– Да… буду молчать…
– Ну так вот… на самом деле Снежок не сбежал в лес. Померла она, Наталья…
Глаза у сестры, и без того большие, раскрылись еще больше:
– А деда сказал…
– Деда сказал, чтобы ты не ревела. Ты же чуть что – рев на всю деревню поднять готова!
Наталья опустила голову.
– Ну вот, видишь – опять ревешь…
– Я не реву… – ответила сестренка и тихо заплакала.
– Так что ты брось это – за лисами в лесу гоняться. Видала, куда тебя лиса завела? В болото! Не будешь больше?
Наталка покачала головой. Мол, не буду…
Скрыть происшествие не удалось. Бабуля была – «домашнее КГБ», как прозвал ее дедушка. Вернулись они к вечеру, довольные, с городскими покупками и при деньгах – весь товар продали! Мишанька не успел упихнуть сестру в постель – было еще рано, бабуля заподозрила бы неладное. Но она и так их вычислила.
Наталка в другом платьице, корыто не на месте, мыло смылено. Сандалики сохнут, а чего им сохнуть? А… вот и грязь, которую не заметили девчонки! Та-а-ак…
– Наталка, а ты хоть грязь эту в рот не брала? – невинно поинтересовалась бабуля у уписывающей привезенный печатный пряник девульки. Мишаня чуть не подавился своим куском. Хотел пнуть Наталку под столом, но не достал и ограничился только «страшными глазами». Наташка ничего не заметила и, святая невинность, отвечала:
– Не-а, бабуль, я пальцы в рот не сувала! Я их об травку обтерла!
– Правильно, Наташенька! А платьице кто постирал, кому спасибо сказать?
– Нина и Галя, они и постирали, и мне голову вымыли, видишь, как!
Это бабушка тоже приметила – коса заплетена кое-как (Мишка заплетал).
– Не умаялась, так далеко бегать? – бросила бабуля еще один камень «в кусты». «Из кустов» выскочил большой русак:
– Умаялась, бабуля, но я уж больше не пойду за лисичкой!
В горнице повисла гнетущая тишина. Дед отложил ложку – если кашу с маслом – и внимательно посмотрел на внука.
Пришлось выложить всю правду. Мишка сидел, красный, как рак. Сестра старалась ни на кого не смотреть – поняла, что проболталась, и что брату сейчас достанется на орехи. Дед то за ремень хватался, то охал, то за бороду себя дергал. А потом встал, полез в шкафчик, вытащил оттуда бутылку с настойкой и стакан. Налил, выпил. Спросил бабулю:
– Будешь?
– Давай! – неожиданно ответила та. Бабуля сидела прямо, только прижала к себе Наташку, будто боялась отпустить. Выпила рябиновой настойки и пригорюнилась.
– Ну, все… узнают родители, больше вас к нам не пустят… отправят в интернат…
– Мы больше не будем! – пробасил Мишка.
– Я не буду! – загудела Наталья.
– Эх, Михаил! Выдрать бы тебя ремнем! – сказал, наконец, дедуля. – Вот так хочется… ты не представляешь, как! А рука не поднимается – ты же спас Наталку от смерти. И Бойкого подрядил, и со слегами придумал… Эх, братец ты мой, какой же ты дурень! Если бы Наташка утонула, что бы с матерью, с отцом стало! А с нами… А ты, Наталка, не горюй, я тебе новую лисичку из лесу принесу!
Наталка вздрогнула, раскрыла глазищи и как закричит:
– Нет! Не надо! Пусть живут! Никого мне не надо! – и, прижавшись в бабушке, горько заплакала. За ней заплакала и бабуля.
На следующую ночь в курятнике поднялся переполох. Сначала закудахтали, заметались куры, почти сразу же залился лаем Бойкий, загоготали гуси и закричали индюки. Дед выскочил на улицу, в чем был – в армейских невыразимых, зато с незаряженным охотничьим ружьем наизготовьсь.
Посреди курятника, задней стенкой выходящего на огороды, лежала белая хохлатка лапками кверху. Остальные птицы сидели на насестах, насмерть перепуганные, прижавшись друг к другу. Прибежала и бабуля в ночной сорочке, с накинутым на плечи платком. Увидела в свете фонарика тушку курицы, схватилась за сердце.
– Ой, да что же это!
– Лиса приходила. Спугнули мы ее – видишь, только придушить успела!
– Господи, помилуй! Вот напасть! А я-то хотела куру на бульон!
– Ну и свари, что с ней… даже не укушена… – дед перевернул куриную тушку.
– Вот еще! Вдруг лиса бешеная!
– Провари ее хорошенько, тушенку сделай…
Бабушка, слушая разумные дедовы речи, закипала все сильнее.
– Ты меня не учи щи варить! Ты лучше иди и дырку ищи в сетке, через которую лиса… а почему лиса?
– Да вот и дырка, сейчас закрою, вот и следы лисьи… Вот ведь тварь! И собаки не испугалась!
– А чего ей бояться? Сам сделал, что курятник – часть забора! Додумался! Собака в курятник не влезет, а лиса – нате вам, как в гости пришла!
– Ладно, бери курицу, я завтра как следует стену закрою…
Назавтра ночью оказалась разобранной часть крыши и перебиты яйца, которые бабушка предназначила для яичницы.
– Дед, ну ты глянь, а! – жалобно говорила бабушка, стоя посреди двора с кошелкой битых яиц. – Что не выпила, то побила! Вот ведь бестия!
– Крышу заделаю, укреплю, – ворчал дед.
– Что, ты мне птичник в сейф превратишь? Не превратишь! Поймать ее надо!
После укрепления курятника подлая лисица сделала подкоп в гусятник и загрызла любимого бабушкиного гуся.
– Да что же это, а? Я этого гуся к Рождеству… то есть к Новому году откармливала! А теперь что? – дед только крякал в ответ.
– Капкан поставь! Поставь, говорю тебе! А еще лучше в засаде сядь!
– Да где в засаде? Совсем ты у меня…
– Ах, я «совсем»? Ладно! – с этими словами бабушка, обругав по дороге Бойкого «ленивой скотиной», оставила дедушку с тушкой гуся в полном унынии.
Следующие пять дней бабушка кормила семейство только постными блюдами. Детям подавала по кружке молока, а деду и того не доставалось. Бойкий грустно поедал кашу.
– Нету, милый, тебе мяска! – громко, на весь двор, и чтобы было слышно деду, говорила Бойкому бабушка. – Все твоя лисица сожрала. Да… вот, пока не поймаете, ничего другого и не будет. А то в засаде сидеть – бабушка вам «совсем», капкан вам лень ставить…
– Да не лень! – кричал дед. – Ты сама же первая в него вдряпаешься!
Еще через пять дней лисица удушила индейку. Как она умудрилась – непонятно, индюк – птица большая, но факт был налицо – индейка с перегрызенным горлом и оторванным крылом валялась в птичнике. Бойкий смотрел на это великолепие и облизывался.
Бабушка горько плакала, потом ушла к соседке, рассказывать, как трудно поднять индейку, сколько потеряно денег, и как муж ее, дедок, ничего не может сделать с обнаглевшим хитрым лисом.
– Это не лис, это леший в лисьем обличье на нашу голову свалился, – плакала бабушка. – Ведь он только к нам ходит!
Дедушка поставил капкан. Ради бабушки. А куда его ставить – �