Читер, или… Предел высоты

– Что же теперь делать, Полёт? – Маша беспомощно оглянулась на пса, словно почувствовав его отстранённость. – Может, водички ему дать? Ага, – ответила сама себе, – чтобы он вдобавок ещё и захлебнулся. Пожалуйста, ну, пожалуйста, – принялась упрашивать девушка, оглаживая ладонями грудь мужчины поверх одеяла. – Ну, я прошу тебя, не умирай, пожалуйста! – руки девушки неосознанно переместились выше, лаская покрытые щетиной щёки. – Зря что-ли мы с Полётом тебя спасали?! Тащили столько! Пожалуйста! – заплакала Маша.

В конце концов, то ли подействовали уговоры девушки, то ли ослабел раздражающий эффект парфюма. Теряя интенсивность, кашель постепенно утих. Нарушая тишину хриплым дыханием, мужчина снова замер.

Глава 7

Усилия Агаты и Людмилы Константиновны успехом не увенчались. Ни в одной из множества больниц, куда они дозвонились, не значилось пациента с именем Вячеслав Аркадьевич Локотков. Что касалось безымянных больных, пребывающих без сознания, то по своим приметам те совсем не соответствовали облику Вячеслава. Тётушка вскоре уехала, вернувшись на работу. Агата не оставляла попыток разузнать о Славе, обзванивая медицинские учреждения по второму кругу, в надежде на новую информацию. Помимо того, ждала сведений от Павла.

Его звонок застал Агату по пути с работы. Посмотрев на экран, молодая женщина повернулась к водителю.

– Витя, прижмись к обочине, пожалуйста! Мне надо выйти, поговорить.

– Смотрите, какая метель…, – начал парень, потихоньку сдавая к обочине.

– Ты плохо слышишь?! – нервно выкрикнула Локоткова. – Остановись, я сказала!

– Агата Леонидовна, – плавно притормозил водитель, – я просто хотел сказать, что сам выйду, а вы будьте в машине.

– Прости меня, – хрипло произнесла Агата, убирая ладонью упавшую на лицо золотистую прядь волос. – Шапку надень, – окликнула она покидающего автомобиль парня.

Виктор послушно сунулся обратно в машину. Вытащив из бардачка трикотажную шапочку, натянул её уже на улице.

– Слушаю, Паша, – торопливо сказала Агата, едва за водителем захлопнулась дверь.

– Привет, Агата! – поздоровался брат Славы. – К сожалению, у меня нет обнадеживающей информации.

– А не обнадеживающей? – встревожилась Агата.

– Тоже нет. И это хорошо, наверное? – растерянно уточнил мужчина, поняв свою ошибку.

– Не знаю, Паш, – деловито продолжила молодая женщина, – насколько это хорошо. Просто теперь есть смысл сосредоточиться на другом направлении.

– А именно?

– Надо проверить версию Гриши. Ну, по поводу того, что Славу могут где-то удерживать. То есть, вынуждают совершить какие-то действия, выгодные шантажистам.

– Может мне к вам приехать? – предложил Павел.

– Ты сможешь?

– Дня на три точно вырвусь.

– Спасибо, Паша! Мне так точно будет легче. Но как быть с родителями? Я бы пока не стала им говорить. А, если ты уедешь, у них наверняка возникнут вопросы.

– Пожалуй, ты права. Да и в этих бизнес-играх я, честно говоря, ничего не понимаю.

– Паш, а родители ничего не заподозрили?

– Пока нет. Они ведь нечасто созванивались, ну, до тех пор, пока Слава не женился на тебе. Так что, в этом нет ничего необычного. Думаю, до Нового года вполне продержимся. А там уже, конечно, будет посложнее.

– Выкрутимся, – уверенно сказала Агата. – Поздравлю их сама. В крайнем случае, скажу, что объект, где работает Слава, труднодоступен для связи. Будто бы он звонит раз в неделю, только мне, по какой-нибудь там особой рации. Поверят?

– Вполне. Хорошо, Агата, давай, так и поступим.

– Спасибо, Паш! – растроганно поблагодарила молодая женщина. – За то, что поддержал меня, – поспешила она объяснить, – и за то, что… надеешься…

– Агата, на самом деле, я тоже очень тебе благодарен, что ты правильно меня понимаешь. Моя поддержка это не просто попытка сказать банальное: «Всё будет хорошо!» Я действительно в это верю. Казалось бы, врачи должны скептически относиться к мистике. И, собственно говоря, имеют на это все основания. Но, я чувствую, что Славка жив, хотя и не в состоянии объяснить причину своей уверенности. Единственное…

– Что, Паша, что?! – воскликнула Агата.

