Утром воздух свился тугим канатом из крепкого мороза. Рамы трещали от натуги, снег переливался миллионами крошечных бриллиантов, сосульки сверкали полированным блеском.

Проснувшись, первым делом юные господа кинулись разжигать печки, а уже после занялись пересудами и перемалыванием впечатлений от двух дней празднования. С завтрашним рассветом вернутся школьные будни, поэтому сегодня дирекция обязана выкинуть что-то яркое и свежее, как задубевшее зимнее солнце.

Центр всех предыдущих увеселений – административное здание сковывали мрак и тишина, лампы были сняты с главной дороги – признак того, что праздник перенесён в другое место.

Чтобы удостовериться пришлось укутаться в шарфы по самые ноздри и выйти за тёплый порог. В звенящем воздухе отчётливо слышался звук инструментов со стороны школьного парка – там кипела работа. Всего за ночь силами служащего персонала парк был расчищен, с десяток плотников не жалея сил соорудили всевозможные качели-карусели. Видимо, не укладываясь в срок, плотники торопливо собирали последний аттракцион – полосу препятствий. Разгорячённые спешной работой они покидали куртки на землю и те давно сковались морозом. Представитель школьной администрации недовольно поглядывал на карманные часы, а когда границу парка одолели первые учащиеся, звонко хлопнул крышечкой, оповещая плотников, что отныне оговорённой оплаты не будет. Последний гвоздь криво вошёл в деревяшку.

Официально праздник начался ближе к ужину, когда затёртыми за прошедшие дни лентами украсили гриву деревянным лошадкам, поставили большой котёл с водой на костёр для кипячения чая и украсили деревья теми самыми современными лампами.

Дабы не отлавливать дворян по кустам, священник зачитал короткую проповедь прямо перед входом в парк. Затем из соседнего корпуса привели юных леди, и священник зачитал проповедь повторно. Директор разрезал символическую ленту, началась потеха.

Юноши первым делом пожелали опробовать полосу препятствий – череду лестниц и канатов, леди сгрудились вокруг котла, желая согреть пальцы о тёплые кружки, а носики в ароматном пару. Конфузы начались с первых минут, когда одна из учениц умастилась на выкрашенные качели, после чего подруги обнаружили у неё ниже крупа пятно; шляпки гвоздей цеплялись за штанины и подолы; карусели скрипели, лампы накаливания отказывались работать на сильном морозе.

Предполагалось, что праздник закончится с наступлением темноты, когда отгремит салют, однако кипяток закончился уже через час. Уставший слуга, торопясь, споткнулся и перевернул последние напитки на платье баронессы. Утомлённая за два дня праздников, баронесса разревелась.

Посовещавшись, представители администрации решили выделить дополнительные продукты. На столах появились конфеты и бутерброды. Холодные бутерброды оказались отвратительны на вкус, а замёрзшие конфеты не поддавались зубам. Оставалось только наслаждаться сплетнями, поскольку никого из участников вчерашнего скандала в парке не видели. Поговаривали о внезапной болезни герцогини, злые языки тут же подхватили идею, что Боровинка наверняка разминает уста перед оплатой нежного долга.

Когда же укутанная в соболя герцогиня всё же появилась на празднике, пересуды перекочевали в плоскость перешёптываний и многозначительных переглядываний – вид она имела растерянный.

– Друзья сказали, что я не должна выказывать слабость, – сообщила она первому же дворянину, выказавшему ей своё почтение.

В это время на другом конце парка некто поднял с земли случайно оброненную перчатку, а вместе с ней слово «дуэль» и разнёс слухом. Произошла смертельная битва между графом и маркизом! Ах, и ох! Как? И маркиза сегодня нет?!

Терзаемые нехваткой информации, дворяне принялись строить теории на фундаменте из сугробов. Поток домыслов плавно огибал островок герцогини, но звон воздушных масс всё же донёс до её ушка отголосок скандала.

– Это очень сложно, – она пыталась вспомнить более подходящее слово для данной ситуации, но в итоге попросту прибегла к головокружению. Друзья принялись отговаривать Боровинку уходить с праздника.

