Free

Плоды школы Верт

Text
Mark as finished
Font:Smaller АаLarger Aa

Глава 19

Открыть глаза означало принять реальность, а бывает так, что забвение куда милее сердцу. Бездействовать, приняв свою участь, – не самый плохой конец, учитывая, что в смерти нет сожалений. Смерть – это точка в конце линии жизни, подводящая итог тревогам и страстям.

Отрадно было стремиться изо всех сил к подобным мыслям, игнорируя пульсирование боли в новых порезах. Тело страдало, а душа просила покоя. Берберис предоставил желаемое уставшему духу и просто лежал.

Кто-то с силой потянул графа за ворот, увлекая тело, и мысли по горизонтальной плоскости. Волей-неволей пришлось открыть глаза. Вокруг раскинулась ночная чаща леса – несравнимая с жутким садом Дракона: и небо подвижное, и воздух свеж, и деревья наполнены природными соками.

– Помогите же мне! Господин стражник умирает! Виконт еле стоит на ногах! Вы целы, а значит, можете идти!

Голос Череши дрожал от холода, зубы выбивали мелкую дробь – девушка стояла босая и нагая на снегу, но судя по выражению лица, ещё не готова была сдаться.

Рядом Шипек тащил по снегу полумёртвого Храста подальше от угольной дыры – противоестественного пятна в девственно-белом лесу. За начальником стражи тянулся кровавый след.

– Уходите в школу… – в груди Храста противно булькало при каждом слове. Крупный сильный мужчина сейчас походил на окровавленную рванину.

Шипек застонал:

– Да, – и упал в снег рядом с начальником стражи. – Граф, уводите Черешу. Я останусь здесь и попробую задержать…

Еле слышимый шум из угольной дыры подсказал, что обещанное вскоре придётся исполнить. Шум нарастал – так жук-древоточец настырно прокладывает себе путь сквозь вековые кольца ствола. Затем хрустнуло особенно громко – до ломки в зубах и из дыры вырвалась длинная лапа. Зачерпнув когтями воздух, лапа вцепилась в землю, подтаскивая на поверхность тело.

– Уходите! – закричал виконт и ударил каблуком по лапе монстра. Когтистые пальцы метнулись было назад, но совершив обманное движение, тут же впились Шипеку в ногу.

– Преклет! – оглушительно исторгли глубины. – Где моя жертва, предатель?!

Граф почувствовал, что сейчас он тоньше льда на весеннем озере. В словах Дракона ему померещился смысл, ведь сделка действительно была попрана его усилиями.

Холодные, словно сосульки пальцы Череши, обхватили запястье графа, увлекая прочь через сугробы, мимо заледеневших елей, пока позади ревело:

– Церковные выродки! Вы осмелились напасть на древнего бога! Ваши дрожащие потроха всегда были моей пищей!

Небо рушило тьму беглецам на плечи, кустарник подступал с боков. Прорвавшись сквозь оборону обледеневшей чащи, молодые люди оступились и кубарем скатились с крутого склона. Комья снега налипли на лицо, забились в волосы и рты.

– Там свет! – Череша потянулась телом вслед за своим указательным пальцем.

Впереди меж стволов маячили тёплые огни – так могла светиться только надежда. Оставляя глубину снежного покрова без внимания, они двинулись навстречу теплу.

Свет изливался из хижины лесника, но оказался брошенным – вокруг не было ни души. Утоптанная поляна перед хижиной, как и цепочка шагов, уводящая во тьму, указывали на то, что ещё недавно люди здесь были. Оставленные кружки на столе с недопитым чаем подтверждали это.

– Они сбежали! – простонала Череша. – Услышали Дракона и ушли!

Девушка осмотрелась, но кругом не было пригодного оружия, лишь чуть поодаль за наспех сколоченным заборчиком стояла шеренга готовых к запуску разноцветных ракет – школа ежегодно устраивала салют и хижина лесника служила для этой цели полигоном.

Совсем близко затрещал кустарник. Свет разом вздрогнул. От ночи оторвался кусок, чтобы стремительно ворваться под лампы.

– Ты получил, чего желал, мальчишка! Настала пора расплатиться!

Языки пламени рвались сквозь зубы Дракона, глаза пылали ненавистью, безжизненный хвост волочился по снегу. Граф осознал, что сказанное – правда. Он проигрывал не первый раз, и если претензия обоснована, то удовлетворение её может обернуться сохранностью жизни иных людей.

Берберис вышел к Дракону, демонстративно развернув пустые ладони к небу. Навстречу его метнулась когтистая лапа, увлекая графа за шиворот к разверзшейся пасти. В глубине глотки бурлила обжигающая смерть, испепеляя надежду на безболезненную кончину.

Череша подскочила сбоку и с размаха сунула в алчную пасть разноцветную ракету. Вспыхнул шнурок, и неожиданно для самого себя граф вдруг налёг ладонями на днище, вгоняя ракету глубже в глотку. Он почувствовал запах горелой плоти и успел увидеть свои объятые огнём пальцы, прежде чем рвануло.