– Честно говоря, сомневался, стоит ли говорить…

– Но теперь-то уж начал, – горько усмехнулась молодая женщина.

– Видишь ли, зная Славку, предположил, что его исчезновение это игра.

– Игра? – поразилась Агата.

– Ну, да, – торопливо принялся объяснять Павел. – Некоторым образом, его читерские приёмы. Так сейчас молодёжь выражается. Пацаны мои, в частности.

– Погоди – погоди, хочешь сказать, что Слава скрывается?

– Что-то в этом роде. Знаешь, Славка никогда не распространялся о своей работе. Просто между нами была такая тесная связь. Это несмотря на то, что мы крайне редко общались. Ну, это опять-таки на мистическом уровне. Я очень хорошо понимал, вернее, чувствовал Славку. И он, в свою очередь, тоже. Мы могли не созваниваться месяцами. И, вдруг, происходило нечто, выбивающее из колеи. Например, сложная и не всегда успешная операция. У меня есть привычка, отсыпаться после тяжёлого случая. Домашние знают. И пацаны мои, и Таня. Они вокруг меня буквально кордоны устанавливали. Телефоны, визиты – на всё табу. Я же мог дрыхнуть почти сутки, – пояснил Павел. – Так вот, вечером обязательно раздавался звонок от Славки. Он единственный, кого мои не футболили. Будили меня сразу же. Ну и, как ты понимаешь, после разговора с ним уже не требовалось никакой другой психотерапии. Парни мои воодушевлялись, Танюша в кухне шуршала. И ужин из обычного превращался в праздничный. Прости, Агата, – опомнился мужчина, – вступление слишком затянулось.

– Ну, что ты, Паша, я слушаю, – тепло произнесла молодая женщина, проглотив комок в горле.

– Так вот, что касается исчезновения Славы. Думаю, он скрывается, некоторым образом, по своей воле. То есть, Славке это необходимо, понимаешь? Не имею представления о правилах ведения бизнес-игр. Очень может быть, что без читерства участие в бизнесе невозможно. Потому что, по моему убеждению, тот изначально построен на нечестной игре. А Славкина попытка вести честную игру с монстрами провалилась. И теперь он вынужден играть по их правилам. Уверен, он выиграет, просто, для этого нужно время. Сколько это продлится, мы не знаем. Но ты должна быть уверена в главном, Агата. Если Славка не объявляется, это вовсе не означает, что он хочет проверить чувства близких людей. Он просто не может этого сделать, понимаешь? Не может сейчас сообщить о себе.

– Знаешь, Паша, а в этом что-то есть, – задумалась Агата.

– И ещё, о чём я хотел сказать…

– Да-да, я тебя слушаю! – воскликнула Агата, внимая каждому слову.

– Может так случиться, что своим исчезновением Слава пытается от чего-то вас оградить. Не в моих правилах давать указания. Но здесь особый случай. Я настаиваю, чтобы ты была крайне осторожной. Внимательно приглядись к своему окружению на работе. Посмотри под другим углом, что ли. Агата, как ты думаешь, может, твоей маме с внуками стоит пожить у нас какое-то время?

– Ты действительно чувствуешь начало чего-то нехорошего? – спокойно уточнила Агата.

– Что-то вроде того. Видишь ли, Славка не обозначился ни в больницах, ни в моргах. Но я даже мысли не допускаю, что его где-нибудь тупо закатали в цемент или сбросили под лёд. Скорее всего, обстоятельства исчезновения близки к тем, что я предположил. А всё это сильно смахивает на войну. Ну, вроде тех гнусных разборок в стиле девяностых, только на новом, если можно так выразиться, интеллектуальном уровне. Понимаю, что ты вряд ли согласишься всё бросить и приехать к нам вместе со всеми.

– Об этом не может быть и речи. Но за предложение спасибо, Паша, – тепло поблагодарила молодая женщина. – Я осмотрюсь, проанализирую ситуацию, и тогда решу. Возможно, действительно отправлю к вам маму с детьми.

– Непросто будет уговорить Ирину Константиновну, – с пониманием сказал Павел.