Больше салюта все с нетерпением ждали развязки истории, закончить которую мог лишь один человек. Но где же граф?

Берберис был болен. Он битый час искал куртку, пока не вспомнил, что кроме школьной у него нет иной зимней одежды. Затем последовала возня с пуговицами.

Граф сел на кровать, чтобы сохранить равновесие.

– Что вы творите? Нельзя оставлять дверь открытой! – Шипек вошёл к нему без стука. Виконт предпочёл не упоминать причины для осторожности и возможные последствия неосторожности, а затем заметил состояние графа.

– Дружище, вам срочно нужно к врачу.

– Не стоит беспокоиться.

– Если вы опасаетесь встретить маркиза, то знайте: соперник прикован к койке минимум на две недели. Его дружки сбежали от порога лазарета, бросив маркиза в снегу. Он умолчал имена, иначе мы давным-давно «гостили» бы у Храста.

– Мне пора на праздник.

Шипер схватил графа и заставил взглянуть на себя:

– Иногда лучше отступить, чем довести дело до конца. Простите герцогине долг – закончите этот скандал.

Берберис перехватил руку виконта и медленно отвёл в сторону. Под его ладонью кожа Шипека казалась холоднее льда.

– Продемонстрируйте, как именно следует отступать – уйдите с моего пути.

– Неужели нет способа переубедить вас?

– Или я добуду всё, или смерть, – Берберис сообразил, что невольно процитировал надпись с родового герба.

Их взгляды с виконтом схлестнулись клинками.

Со стороны двери раздалось деликатное покашливание – в комнату заглядывал лакей. С дежурной любезностью он передал графу устную просьбу директора безотлагательно явиться к нему в кабинет, чем вручил Берберису предлог избавиться от общества виконта.

Глава 15

Неприбранный после вчерашних игр актовый зал был уныл, как ощипанная курица. Свёрнутые в рулоны ковры пылились по-над стенами третий день. В углу дремала уборщица. Гулкие шаги графа привели её руки в движение ещё до того как успели разлепиться веки – она исполнилась метаний. Пахло вином и потом, стыло от окон.

Директор открыл двери своего кабинета навстречу графу, будто распахнул лазейку в мир тёплого света. Высокое, вылизанное от пола до потолка помещение сверкало хрусталём и начищенными канделябрами. Над большим камином висел портрет директора в полный рост, напротив портрета, к стене был прибит символ церкви. Помимо титула, директор Верта носил и церковный сан, отчего позволял себе появляться как в камзоле, так и в рясе. Сейчас он был в рясе – дородный мужчина в расцвете лет. Простота облика и крестьянская грубость черт, по видимому, доставляла директору душевный дискомфорт, оттого он всячески скрашивал внешность украшениями и дорогими тканями, но при этом имел поверхностный взгляд скупердяя.

Граф был приглашён к столу, ему нацедили вина. Мелочная вежливость подкатила к горлу Бербериса одновременно с открытием, что в кабинете присутствует третий – начальник стражи сидел позади в кресле и колол руками орехи. Скорлупа отзывалась его именем на каждое напряжение пальцев.

– Вы плохо себя ощущаете? – директор мельком окинул графа взглядом.

– Всё прекрасно.

«Храст!» воскликнул, ломаясь, орех.

Директор досадливо поморщился.

– Я не просто так отвлёк вас от праздника. Ситуация такова…

«Храст!»

Тут директор взвёлся пружиной:

– Хотите что-то сказать, господин стражник?! Вы специально пришли, чтобы изъясниться – не томите же нас!

Храст спокойно стряхнул сор с колен прямиком на дорогой ковёр:

– Насчёт ран графа.

– Каких ран? – взгляд директора, не способный проникнуть глубже стежков на ткани, издали оценил Бербериса.

– Иногда краями карт или рапирами, например, можно глубоко порезаться. Промывки водой и перевязи бывает недостаточно, – пояснил Храст.

