – он постоял секунду, прислушиваясь к себе, и сел к столу.
Женя подвинула ему тарелку, хлеб.
– Ешь. И дорого?
– Сотня, – он виновато посмотрел на неё. – Это очень дорого, да?
– За новые не очень. Примерно, как на Мейн-стрит. Ты где брал?
Он вдруг наклонил голову, будто вопрос задел его, но тут же поднял на неё глаза.
– У одного… я обещал взять язык на привязь. Им запретили продавать нам.
– Кому «им»? – не поняла Женя.
– Белым торговцам. Я… прости, я не скажу. Не надо, Женя, – тихо закончил он.
– Конечно, не говори, – быстро согласилась она.
Какое-то время ели молча. К чаю Женя достала конфеты и сушки.
– Всё. Быстро мы пакет прикончили.
Алиса вздохнула, покосилась на конфету Эркина, но перехватив строгий взгляд Жени, занялась фантиком.
– Я… я могу зайти… туда и купить, – осторожно предложил Эркин. – Там эта пристройка… для цветных.
– Хорошо, – кивнула Женя.
Он впервые предложил что-то купить, раньше он ей просто отдавал деньги, и его словно не трогало, как она их тратит. Он просто принимал всё, что она делала. Он же ничего, ничего этого не знает – поняла Женя. Как не знает сказок. Алиса рассказывала. Как не знает многого другого, что известно любому, даже ей.
Женя протянула руку, положила ему на плечо. Он сразу наклонил голову и прижался к её руке щекой.
Алиса подняла на них недоумевающие глаза.
– Мам, Эрик, вы чего?
Он сразу выпрямился, наклонился над чашкой. Женя погладила его по плечу и убрала руку.
– Ничего. Допивай чай. Уже поздно.
Алиса обиженно надула губы, но спорить не стала.
И как всегда, когда она заснула, Женя налила Эркину вторую чашку.
– А конфеты кончились. Будешь сушки?
Он как-то неопределённо вздохнул.
– Женя, я… я не знаю, что продают цветным.
– Возьми, что будет. И много не бери.
– На много, – он невесело усмехнулся, – у меня денег нет. Четыре кредитки остались и ещё три за котлован. Вот и всё.
– За что? – удивилась Женя.
– Котлован рыли. Странный какой-то.
– Расскажи, – попросила Женя.
Он стал рассказывать, помогая себе руками.
– А знаешь, на что это похоже?
– Нет, – он смотрел на неё широко открытыми глазами.
– На бункер, – и увидев, что он не понял, Женя стала объяснять. – Ну, убежище. Если сверху настелить крышу и засыпать землёй, то получится убежище. Зачем им? Война же уже закончилась.
– Не знаю, – пожал он плечами. – Убежище? Зачем?
– Не знаю, – повторила Женя. – Очень устал?
Он быстро посмотрел на неё и улыбнулся, не разжимая губ.
– Не очень. С утра на станции было тяжело. Но заплатили хорошо. Полсотни сразу. И ещё еда, и сигареты. И рукавицы нам оставили.
– Рукавицы?
– Да, выдали для работы. И не забрали.
– Щедро, – подбодрила она его.
– Да, – кивнул он. – Это русский, офицер. Они всегда хорошо платят.
– Больше не дрался?
Он негромко засмеялся.
– Не с кем было. И не из-за чего. Я… эти деньги на конфеты оставлю, да?
– Конечно. И возьми ещё тогда.
– Нет, – мотнул он головой. – Я, может, завтра ещё заработаю, – он помолчал. – Женя… сколько я могу… потратить на конфеты?
– Десять, – пожала она плечами, – ну, пятнадцать.
– Пятнадцать? – он покачал головой. – Для цветного это много.
Он смотрел на неё со странной, невиданной ею раньше улыбкой. Женя протянула руку, и он рывком подался навстречу, ткнулся лбом в её ладонь и так замер. Она погладила его по голове, перебрала ему волосы. И одновременно она убрала руку, а он откинул голову назад и улыбнулся ей уже своей, мгновенно меняющей лицо улыбкой. Губы его шевельнулись в каком-то слове, но Женя не расслышала. Да и неважно это.
Женя собрала посуду и ушла на кухню, а он посидел ещё с минуту. Покосился на комод, на баночки перед зеркалом. В Паласе они были больше. Он уже видел как-то, как Женя смазывает себе руки. Берёт еле-еле. Они, наверное, дорогие, эти кремы. Эркин посмотрел на свою бугристую от мозолей ладонь, вздохнул. Надо хотя бы тыльную сторону разгладить. А эти желваки только напильником снимать. Вздохнул ещё раз.
Вернувшись в комнату, Женя застала его перед комодом, сосредоточенно вертящим в руках её баночки и тюбики. И сразу догадалась. Сначала она чуть не рассмеялась, но тут же сообразила, что для него это очень серьёзно, что думает он не о себе, а о ней. Женя подошла к нему, мягко дотронулась до его плеча. Он вздрогнул и затравленно обернулся.