– Ничего, прорвёмся. Скажу, что детей надо отвлечь. Но до Нового года, Паша, совершенно точно не получится. Новый год мы должны встретить дома, все вместе.

– Агата, я всех вас очень-очень люблю!

– Спасибо, Паша, – растрогалась молодая женщина, – мы тоже тебя любим.

– И ещё кое-что, Агата. Ты конечно вправе анализировать ситуацию и принимать самостоятельное решение. Но, я прошу тебя об одном. Если всё обстоит так, как мы с тобой предположили, не стоит достигать предела своей выдержки. Того предела высоты, на которую взбирается самолёт, в попытке одолеть грозовой фронт поверху. Нет ничего важнее жизни дорогих людей. Никакой бизнес не стоит волоса на голове наших любимых. Сохранить свою жизнь и жизнь ваших детей гораздо важнее, чем оставаться на плаву в бизнесе.

– К сожалению, – задумчиво произнесла Агата, – порой, это оказывается парадоксальным образом взаимосвязано. И я опасаюсь, что это как раз такой случай.

***

Гриша Рябов оказался прав, рассчитывая на помощь и удостоверение своего приятеля из полиции. Прибыв в аэропорт Нижнегорска, сначала они безуспешно опросили сотрудников во всех заведениях. Возобновили расспросы на следующий день, когда на работу явился персонал другой смены.

– Походу, я его видел, – сосредоточился на фотографии Локоткова официант в одном из ресторанов. – Да – да, точно, я ещё и обслуживал их столик.

– Он был не один? – уточнил приятель Рябова, Анатолий.

– В том-то и дело, – взахлёб продолжал официант. – Иначе я бы и внимания на него не обратил. Макс, – подозвал он пробегавшего рядом парня, – глянь на фотку!

– О, – скривил губы в улыбке подошедший, – это же тот чувак со Снегурочкой!

– Поясни, – коротко попросил Толик.

– Ну, я ж и говорю, – отреагировал первый официант. – Он с такой тёлкой был, просто отпад!

– Описать можешь? – вступил в разговор Гриша.

– Блондинка, волосы прямые, длинные. Шуба белая. Даже не знаю из кого.

– Мех длинный? – уточнил Рябов.

– Чего? А, ну, в смысле, не очень, средний такой. Но белый, аж, глаза слепило.

– Короткая такая шуба, – нетерпеливо встрял второй официант. – Чуть пониже ореха.

– Какого ореха? – оторопел Толик.

– Попы, – мимоходом пояснил Рябов.

– Ага, а под ней платье леопардовое.

– Рисунок на ткани леопардовый? – с едва заметной иронией спросил Гриша. – Или из шкуры леопарда?

– Какой, на фиг, шкуры?! – засмеялись в один голос парни. – Ткань, ясен перец.

– И сапоги, – восхищённо добавил первый. – Эти, как их, ботфорты. Ноги от ушей, а на них ботфорты. Тоже белые. На каблуках. И лицо такое …, типа, натуральное. Без этих надутых губ, что того гляди, треснут. Офигенная красотка!

В этот момент второго парня, с готовностью кивавшего в подтверждение каждого слова своего коллеги, окликнули со стороны столика, ожидающего заказ, и он умчался.

– А тот клиент вместе с ней пришёл? – спросил Толик у первого. – Как тебе показалось, они знакомы?

– Без понятия. Сперва она вообще одна сидела. Потом этот чел подтянулся. А знакомы они или нет, я не в теме. Ушли, походу, вместе.

– Кто расплатился за заказ? – уточнил Толик, надеясь получить более весомые доказательства, чем устные свидетельства официанта.

– Тот самый чел и расплатился, – подтвердил надежду полицейского официант. – По карте. Точно помню. Да вы можете у администратора уточнить. У нас же все платежи по кассе проходят.

– И чаевые? – усмехнулся Рябов, протягивая парню две двухтысячные купюры.

– Чаевые нет, – осклабился в ответ официант, проворно опуская деньги в карман. – Спасибо!

– Это за услугу, по поводу платежа, – уточнил Гриша. – Можешь похлопотать чтобы нам выдали документ безо всякой бодяги с официальным запросом?

– Идёмте, я попрошу Наташу. Только вы уж ей тоже представьтесь ксивой из полиции.

– Обязательно.