– Никаких ран нет, – отчеканил директор, словно подводя итог всем существующим на свете порезам, как грязным вымыслам. – Вы уже утомили нас, господин начальник стражи! Переходите ближе к предмету беседы, за которым вы также желали повидаться с графом.

– Я всё сказал, – Храст поднялся из кресла. – У начальника стражи много дел: кто-то взломал подвал, две высокородные барышни поутру не поделили дверной проём, близится третья ночь полнолуния… Честь имею! – напоследок он вежливо поклонился, однако даже после его ухода в помещении сохранилось неприятное ощущение присутствия постороннего.

– Трудно выразить, как я опечален этим инцидентом, – директор сокрушённо говорил в полголоса, словно кабинет был арендован им напрокат, а арендодатель только что повысил плату. – Будь моя воля… Но у главы стражи есть влиятельные друзья. Я связан по рукам, – он удостоверился, что Берберис не упрекает его и немного успокоился:

– На самом деле, я взял на себя смелость быть в числе первых, кто поздравит вас: вчера вечером графиня благополучно разродилась чудным малышом. У вас теперь есть брат.

Он протянул даже не письмо, а записку без печати, прочитать которую мог любой желающий. Берберис принял послание так, словно оно обязательно воспламенится в его пальцах. В малочисленных строчках помимо основной новости сообщалось, что новоиспечённый граф имеет вес больше трёх килограмм и здоровый аппетит, ниже отец призывал Бербериса собрать вещи и покинуть школу – у семьи больше нет возможности оплачивать его обучение.

– Кто-нибудь ещё знает об этом? – граф для наглядности развернул записку перед директором.

Тот расщедрился на улыбку – единственную ценность, которую готов был безвозвратно одолжить:

– Понимаю. Школа чтит семейные секреты. Наслаждайтесь праздником. С утра экипаж отвезёт вас на железнодорожную станцию. Вам нужны слуги, чтобы помочь с вещами?

Три года назад, при поступлении, Берберис лично затаскивал чемодан в комнату. Нынешние экипаж и слуги служили своего рода бархатным башмаком, которым ему отвешивали смачный пинок за ворота.

– Благодарю, но нет.

Вытянутая осанка Бербериса неожиданно сдала. Из кабинета он вышел нетвёрдым шагом и тут же был подхвачен под руку начальником стражи.

– Оставьте меня в покое!

– Ни в коем случае. Граф вы или нет, но, являясь учеником Верта, находитесь под моим попечением. Считайте, что я ваш суетливый дядюшка.

– Вы мерзавец!

Храст вздохнул:

– Подслушивать – привычка с предыдущей работы. Тут ничего не поделать.

Они проследовали на свежий воздух. Практически невесомое небо раскинулось над головой. Небо зимой иное, чем знойным летом – оно настолько гладкое и раскинулось так высоко, что и взглядом не уцепиться.

Впереди показалось общежитие для стражей – кирпичный домишко, единственный этаж которого внутри вытянулся длинным коридором; комнаты для стражников располагались по бокам. Обычно в спальнях стояло по четыре койки, но у начальника была привилегия – личные апартаменты с печуркой и шифоньером.

Печурка почти потухла, и Храст подкинул пару поленьев. Вспыхнуло радостно и ярко. За дверцей шифоньера открылся вид на праздничный мундир – новёхонький и весь в наградах. Никто не видел начальника стражи в иной одежде, чем обычная форма, создавалось впечатление, что он даже спит в ней.

Храст протянул графу кружку с питьём:

– Лекарство от воспаления и температуры. В прошлом сам часто им спасался.

Берберис покончил с горьким содержимым в три захода. Желудок громко напомнил, что он пуст.

В руках Храста появилась вазочка с печеньем:

– Угощайтесь. Думаю, на кухне ещё осталась колбаса после обеда.

Тут что-то было не чисто: слишком много учтивости и заботы, слишком мало вопросов.