– Женя… я… я только смотрю…
– Они с женскими запахами, – тихо сказала Женя.
Он недоумённо приоткрыл рот и тут же кивнул. Да, как же он не сообразил, дурак этакий. Ведь должен был знать об этом. Все кремы с запахами, и, если от него будет пахнуть по-женски… может плохо кончиться. Он быстро поставил на место баночку, которую до этого уже чуть было не открыл, и даже спрятал руки за спину и отступил на шаг.
– Вот, – Женя выдвинула ящик и достала баночку побольше и не нарядную. – Это вазелин. Он без запаха. Возьми.
– А… а ты?
– Я Алиске им цыпки снимаю. Ну, трещинки на коже. Он мягкий и без запаха. Бери-бери. Я ещё куплю.
– Он… где продаётся?
– В аптеке.
Эркин осторожно взял тяжёлую баночку из толстого стекла, но тут же поставил её обратно.
– Нет, пусть стоит здесь. А то… ну я же не могу это купить, для цветных нет аптеки.
– Хорошо, – кивнула Женя. – А когда кончится, я куплю. А сейчас возьми, ты ведь хотел руки смазать, так?
Он кивнул.
– Ну вот. А потом поставишь сюда. И всё. Бери-бери, – она взяла баночку и сунула ему в руки. – Устроил проблему, где её нет.
Он наклонился, поцеловал её в щеку и быстро, так что она не успела ответить, ушёл.
В кладовке он разделся, лёг и отвинтил крышку. Понюхал. Запах все-таки был. Очень слабый и не слишком приятный. И на ощупь вазелин не походил на памятные по Паласу кремы. Надо с ним аккуратнее. Он чуть-чуть промазал тыльную сторону кистей и долго тёр их ладонями, пока не исчезло ощущение жира на пальцах. Потом завинтил крышку и пошёл в комнату.
Женя спала. Ему удалось пройти до комода и обратно, ни на что не наткнувшись и не задев. А когда лёг, снова понюхал ладони. Вот оно! Это врачебный запах! Что же делать? Провёл тыльной стороной ладони по губам. Вроде стало помягче, но… но запах этот. А если заметит кто, как он объяснит, что это у него… Он со злостью стукнул кулаком по подушке. Ведь как получается погано, что как ни вертись, на что-нибудь да налетишь. А очистишь ладони – это бы он смог – то как работать. Ведь кровавые пузыри натрёшь сразу. По скотной помнит, как мучился, пока кожа не загрубела. Что же делать?
Джексонвилл
Над Джексонвиллом прогремели весенние грозы, и уже летняя жара обрушилась на город. Женя не знала, что делать со шторами. Они так плотно закрывали окна, что делали духоту невыносимой. А снять их – так со двора всё видно. Тем более что она всё-таки купила лампу. Значит, Эркину нельзя будет ужинать с ними. Он вообще старается не заходить в комнату, когда светло. А тут ещё и это…
Женя вернулась рано и застала дома Эркина. Вернее, он пришёл сразу за ней. Так рано он ещё не возвращался. А в ответ на её безмолвный вопрос глухо сказал.
– Я ждал тебя. Я же без тебя не могу войти.
– Что случилось?
Он сидел, как всегда, у плиты и ответил ей, не оборачиваясь.
– Облава была.
– Как облава?
Женя села на табуретку посреди кухни, даже у Алисы, вертевшейся здесь же, испуганно округлились глаза, так странно звучал его голос.
– Полиция. Окружила нас. На рынке, с утра. И пошло. Обыскали. Кто без документов – забрали, кто трепыхался – побили. Женя, я теперь справку свою носить буду с собой. Ты мне её дай, ладно?
– Конечно, но… но что это такое?
– Не знаю, Женя. Это не свора. Свора только белыми занимается. Андрей говорит: крутую кашу варят.
– Постой, а как же ты? Ты же без справки был?
– Сбежал. Кто успел из кольца выскочить, тот и успел. Мы в Цветном отсиделись. Туда они не пошли.
Он замолчал, угрюмо ворочая поленья. Женя с силой растёрла лицо ладонями и встала. Надо успокоить Алису. И его тоже… Всё, значит, то же самое. Но сначала справка.
Она пошла в комнату и достала его справку из пакета со всеми документами, который держала в ящике комода. Узкую затёртую полоску бумаги с текстом на двух языках. Что дана военной администрацией бывшему рабу №NR96375 по имени Эркин Мороз в том, что он прошёл регистрацию и медицинский осмотр на фильтрационном пункте № 15 и в спецобработке не нуждается. Женя ещё раз перечитала этот текст, будто это было так важно, и пошла на кухню.
– Вот, держи. Но она же затрётся совсем, если ты её каждый день носить будешь.
– Мне показали, как в целлофан запаять, чтоб не трепалась.
Он по-прежнему упрямо смотрел в огонь, а Алиса растерянно топталась рядом со своей мисс Рози.