***

– Держи, – незаметно передал купюру первый официант второму. – Чаевые за инфу. Я же тебе говорил, заплатят. Молодец! Тёлку чётко обрисовал. И про орех ржачно задвинул, – захохотал он.

– Ну, так, всё, как ты и говорил. Обращайся, если что.

– Буду иметь в виду, – сосредоточенно ответил парень, направляясь в подсобное помещение, чтобы без помех отчитаться перед сообщником Даниила Никитовича.

Выслушав сообщение о визите из Липовска, молодой мужчина обернулся к терпеливо ожидавшему конца разговора Трухачёву.

– Всё по плану. Говорил же, трюк с картой сработает. Платёж до тысячи совершается одним движением, без пин-кода.

– Как-то не вяжется с такой тёлкой. Неужели, он на неё даже штуки не потратил? Не поверят.

– Две чашки кофе как раз и стоят около штуки. А поесть они могли и в другом месте.

– Ну, разве что. А напрасно мы с тобой эту карту не почистили. Чувак-то из Сибири летел. Походу, бабла поднял немеряно.

– Знаешь старую верную поговорку? Жадность фраера сгубила. То-то! Сказали тебе не светиться! Да и денег на этой карте, скорее всего, только на мелкие расходы. Типа самолёт, отель, такси. Крупные бабки стопудово ушли на другой счёт. Не возят с собой такие деньги, Кирюша.

– Ну, вас, богатых, не понять.

– А ты учись, пригодится, когда сам богатым будешь. Тебе за «Робинсон» отстегнули? Отстегнули, – не дожидаясь ответа собеседника, сказал мужчина. – А карта, паспорт, сумка подлежали уничтожению. Оставили только ключи. И то, на свой страх и риск. Но, кто не рискует, сам знаешь, не пьёт шампанское.

– Ага, ключи, походу, могут пригодиться. Один похож на сейфовый, второй, вроде, от офисного стола. Ну, там, на месте, разберусь.

– Уж постарайся. Скоро твой выход на арену. Итак, теперь ты у нас аудитор Кирилл Матвеевич Трухачёв.

Глава 8

– Витя, вернись, – позвала водителя Агата. – Извини, что разговор затянулся, – сказала она, когда они тронулись с места. – Крайне важно было поговорить без свидетелей.

– Агата Леонидовна, ну что вы! Я всё понимаю.

– Ты, должно быть, продрог. Сейчас приедем, сделаю тебе чаю с лимоном.

– Спасибо, – покраснел от пристального внимания начальницы парень. – Только я не замёрз, – смущённо улыбнулся он. – Агата Леонидовна, мне ещё племяшку из садика забирать. А то вон какая погода. Пока машину поставлю, пока свою заведу.

– Так поезжай на «Мицубиши».

– Если можно, буду благодарен.

– Конечно можно, Витя.

– Спасибо! А на улице вообще-то прикольно, – простодушно улыбнулся парень. – Если бы ещё дорогу не заметало, вообще было бы классно. Мы с пацанами в детстве как-то раз снежные ходы рыли. Сначала вот такая же погода была, снег валил. А на другой день солнечно и оттепель. Мы из снега бастионы строили. И реальные тоннели делали в сугробах. А потом из-за укреплений бросались друг в друга снежками.

– Ух ты! – восхитилась Агата. – А я-то думала, что сейчас мальчишки только в «Танки» за компом играют. И на улицу носа не показывают.

– Да это и было всего раз за всё детство. Поэтому и запомнилось. А так ведь почти все зимы без снега.

– Зато в этом году навалило, – погрустнела Агата, сбросив оживление, вызванное рассказом парня.

– Ага, говорят, везде снег. И Ростов завалило, и Алтай. Даже вся Европа в снегу. О, вон ваш помощник стоит, – обратил внимание парень на одинокую фигуру Олега перед воротами во двор дома Локотковых.

– Ладно, Вить, поезжай, – устало сказала Локоткова. – Не до него сейчас, – недовольно кивнула она в сторону мужчины перед воротами.

– Агата Леонидовна, – осторожно посмотрел на неё водитель, – вы не подумайте, что Олег деньги выпрашивает за работу. Он выходит с лопатой ещё затемно. Посёлок-то считай весь завалило. Так что, Олег сейчас нарасхват. И платят ему, кто сколько даст. Он не вымогатель какой-нибудь. Раньше все Костяна с Никитосом нанимали. Но за ними ещё побегать надо было, да бутылку вперёд поставить. И то, не факт, что придут и почистят. А Олег хороший. Просто помочь хочет. Знаете, некоторым одиноким тётенькам он бесплатно снег чистит.