Храст подождал с вазочкой наперевес, после чего отдал должное наблюдательности графа и пояснил:

– Я ведь знал, что прольётся кровь. Вчера ночью на дуэли был ранен маркиз Желод. Ему попался жестокий соперник – метил прямиком в сердце, но промазал. Последний раз я видел маркиза на койке без сознания. Врач сказал, что последующие часы решающие: либо Желод выживет, либо произошло убийство.

– С каких пор смерть на дуэли считается преступлением?

– А! Если речь идёт о дуэли благородных, то не считается; дуэль с простолюдином зовётся «дракой», – Храст задумчиво посмотрел на Бербериса:

– Я очень виноват, граф, и прошу простить меня. Нужно было сразу принять меры. Нужно было ещё вчера запереть вашу благородную задницу!

Начальник стражи подался вперёд, и макушка Бербериса оказалась во власти пятерни, которая недавно колола орехи.

– Рана маркиза – всего лишь начало! Твой надлом вкусил первой победы и потребует большей крови!

Хватка ослабла. Скальп Бербериса, не знававший доселе побоев, жгло немногим слабее, чем щёку от горячего дыхания Храста.

Начальник стражи встал и поправил пояс:

– Ваша Светлость побудет у меня до завтрашнего утра. Вам ничего не грозит – у дверей караулит верный человек: его не подкупить и не запугать. Скоро Вашей Светлости принесут еды и приведут врача – нужно обработать раны.

Рискуя свернуть себе шею из-за приступа головокружения, Берберис резко подскочил и кинулся к окну. Шторы разлетелись в разные стороны, граф в отчаянии ударил по стеклу – с противоположной стороны окно оказалось запечатано крепкими ставнями.

– Ну! Вы же не в тюрьме, а в гостях, – укорил его Храст. – Отдыхайте, Ваша Светлость.

Глава 16

Врач не задавал вопросов, стражник неотступно караулил за дверью.

Вскоре жар спал, к мышцам возвратилась гибкость, даже раны под бинтами стали меньше ныть и у графа появилась возможность размышлять, не отвлекаясь на физические муки и посторонних.

Начиная со вчерашнего вечера он – никто, следовательно, проиграл. Однако измерение периметра комнаты шагами, разгоняло кровь, но не помогало добавить сердцу смирения. До завтрашнего утра сохранность тайны гарантирована и остаётся крохотная возможность добиться успеха, ведь для страсти не существует титулов. Доказательство тому – его простородная мать, некогда полюбившая молодого графа.

Боровинка сейчас пребывает в смятении, и её сердце является податливым материалом. Осталось приложить последние усилия, чтобы на свет появилось прекрасное, пылкое чувство. Тогда-то можно праздновать победу собственного упорства!

Вспыхнувший торжеством взгляд Бербериса тут же поскучнел – его окружали стены. Из заточения до герцогини не достучаться.

«Тук-тук» раздалось из-за окна. Берберис припал к стеклу. В щель между створок протискивалось слишком мало света, чтобы удостовериться наверняка, как вдруг на фоне снега мелькнула янтарная прядь.

– Череша! Умоляю, откройте ставни!

Заскрежетала щеколда – девичьим пальцам было тяжело одолеть упрямый металл, но через пару секунд уличный свет беспрепятственно ввалился в комнату.

Берберис распахнул окно и ловко одолел подоконник. Девичья талия оказалась в его руках, и Череша на секунду стала ближе к небесам.

– Спасительница!

Девушка спрятала смущение за меховым воротником.

– Я видела, как начальник стражи уводил вас под руку. Говорят, вы убили маркиза.

– Он мёртв? – Берберис спрашивал из вежливости, сейчас все его помыслы и, как и поступь устремлялись к иному.

– Это слухи, – Череша из последних сил успевала идти за графом в ногу. – Виконта Шипека отвели на допрос. Он тоже причастен к дуэли?

– Виконта скоро отпустят. Лучше скажите, дорогая Череша, герцогиня пришла на праздник?

Девушка даже подпрыгнула от возмущения:

– Снова вы за своё: «герцогиня то, герцогиня сё». Одна Боровинка на уме и языке!