– Алиса, иди погуляй, пока я приготовлю, – попросила Женя.
– Ага, – согласилась Алиса и пошла к двери.
Уже дотянувшись до ручки и открывая дверь, она обернулась.
– Эрик, я про тебя никому-никому ничего не скажу.
Эркин быстро обернулся к ней, с трудом удержав равновесие, посмотрел на серьёзное лицо Алисы и улыбнулся.
– Спасибо.
Алиса просияла ответной щербатой улыбкой и убежала. Женя перевела дыхание: кажется, отошёл, отпустило его.
Он быстро встал, взял у Жени справку, вытащил из кармана кусок целлофана.
– Я быстро. Сейчас всё сделаю.
Женя только кивнула. Сидела и смотрела, как он калит на плите большой гвоздь, бережно оборачивает справку и ловко очерчивает её раскалённым гвоздем.
– Ну вот, – Эркин улыбнулся и бросил гвоздь на железный лист у плиты, облизал обожжённые пальцы. – Сейчас остынет. Уберу.
Женя взяла посмотреть, как получилось. Бумажка плотно зажата между слоями целлофана, текст читается хорошо, все печати и подписи видны. А где потёрлось, так уж ничего не поделаешь.
– Эркин, а почему ты такую фамилию взял?
Он недоуменно посмотрел на нее.
– Фамилию?
– Ну да. Эркин – это имя, Мороз – фамилия.
– Меня спросили, как меня зовут. Я сказал Morose, – он заговорил по-английски и получилось: Мэроуз, – они переспросили. Мороз? Я говорю – да, не спорить же с белыми. Они засмеялись. А один спросил, есть ли у меня ещё какое-нибудь имя, потому что это прозвище. Я сказал Эркин. Вот и всё. А что? – пока он рассказывал, его голос стал более спокойным, а последний вопрос прозвучал уже совсем легко.
Женя улыбнулась.
– Я, кажется, знаю, почему они смеялись. Это ведь были русские, да? – он кивнул, – ну вот, есть такое русское слово – мороз, по-английски – frost. А пишется так же как Мэроуз. Угрюмый – обидно, а мороз – нет. Они и записали тебе по-русски Эркин Мороз.
– Подожди, – он потёр лоб ладонью. – Я соображу. Значит, у меня получилось русское имя?
– Фамилия, – поправила Женя. – Вначале имя, потом фамилия.
У него весело заблестели глаза.
– А… а у тебя как? Женя…
– Нет, – грустно улыбнулась Женя. – Я Джен Малик. Но это по-английски.
– А по-русски?
– А по-русски Евгения Дмитриевна Маликова. Женя это такое, домашнее имя, – стала она объяснять. Он стоял перед ней, напряжённо сведя брови. – Дмитриевна – дочь Дмитрия, а фамилия Маликова. Понял?
– Кажется… кажется да. А почему ты Мали́к?
– Так меня в школе записали. Для удобства. В английском нет таких фамилий. А потом и осталось.
Он кивнул.
– Разобрался. А я не знал, чего они смеялись. Даже испугался.
– Это на фильтрационном пункте?
– Мы говорили: сборный. Там смотрели всех, записывали и давали справки. – Он усмехнулся. – И паёк давали. Буханку и мясную банку. И душ там был.
– Ладно. – Женя встала, подошла к нему и обняла. – Успокоился?
Он ответил на объятие, но она чувствовала, что где-то далеко внутри он ещё напряжён. Женя поцеловала его в щёку и ещё раз возле уха. Он вздохнул, коснулся губами её шеи.
– Ну вот, – Женя мягко высвободилась, и он так же мягко плавно раскрыл объятия, выпуская ее. – Пятница сегодня…
– Да, – спохватился он, – я сейчас воды принесу. Мыться будем, да?
– Как всегда, – улыбнулась Женя.
Он спрятал справку в карманчик джинсов, схватил вёдра и побежал вниз по лестнице. А Женя ещё постояла посреди кухни, прижав ладони к пылающим щекам. Значит, он был Угрюмым. Что же с ним делали, если он стал таким, что так прозвали? И какие же молодцы, что сообразили записать ему такую фамилию. Буквы одни и те же, ну почти те же, только произносится по-разному. Господи, какая чепуха лезет в голову. Но о любой чепухе будешь думать, лишь бы не об этой облаве. Не хочу я, не хочу, не хочу…
Женя умылась, остудила лицо, переоделась, и когда Эркин втащил вёдра, она уже вовсю хлопотала, управляясь с подготовкой ужина и купания.
Эркин натащил воды, раскалил, как следует, плиту, и Женя позвала Алису. Смутно чувствуя, что ему при купании Алисы лучше не присутствовать, Эркин обычно находил себе на это время какое-то занятие в сарае. И сегодня, как только Женя приготовила корыто и резиновую утку, появлявшуюся только в эти минуты, Эркин как обычно сказал: «Я потом», – и ушёл вниз.