– Ну, я же не одинокая тётенька, – невольно улыбнулась Агата. – И в состоянии заплатить.

– Я не то имел в виду, Агата Леонидовна, – снова залился краской парень. – Хотел объяснить, почему Олег приходит. Просто, пока Вячеслав Аркадьевич в отъезде…

– Поезжай, Витя, – повторила молодая женщина, мрачнея. – Тебе же ещё за племянницей.

– Хорошо. Спасибо, что разрешили машину взять! Агата Леонидовна, – остановил потянувшуюся к дверной ручке начальницу Виктор, – вы не сердитесь, что я сказал про Олега?

– Разве я назвала тебя «Виктор»? – доброжелательно оглянулась Агата.

– Нет, ну, – окончательно смутился парень, – я же сам вам об этом проговорился…

– Успокойся, – тепло покивала ему Локоткова, – не сержусь.

– До завтра, Агата Леонидовна!

– До завтра, Витя!

***

– Здравствуйте, – поприветствовала мужчину Локоткова, по обыкновению, приподнимая воротник дублёнки под порывами вьюги.

– Добрый вечер, – чуть хрипло ответил Олег. – Вот… хотел помочь…, – неожиданно растерялся он. – Просто помочь… не за деньги…

– Да, бросьте вы, о деньгах, – безразлично произнесла Агата. – Бесплатную помощь я не приму. И закончим на этом. А борьбу со снегом, давайте, отложим на завтра, если вы не против. Подойдёте в семь?

– К-конечно…

– Значит, до завтра, – оглянулась молодая женщина, отпирая калитку в воротах.

– У вас красивое имя, Агата, – проникновенно сказал вслед Олег.

Резко повернувшись лицом к мужчине, Агата посмотрела как бы сквозь него. Внезапно возникло непреодолимое желание ударить человека, произнесшего обычный комплимент. Ударить, бросить чем-нибудь потяжелее, расцарапать лицо, наорать.

До пятого класса Агата со Славой учились в параллельных классах. Однажды всех четвероклассников повели в театр. В антракте Агата с девчонками помчались в буфет. Не так уж сильно хотелось сладкого, просто было прикольно купить что-нибудь в театральном буфете. Ещё на входе, увидев толпу мальчишек, что толклись возле стойки, подружки поняли: им не хватит времени антракта, чтобы отстоять большую очередь. Несколько самых бойких принялись проталкиваться сквозь ватагу пацанов. Агата с Миленой разочарованно повернули обратно.

Слава Локотков ждал симпатичную девочку неподалёку от входа в зал. Милена, как назло, задержалась у зеркала перед гардеробной, чтобы поправить косички и лишний раз посмотреть на свою хорошенькую мордашку. Потом раздосадованная подружка заставляла Агату бессчётное количество раз повторять, что с ней происходило, пока она разглядывала себя в зеркале.

Не обращая внимания на окружающих, мальчуган приблизился к Агате и отчётливо произнёс: «У тебя самое красивое на свете имя – Агата», и протянул ей большую шоколадку в красивой обёртке.

Несколько пацанов из класса, где учились Агата с Миленой, оказавшихся свидетелями сцены, вскоре наградили девочку прозвищем «Агатка-шоколадка», надолго к ней приклеившимся. Она не обижалась, порой даже откликаясь на него. Став взрослой, Агата поняла, что прозвище, напоминавшее о начале знакомства со Славой, было ей необычайно приятно. С Локотковым, которому давно нравилась девочка из параллельного, они вскоре подружились.

После начальной школы учеников в лицее разделили по классам с различными направлениями. Слава с Агатой, заслуженно, оказались в математическом, вместе с лучшей подружкой Миленой. Девочка не проявляла особых способностей к математике. Однако гуманитарного направления в школе не было. Тем, кто в дальнейшем собирался заниматься, например, иностранными языками, рекомендовали специализированную школу неподалёку. Не пожелав расставаться с подругой, Милена осталась в математическом классе, в дальнейшем занимаясь у репетиторов, вместо спецшколы.