Берберис встал и навис над Черешей немым вопросом.

– Да! – выпалила та. – Ваша ненаглядная герцогиня на празднике полощет уста в чае!

Не это ли подтверждение её чувств, ведь Боровинка могла сказаться больной и отлежаться в постели?

Новость будто окрылила графа. Он пробирался к парку, не замечая глубины сугробов и окружающих косых взглядов. Граф напрочь забыл об осторожности, Шипеке и Храсте. Среди бурлящей безликой толпы он сразу же увидел её. В свою очередь, герцогиня тоже заметила графа. Случайные прохожие ненароком цеплялись за протянувшуюся нить взгляда и предпочитали уйти у графа с пути.

Берберис поклонился герцогине:

– Рад видеть вас, прекрасная госпожа.

Боровинке стало явно некомфортно в пышных соболях. Пока она пыталась выдумать достойный ответ, граф успел оценить обстановку и составить план:

– Пожелает ли герцогиня мне удачи?

Ресницы Боровинки заметались мотыльками:

– Что вы имеете в виду?

– Я намерен в вашу честь одолеть полосу препятствий.

– И что с того? – нежные пальчики нервно ощипывали соболиный мех на рукаве.

– Мой путь пройдёт сверху конструкции – по опорным столбам. Высота приличная, один неосторожный шаг и можно свернуть себе шею.

– А я при чём?! – страдала герцогиня.

– Если вы пожелаете мне удачи, то при благополучном исходе я прощу ваш долг.

Герцогиня растерялась. Подруги с готовностью принялись разъяснять ей ситуацию.

– Получается, что если вы пройдёте до конца, то простите мне долг, а если свернёте себе шею, то я должна буду поцеловать вас?

– Именно.

Подруги тут же прильнули к ушам герцогини, но та опередила советчиц решительным:

– Удачи, граф!

Душу Бербериса будто остриём рапиры ужалили – уж чересчур поспешным был ответ, но избранный путь нельзя изменить и, сбросив куртку, граф полез на опорный столб. Внизу уплотнилась толпа, грозя напором тел раскачать всю конструкцию. На графа были обращены сотни лиц – мелких и безликих в единой своей массе.

Всё-таки он недостаточно окреп после жара – наверху сразу же закружилась голова, и первая секунда безрассудства чуть не обернулась для него погибелью.

К эпицентру события через юных дворян торопливо пробирались стражи и учителя.

– Ваша Светлость, немедленно спускайтесь! Поверху нельзя!

Берберис прыгнул на следующий столб. Толпа вздрогнула. Кто-то неуверенно захлопал и Берберис прыгнул опять. Ступня попала на край спила, граф замахал руками, сохраняя равновесие. Несколько девушек внизу изобразили обморок, одну даже успели подхватить.

Берберис белкой прыгал снова и снова. Он не ощущал ни холода, ни страха, только близкий конец своего пути.

Последний столб предстал преддверием к мечте. Граф прыгнул, и тут наспех сколоченная конструкция явила неустойчивость – столб накренился под дополнительной тяжестью. Полоса препятствий поползла по швам. Зрители зашлись в крике. Падая, граф ухватился за натянутый канат и повис на нём, сползая к земле вместе со столбами. Из древесного завала его извлекли на свет – шокированного, в занозах, но целого.

Публика голосила: «Браво!». Не иначе благодаря тычку в спину, герцогиня предстала перед Берберисом лицом к лицу.

– Вот и я, госпожа, – граф быстро сморгнул шок ради возможности утонуть в глазах Боровинки.

– На этом всё? – личико той сложилось знаком вопроса. – Я вам больше ничего не должна?

Плохое предчувствие заныло у графа под ложечкой:

– Н-нет.

– Слава богу! – выдохнула герцогиня и подалась прочь. Её место уже торопилась занять стража.

Те же руки, что извлекли графа из-под завала, услужливо втянули его в гущу толпы и стали стеной для блюстителей порядка, тогда как на пути Бербериса учащиеся Верта охотно расступились, освобождая дорогу.