Глотка Дракона вздулась рыбьим пузырём и прорвалась раскалёнными ошмётками. Снег зашипел, исходя паром. Древний бог плюхнулся о землю остывающим куском мяса.

Когда прибыла стража, то люди долго ничего не могли разглядеть в объявшем избушку зловонном тумане, а затем нашли полумёртвого графа, нагую окоченевшую от холода девушку и бесформенную чёрную тушу в слое грязи – всего, что осталось от снега.

Глава 20

У времени есть осязаемая величина: оно то течёт плавно как река, то двигается рывками. В лазарете Верта время впало в ступор и исчислялось количеством выпитых пилюль. Свет вползал с самым рассветом на подоконник палаты и засиживался там до обеда, затем уходил по крыше, оставляя Бербериса в одиночестве.

Граф глотал лекарства и сносил перевязки с тем же равнодушием, с каким выслушивал поздравления от директора школы, утверждающего, что лишь достойному потомку Преклета под силу победить Дракона. Свидетельства победы – бездыханное тело демона рядом с графом и показания девицы Череши, указавшей кто именно нанёс смертельный удар. Школа гордится своим учеником! Церковь выслала к графу делегатов с поздравлениями, король – награду и орден. Отныне герб Преклетов будет украшать шпиль административного здания каждый большой праздник.

Имя Бербериса одним днём подняли на пьедестал почёта все газеты и все проповедующие священники. К месту схватки потянулись люди, так что избушка лесника превратилась в центр паломничества.

Останки Дракона сожгли, кости закопали. Череп отправили королю в подарок. Земля на могиле вскоре стала чёрной как древесный уголь, а пустые глазницы опаляли лицо каждого, кто рискнул пристально заглянуть в них. Сила Дракона продолжала изводить людей и после его смерти, поэтому подвиг юного графа нарекли «чудом».

Но истинным чудом было то, что все участники битвы выжили. Даже исполосованный начальник стражи неожиданно для врачей и гробовщиков пошёл на поправку. Поговаривали, что благодарить за это следовало Черешу – преданную сиделку у его постели. Девушке ампутировали несколько отмороженных пальцев на ноге и извлекли кору из спины, но она упорно не желала слышать об отдыхе, предпочитая следить за здоровьем Храста и Шипека – во всяком случае, так передали графу, когда он спросил о судьбе спутников.

Берберис извёл баночку чернил, выводя забинтованными руками сообщения для товарищей с просьбой увидеться, но всякий раз слуга передавал ему горку записок, среди которых не было желанного ответа.

Больше других макулатурой графа закидывала герцогиня Боровинка. На разных клочках бумаги её слова были изложены разными почерками: «Как только окрепнете непременно заходите на чай», «Правда, что дочь торговца нашли обритой и нагой в объятьях Дракона? Только вы способны развеять наши подозрения!».

Болезненным сжатием кулака Берберис превращал очередную записку от Боровинки в обычный мусор. Он не мог взять в толк, отчего всего пару дней назад позволял этой девице быть источником своего безумия? Очевидно же, что герцогиня поверхностна и глупа, а её красота мимолётна, как сочность упавшей с куста ягоды.

На четвёртый день из соседней палаты с визитом пожаловал маркиз Желод – бледный и слабый. Вокруг маркиза прыгала испуганная сиделка, умоляя его вернуться в постель.

– Герцогиня передаёт вам устный привет, – лёгкий поклон чуть не стоил Желоду равновесия. – Она обеспокоена вашим молчанием. Если дело в обожжённых руках, то для герцогини эта травма не противна, и она просит вас не стесняться увечья… Серьёзно, граф, вы добились успеха, не потеряйте преимущества из глупого упрямства.

– Благодарю, – Берберис почтительно кивнул маркизу. – Передайте герцогине моё почтение, и простите за то, что чуть не убил вас.

Желод пару секунд жевал извинения на зубах, убедился в его съедобности и вздохнул:

– Я заступился за девушку, которая вспомнила обо мне лишь, когда ей понадобился посыльный. Удачи, граф!

И люди, и солнечный свет вновь оставили графа в одиночестве. Впервые с момента поступления в лазарет он самостоятельно поднялся, накинул халат, вышел в коридор и совершил самые длинные тридцать шагов в своей жизни.

Скрипнула, приоткрываясь, дверь дальней палаты. Помещение для непризнанных героев оказалось куда меньше покоев для единственного незаконнорождённого графа.

– Череша!

Девушка сидела у кровати Шипека. Позади неё за занавеской спал Храст. Череша обернулась на зов; из-под ворота простого платья выглядывала свежая перевязь, остатки некогда пышных локонов свились жгутиками вокруг круглого лица. С короткой стрижкой Череша выглядела сущим ребёнком, но при этом была как-никогда желанной – родственной душой, которая однажды тоже полюбила не того человека.

Девушка встала и церемонно поклонилась Берберису. Это был ожидаемый, но всё же болезненный удар. Слёзы толпой навалились на ресницы графа и сорвались с края в стремлении покончить с собой. Берберис стоял непрошенным гостем, босой и в халате, перед достойными уважения и любви людьми.