Очередной порыв ветра, бросивший в лицо разъярённой женщине пригоршню колючего снега, отрезвил её. Она поняла, что этот мужчина, с печальными глазами, ни в чём перед ней не виноват. Всё дело было в том, что своими словами он вызвал боль воспоминаний о дорогом человеке.

– До завтра, – повторила Агата.

***

Весь вечер она занималась с детьми, кормила их ужином, читала сказку на ночь, усиленно, стараясь не показать своего отчаяния пристально наблюдающей за ней Ирине Константиновне.

Как обычно, в девять, уложив близнецов и пожелав матери спокойной ночи, Агата направилась в ванную комнату, предназначенную для детей, наиболее удалённую от спальни Ирины Константиновны.

Разговор с Павлом, мимолётное упоминание водителя об отъезде Вячеслава, вкупе, не добавили душевного равновесия молодой женщине. Последней каплей стал неуместный комплимент у ворот. Находясь на пределе выдержки, Агата включила воду, открыв оба крана, и опустилась на пол, рядом с ванной. Словно опасаясь выйти за пределы овала ярко-голубого коврика, скорчилась на боку, подтянув колени к груди. Закрыв лицо руками, заплакала в голос.

Она не знала, сколько прошло времени, когда почувствовала, что примостившаяся рядом на коленях мама гладит её по голове. Постепенно подавляя рыдания, с трудом опомнилась, выбираясь из своего горестного беспамятства.

– Агата, девочка моя дорогая, – сквозь слёзы прошептала женщина.

– Как ты вошла? – глухо проговорила в ладони Агата.

– Это же детская ванная, – тихо напомнила мать, – она не запирается.

– Всё в порядке, – отняв ладони от лица, приподнялась Агата. – Я справлюсь.

– Любимая моя девочка, – обняла её за плечи Ирина Константиновна, тихонько покачивая в руках. – Что произошло?

– Ничего, – отстранённо ответила дочь. – Паша звонил, – добавила она через минуту.

– Есть сведения о Славе? – воодушевилась мать.

– Пока нет.

– Тогда, почему ты плакала? – заволновалась Ирина Константиновна.

– Мама, мне очень трудно одной, – обхватив руками согнутые колени, задумчиво проговорила Агата. – Немыслимо трудно держать лицо перед теми, кто не знает, что Слава исчез. Трудно отвечать за всё, происходящее на заводе.

– Там какие-то сложности? – встревожилась мать.

– Нет, – покачала головой Агата, глядя прямо перед собой. – Абсолютно никаких. Всё отлажено: производство, сбыт, отчётность. Всё в полном порядке.

– В таком случае, что тебя беспокоит?

– Видишь ли, мам, мы привыкли работать в паре. Как бы точнее объяснить… Это потрясающее партнёрство, при котором каждый из нас, чувствуя равную ответственность, полностью доверяет друг другу. Когда один беспрекословно соглашается с решением другого. Потому что тот уже всё предварительно продумал и пришёл к подобному выводу. А сейчас я напоминаю сама себе… колесо обозрения, у которого сломалась одна из опор. И оно бешено катится куда-то… в тартарары, увлекая за собой доверившихся мне людей, купивших билеты на аттракцион.

– Это не соответствует действительности, доченька, – печально заметила мать. – Видишь ли, далеко не все люди самостоятельны. Я не имею в виду зависимость. Просто, большинству из нас необходимо ощущение, что есть человек, способный взять на себя ответственность. И совершенно не имеет значения, что сейчас ты якобы одна. Вас по-прежнему воспринимают как пару. Это ваша со Славой заслуга, доченька. И, одновременно, в этом же твои затруднения, как оказалось. Непросто оставаться лидером, принимая на себя ответственность за двоих. Но я знаю, что ты обязательно справишься. Будь уверена, что Слава абсолютно во всём поддержал бы тебя.

– Ты права, – заинтересованно глянула на мать Агата, – ты абсолютно права, мамочка. Спасибо тебе, родная! Действительно, что-то я расклеилась. И совершенно напрасно. Пойдём-ка, мы с тобой чаю попьём, – поднялась молодая женщина, бережно увлекая за собой мать.

– И ещё хотела сказать, – поднялась следом Ирина Константиновна, – что была не права, когда завела с тобой разговор о панцире, – заглянула она в лицо дочери, стоя прямо перед ней и мягко удерживая руками за плечи. – Только слабым людям присуще кутать своё сердце в панцирь. Ты, Агата, совершенно точно к таким не относишься. Ваша любовь придаёт силы вам обоим. И это не просто громкие слова, доченька. Это слова человека, благодаря вам со Славой, поверившего в чудо.