– Мы как раз читали о вас, – здоровой рукой виконт потянулся к газете и развернул её перед графом, как доказательство вины того. – «Герой, победивший дракона!»

Берберис резко утёр глаза жёстким рукавом халата:

– Я говорил им! Называл ваши имена, много раз описывал сражение в деталях!

 

– А вы случаем не упомянули причину, по которой Дракон вообще явился…

Череша мягко коснулась плеча виконта:

– Это было непросто, но я простила графа. И финальный удар действительно принадлежит ему.

Берберис схватил газету и разорвал в клочья:

– Незаслуженные лавры гнетут, а не окрыляют! Мой долг перед вами троими не знает временных сроков и цены.

– А! – занавесь на кровати Храста поползла в сторону, открывая изуродованное когтями лицо начальника стражи. – Вы наконец-то поняли, что возмужание – это не про поросль на чреслах, а про принятие ответственности за поступки. Очень рад за вас, граф. Только в этой комнате нет должников: я бился с Драконом, потому что такова моя обязанность – защищать учеников Верта, виконт сражался во имя любви, леди Череша защищала свою и наши жизни, а вы исправляли содеянное. Поэтому не говорите ерунды – никакого долга нет.

Но граф всей душой желал быть должным этим людям, чтобы как можно дольше времени провести в их обществе!

– Они говорят про вас ужасные вещи, – в надежде стать заложником клятвы, Берберис рискнул приоткрыть Череше истину о гадких слухах. – Я не успокоюсь, пока не очищу ваше имя!

– Мерзавцы! – Шипек до того резко подскочил на кровати, что Череше пришлось чуть ли не навалиться на него, чтобы удержать на месте. – Как только мои руки окрепнут, то заткнут поганые рты!

Девушка лишь улыбнулась этим словам:

– Недалёкие умы не стоят ни моего внимания, ни ваших клинков, господа.

– Слова истинной леди! – похвалил со своей кровати Храст.

В палате всё было на своих местах: предметы, люди, один только граф казался лишним и совершенно бесполезным.

Хромая, Череша подошла к нему и глубоко вздохнула:

– Опять вы за своё! Вновь пытаетесь перебраться в чужой водоём, где, как вам кажется, и вода теплее, и простора больше. Угомонитесь наконец!

Это было прощанием. Берберис ушёл, тихо затворив за собой дверь.

Через две недели окрепшего телом графа торжественно проводили до железнодорожной станции. За час до этого на простой телеге школу тихо покинула Череша – к тому её принудила администрация, на фоне неоднозначных слухов обеспокоенная сохранностью целомудренной репутации у заведения.

В душе Берберис надеялся, что застанет Черешу на перроне, но её поезд отбыл по расписанию, и взгляд графа не мог ублажить вид удаляющейся струйки дыма на фоне хандрящего морозного горизонта.

Эпилог

Встреча в родном краю напоминала праздник – посмотреть на героя собрались все окрестные селения. Отец-граф тепло приветствовал сына, сёстры с визгом кинулись обнимать брата. Графиня приблизилась после того как накал радости поиссяк и протянула Берберису тканевый свёрток. Он принял его с величайшей осторожностью, отыскал в шерстяных складках розовое личико и поцеловал нового графа из рода Преклетов.

Пока Берберис учился, родовое поместье обзавелось новыми сквозняками и долгами, так что подаренные королём деньги подлатали дыры в семейном бюджете. Для Бербериса стало сюрпризом количество писем, присланных профессором Узваром графу-отцу. Узвар хвалил способности Бербериса к математике и логике – своего рода прощальный подарок от учителя любимому ученику.

Огненное дыхание Дракона на корню испепелило слепые амбиции Бербериса, обожжённая душа стала чувствительной к малейшему проявлению доброты. Он взвалил на себя управление поместьем и через пару лет дела пошли в гору. У сестёр появилась надежда на приданое, а у юного графа – возможность занять положение в обществе, достойное титула.

Два с половиной года пролетели незаметно. Юный граф рос с небывалой скоростью, обладал сообразительностью и резвостью, позволявшей ему скрываться от надзора нянек. Свободное время чаще всего он проводил в кабинете управляющего поместьем.

Берберис только покончил с делами и развернул газету, свежесть которой истёрлась долгой дорогой от столицы, когда младший брат привычно забрался к нему на колени.

– Тут про драконов? – граф ещё коверкал слова, но его указательный пальчик твёрдо упёрся в заглавную статью. Он обожал истории про драконов и искал их, где только возможно.

В статье велась речь о том, как после нашумевшей свадьбы виконта Шипека с девицей Черешой, молодожёны открыли в столице частную школу для всех слоёв населения с углублённым изучением наук. Однако пошли слухи, что помимо знаний в классах преподают идеи вольнодумства. Директор школы и бывший инспектор сыскной полиции – Храст назвал обвинения «бездоказательными».

– Про драконов?! – юный граф требовательно дёрнул Бербериса за рукав.

Тот улыбнулся:

– Здесь сказано про отважных героев и верных друзей, которые сильнее любого дракона.

И мягко коснулся ладонью газетного листа.