***

Они разошлись по спальням за полночь. Ирина Константиновна, эмоционально вымотанная в течение оказавшегося для неё непростым вечера, уснула почти сразу. Агата, как происходило со дня исчезновения Славы, даже не пыталась преодолеть бессонницу.

«Я чувствую, ты где-то рядом, – беззвучно шептали губы молодой женщины, – совсем близко… Это невозможно объяснить, но… ты рядом. Прошу, родной мой, подай какой-нибудь знак… Пожалуйста, хотя бы приснись мне!»

Не чувствуя отклика, Агата умолкла, прислушиваясь к шороху разбушевавшейся снаружи вьюги. Ночные шторы оставались не задёрнутыми, как нравилось им с мужем. Они любили, чтобы в окно попадал свет: уличных фонарей, умеренно-яркий при нормальной погоде, либо, как сейчас, просвечивающий сквозь метельную завесу; или неоновый лунный. Неважно, каков был его источник: сытая довольная луна; игривый щеголь-месяц; а может нарочито равнодушный фонарь, делающий вид, будто освещает улицу, совершенно не интересуясь происходящим по другую сторону окна.

Вячеславу необычайно нравилось ласкать тело любимой, преображавшееся в таинственной подсветке, проникающей сквозь стекло и прозрачную кисею. Думая об этом, Агата не ощущала боли. Воспоминания вновь и вновь возвращали молодой женщине надежду. Она черпала в них силу. И хотя сон по-прежнему не приходил, всё же напряжение временно отступало.

Спустя довольно длительное время, Агата поднялась. Приблизившись к окну, сжала в горстях тюлевую занавеску, приподнимая ткань над головой, как делала в детстве. Скользнувшая по волосам кисея невесомым плащом окутала спину. Подростком Агате нравилось разглядывать ночное небо, мечтать о неведомых мирах, с замиранием сердца ловить взглядом прощальный отблеск падающих звёзд. Сейчас глаза молодой женщины не были подняты к небу. Пристально вглядываясь сквозь снежную пелену, она усиленно пыталась что-нибудь разглядеть. Дорогу во тьме, неумолимо засыпаемую снегом; потерянно бредущего по ней человека; или может долгожданный взгляд любимого.

Метель незаметно утихла. Снежный покров, лилового оттенка, засверкал редкими искорками в свете полной луны. Внезапно ночное светило скрылось за вибрирующей булавой вертолёта, незаметно подкравшегося из глубины звёздного неба. Неведомо откуда взявшиеся на снегу собачьи следы безвозвратно исчезали, заметаемые снеговыми спиралями, что неистово вихрились под действием гнетущего вращения винтов нависшего над самой землёй летающего аппарата.

Агата встрепенулась, напуганная смешением реальности с возникшими у неё галлюцинациями. За окном по-прежнему буйствовала вьюга. Луны не наблюдалось, снег не сверкал, а отголоски вертолётного гула оказались ничем иным, как пульсацией беспокойного движения крови внутри головы.

Вернувшись в постель, Агата, по обыкновению, провела без сна остававшиеся до утра несколько часов. Забытьё молодой женщины продлилось не более получаса перед рассветом. После чего она без сожаления покинула спальное ложе, готовясь к новому дню. Не осознавая этого, Агата постепенно превращалась в человека, которому требуется минимум сна и еды. Автоматически принимала водные процедуры, наносила макияж, одевалась.

Единственное, что напрягало, болезненное осознание того, что ей совершенно не нужен будильник. Теперь она сама становилась механизмом, способным вовремя проснуться, независимо от бессонной ночи. Сердце молодой женщины исходило болью при воспоминании о счастливых минутах утренних пререканий с мужем, кому выключать будильник. С закрытыми глазами отмахиваясь от назойливого сигнала, словно теннисный мяч, супруги перекидывали друг другу шутливо-повелительные словечки на этот счёт. В конце концов оба одновременно тянулись к смартфону. А поскольку тот чаще всего находился со стороны Агаты, уступая жене первенство в укрощении будильника, Слава заключал её в объятия. После чего головокружительный поцелуй длился порой до повторного сигнала, звучавшего через несколько минут.